When I died and woke up

      Я проснулся резко, словно вынырнув из толщи воды, хватая воздух ртом. События прошлой ночи казались мне каким-то пьяным сном, невозможным видением, смущающим порнофильмом. Я чувствовал почти на физическом уровне, как жар неловкости постепенно охватывает лицо, а в груди холодеет от осознания того, что я до сих пор в кровати у Фенриса. Который лежит прямо рядом со мной, обхватив меня поперек туловища, прижимаясь к моей спине обнаженным торсом. К моей голой спине. Новая волна смущения окатила меня с ног до головы.       Я быстро, но аккуратно выпутался из объятий эльфа и легкого одеяла и, ощущая в штанах не самые приятные последствия предыдущей ночи, которые мы не потрудились убрать, когда ложились спать, поспешил скрыться в соседней комнате, заменяющей в поместье ванную. Там стояла обычная жестяная лохань для воды, которую неизвестно откуда приволок Варрик. Утешали только ее размеры — спокойно можно поместиться вдвоем или даже втроем. От вереницы непристойных картинок, замелькавших перед глазами, я постарался абстрагироваться, от греха подальше.       Горячей воды естественно не было, потому что ее никто не грел, но мне было абсолютно параллельно. Просто очень сильно хотелось избавиться от неприятного ощущения в штанах. Только закончив принимать утреннюю ванну, невероятно взбодрившую меня прохладной водой и приведшей мои хаотичные мысли в какой-никакой порядок, я вдруг осознал, что надеть мне нечего. Мои штаны были безнадежно испорчены, а про нижнее белье и говорить нечего. Я вдруг остро пожалел, что не так давно отнес свои вещи, которые уже пару лет складировались у Фенриса в поместье, домой. Из-за моих частых ночевок у эльфа лежало несколько комплектов моих штанов и рубашек, которые я благополучно забрал домой пару недель назад, чтобы постирать или выкинуть. Пусть они и были уже очень старыми, кое-где даже дырявыми, но это все равно лучше, чем идти по городу в заляпанных семенем штанах.       И в ванной комнате естественно никакой одежды не было. За Фенрисом не наблюдалось привычки раскидывать везде подряд личные вещи, а потому вся одежда хранилась у него в комнате в специальном шкафу, куда он ее аккуратно складировал.       Поняв, что иного выхода нет, я, не желая снова влезать в грязную одежку, стыдливо прикрыл стратегически важное место скомканными штанами и, молясь всем богам, чтобы Фенрис еще спал, вышел в комнату. Именно сегодня боги оказались глухи к моим просьбам.       Сразу следом за открывшейся дверью моему взгляду предстала картина утреннего эльфа: расслабленная поза, оголенный торс, крепкие руки закинуты за голову, блуждающий по потолку задумчивый взгляд. Вот уж кого испорченные штаны уж точно не волнуют. На скрип открывшейся двери Фенрис не отреагировал, а вот на мою попытку за ней снова скрыться уже не проигнорировал и повернул голову в мою сторону. Занавес.       Драматическая пауза длилась от силы секунд пятнадцать, но и они показались мне вечностью. Первым оттаял Волк. Сначала задрожали в попытке скрыть усмешку губы, затем потеплел и без того довольный взгляд, а губы тронула легкая улыбка, резко переросшая в громкий хохот, сотрясающий, казалось, стены. Я же даже не знал, что мне делать: посмеяться над нелепостью ситуации или обидеться на такую усмешку?       Подумав пару секунд, я все-таки выбрал третий вариант и, умудряясь использовать одну руку, жестом попросил дать мне какую-нибудь одежду. Не переставая смеяться, Фенрис выпутался из одеяла и встал с кровати, показывая всю свою стать, от которой у меня дыхание перехватило. Эльф с гордостью мог похвастаться широкими плечами, мощной спиной, тонкой талией, испещренной нитками шрамов и синеющими тут и там гематомами, внушительными кубиками и минимальным количеством меток на животе. Данариус сконцентрировал свое «художественное творчество», весьма асиметричное, кстати, в основном на спине и руках, почти не затрагивая грудь и игнорируя живот.       