Если ты есть, позволь жить!

Марк *** Я её прогнал, прогнал очень грубо, без объяснений. Но я ни чуть не жалею о содеянном. Ведь с ней эта человеческая кроха, а мне, честно сказать, всё ещё тяжело держать в себе зверя, который вряд ли когда-нибудь оставит меня, перестанет напоминать о себе, при виде человеческой популяции. Я думал, что найдя убийц родителей этого ребнка, смогу выместить на них всю злость, но старуха-судьба любит баловать нас неожиданностями. Кто бы мог подумать, что через добрых семь лет я нос к носу столкнусь с единственным родным мне человеком? Трудно было сказать, что сейчас творилось в моей голове. Одно скажу точно: злость не ушла. Она лишь превратилась в тягучую липкую обиду, смешивающуюся с болью предательства и недоверия. Когда Ренесми скрылась за стволами многолетних сосен, когда даже её запах перестал быть ощутимым, я повернулся к отцу, который с интересом наблюдал за мной, за тем, как я оградил от него маленького ребёнка, которого он, отец, обрёк на круглое сиротство. — Благородно, сын, очень благородно. Отец широко улыбнулся, но глаза говорили совсем другое. Он был взбешён моим поступком. — Ты вернулся, чтобы и её убить, не так ли? — Догадливый мальчик, — он приблизился ко мне, нервно сжав кулаки, — кто эта девчонка, с кем ты отпустил мою добычу? Ты правда хочешь знать, или так спросил, чтобы разговор поддержать? — Я найду её, слышишь, Марк? Ты разбудил во мне азарт. Теперь пришло моё время сжимать кулаки и стискивать зубы. — Только посмей, и ты превратишься в груду смердящей падали! Я не посмотрю на то, кем ты мне приходишься! А, впрочем, мне даже жаль тебя не будет, ведь ты… — я захлебнулся собственной яростью, которая рвалась наружу, клокотала и кипела, — ты не дал матери возможности жить! Ты бросил её безжалостно и беспощадно, а пришёл лишь тогда, когда твой ребенок почти умирал, будучи ещё не в силах прокормить себя! Ты не дал мне шанса познать материнскую любовь и ласку… — Тряпка! Какая же ты тряпка, Марк! Что сделали с тобой эти края, эти жители, эта… — он презрительно глянул в мои глаза и, сплюнув, продолжил: — хочешь сказать, что эта девчонка заставила тебя переосмыслить всё то, что я прививал тебе на протяжении семи лет?! Да она сделала из тебя дамскую собачонку, которая лишь по одному зову хозяюшки побежит куда угодно и сделает всё, что женская душа пожелает! Звонкая пощёчина обожгла щёку, тем самым окончательно заставляя потерять контроль над здравым рассудком. Теперь мне было всё равно кто передо мной. Я хотел мести, беспощадной, хладнокровной мести за всё: за то, что он бросил меня, за то, что он позволил матери умереть. И последней каплей стало то, что он так презрительно отозвался о ней, о той, которая стала для меня чем-то больше, чем другом, чем сестрой. «Да что он знает о любви, а впрочем, что о ней знаю я?» — Прости, отец, — тихо сказал я, формируя мощный энергетический сгусток, которым обычно оглушал жертву, — видит бог, ты сам нарвался на эту стычку, и, как водиться у нас, у вампиров, кто-то будет сегодня повержен. *** Ренесми *** На пол пути к дому, малышка проснулась и залилась жалобным плачем, пробуждая во мне вселенскую панику. Я ведь никогда не видела маленьких детей, а тем более, не знала, как себя с ними вести и что делать? Бормоча какие-то бессмысленные слова, которые должны были успокоить малютку, я припустила со всех ног, но тут же остановилась, как вкопанная. «Что я скажу дома? Как объясню то, что с нами будет жить это маленькое чудо?!» Внутренний голос шепнул, что за советом надо сходить к бабушке с дедушкой, а потом уже, заручившись их поддержкой, отправляться к родителям. Но, как назло, ни Карлайла, ни Эсми дома