Если ты есть, позволь жить!

И началось это утро, как у самой простой школьницы: звонок будильника, мысли о ещё хоть пятиминутном сне, чахнущий вид перед чашкой чая, ну, и недоеденный бутерброд, отправившийся вместе с другой снедью в мою новенькую сумку, которую Элис так долго выбирала, что, мне казалось, продавцы в магазинах нескольких городов дико радовались, когда за мной и моей тётушкой закрывались двери. — Дочь, не стоит так волноваться. Ты придёшь на какой-то из уроков своего класса, директор представит тебя детям и преподавателю, и начнётся учебный процесс. Мама положила мне руки на плечи, которые, казалось, были так же напряжены, как и мой мозг, сотни раз прокручивающий момент прихода в класс. — А ты совсем не волновалась, когда переступила порог школы Форкса? Чашка, которую я тёрла уже вторую минуту, выпала из дрожащих рук и, шлёпнувшись в раковину, раскололась на две части. — О, горе ты моё, — мама бережно отвела меня от места, где лежала несчастная посудина. — Конечно, волновалась, врать не стану. Но я же должна тебя как-то поддержать, правда? Я буркнула своё любимое «угу» и пошла одеваться. Через несколько минут из зеркала на меня смотрела девушка. Вот всё в ней было хорошо: и аккуратно уложенные вьющиеся локоны цвета бронзы, и строгий костюм, прекрасно сочетающийся с белоснежной блузой, но вот лицо... оно было бледнее бледного, любимые всеми шоколадного оттенка глаза были затуманены слезами. Я стояла, смотрела на себя и плакала. Сказать точно почему? Не знаю. Мне было страшно, я была не уверена в себе и, конечно же, думала о событиях недельной давности. Я ни на минуту не прекращала прокручивать в голове ту встречу с загадочным и безумно обаятельным Марком, от которого так глупо убежала. «Вот что, что он думает обо мне? Наговорила с три короба, а на вопросы его не ответила. А ведь могла бы остаться, спокойно закончить беседу, могла бы пообещать помочь стать таким, как мои родные. А ещё бы я спросила об Агнессе». По телу пробежал холодок, когда я подумала о том, что Марк может быть причастным к исчезновению Добровой. — Несс, пора. Как всегда спокойный тон отца немного привёл меня в чувство и напомнил о реальных событиях сегодняшнего дня. — Да, пора, — эхом отозвалась я и, смахнув слёзы, медленно двинулась вслед за отцом навстречу новой жизни простых подростков. Школа напоминала жужжащий всеми тембрами голосов улей. Здесь по широким светлым коридорам бегали и чинно прогуливались ученики всех возрастов. Как я успела понять, приехали мы во время перемены. Вежливая дежурная сообщила нам, что директор — Васницова Лилия Сергеевна — куда-то отправилась и нам следует её подождать. Холл, в котором мы разместились, был таким же светлым и уютным, как и само здание. Море комнатных растений, расставленных на стареньких свежевыкрашенных подоконниках, радовало взор. — Сколько нам придется её ждать? — тихо спросила я отца. — Сколько надо, — улыбнулся он и повернул голову к двери, ведущей на лестницу, вероятно, к чему-то прислушиваясь. И правда, спустя каких-то несколько секунд вниз по ступенькам застучали каблуки, а потом в проёме двери появилась слегка полноватая женщина, одетая в голубой брючный костюм. — Вы Эдвард Каллен? Её синие глаза вопросительно смотрели на отца. — Да. Я привёл Ренесми. — Лилия Сергеевна извинялась, что не смогла сегодня, скажем так, устроить нашей новенькой достойного приёма, и попросила меня, как классного руководителя десятого «Б», ввести девочку в курс дел наших школьных и отвести на занятия. Да, забыла представиться: Гриневская Анна Павловна — учитель русского языка и литературы. Мы ещё немного пообщались в холле, обсудили организационные вопросы, касающиеся того, что я иностранка, а следовательно, пока моя программа должна быть немного другой, а потом я, чмокнув отца в щеку, зашагала вслед за