Если ты есть, позволь жить!

Следующий день был настолько насыщен разными событиями, что, наверное, простой человеческий мозг успел бы закипеть, дать сбой, перегрузиться... В общем, с самого утра и до поздней ночи мы занимались приготовлением к переезду, читали историю города, изучали его климатические условия, ну, и, понятное дело, подыскивали Жильё. Честно сказать, когда Эмметт огласил название города, который я выбрала, мнения тут же разделились, но вскоре все, прочитав статью о северном мегаполисе, стали соглашаться с тем, что мой выбор не так уж и плох. Я сидела на диване в одной из комнат нашего особняка, попивая прохладный апельсиновый сок. Лёгкий ветерок, прилетевший в приоткрытое окно, принёс с собой свежесть дождя, которая будет напоминать о моём любимом Форксе. Я поставила стакан на журнальный столик и подошла к окну. «Мне будет так не хватать тебя, мой родной городок». Мой острый слух уловил лёгкое движение: в комнату кто-то вошёл и сейчас еле слышно двигался ко мне. Я обернулась. — Ты что, грустишь? В глазах мамы было столько любви и нежности, что моё и без того пасмурное настроение стало ещё мрачнее. — Да нет, всё в порядке, — бросила я, тут же осознав, как глупо соврала. Ведь проницательная мама знала каждый мой жест, каждый взгляд, каждую нотку в голосе. — Знаешь, я тоже немного скучала, когда переехала жить в Форкс. Но потом появились друзья, папа... Она мечтательно запрокинула голову, вызывая этим жестом невольную улыбку. — Да-да, потом моя жизнь понеслась куда веселее. Я отлепилась от прохладного подоконника и, следуя своей детской привычке, коснулась щеки матери, показывая множество образов, любимых мест, которые так крепко запали в душу, а потом, резко убрав руку, прижалась к её хрупкой, но неуязвимой груди, то и дело всхлипывая. — Что у вас тут происходит, мои горячо любимые девочки? Папино появление не услышала ни я, ни мама, а потому мы вздрогнули, поворачиваясь на звук его голоса. — Несси, ты плачешь? — папа в мгновение ока преодолел расстояние от двери до окна и заключил меня в крепкие отеческие объятия. — Она не хочет уезжать. Да, впрочем, как и я. На обоих папиных плечах разместились наши головы, которые он нежно гладил, говоря какие-то слова утешения. — Так, — это слово было сказано наигранно строго, причём рассчитаны недобрые нотки на то, чтобы мы прекратили разводить сырость и начали заниматься хоть чем-то, чтобы отвлечься. — Пока решаются организационные вопросы с новым местожительством, мы с вами просто обязаны съездить к Чарли. Уж кто-кто, а мой любезнейший тесть не обрадуется, если ему скажут всё в последнюю очередь. Мама тихо хихикнула, не поднимая головы с папиного плеча. — Да он вообще не обрадуется такому повороту событий, — тихо сказала я, заправляя за ухо прядь волос, опустившуюся на глаза. — Ему придётся смириться, дочь, — почти прошептал отец, размыкая наши объятия. — Что же, и правда, нужно отца навестить. Решено, едем.

