Лириум

      Ему виделось, что он огромен – больше гор и скал, легко переступает реки и валяется в лесах, как на мягкой перине. Мысли стали легки и расплывчаты, точно витиеватые образы, которые создают слова в рассказе, и в то же время каждая из них была на своём месте, словно детали арбалета. В небо утыкались башни, которые могли поспорить высью синевой – лириум пульсировал и пел, рисуя гигантские буквы, выточенные на огромных табличках орзаммарских Хранителей. Вокруг было много таких же, как он, гномов-не гномов, и каждый из них был им, а он – всеми ними. Музыка не смолкала, лаская слух и плетя саму картину бытия, но чудная песня начала искажаться, превращаться в какофонию надрывных нот вперемешку с криками – в башни, как кровь, поднималось алое, и лириум осыпался со стеклянным звоном, обрывая что-то в груди.       - Генерал Каллен пришёл в сознание! – торжествующий крик матери Магды подхватил весь лагерь, и Варрик вынырнул из дрёмы, обнаружив себя привалившимся в укромном уголке спиной к деревянному забору. Книга, которую он читал, покоилась на коленях. Было ощущение, что в глаза кто-то накидал песка, и гном старался вернуть самочувствие в норму, попутно пытаясь осознать, что за хрень ему привиделась.       Тетрас огляделся – толпа стекалась к Церкви, жадная до новостей: каждый спешил выяснить, как себя чувствует главнокомандующий, высказать благословение Создателя и задать кучу бесполезных вопросов просто затем, чтобы почувствовать свою причастность к чему-то большему. Тени немного удлинились, но времени с тех пор, как рассказчик задремал, прошло совсем немного. Судя по всему, Искательница с Совушкой ещё не вернулись. Гном нашарил на поясе флягу, приложился к ней, согревая нутро. Краем уха он услышал, что всё не так радужно, как хотелось бы: Кудряшок действительно очнулся, но его состояние от этого не становилось лучше. Потом к пожилой антиванке в жреческой ризе подошёл кто-то из стражи, зашептал что-то, и та с прискорбием сообщила, что Каллен вновь забылся тяжёлым сном.       Но народу не так уж было важно, какие виражи переживает здоровье их доблестного защитника – главное, что что-то происходило. Люди любили головокружительные истории побед, любили ликовать, любили смеяться над чужими оплошностями, и трагедии тоже брали их за душу. Люди любили события. Только и всего.       Гном вздохнул, положил книгу на не убранный после похода пыльный лежак, на котором он сидел. Скорее бы Кассандра с Флорин объявились. Тетрасу не нравилась неопределённость, постоянное напряжение, которое держало в железных тисках Убежище последнюю пару-тройку часов. Сколько он всё же проспал? Впрочем, едва ли его дрёма много меняет. Варрик, шатнувшись, заставил себя встать на ноги – его мутило то ли от недосыпа, то ли от солнца, дающего надежду на скорую весну. Он решил выяснить всё сам, сходить, проверить Кудряшка. Возможно, это последний шанс поддержать его. Агония перед смертью часто даёт вспышки просветления, и от того, что этот факт всплыл в голове, стало как-то тоскливо.       Пройти в Церковь через главный вход не представлялось возможным по понятным причинам: даже если он поработает локтями и деловито пробьётся сквозь живую изгородь из людей, если Тетрас войдёт внутрь, кто-то обязательно поднимет закономерный вопрос: почему не можем мы? И гном даже думать не хотел, что тогда начнётся. Поэтому Варрик предпочёл воспользоваться неприметным боковым ходом, о котором кроме него, наверное, знает только Лелиана да пара служительниц. Сделав непринуждённый вид, он обошёл взволнованную толпу, прогуливаясь у высоких стен.       Из-за Церкви, шагая немного напряжённо, появилась мужская фигура в тёмной накидке с капюшоном. Тетрас заинтересовался – благодаря низкому росту ему было несложно разглядеть лицо, которое старались скрыть. Борода, почти не поддающаяся ветру, закрывала часть рта и подбородок, но длинный тонкий нос и вытянутые карие глаза, старающиеся улизнуть от чужого взгляда, были ему знакомы.       - Говорят, генерал Каллен пошёл на поправку, - громко, так, чтобы нельзя было сделать вид, что не слышал, сказал Варрик, посмотрев прямо на человека в плаще. Тот остановился, как вкопанный, и помедлил пару секунд прежде, чем нашёлся с ответом.       - Это благая весть для нас всех, - Андерс пытался сделать голос ниже и усердно подражал андерскому акценту, но Тетрас теперь был абсолютно уверен в том, кто перед ним. Мужчина поправил капюшон, заставляя лицо тонуть в его тени, и попытался обойти гнома. - Простите, но меня ждут дела.       - Вы очень похожи на одного моего друга. Тоже всё время был по уши в заботах – у него была своя лечебница в Клоаке и повышенный интерес к Церквям, - рассказчик пропустил мага, но отступаться от своего намерен не был. Андерс снова замер, медленно повернул голову и напряжённо спросил, скосив глаза на «принца Торговой гильдии», которого Создатель словно в издёвку поставил на пути:       - И что теперь стало с вашим… другом?       - Он был хорошим парнем, но наделал глупостей. Я не видел его уже пару лет, - притворно вздохнул Тетрас, собирая руки в замок. Отступник развернулся к нему с удивлением, и гном не упустил возможности поймать его взгляд, продолжив с лёгким нажимом: - Может, он лучше может сказать, чем сейчас занимается, а, Блондинчик?       - Пытается исправить последствия своих глупостей, - Андерс опустил глаза. Снег под ногами был рыхлым и влажным, слипавшимся, как комочки в молочной каше.       - Да я уж понимаю, что генерал не мог сам себя излечить. Но я удивлён, что ты приложил к этому свой посох, - Варрик скрестил руки на груди, и, хотя тон его был уверенным, он чувствовал сомнения и неловкость. Эта встреча выбила его из колеи, и разговор с тем, кто много лет назад разрушил мирное существование Киркволла – с другом, который сделал это, - казался в высшей мере странным.       - Тут нечему удивляться. Он больше не храмовник. И, посмотрев, как работает Инквизиция, я понял, что всё изменилось. Значит, измениться нужно и мне, - он поднял глаза на Тетраса, нервно сжимая губы. Лёгкий ветерок трепал полы его накидки, очерчивая под ней истощалое тело андерца. Годы не пошли ему на пользу: Андерс выглядел утомлённым и изголодавшимся.       - А Справедливость? – о вечном «соседе» отступника гном просто не мог не спросить. В конце концов, он сыграл отнюдь не призрачную роль трагедии Города Цепей. Дух сделал для этого даже больше, чем Андерс. И Тетрас не знал, мог ли делящий с магом тело позволить, чтобы отступник изменился.       - Мы оба стали другими, - серьёзно, так, что аж желваки напряглись, заявил маг.- Но по-прежнему одни против целого мира.       - Кстати о мире… - многозначительно протянул Тетрас, почёсывая рыжеватые волосы, густо покрывающие приоткрытую грудь. Едва ли такие, как он, часто жаловались на холод. Варрик испытующе посмотрел исподлобья – в Киркволле так он выпытывал подробности прошлого, если широкая улыбка и тёплое, но вкусное (в отсутствие другого) пиво не помогли. Действенно, надо сказать.       - Меня не было на Конклаве, если ты об этом. Я завязал со взрывами, - Андерс попытался усмехнуться, вдруг тяжело, как из-под вязкого масла осознавая, что его улыбка – лишь тень тех, на которые он был способен десять лет назад, а он сам до одержимости – дымка тумана, тающего поутру. На его вытянувшемся лице возникло беспокойство: - Искательница ещё не вернулась?       Пристально приглядываясь к отступнику, Варрик медлил.       - Нет, - выдохнул он, внимательно рассматривая скрытые кожаными перчатками кончики толстых пальцев. Ветер примораживал иней к жёсткой щетине, вызывая зуд и жгучее желание выдрать короткие золотистые волоски с щёк и подбородка.       - Хорошо. У меня всё же есть немного времени, - мышцы мага обмякли, делая позу расслабленной. Тетрасу казалось, что старый знакомец нездоров, белёс и прозрачен. Выражение лица целителя неуловимо изменилось, акцент вернулся в привычную речь, с лёгкостью превращая Андерса в незнакомца из Андерфелса.- Ты не знаешь, куда запропастился твой друг?       - Понятия не имею, - притворно хохотнул гном, оглядываясь и разводя руками. Он задорно подмигнул отступнику, но секундой позже его взгляд пронизала почти отеческая заботливость. - Я не выдам тебя, Блондинчик. Только будь благоразумен и дальше.       - Спасибо, Варрик, - Тетрасу даже стало интересно, что произошло бы, если бы он заявил о своём желании всё рассказать Искательнице. Бежал бы Андерс со всех ног, молясь, чтобы Кассандра не села ему на хвост? Вспенил бы гному кровь, разорвал внутренности, пустив в пляс по его телу гибкие молнии? Или что там маги делают со своими врагами. - Если увидишь Хоук, передай ей, что я сожалею, что доставил столько проблем. Но так не могло продолжаться, - он покачал головой и сказал, как прежде бывало, наигранно, но искренне-тоскливо: - Прощай, Варрик.       Гном выжал из себя ответную улыбку, жестом отпуская Андерса в долгий путь.       - До свидания, незнакомец в плаще.       Даже когда долговязая фигура давно исчезла из виду, Варрик не мог понять, как воспринимает произошедшее. Он никак не ожидал встретить Блондинчика так скоро, и уж тем более – здесь, под носом у Искателей. Надо сказать, борода ему совсем не шла, хоть и скрывала впалые щёки.       Остаток пути Тетрас буквально проковылял. Небольшая дверь, скрытая разросшимся кустарником, лишённым теперь листьев, впустила его без скрипа. Мало кто узнал бы часть церкви в узком коридорчике, ведущем в крыло монахов. Гном спустился, прошёл знакомым маршрутом, чтобы встретить, наконец, вход в келью, охраняемую Толстячком и Палкой.       - Вечер добрый, господин Варрик, - первым поздоровался с ним полноватый здоровяк, приветливо ощерившись. Его мрачный сосед коротко кивнул. Он вечно был недоволен, что никто не воспринимает его всерьёз, даже когда тот из кожи вон лезет, чтобы доказать свою состоятельность. Что ж, задание Тетраса должно было придать ему чувство значимости. Позже нужно переговорить с ним с глазу на глаз – узнать, как вышло, что зачинщик войны магов и храмовников пробрался к бывшему рыцарю-капитану.       - Кто-то приходил? – по-деловому спросил гном, устраивая руки на боках.       - Посыльный от Адана был. Андор. Это после его визита командир пошёл на поправку, - ему ответил всё тот же Толстячок, довольно оглаживая пышную бороду. В свете масляных ламп металлические застёжки на его лёгком доспехе блестели, как чистое золото, пусть и были в самом деле сделаны из более дешёвой бронзы.       - Сейчас с ним мать Жизель, - важно добавил Палка. У его чёрных глаз был жутковатый взгляд – тяжёлый, холодный и почти немигающий, но Варрик успел узнать, что, в общем-то, Рено был отличным парнем.       - Позвольте, господа? – Тетрас прошёл мимо стражей. Едва переступив порог, он тут же чихнул – даже его сомнительное обоняние не могло игнорировать церковные благовония.       Мать Жизель сидела перед Калленом на коленях, молясь в полголоса с закрытыми глазами. Кожа генерала успокоилась, пусть и оставались красные пятна сыпи. Дыхание всё ещё давалось ему с усилием, но стало ровным, спокойным.       - Похвально, что вы пришли проведать друга, - церковные ризы зашуршали, когда женщина обернулась к гостю. Губы Жизель, словно всегда готовые благословить материнским поцелуем, особенно сильно выделялись на лице немолодой жрицы. - Вы андрастианин, господин Тетрас?       - В церковь наведываюсь нечасто, но можно и так сказать, - сам не понимая, почему, гном замялся, подарив собеседнице неуверенный оскал вместо улыбки. Взгляд карих глаз напротив был мягким и успокаивающим.       - Помолитесь со мной, Варрик, - жестом мать Жизель пригласила рассказчика занять место рядом с ней у кровати Кудряшка. Слабое солнце предпочитало путаться именно в его влажных волосах, создавая вокруг головы ореол мученика. - О здравии командира.       - Я не очень-то хорош по этой части… Вы думаете, что молитва поможет? – хмыкнул Тетрас, но всё же подошёл поближе. Именно в этот момент его почему-то очень озаботил вопрос, зачем нынешним церковникам такие высокие и неудобные колпаки.       - Она не навредит, - справедливо заметила женщина, обволакивая Варрика своим низким, мягким голосом с пряной ноткой орлесианского акцента. Она перевела глаза на рыцаря, будто бы мирно спящего. - Каллена защищает сама Андрасте – так пусть же её взор не уйдёт от него. Просите от чистого сердца, и Создатель воздаст вам.       Варрик чувствовал себя неловко. Он не хотел обсуждать своё решение, поэтому молча сел на колени рядом с матерью церкви – людям занимать молитвенные позиции гораздо проще. Краем глаза он видел, как улыбнулась Жизель, закрывая глаза и возвращаясь к молитве. Просить от чистого сердца, да?       «Пресветлая Андрасте. Не знаю, слышишь ли ты меня, но если слышишь – спаси Кудряшка, - молятся совсем не так, но Тетрас не знал ни единой молитвы из Песни Света наизусть. Уши заложило от звона: перед внутренним взором вновь предстали царапающие небо шпили из чистого лириума, осыпающиеся от ползущих вверх алых прожилок. Гном зажмурился крепче и продолжил: - Знаю, я не образцовый верующий, и с чего бы тебе меня слушать, но… слушай, он просто хороший парень. Таких сейчас очень не хватает. Пожалуйста, Андрасте, сделай так, чтобы твоя Вестница подоспела вовремя. Сделай так, чтобы зелье помогло».       Принц Торговой гильдии просидел бок о бок с церковницей ещё полчаса, и, когда Флорин и Кассандра наконец вернулись, он почему-то был уверен, что всё будет хорошо.       Эдрин немало повидал за свою короткую, бурную жизнь, но близкого знакомства с усмирёнными не завёл. Поэтому сейчас он с интересом смотрел то вправо, то влево – по обе стороны от него сидели отрезанные от Тени маги, расслабленно, как тряпичные куклы, покачивающиеся в такт движению повозки. За спиной было слышно недовольное фырчание бронто, но гном, давно привыкший к нраву коренастого животного, не обращал внимания, а гостям Шейлы, похоже, вообще было плевать почти на всё, что происходило в мире вокруг них.       В обмен на первую партию клану Кадаш отдали троих, и у каждого, одетого в непрактичные мантии бывших Кругов, во лбу горела солнцем печать – Эдрин слышал, что её ставят лириумом. Двое из усмирённых были людьми. Женщина с золотистыми волосами, заплетёнными в косу, всю дорогу молчала, уставившись на медленно удаляющиеся пейзажи Редклифа страшными светло-серыми глазами. Половина её лица была изуродована застарелым ожогом, бугрящимся на щеках и скулах, но, не считая этого, она могла бы считаться красавицей. Второй человек, мужчина, очень высокий и практически лысый, уставшим голосом спрашивал, какое будет оборудование, уточнял про процесс исследования. Эдрин слышал, что у усмирённых нет ни желаний, ни чаяний, но этот, похоже, готов был положить свою жизнь за работу. Третьим усмирённым был эльф, слегка рябой, с витиеватыми полосами татуировок вокруг глаз. На вопросы он отвечал односложно, но на лице его почему-то намертво застыла лёгкая улыбка.       Солнце клонилось к закату. Небо расчертили лиловые полосы, облака покрылись налётом золота. Оттенок сосновой коры в последних лучах, розоватый, будто медный, вызывал в душе гнома трепетное восхищение, в котором он ни за что бы не признался, но не больше, чем само небо, превратившееся в полотно, на которое неизвестный художник пролил лучшие перламутровые краски. В отличие от «настоящих» гномов, наземник Кадаш любил посматривать наверх, ничуть не опасаясь выпасть в безграничное пространство над головой.       - Так как тебя звать, говоришь? – решил развеять скуку Эдрин, завязав беседу с самым болтливым из усмирённых. Повозка раздражающе скрипела, почти в такт грузному дыханию погонщика бронто.       - Меня зовут Овэйн, - вежливо ответил мужчина, и гному показалось, что он собирается вывалить на него какую-то заученную фразу. Человек повернулся и посмотрел куда-то с оттенком спокойной печали, будто безошибочно смог определить, где когда-то был его дом. - Я заведовал складом в Кинлохе до восстания.       - Ты, кажется, тоскуешь по прошлой работе, - стараясь не выдавать своего удивления, заметил Кадаш. Натёртая лысина Овэйна сияла, как огромная жемчужина. Усмирённый вздохнул, и теперь его безучастный взгляд остановился на собеседнике, и, надо сказать, от такого становилось не по себе.       - У усмирённых нет чувств, но там мне было спокойно. Из-за войны нам всё время мешают, - посетовал он, совершенно игнорируя присевшего на щёку комара. Гном едва сдержал желание сбить кровососущую тварь, но, если этот чудак не хочет позаботиться о себе, то это его проблемы. Будет он ещё бегать вокруг него, отмахивая от паразитов.       - Так значит, байки про вашу бесчувственность – правда? – гном усмехнулся. Овэйн кивнул в ответ так же неспешно, как делал всё. Не в силах перестать смотреть на комара, Эдрин неосознанно почесал собственное лицо в том месте, где примостилась у усмирённого маленькое чудовище. - И почему это так?       - Ритуал усмирения обрывает нашу связь с Тенью. Мы становимся недоступны для демонов, но наша магия исчезает, а вместе с ней – сны и эмоции, - ровно, без единой смены интонации, объяснил сломанный маг. Его низкий голос мог бы погружать в дремоту, помогая тем, кому мучает бессонница. Насекомое, напившись крови, спорхнуло с щеки и грузно улетело прочь.       - Тоже мне объяснение, - хмыкнул Кадаш. Овэйн упёрся в него влажными, как у буйвола, глазами, и контрабандисту пришлось продолжить свою мысль спустя секунду: - Гномы с рождения не видят снов, молчу уж о гномьей магии. Но о своевольности нашей легенды ходят, - он звонко хлопнул себя по бёдрам, так, что улыбчивый эльф повернулся к нему. Эмоциональность речи захлебнулась, но Эдрин с усилием закончил в тех же нотах: - Да что там говорить, даже Шейла – взрывная штучка, а её, между прочим, в лириуме искупали.       Усмирённый человек прошёлся глазами по широкому гномьему лицу, опустил взгляд на свои руки и молчал. Кадаш запоздало вспомнил, что, в дополнение ко всему сказанному, только кузнецы его народа да усмирённые могут совладать с беснующимся лириумом, создавая руны. Однако Эдрин не решился тревожить нахмурившегося Овэйна.       И вскоре тот поднял глаза.       - Это… интересный факт. Я никогда не задумывался об этом, - его лицо разгладилось, но несколько глубоких морщин, всё же заложенных временем на бесстрастном лице, остались на месте. - Спасибо за свежий взгляд.       - Ой, да сколько угодно, - иронично отмахнулся Эдрин. Кивнув, он указал по очереди на тихих соседей. - А с этими что?       - Пожалуйста, уточните свой вопрос, - Овэйн просил вежливо, но приятнее от этого почему-то совсем не становилось. Эдрин пригладил выбившиеся из хвостика пряди, щекотавшие большой горбатый нос.       - Они молчат всю дорогу, - он бесхитростно пожал плечами. Пряжки на кожаной броне, спрятанной под тканью белого балахона, глухо звякнули, и им тут же ответил хор лягушек. - Да и странные они.       - Я - формари. Меня учили, как следует вести себя, чтобы не пугать магов, не прошедших ритуал, и клиентов. В конце концов, мне постоянно приходилось отвечать на чужие вопросы, - мягко пояснил усмирённый. На его щеке появилось красное пятно, которое лениво росло, но он и не думал чесать его. Его взгляд направился на эльфа, и Эдрин невольно повернул голову в ту же сторону:- Лиам служил секретарём у рыцаря-командора Старкхэвенского круга, поэтому он почти постоянно молчит – ему нечего вам сообщить. Его улыбка – следствие спазма, произошедшего во время ритуала, - буднично, будто всё это было самим собой разумеющимся, поведал Овэйн. Он направил руку к женщине, которая, услышав своё имя, только скосила глаза: - Солона – чаровница. Обычно ей нужно лишь слышать, что от неё требуют, а дальше – дело только мастерства. Ей редко приходилось разговаривать, а после того, как Ульдред изуродовал её, её вовсе отстранили от контактов с людьми.       - Бедняжка, - вдруг вырвалось у гнома. Поняв, что никаких указаний не последует, усмирённая вернулась к созерцанию заросших троп. Становилось ощутимо холоднее. Эдрин приподнял бровь, продолжив допрос: - А усмирение вообще обратимо?       - Ульдред это и пытался выяснить, истязая её. Он умер прежде, чем дело сдвинулось с мёртвой точки, - имя пришибленного на голову волшебника, из-за которого прервались поставки во время Пятого Мора, было вскользь знакомо контрабандисту. Кадаш не сомневался, что он тот ещё козёл, а теперь выяснилось, что он ещё и психопат. - Я слышал, Фарамонду из Белого Шпиля удалось добиться успеха, но, боюсь, моя осведомлённость минимальна.       И он говорит об этом так буднично?       - А если бы ты знал, как вернуть всё, ты бы стал обратно магом? – заламывая пальцы, спросил у своего собеседника Эдрин. Бронто мощно всхрапнул, ударив передней лапой так, что повозку тряхнуло, но не остановился.       - Мне трудно ответить на этот вопрос однозначно. Это могло бы помочь изучить феномен, но было бы так же и опасно. Я попросил об усмирении не просто так, - на лице Овэйна не дрогнул ни один мускул, но его приятный низкий голос придал лишь ещё большей загадочности этим словам.       - То есть? – сглотнув комок в горле, моргнул Кадаш.       - Я знал Предел, - остановившиеся глаза смотрели прямо внутрь, и гному казалось, что его кишки выкручивает, а в груди разлился железный холодок.       - Что за «Предел»? – непонимающе замотал головой Эдрин. Бронто заревел, и с его стороны послышалось нарастающее глухое рычание волков. Выругавшись, контрабандист почти вырвал из ножен два кинжала и спрыгнул с остановившейся повозки.       - К сожалению, я обещал никому не рассказывать об этом, - провожая взглядом напряжённого, как песня руны, гнома, тихо посетовал Овэйн.       В лечебнице душно, и, что самое отвратительное – невыносимо тихо. Но песня с ним. Она всегда здесь – под тонкой прозрачной кожей, которая мешает ей звучать в полную силу. О. как же громко она будет звучать, если заставить кости всех этих слабоумных подпевать! После прогулки, как всегда, слегка кружилась голова. В Орлее весной чересчур много цветов, пышно осыпающих деревья белым, и слишком мало красного. Бартранд уверен, что, если красных цветов будет побольше, то и голова его будет яснее. Белые запахи слишком дурманят. Белые запахи выветривают алый из вен.       Его комната не сравнится с поместьем, которое у него было, но только здесь ему дают небольшую свободу. Окна отделены узкими решётками, и Тетрасу не хватает длины пальцев, чтобы дотянуться и выбить себе пару осколков, звенящих почти так же, как тугие опухоли глубоко в мясе. Слишком широкие запястья, которые нечем укоротить. И ещё этот кунари со спиленными рогами за узором металла, разделяющим надвое комнату – чуть что, начинает шуметь, кричать и плакать, как дитя. Однажды Бартранд доберётся до него и заставит нечестивую глотку петь во славу красному лириуму.       Гном сидел на плоской койке, качая короткими ногами. Он напевал в такт внутренней музыке неровно, но пугающе мелодично. Низкие ноты застревали в поредевшей бороде, и длинные золотые волоски начинали вибрировать в такт, как струны. По крайней мере так казалось Тетрасу.       - Варрик, братец, нравится тебе эта песня? – забормотал он себе под нос, рассеянно смаргивая влагу со слезящихся глаз. Кунари напротив тихо плакал и подвывал, как всегда бывало в моменты Бартрандова озарения. Царапины на плотно сбитой спине деревянного пола плавали, сливались в руническое письмо, обретая ясность и смысл.- Я знаю, что ты тоже её слышишь. Мы с тобой повязаны, братец, и он уже в тебе, танцует между черепом и мозгами. Присоединяйся к нам, Варрик, не пытайся улизнуть. Красный ждёт тебя.       Он принялся раскачиваться по кругу, повторяя едва шевелящимися губами эту фразу, и голова сладко помутнела. Хотелось танцевать и смеяться, и красные иголки под ногтями мягко щекотали, заползая в подушечки пальцев. Сквозь окно долетали птичьи трели, раздражающие чьи-то шаги и безумное мычание кунари на одной ноте, но среди этой омерзительной какофонии расцветала чудесная мелодия, красная, ломкая, хрустальная, и казалось, что она становится всё громче.       