Как бы ни ненавидел сам Фенрис свои клейма, причиняющие ему столько боли и душевных страданий, я находил их весьма привлекательными за счет их необычности, таинственности и непредсказуемости. Ни в одном месте на всем теле метки не повторяли узор. Каждый сантиметр по-своему уникален.       Взгляд неосознанно упал ниже торса и увиденное заставило снова густо покраснеть: шнуровка штанов ослабла, отчего те упали ниже положенного и оголили смуглую кожу лобка без единого волоска. Небольшое чувство зависти поднялось откуда-то из недр эгоистичной душонки, но разрастись не успело. Эльфы вообще довольно скупы на тестостерон, поэтому волосы у них растут только на голове. По крайней мере, у Фенриса точно. Мой организм недостатком данного гормона не страдал, вот только все волосы с бороды, должно быть, ушли в буйную шевелюру. За двадцать лет жизни я ни разу не брал в руки бритву.       Не замечая моего пристального внимания, Волк двинулся в сторону платяного шкафа, поправляя на ходу спадающие штаны и периодически посмеиваясь себе в кулак.       — Спасибо, — одними губами поблагодарил я эльфа, когда тот протянул мне свои рубашку и штаны. Он в ответ лишь невнятно хрюкнул, маскируя смех, и окинул меня заинтересованным взглядом.       Пауза затягивалась. Я ждал, пока Фенрис выйдет ну или хотя бы отвернется, а Фенрис, похоже, даже не собирался этого делать, продолжая разглядывать мою голую тушку, прикрытую одними только скомканными штанами. Нет, конечно, посмотреть тут есть на что, и я этим неимоверно горжусь. Постоянные занятия стрельбой нехило развили мускулатуру рук, а суетливый образ жизни, связанный с постоянным риском для жизни, подкачал длинные ноги. Габариты, конечно, сильно уступают физическим данным Фенриса, но на то он и воин. А я-то всего лишь скромный лучник.       Пришлось помахать рукой прямо у него перед глазами, чтобы хоть немного привлечь внимание к моим рукам, упорно показывающим ему жестами: «Отвернись, похабник». На мое счастье эльф лишь скептически фыркнул, но, ничего не сказав, все-таки отвернулся и уставился в стену, разглядывая что-то, известное ему одному.       Не успел я толком запахнуть рубашку, как Фенрис тут же резко развернулся, впиваясь в мои губы крепким поцелуем, проникая языком в рот, запуская пальцы в тяжелую шевелюру, едва царапая короткими ногтями оголенный бок, пуская стадо приятных мурашек по всему телу, заставляя закинуть руки ему на плечи, привстать на цыпочки, чтобы было удобнее и полностью раствориться в ставшем, вдруг, таким естественным поцелуе.       — Останешься на завтрак? — спросил Фенрис, едва оторвавшись и переводя сбившееся дыхание.       Я осоловело замотал головой, отказываясь, и принялся активно застегивать рубашку.       — Нужно идти домой, — жестами объяснял ему я, стоя уже на пороге комнаты. — Мама с Гарретом уже, наверное, волнуются.       Понимая, что просто так развернуться и уйти будет не очень прилично, я быстро клюнул его в щеку легким поцелуем и, не обращая внимания на его слегка удивленное, но абсолютно точно довольное лицо, быстро выбежал за пределы поместья. Мне срочно нужно было попасть домой и обдумать сложившуюся ситуацию. А лучше даже посоветоваться с кем-то. Возможно с Андерсом.       «Да, точно. С Андерсом, — думал я, идя по Верхнему городу. Неосознанно приходилось поправлять вечно спадающий на плечи ворот рубахи. Фенрис все-таки в плечах пошире меня будет. — Сейчас приду домой, переоденусь, предупрежу Старшего и пойду навещу лекаря».       Поместье встретило меня необычной тишиной, на которую я не обратил никакого внимания. Не заметил даже стоящие у входа высокие, женские сапоги. Бодан с Сэндалом почему-то отсутствовали на своем месте, только слышно было тихое позвякивание посуды на кухне. Значит, Мэри точно дома.       Решив сразу зайти к Гаррету, чтобы предупредить его о своем уходе, я двинулся в сторону его комнаты. Не обращая внимания ни на что вокруг, я тихо продвигался в сторону лестницы на второй этаж, стараясь не создавать лишнего шума. Почему-то неожиданная тишина в доме ассоциировалась у меня только со сном домочадцев. Возможно, никто просто еще не проснулся. Зная Гаррета, я был в этом на сто процентов уверен. Конечно, дойти без происшествий до нужной точки я не смог. Споткнувшись об железный подсвечник, который так удачно кто-то выставил в коридор, я смачно шлепнулся на живот и еле успел поймать тяжелый предмет, грозившийся свалиться мне прямо на голову. Шума наделал немеряно, но вот только все равно никто даже из комнаты не выглянул. Подозрительно.       