When I died and woke up

      От того места, где мы вышли на поверхность, до Киркволла нам пришлось добираться около трех недель. Мы довольно большое расстояние прошли под землей, но на поверхности идти оказалось гораздо меньше. Наверное, это из-за того, что тут мы шли практически напрямую, а под землей приходилось постоянно сворачивать в бесконечные темные коридоры и туннели.       Естественно все устали, потому что Гаррет, практически не давая нам передышки, гнал нас вперед и вперед, мечтая поскорее добраться до дома, отоспаться и скрутить чертову мелкому гному его дурную башку. Ну, на поверхности хотя бы есть что пожрать. Хотя Старший и поесть нормально не давал, все пер, как танк, вперед и вперед.       Фенрис однажды высказал мысль, которая мучила всех с тех самых пор, как мы вышли на поверхность:       — Может треснуть его по голове, чтобы он вырубился дня на два, и самим отдохнуть? — и при этом посмотрел так хитро на эфес своего огромного двуручника, что у меня аж мурашки по коже пробежали, а Маргаритка испуганно ахнула. Хорошо, что Гаррет этого не слышал.       Гаррет кстати и сам был не в лучшем состоянии. Если бы я увидел его таким в прошлой жизни где-нибудь в метро, то принял бы его за бомжа: всклокоченные волосы, отросшая до состояния «батюшки» борода, потрепанная одежда, сам хромает, да еще и огромный фонарь под глазом, поставленный каким-то разбойником, чья шайка попробовала прибрать к рукам найденное нами барахлишко. Но он упорно шел вперед, объявлял стоянки только на ночь и тихонько матерился себе под нос, когда думал, что я ничего не слышу. Один единственный раз я все-таки уговорил его сделать привал — когда у нас на пути появилось небольшое озерцо. И пусть оно было настолько маленьким, что было похоже просто на глубокую лужу, пусть в нем было тины по колено, а вода еле доставала до пупка, но эти проведенные в воде пару часов были самыми прекрасными в моей жизни.       Вы не представляете насколько это прекрасно — смыть с себя грязь, что уже чуть ли не коркой покрывала все мое тело, избавиться от стойкого запаха пота и крови, расплести, наконец, волосы и вымыть из них всю гадость, что там скопилась. Я действительно был удивлен, как я вшей не подхватил. Волосы, кстати, заметно отросли с момента нашего выхода из Киркволла, но Гаррет был слишком занят, чтобы их подрезать, поэтому приходилось мучиться и ждать, когда же он соблаговолит взять в руки ножницы.       В Киркволл мы прибыли, когда была глубокая ночь. По ощущениям часа два-три ночи. Сонные стражники на воротах без проблем пропустили нас в город, даже не проверив мешки, громко позвякивающие различным добром. Гаррет тихо пробубнил что-то под нос про Авелин и «пожаловаться ей на стражников», получше перехватил загремевший на всю улицу мешок и уныло поплелся в сторону дома.       — Если сейчас изо всех щелей полезет очередная банда каких-нибудь бешеных сектантов, я просто все брошу и убегу, — проворчала недовольная Изабелла.       — Поддерживаю, — хмыкнул отчего-то развеселившийся Фенрис и лукаво глянул в сторону пиратки.       Стоило мне заметить эти «гляделки», как внутри завертелся «червячок» недовольства. Я сильно удивился такой своей реакции, а потому затолкал это чувство куда-то глубоко-глубоко, чтобы не вылезло в неподходящий момент, а само его появление списал на сильную усталость и раздраженность.       Все добытое нами добро было решено оставить у Варрика до утра, а чтобы никакие подозрительные личности не вломились ночью к нему в номер в попытке стащить наше имущество, мы попросили Фенриса заночевать у гнома. Дойдя все вместе до Висельника, мы аккуратно, не привлекая внимания, сгрузили сокровища у Варрика в комнате, а сами разбрелись в разные стороны: Андерс двинулся в сторону лестницы в Клоаку, Изабелла пошла провожать Мерриль в Эльфинаж, а мы с Гарретом потащились домой к Гамлену.       — Зря я взял тебя с собой, — пробормотал внезапно Гаррет. Он пристально осмотрел меня с ног до головы и горько усмехнулся. — Мама меня убьет.       Я непонимающе сдвинул брови к переносице. Это еще что значит?       — Посмотри на себя — тощий, как стиральная доска, — пояснил он в ответ на мой недоумевающий взгляд. — Уставший весь, изнуренный, еле ноги передвигаешь. Под глазами такие мешки, что в них можно трупы прятать. — Он тяжело вздохнул. — Мама точно меня убьет.       Я достал блокнот и быстро начеркал:       — «Ты же не виноват. Я знал, на что шел», — и пожал острыми плечами для большей убедительности.       — Да, но Карвера и Бет я, тем не менее, не взял. А ведь они тоже прекрасно осознавали риски. А тебя потащил с собой, хотя мог оставить вместе с ними. Под присмотром мамы и Авелин. — Мы остановились возле нашей двери, и Гаррет громогласно заколотил в дверь.       