И она даже не оборвалась привычно, когда сестра церкви постучала в дверь маленьким кулачком, который точно бы пролез сквозь решётки и раздобыл инструмент, чтобы вырезать песню.       - Господин Тетрас, к вам посетитель, - звонким молодым голоском уведомила она. Защёлкали засовы, и растрепавшийся Бартранд быстро поправился. Пригладив главную гномью гордость – бороду – он замер, с недоумением уставившись на оставшиеся в пальцах волосы. - Он входит.       Грузные шаги перемежались лязгом лат, но ещё лучше – Тетраса буквально оглушало горячее горькое дыхание, исходившее от незнакомца. Гном поднял водянистые голубые глаза и улыбнулся храмовнику так, словно давно его знает, хотя он едва ли мог вспомнить их кратковременные встречи.       Когда сестра, убедившись, что и гостю, и пациенту ничего не грозит, захлопнула дверь, Бартранд встал со скрипучей кровати и подошёл к застывшему посреди комнаты воину. Вокруг крепкой, но неказистой оболочки – бледнокожей, с вылезающими чёрными волосами и уродливым большим ртом – плясало чудо.       - Ты поёшь! Пресвятая Андрасте, ты поёшь! – не веря своему счастью зашептал Тетрас, и храмовник улыбнулся ему в ответ.       Варрик старался сосредоточиться на том, что говорила Лелиана, но ни растирания висков спрятанными за перчатки пальцами, ни глубокие вдохи не позволяли ему избавиться от образов, которые оставила ночная галлюцинация. Они стали пугающе частыми. Лучше будет, если он обратится к лекарю, но это всё будет потом. Тетрас всегда откладывал лечение на потом, потому что, хотел он признаться в этом себе или нет, его ужасала необходимость полностью доверить себя кому-то незнакомому. Он себя едва заставлял посещать и Блондинчика, что уж говорить о нынешней ситуации.       - Что так тебя занимает? – недовольный высокий голос Соловья прорвался сквозь его мысли, вышвырнув Варрика в реальность. Левая рука покойной Джустинии возвышалась над гномом, невольно закрываясь от него своей позой. Под опущенным пологом шатра воздух был густым и тёплым, как парное молоко.       - Прости, Лелиана, - рассеянно прохрипел Тетрас. Удивившись собственному голосу, он поднёс ко рту большой кулак и хорошенько прокашлялся. - Я поговорил с ребятами, действительно тяжело что-то нарыть. Вот список посетителей Каллена.       - Сегодня я говорила с одной группой крестьян, у которых недавно ушёл друг, - в глазах мастера над шпионами мелькнули нехорошие огоньки, но сестра Соловей приняла протянутый пергамент, исписанный ровными крупными строками букв. Она ухмыльнулась:- Андор из Андерфелса. Прибился к ним за полгода до Конклава, в Вольной Марке, был странно одет, светловолос, и, хотя он говорит как андерец, в речи иногда проскакивает «что-то от собачников».       Смотрела выжидающе, и кончики рыжих ресниц пробирались в душу маленькими чуткими щупальцами.       - И что из этого следует? – Варрик решил сыграть в дурачка, но по одному движению брови Лелианы мгновенно понял, что попытка оказалась бесплодной. Соловей поджала губы и сняла с головы глубокий капюшон.       - Я всё знаю, Варрик. Я следила за ним с самого его прибытия в Убежище, сомневалась, пыталась понять, зачем он здесь. Рядом денно и нощно были мои агенты, готовые по команде скрутить его, но когда он вытащил генерала, я решила позволить ему уйти, - она отошла к письменному столу, заламывая руки. Тени от отчётов оседали вокруг мастера над шпионами острыми чёрными перьями.       - Кассандра была бы в ярости, если узнала, - фыркнул Варрик. Не считая того, что у Искательницы в тылу оказался ещё один лжец, Тетрас подумал, что у целителя редкостное везение для отступника, одержимого и беглого Серого Стража. Интересно, почему Лелиана вообще подпустила его к командиру?       - Она и будет в ярости, - сестра Соловей развернулась на каблуках. Короткие волосы слегка колыхнулись, щекотнув по шее, но это не изменило ясных синих глаз, одним взглядом заставляющими чувствовать себя в клетке. - Когда мы найдём его снова, Андерс заплатит за свои преступления. Но он заслуживает передышки.       «Откровение» Лелианы привело гнома в замешательство.       - Честно говоря, не ожидал, - только и смог выдавить он из себя, покачивая коротким хвостиком, собранным на затылке.       - Так что захватило твои мысли? – поправив перчатку, как заправский палач, женщина сразу перешла к делу. Этому Тетрас был даже рад – он должен был договориться с Левой рукой, но завести разговор он никак не решался.       Гном шумно выпустил воздух сквозь зубы, потирая лоб:       - Мне нужно срочно уехать, навестить Бартранда. Не знаю, как объяснить, но у меня было что-то вроде видения про него, и я хочу удостовериться, что всё в порядке, - Варрик сам не понимал, зачем признаётся бывшему барду в необъективности своих тревог. Ещё подумает, что он от Бреши стал слабеть умом или чего похуже. Его глаза цеплялись за любой предмет – опорные оси, молодую траву, слегка припорошённую снегом, высокую железную кружку на столе, которую раньше он не замечал, лишь бы не встретиться с внимательным лицом.       - Видение? – удивлённо и требовательно, но без ноты недоверия, уточнила мастер над шпионами. Гном чувствовал себя не в своей тарелке.       - Что-то вроде того. Он говорил со мной ночью. Нёс какую-то несусветную чушь про то, что мы с ним связаны, что станет больше, чем все мы есть, - Варрик раздул щёки, как меха в кузне, и выдохнул. Скривив такую рожу, будто раздавленного таракана увидел, гном постарался сделать вид, что всё это ему безразлично: - Просил придти к нему и быть рядом, как полагается брату. А потом у него из глаз и рта полился красный лириум, - единственное, чем выдала себя Лелиана – зябко повела плечами, но этого хватило Тетрасу, чтобы, последовав её примеру, признаться: - Да, мне и самому не по себе.       Сестра Соловей смотрела наверх, изучая стыки полога, и задумчиво покусывала губу.       - Мы почти договорились о встрече с жрицами в Вал Руайо. Подожди до поездки в Орлей, - наконец, приняла решение женщина, прося наследника Торговой Гильдии о терпении. Но он не мог ей обеспечить желаемого.       - Ты не понимаешь, Лелиана, мне нужно к нему, просто хотя бы увидеть, что он в порядке, насколько он вообще может быть, - на полтона повысив голос, гнул свою линию Варрик. «Прости меня, брат. Где же ты? Ты нужен мне, Варрик. Прими красное, и мы будем семьёй, как раньше». И снова его горький, безумный смех, эхом расходящийся в пустоте. Лириум вытекает из его рта, плавя и деформируя челюсть, и он плачет жидким металлом, воя.       - Простите, что прерываю, - прежде, чем из Лелианы вырвалось хоть слово, в прорехе, образованной приподнявшимся пологом, появилась разведчица. Она нервно переступала с ноги на ногу, крепко сжимая в руке свиток.       - Мы заняты, - если бы взглядом можно было пригвоздить кого-то к полу, то это бы сестра Соловей и сделала сейчас с несчастной девчушкой.       Разведчица сделала шаг назад, но решительно заявила:       - Срочное сообщение, госпожа Лелиана.       Мастер над шпионами изучала глазами то принесённое послание, то вытянувшуюся по струнке девушку.       - Давай, - наконец, протянула руку она, но разведчица замотала головой.       - Не вам, - она подошла к Варрику, и, вручая свиток, без особой торжественности пояснила: - Мессиру Тетрасу.       Гном коротко кивнул в благодарность, и разведчица упорхнула прочь, не рискуя больше докучать двум высокопоставленным лицам. Видит Создатель, мужчине страсть как не хотелось снимать восковую печать со львом на фоне андрастианского солнца. Интуиция подсказывала, что ничего хорошего оно не сулит. И, пробежавшись глазами по развёрнутому письму, Варрик убедился в силе собственной интуиции. К концу послания он побледнел, и, опустив бумагу, продолжал смотреть прямо перед собой, нахмурившись.       - Что там? – нарушила оцепенение Лелиана, и Тетрас передал сообщение ей.       - Кто-то устроил в лечебнице резню, - прошептал он. В горле резко пересохло, но он хотел сразу описать мастеру над шпионами ситуацию. - И тела Бартранда там нет.