не оказалось. А малышка всё не унималась. Её румяные щёчки стали красные, как помидор, а лоб покрылся крупными каплями пота. — Солнышко ты моё, что же нам делать, что делать? Я уже и сама готова была расплакаться, так как и обеих моих тётушек тоже дома не оказалось, а значит, нам могли помочь только родители. Как только я приблизилась к двери нашего дома, она, будто бы была оснащена фотоэлементом, распахнулась. Отец, глянув на меня так, что объяснения застряли в горле, шагнул вглубь прихожей. — Что мне с ней делать? — промямлила я, протягивая папе малышку. — Отнести туда, где нашла! — крикнул отец, выхватывая у меня ребёнка. От громкого голоса девочка съежилась и перестала плакать. — Пап, ты испугал её… — Во-он с глаз моих! Иди в свою комнату, чтобы я и духу твоего не слышал! Нашла манеру неожиданно исчезать, не сообщать о своих намерениях. Ты что, возомнила из себя взрослую, да?! Я не дослушала гневной тирады и поспешила закрыться в комнате. Предательские слёзы градом катились по щекам. — За что, за что ты так со мной, пап?! — говорила я вслух, уткнувшись носом в мягкий пух дремлющего на моей кровати кота, — я за помощью к тебе обратилась, а ты! Это было в первый раз, когда отец не выслушал, не попытался понять. Он просто прогнал меня, прогнал, как нашкодившего ребёнка, который сделал что-то из ряда вон выходящее. Но я же… я хотела, как лучше. Я хотела попросить помощи, услышать совет и увидеть в родных отцовских глазах поддержку и понимание, как это было до сегодняшнего дня. Мне казалось, что неиссякаемая река слёз захлестнёт меня. Я плакала и плакала, не обращая внимания на то, что освободившийся из моих объятий Вилли, жалобно мяукал у двери. Но всё когда-нибудь кончается. Вот и мои слёзы высохли, а я, вымотанная своей истерикой, погрузилась в тяжёлый и беспокойный сон. — Доченька, так нельзя. Уже утро, надо встать, поесть. Ты ведь почти сутки проспала. Голос матери доносился, будто бы издалека, разбавлялся рваными и непонятными картинками какого-то бессмысленного сна. Но вскоре, разум стал чист, калейдоскоп снов растворился, и я, открыв глаза, сонно воззрилась на сидящую на краю кровати маму. Тут же мое воспоминание заполонили последние события: вот Марк, мой грубый, но ведь по сути очень добрый друг, вынуждает меня уйти, унести маленькое беспомощное дитя от кровожадного вампира — своего отца; вот я бегу с девочкой, она плачет, а я в панике мечусь от одного дома к другому, а потом прихожу домой. И снова стало так горько и больно от тех слов, сказанных мне самым дорогим и любимым человеком. «Во-он! Во-он!» — гулко звучал в голове гневный тон отца. — Папа хочет извиниться перед тобой, Несси, — мама ласково погладила меня по голове, — он наговорил тебе лишнего, потому что, как и ты, растерялся, не знал, что делать с девочкой. А вы с Марком поступили правильно… нет, ты поступила правильно, согласившись уйти, тем самым, спасая девочку. Это поистине поступок взрослого и решительного человека. Я судорожно вздохнула, борясь с подступающими слезами. — Что теперь будет с девочкой? Что вы решили? — Сейчас я принесу тебе завтрак, приправленный хорошими новостями, потом приведу к тебе гостью, которая ещё с вечера ждёт твоего пробуждения, а потом… — мама, не договорив, вышла. «Что же, — я встала и принялась приводить себя и своё ложе в порядок, — коль будут гости — надо хоть чуть-чуть прибраться». Дверь открылась, но в комнату никто не вошёл, лишь поднос, нагруженный всякой вкуснятиной, вроде пирога с грибами, свежевыжатого апельсинового сока да аппетитных фруктов, очень медленно, чуть касаясь пола, продвигался по направлению к моему прикроватному столику. Я улыбнулась, пытаясь прикинуть, кто