Лириум

      Дымка мягко обволакивала, липла к коже, закупоривая поры и лишая всякого чувства. На губах сухо, больно, горько – и больше никак. Он не чувствовал ни тепла, ни холода. Воздух не был напоён влагой, но не был и лишён её. Постоянно пляшущие стены ещё напоминали место, где он стоял, воздвигая вокруг себя барьер, но Каллен понимал, что проигрывает. Демоны, погрузившие в кошмар всю твердыню Кинлох, заставили его заснуть.       Храмовник зажмурился и снова открыл глаза: где-то далеко раздался истошный вопль брата по Ордену, который не выдержал, и потонул в клокочущем смехе. Сквозь истончившуюся Завесу рыцарь видел, как демон Гнева распирает изнутри человеческое тело, как он уродует его: конечности вытянулись с хрустом костей, рот зарос покрытой язвами рыхлой кожей, глубоко под мышцами бугрился, вырывался наружу густой гной – или, быть может, всего лишь призрачная эктоплазма. Каллен знал, что, даже если удастся дожить до прибытия помощи, прежнего друга ему больше увидеть не доведётся. Тень поедала это место всё глубже, и то, что казалось знакомым до боли, в действительности было уже не узнать.       Демоны стекались на лириум в нём, как мотыльки на огонь – пытались прорваться сквозь возведённую преграду, тянули руки, нашёптывали тысячами голосов, мешая проговаривать про себя слова литании – и стих обрывался раз за разом, не нанося чудовищам никакого вреда. Они кружили вокруг барьера, и Каллену казалось, что они высасывают его, пьют, наслаждаясь, и он сделал то, что ни в коем случае нельзя делать в Тени – усомнился, и тут же почувствовал, как когти царапают доспех, как скользит во рту язык демона желания, отдающий излишне сладкими гнилыми фруктами. Он снова попался, но на проигрыш у храмовника нет права, и, собрав волю в кулак, он вырывался, даже когда тварь обратилась в Нерию – рыцарь сбрасывал с себя бесцветные руки голодных духов, отворачивался, когда смуглая изящная эльфийка испуганно молила остаться и защитить её от демонов. Каллен знал, что её забрали Серые Стражи много месяцев назад, что за изумрудными просящими глазами скрывается усмехающийся демонов взор – и сбежал. Дав себе секунду оглядеться, он увидел две жилы лириума вдалеке: хоть воин и перестанет быть маяком для демонов, когда действие храмовничьего зелья окончится, ему нужно было восполнить утраченное, чтобы вновь сражаться. Но рвался рыцарь к нему не поэтому – глотку сводило от жадного спазма. Демоница напрыгнула на Каллена со спины, валя на обманчиво-твёрдую землю, и лириум оказался прямо перед носом – храмовник тянул в жажде к нему руки, желая вырвать его из теневой плоти, но дотянуться не мог.       - Смотрите, кажется, он узнаёт меня, - заметила Флорин, видя, как измождённый генерал слабо поднял руку к её лицу. Вестница прижала к его горячим, влажным пальцам маленькую ладошку, позволяя коснуться своей щеки. Она и подумать не могла, что рыцарь тянется к её глазам. Каллен застонал и тихо забормотал что-то сквозь зубы, едва успевая дышать.       Тело бывшего храмовника в действительности находилось в маленькой келье в церкви. Каменные стены удерживали прохладу, создавая необходимую, по мнению лекаря, целебную атмосферу, но они же и ограничивали помещение так, что даже троим посетителям – сидящей на стуле у койки Флорин, беспокойно ходящей вдоль комнаты туда-обратно Кассандре и чувствующему себя не в своей тарелке Варрику – оказывалось тесновато.       На Каллена смотреть было больно: покрытая небольшими волдырями бледная кожа отдавала зеленцой, вокруг помутневших от неутихающей боли глаз, изредка открываемых, сосуды просвечивали синим, в тон губам и пальцам. С помощью свёрнутого в рулон тряпья генерала приподнимали на койке, чтобы рана на спине не касалась поверхности. Вокруг туловища рваные бинты сковывали мужчину, и, несмотря на старания Адана, на них всё ещё красовалась кровь.       - Он вряд ли узнаёт даже себя, Совушка, - с каким-то виноватым выражением лица Варрик похлопал долийку по плечу, развеивая надежды.       Лавеллан осторожно опустила руку генерала на койку. Каллен тяжело дышал – было видно, как судорожно вздымается покрытая белыми рубцами шрамов широкая грудь, и опухшее горло с хрипом наполнялось холодным воздухом с ароматом церковных свечей. Запах ладана и воска был неизбежным последствием того, что генерала положили в этой крохотной церковной комнатушке, но у этого места было неоспоримое преимущество: кроме двери, которую теперь всегда охраняла пара солдат, с внешним миром помещение связывало только узкое окно под самым потолком.       - А на что нам магия? Почему его до сих пор не исцелил никто? – в голосе Кассандры сквозило отчаяние, несмотря на зубы, зажатые в раздражённом оскале. Нахмурившись, она остановилась и впилась взглядом в Вестницу:- Ты ведь маг, Лавеллан, помоги ему!       - Те лечебные заклинания, которым успела научить меня Хранительница, здесь бессильны, - мягко, доходчиво, словно ребёнку, сказала Флорин воительнице. Пентагаст стояла поодаль, заламывая руки: эльфийка видела, как сильно она переживает – у неё и самой сердце было не на месте. Невооружённым взглядом было видно, что генерал таял, как свечка. – Я боевой маг, не целитель.       Дубовая дверь скрипнула, впуская к пострадавшему очередного гостя.       - Так же сказали и все маги, которые остались в Убежище, - с ходу врезалась в разговор сестра Лелиана. В полумраке её глубокий капюшон напоминал траурный платок. Она медленно подошла к койке, поджимая губы. Её шаги выдавало лишь перешептывание звеньев кольчуги.       - Где ты была всё это время, Лелиана? Где были твои всевидящие глаза, когда на нашего генерала напали? – набросилась на свою подругу Кассандра, не сдерживая гневного крика. Сейчас, наверное, она смотрит на Соловья так же, как смотрела на долийку после взрыва на Конклаве – с подкреплённой уверенностью в вине бессильной яростью.       - Я сама задаю себе этот вопрос на протяжении двух дней, Кассандра, - тайный канцлер встретила злые слова жёсткими голубыми глазами, в которых плескалась досада и горечь от собственной оплошности. - Он буквально сгорает. Я запросила врача у своего контакта из Вал Руайо, но он не успеет… я ничего не могу сделать, кроме как найти заказчика убийства. Мне жаль.       Пентагаст застыла, напряжённо сжав кулаки. Ближайшие союзники покойной Верховной Жрицы молчали с несколько секунд, столкнувшись в безмолвной схватке.       - Жалостью тут ничего не исправишь, - наконец, выплюнула по слогам воительница. Сестра Соловей знала, что она права. И так же знала, что Кассандра была в смятении: она видела в генерале не только военный ресурс, но и близкого по духу человека, может быть, он был для неё даже большим, чем соратник и друг. И теперь рыцарь умирал у них на глазах, и Искательница не могла ни помочь ему, ни выместить зло на его убийце. Как и после смерти Джустинии, Пентагаст была готова загрызть любого, кто попадётся под руку.       - Адан сказал, что его пожирает яд. Это он мешает исцелению, - Лелиана подошла поближе, рукой в грубой кожаной перчатке убрала мокрые пшеничные волосы мужчине со лба – до этого момента Флорин и не задумывалась, что он кудряв. Каллен вздрогнул, открыл рот и захлопнул его – он буквально тонул в плотном коконе снов.- Если мы выясним, что это за яд, то, может быть, у генерала есть шанс. Только на клинке не осталось достаточных следов.       - У вас есть предположения, сестра Соловей? Хоть что-то? – с надеждой взглянула Флорин на церковницу своими синими глазищами. Вестница знала, какой кризис переживает мастер над шпионами, но она была уверена в её способностях. Она верила в Лелиану, хотя сам факт покушения разрушал миф о её всемогуществе.       - Убийца был шутом. Мы пока не смогли вычислить, кто его хозяин, но все следы ведут в Орлей, - тайный канцлер сцепила руки в замок перед собой. Качнув головой, она избавилась от падающей на глаза огненной прядки, которая могла бы придать игривости её образу, если бы не каменная серьёзность бледного лица. - Мне довелось увидеть достаточно любимых аристократией ядов, вызывающих схожие эффекты: язык жрицы, антиванский скорпион, яд виверна, орлесианский изумрудный... Даже банальная вытяжка из корня смерти в подходящей концентрации.       - Отведи меня к нему. Я выбью из ублюдка ответ, - скорее потребовала, чем попросила Кассандра. Она знала, как заставлять людей говорить – или думала, что знала. Сестра Соловей осознавала, что соратница действительно готова на крайние меры, но не смогла сдержать почти неосознанной усмешки:       - Даже у тебя не получится выбить из него что-то, - видя удивление и возмущение на лице Пентагаст, Лелиана уточнила: - Он мёртв. Тамар буквально раскроила его пополам, - вспомнив вид тонкокостного мертвеца, мастер над шпионами даже не поморщилась. Картина-то была по-настоящему живописной – нечасто можно увидеть разумное существо в разрезе, но тут уж потрошительница постаралась и вполне оправдала своё имя.       - Проклятье, - коротко выругалась воительница, тряхнув головой, как мабари, которому к носу поднесли едкое снадобье.       - Яд виверна, значит, Соловей? Кажется, это он и есть. Все эти пятна… - поигрывая пальцами, уверенно предположил Тетрас, пытаясь заглянуть под полуопущенные веки генерала. Под ними розовели увитые лопнувшими сосудами склеры, а расширенные зрачки метались под кожаным занавесом. - У него галлюцинации, зуб даю.       - Это может быть просто бред от жара, - скривила чувственный рот Лелиана, разглядывая носки своих тяжёлых сапог. И вдруг она подняла голову, задумчиво касаясь мягкого подбородка пальцами. - Но может ты и прав. Яд виверна быстро разлагается на воздухе. И если убийцы знали это – а это наиболее вероятно – то они выбрали бы его, если бы не хотели, чтобы кто-то обнаружил следы.       - У Адана должен быть рецепт противоядия, - Кассандра опустила руку на рукоять короткого меча, как это делал на военных собраниях Каллен, когда был здоров. Её шея пошла красными пятнами, а строгие глаза нездорово блестели, наводя на мысль, что не один генерал тут переживает лихорадку.       - Но, насколько я знаю, противоядие подразумевает использования и изначального, кхэм, продукта, - деликатно внёс неутешительное уточнение гном. Он по очереди посмотрел на женщин и развёл руками: - Где нам найти его за такой короткий срок?       - Кажется, можно и без него обойтись, - покусанные губы Флорин припухли. Вестница массировала тонкими пальцами виски, максимально напрягая свою память: - Мы как-то помогали встреченному клану приготовить противоядие для охотника. Кажется, яда не было среди ингредиентов.       - Так кажется или не было? – сестра Соловей скрестила руки на груди. Глаза Пентагаст, надеющиеся и в то же время почти ненавидящие, также оказались направлены на долийку.       - Мне нужны мои вещи, - не выдержав напряжения, Лавеллан вскочила на ноги. Её одурял запах преющего тела и болезненного жара, душный, стоячий воздух и ноша ответственности, увеличившаяся по её собственному слову.       - Надеюсь, что вы правы, Вестница, - Лелиана глубоко вздохнула и опустила глаза на генерала, чьи пальцы вздрагивали в забытьи. - Это его единственный шанс.       - Пойдём, Совушка, - Тетрас мягко тронул долийку за поясницу, задавая ей направление.- Я помогу.       Дождавшись, когда за Варриком с Флорин захлопнется дверь, Кассандра буквально рухнула на стул у кровати. Она опустила голову, закрывшись руками, вздохнула, и, взъерошив короткие волосы, серьёзно посмотрела на церковницу:       - Я не прощу нам обеим, если он умрёт, Лелиана.       Уголок губ тайного канцлера поднялся, но затем рот вновь выпрямился в линию.       - Знаю, - кивнула она Искательнице и, прищурившись, как от докучливого яркого солнца, добавила:- Я тоже.       Поиски были предприняты не зря. В полуобгорелой книжке, найденной при недавней пленнице, обнаружился рецепт противоядия, и яд виверна действительно не значился среди перечисленных ингредиентов. С десяток минут Вестница, закрывшись с Аданом, советовалась и спорила с аптекарем – в конце концов, ошибка была недопустима, ведь необходимые травы ещё нужно собрать, и, если снадобье после долгих поисков окажется бессильным, второй попытки попросту не будет. Не успев толком отдохнуть с дороги – а ведь, чтобы успеть, отряд скакал без передышки всю ночь, и в итоге успел вернуться в Убежище меньше, чем за сутки, - Лавеллан снова собиралась в путь. Кассандра вызвалась охранять Флорин (а может быть следить за ней), и сейчас долийка действительно была рада человеческому обществу. Вестницу обуяла паника, засевшая мелким песком под кожей, и, хотя она сохраняла самообладание, эльфийка боялась поддаться ошеломляющему чувству и всё испортить. Перепутать с перепугу драконью жилу с краснолистом, выронить по дороге мантию Андрасте или не туда свернуть на обратном пути – долийка много вариантов могла придумать. Но с Пентагаст она уверена, что не задохнётся предчувствиями.       В Убежище с каждым днём стекалось всё больше паломников, поэтому даже в несколько заходов принять голодных посетителей таверне было трудно. Но выход сумели найти – под открытым небом выставили несколько длинных, сколоченных из непригодных для строительства досок, столов. Еды, конечно, тоже не хватало, но и скромный обед в виде ферелденской похлёбки да рагу из брюквы был привлекательнее урчащего пустого желудка.       «Лучшие места с видом на Брешь», - с усмешкой думал один из обедающих, поднимая глаза к небу. Глубокий капюшон тут же наполз до длинного носа, и чужестранец, дёрнув головой, вернулся к созерцанию густой жижи в стоящей перед ним миске. В своих путешествиях этому человеку удавалось попробовать более изысканные блюда, но по питательности южную кухню ничто не переплюнет. К тому же, это действительно было вкуснее, чем беженские обеды в Клоаке. И, судя по тому, как чавкал сидящий по правую руку Маркус, он был полностью согласен со своим земляком. Медленно спускающиеся с разом посеревшего неба снежинки заставляли быстрее работать ложкой. Паломник протяжно выдохнул, чтобы оценить густоту выходящего изо рта пара – вроде бы, стало теплее.       - Андор, у тебя морковь в бороде, - дружелюбно уведомил соседа Маркус, и тот, рассеянно поблагодарив его, снял кусочек с жёстких золотистых волос на подбородке и отправил в рот. Он обернулся, чтобы увидеть, что Вестница наконец покинула дом аптекаря, и сейчас они вдвоём, обсуждая что-то, шли в сторону площади, где их ждала с двумя лошадьми Искательница. Долийка поникла, но старалась расправлять плечи – держалась она молодцом, хоть и невооружённым взглядом было видно, что без клана ей туго. Тот, кого назвали Андором, видел уже такое однажды – златовласка-Первая среди людей чахла на глазах, хоть и пыталась доказать обратное колким словцом.       Паломник знал, что Адан был скорее алхимиком, чем целителем, и что сам он справился бы с этой ролью лучше – годы практики делали своё дело – однако странник старался не вмешиваться. Он оставался на подхвате, но показывать свои особенные таланты в свете произошедшего на Конклаве было себе дороже. Однако Андор слышал, что случилось с генералом Калленом – его давним, хоть и неприятным, знакомым – и ждал только знака, чтобы нарушить данное самому себе обещание держать дар при себе.       И он этот знак получил.       - Сколько времени у нас есть? – когда Вестница и аптекарь оказались достаточно близко, чтобы слышать их разговор, паломник сделал вид, что очень занят своим обедом. Он сосредоточенно собирал со дна каждую капельку бульона, каждый кусочек овоща или волоконце бараньего мяса.       - Не знаю, миледи. Каллен сгорает от лихорадки, и вряд ли он проживёт долго, - раздался почти над самым ухом удручённый бас Адана. Аптекарь вздохнул. Под его ногами упруго хрустел влажный снег, и Андор неосознанно постарался укутаться сильнее. - Мой прогноз – шесть часов без противоядия. Это в лучшем случае.       Человек и эльфийка прошли мимо стола, за которым сидел паломник, не замечая обедающих. На алхимике была та же расшитая белая мантия, что и всегда, а вот Лавеллан одета была по-боевому – поверх зачарованной робы из полубархата красовалась крепкая куртка из собачьей кожи, а сапоги из неё же, должно быть, здорово грели ноги. И всё же оставалось только удивляться, как они оба не мёрзнут. Прищурившаяся Искательница нетерпеливо переминалась – будь её воля, она бы, наверное, просто потащила медлительную эльфийку за собой. Андор опасался эту женщину.       - Этого катастрофически мало, - дрожащим голосом заметила Вестница, быстрыми движениями стряхивая белые хлопья с тёмных волос. Там, где ей это удалось, причёска потемнела от влажности, но сверху тут же намело ещё.       - Я знаю, - Адан опустил глаза в пол, словно движение собственных ног было куда важнее того, что он должен сказать.- Я подготовлю все условия для зелья и постараюсь оттянуть срок, как смогу. Но надежда только на вас, Вестница.       После этой фразы говорящие оказались слишком далеко, чтобы можно было их услышать. Андор вскользь следил за тем, как, получив последние наставления, Вестница осторожно садилась на лошадь – не то, что Кассандра, с ходу вскочившая в седло. Адан тут же ушёл – работы у него было много. Женщины скрылись в низине, и паломник дождался, когда они появятся на холме – нужно было убедиться, что Убежище они покинули. И только после этого он встал из-за стола, оставив миску на столе, чтобы потом её убрали.       - Ты куда это? Сейчас рагу принесут, - руки Маркуса оставили на плаще жирные пятна, но Андор его за это не винил. Земляк смотрел на него снизу непонимающе – рослый андерец любил хорошо поесть, и то, что друг позабыл о блюде, обеспокоило его.       - Я наелся. Можешь взять мою порцию, Маркус, - паломник выдавил из себя улыбку, и, хоть убедить собеседника ему явно не удалось, тот буркнул «понятно» и выпустил полу накидки из мёртвой хватки. В самом деле Андор всегда ел за двоих – сказывалась скверна в крови – но сейчас он мог бы и потерпеть. Безнадёжная ситуация с генералом казалась ему куда важнее прихотей желудка.       