преподавателем в класс, где мои товарищи постигали все сложности великого и могучего русского языка. — Ну вот, дети, как вам и говорили, в вашем классе будет учиться новенькая девочка — Ренесми Каллен. Проходи, не стесняйся, — Анна Павловна легонько подтолкнула меня вперёд. — Хочу вам, дети, напомнить, что Ренесми приехала к нам из Соединённых Штатов Америки. И, даже несмотря на то, что знание русского у неё очень и очень хорошее, мы будем все ей помогать свыкнуться с системой нашего образования. — Итак, — Анна Павловна обвела взглядом моих одноклассников, которые все, как один, не спускали с меня глаз, заставляя очень сильно смущаться. — Кто из вас примет соседку: ты, Агнесса, или ты, Марк? Ушам своим было сложно верить, но учительница назвала именно те имена, которые вертелись в моей голове чуть ли не сутки напролёт. Сидящий за первой партой мальчишка заерзал на стуле, подвигая к себе поближе учебник и тетрадь. — Ладно, Марк, — Анна Павловна положила ему руку на плечо, — тебя мы стеснять не станем, а посадим Ренесми с Агнессой из тех соображений, что Агнесса, несмотря на недавнее присоединение к вашему коллективу, учится очень хорошо и, мне кажется, сможет помочь нашей иностранной гостье. Ренесми, присаживайся за последнюю парту и пока побудь вольным слушателем. А мы продолжим проверять вашу самостоятельную работу. Я тихонько опустилась на стул, вынула из школьной сумки чистую тетрадь в линейку и, как сказала Анна Павловна, стала внимательно слушать всё то, что делалось на уроке, попутно разглядывая новых товарищей. Тот мальчишка, которого звали Марком, на моё счастье, оказался не тем, кого я ожидала или не хотела здесь увидеть. Вид его напомнил мне непослушного героя из детских сказок: вертлявый, неусидчивый, он делал вид, что всецело поглощён уроком, а сам сворачивал под партой какую-то безделушку из бумаги. А моя соседка действительно была Агнессой Добровой, присутствие которой заставило хоть немного успокоиться, снять с моего друга или врага все подозрения, ну, и порадоваться за отца Димитрия, ведь он места себе не находил. — А теперь давайте напишем словарный диктант, — голос Анны Павловны напомнил мне, что идёт урок. — Ренесми, присоединяйся к нам. Тебе этот диктант нужен, как никому другому. Я полезла в сумку за ручкой и... — Агнесса, прости ради бога, у тебя нет запасной ручки? Я свою дома оставила. Соседка моя, спокойно сидящая на своём месте, окинула меня изумрудным взглядом, задержалась на мне долю секунды, а потом полезла в сумку и швырнула то, что я попросила. Да-да, именно швырнула. «Вот так, дорогая Несс, ты только ручку попросила, а уже вызвала этим бурю негодования со стороны одноклассницы, с которой, если помнишь, ты обещала Карлайлу подружиться». — Следующее слово — «иллюстрация», — продолжала диктовать Анна Павловна. И поняла я, что всё не так легко, как кажется. Несмотря на то что разговорная практика у меня была на высшем уровне, письменность оставляла желать лучшего. Нет, дело не в том, что я была безграмотным бездарем, это ещё проверят, — я очень медленно выводила малознакомые буквы. — Прошу прощения, Анна Павловна, повторите последнее слово. Я не успеваю. — «Иллюстрация», — сквозь зубы процедила Агнесса. Ещё несколько минут я мучилась, пытаясь чётко и правильно выводить буквы, а потом учительница сказала, что диктант закончен, и попросила нас обменяться друг с другом тетрадями. Я подняла с пола работу соседки, которую она, гневно мне швыряя, перестаравшись, бросила уж слишком далеко. — Анна Павловна, — Агнесса подняла руку только после того, как начала излагать суть дела. — У Каллен всё неправильно написано. Я изумлённо смотрела то на Агнессу, то на её работу, в которой большая часть слов была написана так, как и у меня. Анна Павловна, не говоря ни слова, подошла к нам и стала читать мою