из моих родных наловчился в таком роде деятельности. Но не успела я развить своё воображение, представляя каждого члена своей не маленькой семьи, тренирующихся сначала с пустым подносом, потом с тарелками, в которых ничего нет, как дверь снова распахнулась, и в мою обитель вошла довольно внушительных размеров чёрная кошка. Киска огляделась, принюхалась и грациозно направилась ко мне, громко мурлыча. В ту же минуту я услышала… Это было очень странно. Наверное, так слышит мысли отец, так посылает призывы Марк. Но это было по другому. Создавалось впечатление, что со мной просто ведётся беседа, лёгкая, непринуждённая мысленная беседа. — Хандришь, Каллен? Киска уселась перед моей кроватью и, как любой представитель мира кошачьих, жадно втянула воздух, в котором витал аромат кушаний. — О, кажется, двуликие голодны, — попробовала я поддержать мысленную беседу и, хвала всевышнему, подруга поняла меня. Недовольно заурчав, она жалобно на меня посмотрела. — А тебе жалко для миленькой киски кусочек пирога. — И привстав на задние лапы, она добавила: — жаль, что он с грибами. С мясом или рыбой было бы куда аппетитнее. Ну да ладно. Большая лапа нагло сгребла с подноса один кусок пирога и, облокотившись о ножку кровати, принялась жевать. — Ты чего пожаловала сюда, кошка? — Тебя поддержать, последние новости рассказать и покаяться. Лапа снова за чем-то потянулась. А я, не мешкая, надела на острые когти кружочек ананаса. — Витамины тоже кушать надо, — сказала я вслух, засовывая и себе в рот полезный фрукт. — Соньку я не думала впутывать, но маме в последние дни нездоровиться, — подруга развалилась на моей постели, а мне пришлось сдвинуться на самый краешек, — думаю, потом, когда я смогу принять нормальный для общения с людьми вид, мы решим с тобой, как будем выкручиваться. — Решим, конечно. — А твой бойфренд действительно меняется. Я рада за вас. Я удивлённо расширила глаза. — И об этом ты знаешь? — А как же. Дочь вождя должна следить за тем, что происходит, иначе она может не рассчитывать на уважение и почести. Агнесса прервала свою мысленную тираду и жалобно на меня посмотрела. — Мне жаль, что ни я, ни твой Марк не смогли спасти родителей девочки. Но ты не переживай, твой дедушка нашёл малышке достойную семью, и у меня теперь появилась сестрёнка. Снова пришлось удивлённо хлопать глазами и раскрывать рот. — Значит, отец Димитрий решил взять девочку к себе? — Именно. Так что ты должна меня поздравить, моя семья тоже растёт. То, что хотелось спросить у Агнессы вертелось в моём сознании давно, но подумать об этом я решилась только сейчас, и очень несмело стала прокручивать в мыслях свой вопрос, боясь услышать нечто ужасное. — Чем закончилась встреча Марка с отцом? Агнесса потёрлась о мою руку своей мохнатой головой, потом заглянула в мои глаза, и по моему телу разлились самые приятные чувства, от которых хотелось только одного: зарыться в тёплый ворсистый плед, прихватив с собой любимую книгу. Теперь я действительно была спокойна, Марк жив, подруга, как говориться, на виду, с отцом, думаю, помиримся, а значит всё хорошо. — Ладно, — пушистая гостья прыгнула на пол, — мне пора бежать, а ты вставай, иди мирись с отцом. Мне кажется, я скоро оглохну от его мысленных терзаний. И вообще, скоро новый год. С праздником, Несси. *** А новость, которую мама обещала подать к завтраку, была действительно потрясающей. Уже вечером, мы соберёмся все за семейным столом и будем говорить до полуночи, так как рассказывать придётся многое, да и услышим, как мне кажется, тоже не мало. Я возилась с замком куртки, который никак не желал застёгиваться, точнее, если бы мои руки от волнения мелко не подрагивали, всё бы