Пару минут спустя послышалось чье-то недовольное ворчание и шаркающие шаги. Щелкнул ключ в замочной скважине, и дверь осторожно приоткрылась, являя миру заспанную физиономию нашего брата. Точнее заспанной она была первые несколько мгновений. Осознав, кто стоит перед ним, Карвер широко раскрыл глаза и не веряще прошептал:       — Создатель милостивый. Живые.       Дверь сразу же распахнулась так, что грохот от ее удара об стену разбудил, наверное, весь район. На шум сразу же выбежали Бетани и матушка, дядя Гамлен, что-то тихо ворча себе под нос, выполз из своей комнаты, но, заметив причину пробуждения, сразу вернулся обратно. А мы с Гарретом так и стояли на пороге дома, нелепо улыбаясь и не веря, что мы все-таки дома.       Первой оттаяла Бет. Она с восторженными воплями кинулась Гаррету на шею и вцепилась в него словно голодный мабари. Я следом за ней повис на Карвере, который, как это ни странно, сильно обнял меня в ответ и, оторвав от земли, принялся кружить по всей лачуге. Я со всей своей силой принялся лупить ему по спине, призывая поставить меня на место, где-то сзади слышалось возбужденное бормотание сестры и громкий басовитый смех Гаррета. Мы были счастливы.       Наши восторги длились до тех пор, пока мы не услышали тихие всхлипы, издаваемые нашей матушкой. Первым к ней подошел Старший. Он низко опустил голову, боясь взглянуть ей в глаза. Он чувствовал себя виноватым за то, что так надолго оставил семью, за то, что взял меня с собой, за то, что случилось со мной на тропах. Мама ничего ему не сказала, она просто крепко обняла своего старшего сына и громко расплакалась у него на плече.       Когда Лиандра успокоилась, мы, наконец, смогли нормально поговорить. Бетани подвесила несколько магических светлячков под потолком (это незначительная магия, поэтому храмовники ее просто не замечают) и, пока мы с Гарретом за обе щеки уплетали мамины пирожки с капустой, рассказала о событиях последних пары недель.       Оказалось, что Бартранд с экспедицией вернулись в город примерно три недели назад. Карвер и Бетани сразу же кинулись на встречу, но не заметили нас среди прибывших, а потому им пришлось обратиться с вопросами к нашему глубокоуважаемому работодателю. Тот, используя нелестные эпитеты и различные цветастые, трехэтажные выражения не самого приличного характера, описал нас как непроходимых идиотов, сунувшихся в непроверенный тоннель, который в итоге рухнул прямо на наши головы. Сам Бартранд, кстати, по-быстрому распродал свои находки, и через неделю его в городе уже не было. Как и всех тех денег, что он должен был поделить между всеми участниками похода.       Естественно брат с сестрой поверили его лжи. Естественно все были в горе. Мама чуть ли на стену не лезла от отчаяния. Потерять сразу двух сыновей — такого никому не пожелаешь. Бетани с Карвером совсем отчаялись привести ее в чувство, да и сами они были не в лучшем состоянии. Их последние две недели прошли как в аду: деньги, оставленные нами перед тем, как уйти, заканчивались, Гамлен, после ухода Гаррета, все чаще стал наседать на маму по поводу оплаты проживания, Карвер не мог найти работу, а Бетани почти безвылазно сидела дома или в Клинике Андерса. Перед нашим уходом она пообещала туда иногда заглядывать — кормить кошку, найденную Андерсом где-то в верхнем городе, лечить пациентов, варить зелья.       В последние несколько недель храмовники увеличили патрули, пару раз чуть не наткнулись на саму Клинику, которую они разыскивают уже несколько месяцев к ряду, а потому Бетани старалась лишний раз не выходить на улицу, чтобы не светиться. Гаррет похвалил ее за осторожность и рассказал-таки историю нашего похода, и как так оказалось, что мы все-таки живы. Дойдя до истории со мной, он замолчал и вопросительно глянул на меня из-под широких бровей, как бы спрашивая разрешения. Я естественно кивнул. От семьи у меня нет никаких секретов. Сам я предпочел отмолчаться, потому что один раз Гаррету я об этом рассказал, и больше у меня не было желания проигрывать в голове весь тот ужас, что со мной творился. Пришлось Гаррету пересказывать все, что я уже рассказывал ему только своими словами. Он периодически вопросительно поглядывал на меня, как бы с просьбой подтвердить его слова. Я лишь утвердительно кивал.       После его рассказа мама подорвалась с места и принялась громыхать какими-то кастрюлями и тарелками. Вернувшись, она первым делом отодвинула в сторону блюдо с пирожками, что безумно расстроило меня, и поставила перед нами по полной тарелке с ароматными щами, от одного запаха которых у меня живот в тугой узел скрутило.       Пока мы с Гарретом во всю поедали подогретые Солнышком щи, мама с какой-то щемящей нежностью смотрела то на меня, то на Гаррета, периодически спрашивая, не хотим ли мы еще что-нибудь. Именно в этот момент, когда все было рассказано, а тишину, стоящую в доме, нарушали только стук ложек о тарелки и наше с братом чавканье, я понял, что я, наконец, дома.

