Если ты есть, позволь жить!

«Агнесса пропала? Но что или кто является причиной её исчезновения?» И вот так уже добрая половина ночи прошла, а я не могу сомкнуть глаз, слушая настырное жужжание мысленных насекомых. Чтобы хоть как-то отвлечь себя, я скрутилась калачиком на краю кровати и прислушалась к тихому шёпоту родителей. И, хотя мать с отцом находились в своей комнате, мой слух позволял разобрать каждое слово: — Ей правда здесь нравится. Ну неужто мы с тобой — самые её родные люди — не заметили каких-либо перемен в нашей дочери? «О, снова папа пытается рассеять очередную порцию маминых переживаний. Господи, какие же они милые, а порой кажутся такими смешными, наивными, но самое главное, они любят друг друга и счастливы по-настоящему». — Да, Эдвард, скорее всего, ты прав. Кто, как не мы, сможет лучше всего разобраться в том, что нужно Ренесми, но я не к тому веду, — мама рвано выдохнула. — А что же тогда тебя так беспокоит? — Сможем ли мы её понять, когда это понадобится. В комнате родителей повисла звенящая тишина. Сейчас я без труда могла представить себе папино лицо, на котором читалась озадаченность. — Я снова не пойму тебя, любимая. «Ну вот, чего и следовало ожидать. Хотя, папочка, я тоже с тобой согласна: наша мама порой так сильно волнуется за нас с тобой, что придумывает сущие пустяки, которые, по её мнению, могут стать глобальными проблемами в нашей жизни». — Пойми, придёт время, когда дочь встретит своё счастье, и, скорее всего, судя по перечню населения этого городка, который я уговорила Джаспера мне предоставить, этим счастьем будет человек. «О да, а тема действительно серьёзная. Только вот я сама-то над ней ещё не потела». Я громко заворочалась, делая вид, что сон мой крепок, и давая знать, что родные могут продолжить занимательный разговор о моей личной жизни, которой я ещё и не думала обзаводиться. «Пожалуй, стоит прогуляться в отделение полиции и попросить дядюшку Джа дать мне взглянуть на данные базы Зеленогорска. А что, я же должна буду знать всё о каждом. Вот, скажем, приду в школу, посадят меня за парту с... — я задумалась, вспоминая хоть одну русскую фамилию, — с Брагиным... — мне с огромным усилием удалось скрыть громкий смех, вызванный этой идеей, да и тем, что эту русскую фамилию носит Надежда — продавец в хлебном. Но мысленная вереница продолжила ход. – Вот, а я сразу покопаюсь в мозговой карте памяти и... Брагин — сын продавца хлебных изделий, судимостей нет, а значит, дружить и встречаться с ним можно». Да, кажется, я не зря решила отвлечься разговорами родителей. Мучившие меня догадки и подозрения по поводу пропажи Агнессы исчезли, да и настроение поднялось на пару отметок. Я снова вернулась на волну «беседа родителей», но там была абсолютная тишина. Я тихо встала, подошла к двери, всё так же прислушиваясь. Потом открыла её. Тут же мой слух уловил лёгкий шорох, а глаза увидели маленький клочок бумаги. Вероятно, это была записка. Мать с отцом, когда куда-то уходили, не дождавшись моего пробуждения, оставляли мне небольшое послание. Я подошла к окну и раздвинула шторы. Тускловатого лунного света вполне хватало для того, чтобы прочесть ровный почерк отца: «Несс, если ты вдруг проснёшься столь рано, а нас нет, знай: мы на охоте. Успокаиваем мамины расшалившиеся нервишки. Крепко целую тебя, папа». Я ещё некоторое время постояла у окна, а потом стала собираться на улицу, мысленно надеясь, что родители ушли далеко и мы не встретимся. Я тихо закрыла за собой дверь, будто в доме кто-то спал. Ночная тишь, разбавляемая лишь дуновением ветра да еле слышным падением листвы, делала маленькие улочки моего городка загадочными и таинственными. Я шла, вдыхая влажный после вечернего дождя воздух, то и дело останавливаясь просто для того, чтобы почувствовать атмосферу ночи, послушать симфонию голосов природы. Но они, как на грех, были так однообразны и монотонны. Я побрела по направлению к лесу, который начинался сразу за городом и, казалось, тянулся далеко-далеко, то сужая, то расширяя зелёный коридор. Только вот ночью здесь было совсем не зелено. Кромешная темнота царствовала в этих местах, нагоняла необъяснимую панику перед неизведанным. Но я её совсем не пугалась. Я тихо шла, еле слышно ступая подошвами осенних ботинок по лежалой хвое. Мне в голову пришла мысль, что здесь тоже скучно. Да и, несмотря на мою выносливость, предрассветная сырость тоже доставляла некоторые неудобства; где-то в глубине леса послышались тихие осторожные шаги. Это был не звериный бег, а ровная, спокойная человеческая поступь. Я стояла, облокотившись о толстый ствол дерева, прислушиваясь к приближающимся шагам. Спустя какое-то время до меня стал долетать и запах ночного путника, который окончательно сбил с толку мои не совсем человеческие рецепторы обоняния. Дело в том, что люди, несмотря на возраст, образ жизни, пахнут по-разному. Возможно, вся загадка кроется в группе крови. Но такого пряного, слегка сладковатого аромата, исходящего от ночного гостя, я ещё нигде не слыхала. Незнакомец был уже совсем близко. Наверное, сейчас