***
— Дворцовая площадь, — восторженно выдохнула я, когда мои ноги коснулись земли. Я стояла, разинув рот, разглядывая этот архитектурный шедевр, памятники, знаменитую Александровскую колонну. — Довольна? Марк легонько толкнул меня, вынуждая следовать за ним в гущу веселящейся толпы. — Очень. Я, можно сказать, никогда не бывала на массовых гуляниях, которые затевают люди. А ты взял и вытащил меня. Но, а как же ты? Я с беспокойством стала всматриваться в лицо друга, боясь увидеть там что-то, свидетельствующее о муках, которые доставляет жажда. Он широко улыбнулся, а потом, напустив на себя самый серьёзный вид, стал повествовать: — Петербургская Дворцовая площадь — это сердце Северной столицы. Она любима жителями и гостями города. Это один из красивейших архитектурных ансамблей мира, созданных лучшими русскими зодчими… — Решил в экскурсовода поиграть, — нагло перебила его я, — хорошо. А известно ли вам, дорогой мой гид, как называлась эта самая площадь в период с 1918 по… — Ой, знаток истории, — Марк слегка щёлкнул меня полбу, — жаль, что катка тут больше нет. Я бы из тебя и остальные знания вытряс. Уверен на все сто, ты на катке, как корова на льду. — Ах так?! — я потащила друга за собой. — Теперь моя очередь идти туда, не зная куда, а твоя — повиноваться. И когда мы переступили порог уютной кафешки, Марк, позабыв о том, что вокруг люди, которых запах, доносящийся из этого здания, уж очень привлекает, зажал нос ладонью. В ту же секунду, как друг всячески показывал, что мой выбор ему явно не по вкусу, молодая пара, шедшая за нами остановилась, не решаясь идти дальше. А потом, парень, обняв свою половинку, тихо сказал: — Пойдём от сюда. Я не знаю, что не понравилось вот этому гражданину, но его вид разубедил меня праздновать здесь нашу маленькую радость. — Из-за тебя работники кафе потеряли двух посетителей, — начала я, когда мне удалось затолкать друга за столик, — мог бы и не так бурно выражать своё недовольство. Марк ничего не сказал, лишь придвинул ко мне меню. — Так, посмотрим, — глаза сразу отыскали нужный раздел, — вот посоветуй, что взять: фрукты со взбитыми сливками или мороженное с шоколадной крошкой. — Для начала надо скушать первое и второе, Несси. Он хитро мне подмигнул и, завидев приближающуюся к нашему столику официантку, вскочил со стула, сгребая со стола меню. — Ну дружище, ты и заказал. Я же не съем этого до следующей недели. Я отправила в рот очередную ложку очень вкусного грибного супа и, взглянув на всевозможные тарелки и тарелочки, которыми был заставлен наш стол, тяжело вздохнула, понимая, что всё это действительно придётся мне несчастной лопать. — Сколько раз смотрел, в кино люди едят много. Друг смотрел на меня с каким-то удивлением и непониманием. — Да пойми ты, столы накрываются таким количеством еды для большой компании. А я тут одна, кто может обычную снедь поглощать, или ты тоже желаешь присоединиться? — Да ну тебя, — он демонстративно отвернулся, показывая обиду, которая наверняка была ложной, — я же хотел как лучше, хотел угостить тебя. Мне очень хотелось съехидничать по поводу того, откуда мой кавалер обзавёлся деньгами, но не много подумав и решив, что и так обидела, а эту колкость оставлю до лучших времен, я сказала: — Тебе это удалось, — я стала судорожно искать глазами хоть маленький участок стола, куда можно было поставить пустую тарелку, — так же, тебе удалось шокировать официантку. Подумай только, как удивилась эта несчастная, когда на её вопрос: «когда подойдут ваши остальные друзья», ты ответил, что кроме нас с тобой больше никого не будет. — Ешь уже, — ворчливым тоном произнёс Марк, — ешь и слушай интересное повествование.***