было без сучка, без задоринки. — Несс, — папа, хоть мы уже и выяснили всё двумя часами раньше, всё также виновато опускал глаза, — ты чего хочешь к ужину? — Не знаю. — Я повисла у отца на шее, даже ноги от пола оторвала. — Придумаем что-нибудь. — Семейство, поторопитесь, — мама тепло улыбалась, — ведь нам ещё в Питер ехать. А пока вы тут на обнимаетесь, Чарли в аэропорту окоченеет. Но к сожалению, поторопиться не сразу-то получилось, ведь годы идут, а мои родители, как это должно быть у обычных людей ни капельки не постарели. Так что пришлось задержаться ещё на какое-то время, чтобы «актёры» загримировались. Пока мама пыталась нарисовать на своём лбу подобие глубокой морщинки, которая у людей может появиться в любом зрелом возрасте, пока папа приглаживал на безупречном лице накладную бороду, я, хохоча и поддразнивая их, готовила для дедушки гостевую комнату, то и дело поглядывая на часы, волнуясь, что любимый родственник действительно долго будет ждать нас. И вот мы уже в машине, несёмся по вечернему Зеленогорску, в окнах домов которого, то тут, то там мерцали разноцветные огоньки гирлянд. Я, с комфортом разместившись возле папы на переднем пассажирском сидении, засыпала его вопросами о правилах дорожного движения. Сначала, он охотно на них отвечал, а потом, когда дорога стала более оживлённой, а он решил поиграть во внимательного шофёра, он попросил маму подать книгу, которая лежала с ней рядом и, протянув мне, сказал нарочито строго: — Вот тебе книга, где ты найдёшь ответы на все интересующие тебя вопросы. Учи, если тебе это действительно нужно.

***

— Белла, доченька! Как же мы давно не виделись! Дедушка, пытаясь сдержать слёзы радости, крепко обнял маму. — Ну что ты, пап, не так уж и давно. Мы же только этим летом расстались. — Поверь, родная, для старика Свона каждый день, как вечность. Я извлекла из своей сумочки телефон, чтобы запечатлеть счастливых родственников. — Ох, шпионка, уже фотографирует. Теперь и я очутилась в таких родных и крепких объятиях, по которым ужасно соскучилась. Папа почему-то держался в стороне, впрочем, так было всегда, когда мы встречались с Чарли. Возможно, в глубине своей души, он всё ещё обижался на своего тестя за то, что изначально тот не был доволен выбором дочери. Дедушка подошёл к папе, дружески хлопнул его по плечу, раскритиковал в пух и прах его бороду, сказав, что он с ней, будто старикан какой-то, а за тем, взяв его под руку, отправился в багажное отделение за вещами. Домой, как и предполагалось, ехали шутя и смеясь, делясь новостями, хорошими и не очень. Дедушка рассказал, что отец Джейкоба — Билли Блек слёг, что он мало кого узнаёт. Эта новость сильно опечалила меня и маму. — Не будем о грустном, — сказал папа, сильно вдавив педаль газа, когда для нас загорелся зелёный свет светофора, — думаю, Чарли, тебе будет интересно знать, что у твоей внучки появился парень. Я с силой наступила отцу на ногу, жалея, что болевых ощущений тот не почувствует. А он, делая вид, что вообще ничего и не было, продолжал: — Несс с ним неразлучна. Днями где-то гуляют, любезничают. Но вчера, — папа, видимо специально выдержал долгую паузу, чтобы поинтриговать, — ребята совершили поистине взрослый поступок. Они не дали замёрзнуть в лесу грудной девочке, родителей которой, убили какие-то подонки. Несс принесла малышку к нам домой, и мы уже нашли девочке достойных приёмных родителей. — Она у нас молодец, — Чарли ласково погладил меня по плечу, — я и не сомневался в ней, ведь она уже такая взрослая. — Да, совсем взрослая, — с какой-то грустью эхом отозвалась мама, и от этой печальной нотки в её голосе, мне тоже стало тоскливо, ведь моё детство давно кончилось.