Пока Андор ничего не сделал, но ему уже казалось, что все на него смотрят в ожидании. Сохранять непринуждённый вид становилось сложнее – он нервничал, то и дело мял руку, оправлял глубокий капюшон, но, похоже, никому до него и не было дела. Они с ребятами остановились в палатках по левую сторону от ворот, на небольшой возвышенности, чтобы не мёрзнуть ночами – раннее прибытие помогло им урвать хорошее место.       У палаток никого не было – видимо, с Донованом паломник разминулся, потому что угли в расчищенном под костёр месте между временных жилищ ещё слабо грели. Андор с трудом вырвал из земли колышек, ругаясь про себя от того, что в окоченевшие руки засели мелкие занозы, и, откинув полог, едва не ввалился внутрь. Здесь было немногим теплее, чем на улице. Пробравшись к своему рюкзаку, с сомнительной эффективностью заменявшему мужчине подушку, он развязал тугие узлы – воровать в Убежище не было принято, но Андор не смог отказаться от пусть и крайне ненадёжной, но защиты. На спальник полетели портки, небольшие книги с потрёпанными страницами – путевой дневник и несколько трактатов по оборонительным заклинаниям, - маленький мешочек с золотом, бесполезным в этих условиях – и, наконец, на свет явился свёрток. Сперва несколько слоёв пергамента, затем – куча мягкой ткани. Он хранил лириумное зелье на крайний случай, и теперь этот случай, кажется, наступил. Андор размотал полотно, чтобы спрятать под него ещё несколько маленьких бутылочек, и вернул прежний вид своему сокровищу. Прежде, чем выйти из палатки, паломник собрал вещи обратно в рюкзак – он твёрдо решил, что при любом исходе его попытки нужно будет покинуть Убежище, не дожидаясь утра.       Церковные врата были плохо смазаны, поэтому заскрипели, когда он вошёл, и визгливо хлопнули, закрываясь за спиной Андора. Сладковатый, липкий запах благовоний окутал его, заставив нахмуриться. Паломник так и не смог понять, кто был прав – орлесианцы, утверждавшие, что магия – практически врождённое зло, тёмный талант, который нужно ограничивать и ставить на самоотверженную службу человечества, или тевинтерцы со своей абсолютизацией власти одарённых. Прижимая к себе свёрток одной рукой, другой он инстинктивно зашарил по груди, слишком поздно вспомнив, что подарок хорошего друга – амулет имперской церкви – Андор перед самым Конклавом передал своей давней приятельнице Василии, Первой Чародейке из Талло, приглашённой на собрание в качестве наблюдателя от своего Круга. В Андерфелсе прагматичность и чувство долга правили слишком явно, и восстания почти не коснулись этой суровой пустынной страны. Андор вздохнул – в итоге ни нейтралитет, ни священный символ, ни сильверит не помогли Василии остаться в живых. А он всё ещё здесь.       В Церкви было слишком пусто и тихо, а потому те немногие, кто пришёл в этот час помолиться, недовольно оглядывались на его шаркающие шаги. Никто не знал точно, где именно сейчас прятали Каллена, но выяснить это оказалось несложно – не у каждой же двери стоят вооружённые до зубов бдительные солдаты. От коптящих факелов слезились глаза: в небольшом коридоре было темно и душно, и это вызывало неприятные ассоциации – разве что испражнениями не пахнет.       - Доброго дня, господари. Я Андор, - старательно подражая крестьянской манере речи, поздоровался со стражами паломник. Они покосились на него с подозрением. Хоть оба солдата и были черноволосы, они были совершенно разными, и это сразу бросалось в глаза: один широкоплечий, крепкий, с густой бородой и кабаньими глазками, второй был именно таким, какими Андор представлял себе детей мелкопоместных дворян: жилистый, с едва пробившимися тонкими усиками, но с внимательным холодным взглядом. Чутьё подсказывало, что именно его и следует опасаться. - Меня Адан послал. К генералу. Нужно провести кое-какие процедуры, чтобы дать миледи Вестнице больше времени.       - Откуда нам знать, что ты от него? Записка есть? – выступил вперёд больший воин. Он оценивающе оглядел просителя с ног до головы, хмыкнул в усы отчего-то и явно ждал ответа. Его напарник, казалось, вообще не слушал, подпирая каменную стену так, словно без него она вот-вот обвалится, но паломник видел, как он посматривал на пришедшего.       - Ох, демоны. Я что-то не подумал об этом, - совершенно натурально раздосадовался он. Андор озабоченно оглянулся, после чего, нахмурившись, взволнованно объяснился:- Я мог бы сбегать, но у генерала каждая секунда на счету. Мне Искательница бошку оторвёт, если он умрёт в её отсутствие, сами же знаете, наверное.       