Жил да был страшный обращённый вампир по имени Карл Оллфорд. Жил он, если память не подводит, где-то в Лондоне. Как и у всех вампиров, жизнь Карла была однообразной: охота, одиночество, одиночество, охота. И длилось это до тех времён, пока Оллфорд не решил хоть чем-то развлечь себя, да в любовь поиграться. Но вся эта амурная мишура ему быстро наскучила: то ли потому что молодые бледнолицые избранницы, кроме жажды да разговоров о будущих жертвах ничего нового для него не давали, то ли от того, что никакими настоящими чувствами эти краткие отношения и не пахли. И хотел уже Оллфорд оставить свою глупую затею, но умная, точнее, спонтанная мысль пришла в его голову, как всегда неожиданно. Может, он читал где-то, может, слышал от кого, да вспомнил Карл, что вампир и человек потомство дать могут. И, не побоявшись строгого приговора от Итальянского клана, Карл встретился с молодой милой девушкой… Да, следует сказать, что решил Оллфорд начинать свою жизнь не у себя на родине. Что заставило его мчаться аж в могучую Россию, никто, кроме него самого не знает, да вот тут то всё и закрутилось. Вскоре девушка забеременела. Было ей сложно, ой, как сложно. Ребёнок, понятное дело, необычным был. Он рано себя помнит. Помнит, как мать мучилась, отдавая своей жадной крохе вместо питательных веществ, содержащихся в пище, собственную кровь, тем самым угасая с каждым днём. Трудно сказать, любил ли эту женщину Оллфорд, а вот она любила его, да и сына своего до беспамятства. И когда пришло время породить это страшное кровожадное дитя, женщина даже не задумывалась или просто не боялась умереть, порождая зло. Родился малыш крепким и здоровым вампиром на радость отцу. Да вот только мать не пережила этих мук. Скончалась, так и не успев прижать к груди сына. В отличии от обычных человеческих детей, этот новорожденный был очень самостоятельным, и умел бегать уже со второго дня своей жизни. Видимо, отцовские чувства проснулись в Оллфорде с запозданием. Так как бедная кроха, с тех пор, как скончалась любящая мать, была абсолютно одна, постигала нелегкий путь обучения выживанию, прислушиваясь только к желаниям да инстинктам своего растущего организма. И пришлось бы малышу совсем туго, возможно бы, он даже умер бы, если бы однажды, милосердный Карл не вспомнил, что где-то есть сын, который еще слишком мал. Трудно дать ответы на такие вопросы как: зачем Оллфорд решил найти сына, которого так беззаботно оставил в русских лесах? Или почему он не убил его ещё тогда, когда покидал? И стал маленький рождённый вампир жить и воспитываться, пусть одним, но родным человеком. Мало добрых качеств прививали мальчишке. В основном это была школа выживания и защиты. А потом, когда малышу исполнилось семь, отец исчез так же неожиданно, как и появился, снова делая сыну больно, принося своим уходом обиду на весь мир…***
Марк умолк. Он прикрыл глаза ладонью, будто бы ему было больно смотреть на свет ламп. Я тихо сидела, сжав пальцами вилку, на которой уже давно красовался кусок жаренного картофеля. — Интересно, каким бы ты был, если бы воспитывался своей матерью? — тихо спросила я, но Марк всё прекрасно услышал. — Кто знает, Несси, кто знает. Сказав это, он отвернулся к окну, где уже царила полная темнота, разбавляемая огнями то тут то там сверкающих гирлянд. Я не мешала воображаемому уединению. Я продолжила ковырять вилкой в тарелке, прокручивая в мыслях рассказ друга. «Интересно, вот как вышло так, что Марк родился вампиром, а во мне добрая половина человеческих генов? Как он узнал о дарах, как стал пользоваться тем, чем наделила его матушка природа?» — Со временем, Несс, — прочёл мои мысли он, — всё приходит со временем. А сейчас, поднимайся, нам пора. Иначе первое, что ждёт тебя в новом году, это нагоняй от родни. Домой шли молча, каждый думая о своём. Я прекрасно видела, что исповедь о своём рождении совсем испортила Марку настроение. — Зачем ты рассказал мне всё? Если тебе так грустно это вспоминать, не стоило выворачивать душу наизнанку. — Ты должна знать обо мне всё, как и я о тебе… Яркая, режущая глаза вспышка огненной стрелой ворвалась в темноту зимнего неба. Можно было смело предположить, что это молния, но учесть, что в зимние времена эти явления практически невероятны, я резко остановилась, чувствуя, бешенный стук сердца о свои рёбра. — Не плохой энергетический выброс, — сказал друг, беря меня за руку и вынуждая идти дальше, — либо ведётся неравный бой, либо кому-то сейчас очень плохо, возможно даже смертельно плохо. «Вот и повеселились», — подумала я и ещё быстрее припустила к нашей улочке.