его шаги смог бы услышать любой, живущий на нашей планете. Я уже приготовилась выйти ночному гостю навстречу, но он, замерев на долю секунды, стремительно побежал ко мне, будто бы я добыча, а он жадный хищник. Чувствуя, что сердце сейчас с великим позором ринется в пятки, я попыталась сгруппироваться, принять хоть какой-то угрожающий вид, но сильный удар по голове сбил меня с ног. И последнее, что я смогла услышать, оседая на землю, — это разочарованный вздох. Солнце проглядывало сквозь ветки деревьев, превращая землю в пёстрый ковёр, на котором я и открыла глаза. Сначала я не могла понять, почему вместо привычной тёплой постели спина ощущает холодную и сырую землю. Но, слава богу, моя голова, которая разрывалась от жуткой боли, не лишилась вещества, помогающего мыслить и помнить, а посему я без труда восстановила картину минувшей ночи и моих прогулок тёмным лесом. Я осторожно повернула больную страдалицу набок, и мои глаза встретились с обеспокоенным омутом, цвет которого можно было сравнить с мятным кофе или... Странный оттенок был у этих каре-зелёных глаз, но ещё более удивительно выглядел крошечный алый ободок, окружавший радужку. С минуту мы, не двигаясь, смотрели в глаза друг другу, а потом... потом незнакомец заговорил, и этот низкий бархатный голос совсем не хотелось приписывать какому-то злодею. Но кто-то же вывел меня из равновесия? — Как ты? Я повнимательнее прислушалась к ощущениям своего организма. Кроме головной боли ничего не наблюдалось, и я уже было открыла рот для ответа, но мой спаситель — или всё-таки обидчик? — снова задал вопрос: — Кто ты? Я сначала принял тебя за человека, ты просто похоже пахнешь. Но вот когда нанёс удар... В странных и в то же время притягивающих глазах отразилась гамма эмоций. Я без труда могла прочесть там сожаление, какую-то лёгкую досаду и любопытство. Уж его-то там было слишком много. — Ренесми Каллен, — улыбнулась я, не переставая следить за глазами незнакомца. Он издал тихий смешок и, слегка потянувшись, заговорил: — Ну, из того, что я услышал, вывод можно сделать следующий: ты иностранка, судя по разговору, обитаешь здесь совсем недавно. Но меня интересует сама твоя сущность. Ведь когда я обездвижил тебя, то сразу понял: ты необыкновенная. «Всё-таки обидчик. А точнее, обидчик и спаситель в одном лице. Ну, или же злодей, который не смог довести до конца своих страшных делишек», — горестно подумала я, бесцеремонно разглядывая парня. Худощавый и в то же время мужественный и сильный, он сидел, повернув ко мне очаровательное лицо, в котором меня притягивало буквально всё: и мягкие, слегка пухловатые губы, и небольшой острый подбородок, и безупречно чистая кожа, которая была бледнее, чем у многих людей, но не настолько неестественна, как кожа моих родных. Он слегка улыбнулся, видя, как я во все глаза его разглядываю. — Истинно женский пол. Я тебя чуть не убил, а ты меня разглядываешь, будто блестящий фантик. Ну да, все мои жертвы велись на эту красоту, которую я в себе особо не замечаю... — Прекрати, — резко перебила я его. Мне не хотелось слышать из этих уст фразы о жертвах и злодеях. Я хотела, чтобы этот парень был моим другом. Господи, да я бы отдала всё, чтобы исправить его, подвести к правильной жизненной дороге, ведь он молод ещё, слишком молод. Он годится мне в братья, ну, или немножечко старше. Я резко села и, пытаясь не скривить губ от острой боли во всём теле, тихо сказала: — Сначала ты всё расскажешь о себе, о своей сущности. Ведь ты же гость? Он смешно изогнул губы, улыбаясь лишь их кончиками. — Гость? Ну ладно. Пусть я буду для тебя Марком. Просто Марк. Мне будет семнадцать в начале весны. Я местный, живу здесь с самого рождения. Своих родителей почти не знаю. Помню только папашу, который, когда я окреп, сказал, что теперь обо мне можно не заботиться, свою миссию по размножению вампиров он выполнил, а теперь — пока, дорогой, всех благ тебе. Я с трудом справилась с удивлением, грозящим напрочь отнять способность говорить. — Рождённый вампир? Но... но это разве возможно? — Глупая Ренесми Каллен. Перед тобой сидит вот такой экземпляр, а ты говоришь о невозможности. Марк легонько толкнул меня локтём в бок — то ли для того, чтобы окончательно прогнать моё замешательство, то ли просто поддразнить. — Ну, теперь твоя очередь исповедоваться, загадочная леди. Он поправил взъерошенные ветром, слегка вьющиеся тёмно-русые волосы и приготовился меня внимательно слушать. Но я наградила его не тем, чего так услышать хотелось. — Ты убиваешь людей для пропитания, да? Да, я знаю, не отрицай. Все вампиры так делают, все, кроме моей семьи и ещё одной, которая осталась в Штатах. Прошу тебя, постарайся понять, что люди — это не только средство для насыщения, это также друзья, чьи-то дети, родители. Они пропадают, и за них волнуются близкие, понимаешь? Да, это сложно принять поначалу, я знаю, но ведь можно попробовать — правда, можно. Я резко вскочила на ноги и, пока Марк сидел, глядя на меня с непониманием, разбавленным растерянностью и удивлением, помчалась к дому.