Стражники переглянулись. Юнец отделился от стены (как ни странно, без его «поддержки» с ней ничего не случилось):       - Пойду, спрошу у Адана, правда ли это, - второй солдат выставил перед ним руку, мягко гася желание покинуть пост. На недоумённый взгляд товарища он дружелюбно ответил:       - Да стой ты. Я этого мужика уже видел, он бегает у аптекаря на подхвате. Намедни мне ногу перевязывал, - бдительный страж скривил губы, но не стал возражать, вернувшись на место. Его не отпускали подозрения, но, если быть честным с самим собой, этот человек не горел желанием уходить из тёплой церкви на мороз. - А что в кульке? Показывай.       Андор вздохнул. Проще всего было просто подчиниться, поэтому он совершенно спокойно присел на корточки и развернул свёрток.       - Эссенция эльфийского корня, чтобы поддерживать заживление, настойка для повышения восприимчивости к лекарствам, это от жара… - методично, как по заученному, пояснял он, каждый раз указывая на подходящую склянку. Но главный «экспонат» этой коллекции не укрылся от простоватого стражника:       - А лириумное зелье на кой? Ты что, маг, что ли? – недобро кивнул на большую, покрывшуюся тонким кружевом инея бутыль бородатый воин, на всякий случай отходя подальше. Магов в Убежище хватало – даром, что ли, Верховная Жрица собирала Конклав – но это не значило, что мирные жители уютно чувствовали себя рядом с ними.       - Генерал ведь бывший храмовник, вы не знали? – Андор пошёл по заранее подготовленному пути отступления, выразив совершенно искреннее удивление неосведомлённостью охраны.       - Ну да, Шабон, матушка говорила, они там все на лириуме сидят, - неожиданно поддержал линию паломника тот, что был похож на отпрыска мелкопоместного рода. Другой стражник усмехнулся, шевеля кустистыми усами, как исполинский жук. Его глаза так и говорили – «хоть какая-то польза от того, что ты маменькин сынок», но напарник проигнорировал этот знак. А может это просто привиделось Андору. - И что, ему действительно должно помочь?       - Это лучше спросить у господина аптекаря, - неуверенно повёл плечами андерец. Для пущей убедительности он почесал в затылке – его длинным светлым волосам в странствиях не хватало гребня. - Он лучше меня смыслит, как оно всё действует.       Стражники расступились. Тот, кого назвали Шабоном, прокашлялся, приоткрывая тяжёлую окованную дверь, и сказал посетителю:       - Ладно, проходи. Только смотри, ничего не перепутай.       Поспешно собрав свои пожитки, Андор кивнул и юркнул в помещение, пропахшее болезнью. Когда дверь отделила его от внешнего мира, паломник прислонился к ней спиной и вздохнул с облегчением, расправляя ссутулившиеся под личиной сведущего в лечении крестьянина плечи. Теперь, хоть на какое-то короткое время, Андерс мог позволить себе быть собой. Уложив свёрток на стул возле койки, отступник бегло осмотрел бывшего рыцаря-капитана. Надо сказать, вид генерала был немногим лучше, чем у заражённого скверной, и, даже если бы андерец не был целителем, он бы понимал, что Каллен на исходе сил.       - Ты знаешь, что скоро умрёшь, храмовник? И вот он я, одержимый, собираюсь тебя спасти, - сам не понимая, зачем, тихо заговорил с генералом Андерс. Маг снял накидку, оставшись только в плотно сотканной льняной рубахе, удобных штанах да в созданных специально для мёрзлых пустошей сапогах, повесил её на спинку стула. Усмехнулся, чувствуя, как захлёстывает его абсурдность ситуации. - Ирония судьбы, не правда ли?       Справедливость с подозрением зашевелился где-то в груди, но в последнее время они снова начали уживаться. Почувствовав, как сам идёт против своей природы, дух ослаб, а теперь, после открытия Бреши, его хозяин снова чувствовал себя скорее отдельной личностью, чем сплавленным воедино.       - Я не хотел, чтобы всё было вот так, - почти что шёпотом продолжил Андерс, уверенный, что пациент его душевных излияний и не вспомнит. Развернув ткань, лекарь первым делом откупорил пузырёк с ярко-рыжей жидкостью, и, приподняв бессознательное тело, открыл ему рот рукой и осторожно влил в глотку лекарство. – Я хотел, чтобы маги были свободными. Равными всем прочим людям, - бывшего храмовника осторожно уложили обратно. Маг закрыл сосуд и поставил его рядом с койкой – не было нужды прятать свои инструменты. Может, анализ состава этого зелья спасёт кому-то жизнь. Андерс никогда не считал себя брезгливым, и всё же обтёр смятой накидкой руку, которой прикасался к раненому – ощущение маслянистого горячего пота на коже не было приятным. - Чтобы жили без страха. Кажется, я так увлёкся целью, что забыл о средствах и уподобился тем, кого ненавидел.       