работу. — Агнесса, ну зачем ты пытаешься пристыдить Ренесми при всём классе? В её работе только три ошибки. И я очень и очень довольна твоим результатом, — она ласково на меня посмотрела. — Ты умница, Ренесми, и, если захочешь, сможешь стать пятым отличником в своём классе. Звонок оповестил о начале перемены, и мы, записав в дневник домашнее задание (а я — получив отдельную программу на дом), шумной толпой высыпали в коридор. Я хотела разрешить эту странную ситуацию на уроке и подошла к Агнессе. — Ты, видимо, не рада, что я заняла пустующее место? — Нет, я не рада, что ты вообще появилась здесь, в этом городе, в этой стране. Да лучше бы ты вообще не появлялась на этой планете! Жгучая пощёчина была продолжением речи Добровой. — Доброва, ты чего? К нам подошла кудрявая девчонка, лицо которой было сплошь усеяно веснушками. — Это наши дела, Оксана. Тон Агнессы был более дружелюбен, чем тот, которым говорились слова в мой адрес. Агнесса подхватила свою сумку и, сказав Оксане, что следующим уроком у нас физкультура, побежала прочь. — Больно? — Оксана легонько коснулась моей щеки, которая горела огнём. Надо отметить, что удару Добровой мог позавидовать любой силач, ибо люди редко владеют таким умением. — Всё о'кей. Идём переодеваться. В раздевалке я снова узрела свою обидчицу, но подойти не решилась. Я переключила внимание на девочку, которая тихо сидела на скамейке, не предпринимая никаких попыток к переодеванию. — Ты забыла форму? — тихо спросила я, застёгивая змейку на мастерке. — Я освобождена от физкультуры по состоянию здоровья, — ответила она, грустно глядя в пол огромными серо-зелёными глазами. — Ну чего ты грустишь, это же временно? К тому же я наслышана, что вы, русские, так же как и дети других стран, радуетесь неожиданным выходным. — Соня никогда не занимается спортом, — тихо сказала подошедшая Оксана. — У неё большие проблемы с сердцем. Мне стало жаль Соню, но вслух я ничего не сказала, так как считала, что все эти слова сочувствия только усугубляют грустные мысли того, кого жалеют. Этот урок прошёл без каких-либо конфликтных ситуаций, если не брать во внимание меткие броски мяча, который Агнесса ловко кидала в мою голову. — Что-то, Доброва, ты сегодня не оправдываешь звание капитана команды, — сказал учитель, когда мы, заслышав звонок, стали покидать спортзал. Урок за уроком — и вот уже обед, после которого все разошлись по кружкам по интересам, а я, зная от нашей классной руководительницы, что смогу записаться куда-то только со следующего месяца, взяла под руку одноклассницу, которую не стала жалеть, узнав о недуге, и отправилась на школьный двор. Соня была очень интересной рассказчицей, и вскоре я узнала всю информацию об одноклассниках: кого как зовут, кто чем увлекается. — А кроме Марка Мурашова, в школе есть ребята с таким именем? — А тебе зачем? — хихикнула Соня, опускаясь на скамейку, стоящую под раскидистым каштаном. — Да так, — я отвернулась, чувствуя, как к щекам приливает краска. — Нет, Мурашов единственный и неповторимый. А что, понравился? Так он свободен. Хотя нет, тебе, наверное, приглянулся Сашка Сергеев, который перед вами с Агнессой сидит, и если да, то я понимаю, чего она на тебя так шипит, будто пантера разъярённая. Она же без ума от него. Ну, а он... — Соня тяжело вздохнула, по-видимому, оттого, что и сама на него глаз положила. — А он никого не любит, а лишь грызёт гранит науки и при этом почти каждый день ходит к Лильке — директрисе нашей — за шалости свои получать. — Да никто мне не приглянулся, — сказала я, насторожившись, так как завидела худощавый силуэт Агнессы. — Каллен, к тебе пришли, — сказала она, усаживаясь между мной и Соней, — так что проваливай. — Я не знаю, чем успела тебе насолить, но очень рада, что ты нашлась. Я попрощалась с Соней и пошла в холл, где меня ждали мать с отцом.