***

      С утра мы с Гарретом, прихватив Бет и Карвера, первым делом отправились к Варрику — делить найденную добычу. Там уже сидели и попивали вино Авелин, Изабелла и, естественно, Фенрис. Авелин тепло поздоровалась с близнецами, а Изабелла даже умудрилась смачно поцеловать Карвера в щеку, пока Гаррет куда-то отвернулся. Фенрис только кивнул, слегка приподняв бокал с вином в приветственном жесте. Варрик куда-то свалил еще до нашего прихода, попросив Фенриса передать, что он скоро придет. Оставалось дождаться самого гнома и Андерса, и можно было начинать дележку завоеванной добычи.       Пока остальные попивали вино и разговаривали о всякой чепухе (Изабелла умудрилась вовлечь в очередной пошлый разговор даже Фенриса и Авелин), мы с Гарретом решили не терять времени и привести мою шевелюру в порядок. Я распустил волосы, отросшие практически до пояса, и повернулся спиной к Старшему, полностью вверяя себя в его руки. Не успел он подстричь меня даже на половину, как в комнату завалился недовольный Варрик вместе с Андерсом.       — Опять цирюльня у меня в комнате, — заворчал гном, усаживаясь в свое кресло. — Если я снова найду хоть один рыжий волос, клянусь, я проберусь ночью к вам домой и обрею Русалочку налысо. После ваших прошлых постригушек у меня было ощущение, что я живу с огромной рыжей кошкой в период линьки. Твоя «шерсть», — кивнул он мне, — была везде: в моей еде, в моей выпивке, даже в моей постели.       — Ладно, не ворчи, Варрик, — добродушно отозвался Гаррет. — Обещаю, в этот раз мы все уберем.       — Ты чего такой злобный сегодня? — вмешалась в разговор вездесущая Изабелла.       Варрик только устало выдохнул и потер переносицу.       — Бартранд скрывается. Причем у него, кажется, появились мозги. Мои связные в Обществе молчат, как воды в рот набрали (хотя скорее не воды, а звонких золотых монеток), а все остальные участники экспедиции как сквозь землю провалились.       — Ладно, мы подумаем об этом позже, — успокоил его Гаррет. — Рано или поздно он оступится, и вот тогда-то мы прижмем его к стенке. Я больше переживаю за этот чертов идол, который он, скорее всего уже продал.       — Хоук прав, — поддержал его Андерс. — Если эта штука попадет в плохие руки — беды не миновать. Я чувствовал в нем что-то… знакомое, но враждебное. Не могу понять, что это за ощущение.       — Я постараюсь узнать что-нибудь о делах Бартранда, — подала голос Авелин, — но думаю, он не настолько глуп, чтобы в открытую продавать такую вещь.       — Спасибо, Авелин, — Варрик тепло улыбнулся стражнице. — Но сейчас мы собрались, чтобы поделить нажитое добро. У кого есть предложения?       — Всем поровну, — пожал плечами Старший, уже закончив работу над моей шевелюрой. Голове стало значительно легче, ведь пришлось отстричь довольно много, чтобы волосы, как прежде, были на уровне лопаток.       Стоило только Гаррету закончить стрижку, как я тут же сел прямо на пол перед Фенрисом и протянул ему гребень. Эльф лишь преувеличенно тяжело вздохнул, поставил стакан с вином на стол и принялся аккуратно расчесывать волосы. Я старался игнорировать ошарашенные взгляды Карвера и Бет и сосредоточился на обсуждении насущной темы.       В итоге все послушались Гаррета, и сокровища решили поделить поровну. На каждого выходила немаленькая сумма. После дележки мы всей компанией попивали вино и эль (нам с Мерриль принесли сок), играли в Алмазный ромб и параллельно обсуждали, на что пойдет полученное золото. Мы с Гарретом уже точно знали, что на эти деньги мы выкупим наше поместье, зачищенное нами много месяцев назад. Бетани предложила Андерсу отстроить Лечебницу, но тот отказался, аргументируя это тем, что не только сам ремонт привлечет слишком много ненужного внимания, но и полученный результат так или иначе будет выделяться из обычного пейзажа Клоаки. Что тоже привлечет лишнее внимание. Изабелла сказала, что устроит себе незабываемый месяц в Цветущей Розе, хотя на мое замечание о новом корабле где-то в глубине ее глаз мелькнула заинтересованность. Мерриль и сама не знала, зачем ей такие деньги, но Варрик пообещал найти походящее предприятие, в которое можно будет вложить ее финансы и сам решил вести ее дела. Все посчитали это правильным, ведь работа нашей Маргаритке не светит, жить на что-то нужно, а так у нее будет хоть какой-то стабильный доход. Сам Варрик решил поступить так же и со своей долей. Фенрис сказал, что попробует отстроить поместье, на что все сказали, что «давно пора» и «почини хотя бы крышу, остальное можешь пропить».       Наступили, пусть и ненадолго, тихие спокойные времена.