Пришла пора ему сделать свой глоток. Лириумное зелье приятно покалывало горло и язык, обжигающе разлилось по желудку, и чародей почувствовал, как сила наполняет его по венам от самого сердца до кончика пальцев. В последний раз он принимал раствор около года назад, защищая жителей неприметной деревушки на востоке Орлея. Спасибо ему, конечно, так и не сказали. Андерс прикрыл глаза от удовольствия, расслабленно облизывая губы – он смаковал последние капли, наслаждаясь тем, как резче и ярче становятся мысли – инструменты его мастерства. Но, как и любой целитель, он понимал, как опасно промедление, а потому усилием воли вырвал себя из сладостного опьянения – у него ещё было много работы.       Маг размял длинные пальцы и вытянул руки над телом рыцаря, стараясь сосредоточиться. Сила стеклась к его ладоням, как расплавленное стекло, и Андерс медленно выдохнул, отпуская себя. Связь с Тенью усиливала его как целителя, и одержимый разбудил спящего внутри духа, позволяя глазам засиять. Медленно шевелились пальцы, точно касаясь подушечками холодной воды, и только над животом и сердцем генерала чувствовались источники острого жжения, расползающегося метастазами по всему телу. Боль переползала из израненного человека, запираясь в висках лекаря тугими кольцами. Теневой отголосок яда извивался, как змея, и кусал за руки, замедляя течение магии. Наконец, чародей почувствовал, как слабеют ноги – энергия ушла, оставив головокружение и лёгкое чувство тошноты.       Андерс замотал обросшей головой, стряхнул напряжение с рук. Болезненная морщинка на лице Каллена разгладилась, он застонал, зашевелившись на койке. Пятна сыпи на его коже стали спокойнее, и генерал был призрачно бледен – скорее по ту сторону, чем по эту. Целитель стянул с пациента лёгкое покрывало – рваные края сшитых грубыми растительными волокнами ран подёрнулись свежей розовой кожицей, но магия едва-едва тронула повреждения. Андерс сделал три больших глотка, осушив склянку с лириумным зельем почти наполовину; от того, что он пил слишком быстро, горло драло до рези в глазах и тут же заложило уши. Бывший храмовник тяжело дышал, словно бы чувствовал близость лириума и пытался принести его в себя хоть с воздухом. Но вместо вожделенного раствора чародей напоил его ядом – слабым, лишь повышающим восприимчивость к магии. Он плохо проходил по горлу, словно тело рыцаря отторгало его, вытекало изо рта тонкой бледно-зелёной струйкой.       - Ну же, помоги мне, - Андерс знал, что с наибольшей вероятностью Каллен его не слышит, но ему было неуютно в полной тишине кельи. Маг всё ещё старался не думать о том, что он здесь, в самом сердце Убежища. С генералом всё хуже, чем он предполагал, и если тот умрёт у него на руках… андерец даже не хотел думать, что последует за этим «если».       Взяв чистой ткани из внутренней части свёртка, целитель занялся примочками – положительные продвижения определённо есть, и он собирался ускорить регенерацию вытяжкой из лекарственных растений.       Рыцарь как-то нехорошо дёрнулся под его руками, и сердце Андерса замерло – и в ужасе затрепетало. «Что же ты наделал, Андерс?» - произнёс голос Хоук в его голове, как когда каменная крошка Церкви осыпала Город Цепей. Каллен захрипел, приподнялся – рёбра его сжались, и он обмяк.       - Проклятье, - воскликнул целитель, сразу прикладывая пальцы к артерии на шее генерала. Пульса не было, и по ногам тут же пробежал неприятный холодок.       - Что там у тебя, Андор? – раздался из-за двери тяжёлый бас стражника. «Андор» с силой выдохнул, стараясь успокоиться.       - Да ничего, - крикнул в ответ Андерс, плетя пальцами тонкие вибрирующие нити заклинания. Оно коснулось остановившегося сердца – зазвенело в воздухе – ничего. Не может быть, чтобы он уже отошёл в Тень! – Зельем на себя капнул.       Из-за двери донеслось какое-то неопределённое бормотание, но врываться в келью никто не спешил.       - Давай, давай, - целитель чувствовал, как сознание начинало «плыть» от того, что он сразу же пытался повторить заклинание воскрешения, но у него не было времени ждать. Жизнь храмовника оборвалась, и он должен быть рад – но из всего киркволльского Ордена (не считая лояльного сэра Траска, конечно) Каллен чаще всех делал магам поблажки, в каком-то роде сотрудничал с Хоук, и пусть тогда отступник корил за это подругу, теперь он понимал. А дело, которому рыцарь посвятил себя сейчас, и подавно являлось приоритетным. И, демон его побери, Андерс действительно желал помочь! Всё не может закончиться вот так, когда завядают нити, должные продлить жизнь слишком пострадавшего тела! Что бы он ни делал, Каллен лежал сломанной соломенной куклой с едва приоткрывшимися глазами. – Это несправедливо!       Порыв прошил его, как шторм Недремлющего моря, от ног поднимаясь ярким сиянием к поднятым над головой кончикам пальцев. Сознание отключилось, отдавая всю власть телу. Глаза светили лучше факелов, и целитель опустил воздетые руки, напряжённые до предела, на покрытый испариной лоб и затвердевшую грудь генерала. Труп дрогнул.       Каллен устал. Он не чувствовал воли к жизни и едва ли понимал, почему ещё продолжает бороться – липнущая к коже удушливая плёночка Тени проползала внутрь, замедляя его реакцию. Он клевал бы носом, если бы одержимые не теснили его в угол библиотеки Круга. Твердыню Кинлох не удалось спасти и очистить, и теперь обязанность храмовника – его обязанность – уничтожить как можно больше порождений порока прежде, чем они вырвутся на свободу, даже ценой своей жизни.       В голове мутно и страшно тянет в сон, даже кажется, что кто-то тихонько нашёптывает на ухо – бесспорно, посвящение не спасает от влияния демона Праздности, погрузившего в кошмарную дрёму целый замок.       Полки книг уходят вверх головокружительной спиралью, но между ударами нет времени задуматься – нет времени даже дышать. Держать щит, держать, парировать – таков такт его напряжённого танца. Удар, удар, закрылся. В носу свербит от запаха загноившихся ран, и даже радуешься, что нет времени посмотреть под ноги – что-то хлюпает под подошвой, как переваренная овсянка. Рыцарь знал большинство этих людей.       Выпад щитом, закрутил, ударил. Закрылся, ударил, закрылся. Из лёгких рвётся синяя пыль.       Откуда появился восставший из мёртвых?       Одержимый гордыней протягивает руку – и вот уже Каллен упал навзничь, царапая спину о каменный пол и щепы шкафов. Рыцарь закрывает глаза, ощущая, как сладостная сонливость побеждает. Он сделал всё, что мог, и надвигающуюся смерть принимает со странным спокойствием. С готовностью. Движение остановилось. Лязг металла о металл так очевиден, что храмовник не сомневается в том, что за ним последует удар – немилосердный, но быстрый. И звон упавшего рядом с головой меча оглушает, причиняя ушам боль – и всё же Каллен по-прежнему покорно лежит.       - Неужели ты уже сдался, смертный? Вставай, - что-то легко ставит рыцаря на ноги, встряхивая за шкирку, как котёнка. Он удивлённо открывает глаза, чтобы увидеть, кому принадлежит пробирающий до мурашек голос – перед ним стоит собрат по Ордену в глухом храмовничьем доспехе, который сияет, как луна. Лишь карающий меч врезается в нагрудник угольной чернотой, да взгляд сквозь щёлку шлема кажется нереально-антрацитовым.       - Кто… – звук едва выходит из горла, а Каллена атакует собственное эхо. Он не успевает договорить – с пола, медленно срастаясь по продольному разрезу, поднимается дважды-восставший-из-мёртвых, а за ним сползаются воедино обожжённые куски разрубленных одержимых. Сияющий рыцарь с боевым кличем бросается вперёд, одним ударом обезглавив занявшую мёртвое тело Гордыню.       Каллен инстинктивно выступает, прикрывая неизвестного соратника от уродливого порождения Тени. Тот кивает, и воины встают в стойку спина к спине, отражая удары по кругу. Храмовника обуревает странное возбуждение, само собой дыхание становится легче, а взгляд – острее, и прилив бодрости помогает ему сражаться наравне с неведомым спасителем. С десяток одержимых – что за количество для двух опытных служителей Церкви! Уже через минуту Каллен вытирает клинок от пенящейся тёмной крови.       - Пора тебе выбираться отсюда, - вздыхает второй рыцарь. Он медленно снимает с головы тяжёлый шлем, и, когда он зажимает его под рукой, тряхнув влажной кудрявой головой, у Каллена уходит в пятки сердце. Он видит себя – полупрозрачного, черноглазого, но в остальном – точную свою копию до мельчайшей чёрточки рваных шрамов, до каждой едва наметившейся морщинки. – Идём со мной.       Ошарашенный рыцарь рефлекторно принимает чужую руку, но, прежде чем из его открытого от удивления рта вырывается хоть слово, доходящие до небес книжные полки начинают рушиться, заполняя воздух шуршанием страниц.