***

Папа вёл машину, то и дело поглядывая на мой почти весь изрисованный всякой ерундой альбом. Вообще, особых художественных талантов я в себе не замечала, но вот когда съедала такая всепоглощающая тоска, бралась за карандаши, фломастеры или краски. — Как будет называться очередной шедевр Ренесми Каллен? — шутливо спросил отец, выводя машину из лесного массива. — Хм, пока даже не знаю. Наверное, лес, природа, животные. — Кстати, да, надо бы ещё и Билли позвонить. С Джейкобом вряд ли удастся поговорить. После такой маминой реплики папа хихикнул, говоря: — Да, как речь идёт о животных, сразу Квиллеты вспоминаются. Как всегда оригинально, любимая. Я отложила альбом и уставилась в окно, где вовсю бушевал ливень, грозя превратить автостраду в самое настоящее море. «Да, Джейкоб вряд ли захотел бы со мной говорить, ведь я отвергла его чувства, которые, по рассказам родителей, были подобны навязчивой идее, превращающей это в смысл всей его жизни». Я прекрасно понимала, что запечатление волка-оборотня — это надолго, точнее, навсегда. Но и врать другу не могла. Да и, согласитесь, всю жизнь быть рядом с тем, кого не любишь, — дело непростое. — Вспоминаешь тот день? — угадал или прочёл ход моих мыслей папа. — Ты поступила абсолютно правильно, сказав ему пусть и горькую, но правду. Да, ему будет несладко, ой, как несладко, но лучше так, чем всю жизнь во вранье. — Вот и я о том же, — выдохнула я, сгребая не понадобившийся художественный набор в сумку, так как машина уже катила по подъездной дорожке. Дедушка открыл нам, когда простой человек явно бы начал волноваться, слыша громкий голос спортивного комментатора и понимая, что хозяин уж точно должен быть дома. — Ой, какая радость! — Чарли обнял маму. — Белла, дочка, да ещё и со всем семейством. — Если бы со всем, тут бы дурдом начался, — прошептал папа так тихо, что услышать его могли только наши сверхчувствительные уши. — Ну, чего стоите, заходите. Сейчас я телевизор выключу, а завтра у Билли итог матча узнаю. Надеюсь, старина Блек уже дома и болеет за этих олухов. Дедушка быстро засеменил в зал, к громко вещающему ящику. — Несси, помни: никаких быстрых движений, — сказал папа, принимая у мамы плащ. Обычно при этих словах, которые твердили мне всякий раз, я жутко злилась. Да в конце концов, я уже не дитя малое, понимаю, что да как. И, если уж на то пошло, я контролирую себя лучше всех их, вместе взятых. — А что это ты один, а, пап? Мама делала вид, что возится со шнурками на ботинках. — Да Сью уехала по своим каким-то делам, — дедушка уже грохотал посудой в кухне. — Несси, ты ничего не имеешь против обычной магазинной пиццы? Когда дело шло о еде, Чарли всегда советовался именно со мной, ворча, что мои мать с отцом практически ничего не едят. — Абсолютно, только если в ней мало мяса. Я уже стояла за его спиной, нагло запихивая любопытный нос в коробку, хотя запах, вызвавший немаленький аппетит, поймала ещё в коридоре. — Я как чувствовал, что вы прибудете, сырную заказал. Вы просто на чай заглянули или по делу? — По делу, — тяжело вздохнула мама, насыпая в чашки заварку и сахар. — Судя по твоим вздохам, дело не очень хорошее? Дедушка сунул тарелку с нарезанной пиццей в микроволновку. — Мы уезжаем, Чарли, — выпалил папа, ни секунды не колеблясь, и заработал укоризненный мамин взгляд. — Куда? Зачем? Сердце дедушки забилось быстрее, пропустило удар и застучало в новом ритме. Так бывает всегда, когда люди волнуются. Мне было искренне жаль Чарли. Он так любил маму, без труда принял меня, свою родную внучку, выслушав от родителей рассказ о моём удочерении. Как же порой хотелось рассказать ему всю правду, чтобы между нами не было этих тайн и недомолвок, но, увы, таковы они, правила. — Куда? — повторил он, нервно сминая в руках салфетку. — В Россию. Мой отец собирается туда, опытом делиться, да и сам что-то новое освоить. «Хорошая ложь», — подумала я. Да хорошенечко — несколько раз — подумала, чтобы папа услышал. И он еле заметно мне улыбнулся. — Но зачем уезжать всем вместе? Пусть Карлайл один отправляется... Ну, и Эсми тоже. Мелодичный звон сообщил, что пицца разогрелась. Мы переместились в зал, и теперь я могла наслаждаться тем, как отец с матерью медленно нарезают свою долю, готовясь к неприятной процедуре. В комнате повисла тишина. Можно было слышать лишь дыхание дедушки, гонку его сердца да тихое жужжание сонной мухи, которая уже подыскивала местечко, так как скоро придётся впасть в зимнюю спячку. — Так зачем вам всем уезжать? — не унимался Чарли. — Я тоже там работу подыскал. И неплохую даже. Папа украдкой взглянул на меня: мол, что скажешь дальше, Несси? «Врать, папочка, нехорошо», — дала я второй мысленный залп и, аппетитно жуя мамин кусочек, который она незаметно от дедушки перебросила в мою тарелку, принялась ждать ответного удара. — Работу, говоришь... Затрезвонил мобильный отца, не дав Чарли закончить фразу и снова поставить родителей в неловкое положение. — Прошу прощения, — бросил папа, нарочито медленно поднимаясь из-за стола. — Белла, и ты не против? Теперь очередь мамы терпеть напор дедушки. — Отчего же мне противиться? — тихо сказала мама, виновато глядя в пол. — Несси, ну хоть ты скажи им своё твёрдое «Я»! «О, дедушка! Да ты бьёшь по самому больному, ведь я не хочу уезжать». Я с трудом прогнала от себя нагнетающие грусть мысли. — А что я? Родители решили, а ты знай себе, помалкивай. И снова мы слушаем лишь тишину, которая лично на меня действовала угнетающе. — Нам нужно домой. Папа уже застёгивал кожаную куртку. — Что-то случилось? — с неподдельной тревогой спросила мама, поднимаясь. — Потом, Белла, потом. — Пап, мам, — я тоже встала, — позвольте остаться с дедушкой на ночь. Даже не имея дара, позволяющего читать мысли, я видела, как тяжело сейчас Чарли: огорошили такой новостью и — бац! — уже уходим. Родители переглянулись, и уже каким-то шестым чувством я знала, что они согласятся. — Если дедушка не против, оставайся, — мама виновато посмотрела на Чарли. — Чего же мне против-то быть, — осипшим голосом сказал дедушка, выходя за родителями в коридор. — Мы завтра за Несси заедем. Папа поискал меня глазами и прошептал одними губами: — Твоя миссия — его успокоить. Я слабо кивнула, обнимая закрывающего за родителями дверь дедушку. — Эх, придётся расставаться, — он тоже крепко обнял меня в ответ, а в его глазах блестели маленькие слезинки.