Думая, что неимоверный грохот, который я создал, только зайдя в поместье, все-таки разбудил брата, я нагло ввалился в его обиталище, не удосужившись даже постучать.       И очень пожалел об этом.       Глазам моим предстала картина весьма интересная и… смущающая. Почему-то сегодня с самого утра я только и вижу, что смущающие картины, да участвую в неловких ситуациях. Вот и теперь смущающая картина плавно перерастала в неловкую ситуацию. Сначала абсолютно расслабленный Гаррет, сидящий на краю кровати открыл один глаз, чтобы проверить, не послышался ли ему стук двери, затем в ошеломлении открыл второй, поняв, что не послышалось и замер с испуганным выражением лица, уставившись прямо на меня. Одновременно со всем этим в мою сторону повернулась голова Изабеллы, до этого удобно располагающаяся меж разведенных коленей Старшего. Очаровательная пиратка, одетая в одну только гарретову рубашку, пошло улыбнулась, глядя на гранитный памятник, в который я поспешил обратиться, аккуратно вытерла пальчиком блестящие от влаги губы и совершенно невинно проворковала, вперив взгляд в мою оголенную шею:       — О, — почти пропела она, — вижу, не только у нас была веселая ночка! — и так многозначительно повела бровями, не отрывая взгляда от моей ключицы, что я прямо почувствовал, как краска приливает к щекам.       Не глядя, я осторожно поправил спавший воротник рубахи и тут же попятился к выходу, пытаясь лепетать какие-то оправдания, вот только далеко уйти не получилось. Злой, как тысяча демонов гнева, и такой же красный, Гаррет резко вскочил с кровати и ломанулся в мою сторону, на ходу заправляя все свое хозяйство в штаны. Едва оказавшись рядом со мной, он тут же рванул ворот рубахи, открывая своему взору здоровенный, темно лиловый с мелкими красными крапинками и следами зубов засос.       «Вот это попал», — пронеслось у меня в голове, пока я провожал взглядом широкую спину брата, скрывающуюся за дверью его комнаты. И только когда он накинул свою любимую кожаную куртку и взял в руки посох я понял, что дело пахнет жареным.       Не успел я даже дернуться в его сторону, чтобы остановить, как меня тут же перехватила Изабелла.       — Подожди-подожди, Рыжик, — проворковала она, ехидно улыбнувшись и оттаскивая меня в сторону кровати. — Оставь его. Пусть мальчики сами разберутся в своих чувствах, — пиратка насильно усадила меня на кровать, не обращая внимания на мои протесты, а сама уселась на пол, у меня в ногах. Вспомнив, как буквально пару минут назад она в такой же позе сидела перед моим братом, я снова покраснел. — Ну, рассказывай, — выдохнула она, даже прикрыв глаза от удовольствия. Ну конечно, такая сплетня: младший брат Хоука и беглый раб трахаются за спиной ничего не подозревающего Старшего.       «Я же хотел с кем-то все это обсудить? Ну вот у меня и появился такой шанс», — подумал я и тут же вымученно вздохнул и изобразил в воздухе жест пишущей руки, требуя дать мне карандаш и блокнот.       — А, точно, — пиратка несильно стукнула себя по лбу, поднялась с пола, а через пару мгновений в моих руках оказалось искомое.       И я начал свой рассказ.       Про то, как впервые пришел к нему в поместье и не знал даже как нам с ним общаться, про его постоянные ранения, которые всегда приходилось залечивать мне, незаменимую поддержку на Глубинных тропах, одержимость моими волосами, про два года, почти каждый день которых мы провели вместе. А еще про то, что от его поцелуев у меня просто крышу сносит, и коленки подгибаются, как у девчонки. И про вчерашний вечер.       Тишина в комнате нарушалась только тяжелым дыханием моего Волка и мерным треском камина. Широкая грудь мерно вздымалась у меня под щекой, сильные руки прижимали к себе, но не так, как несколько минут назад. Ушла страсть, ушла ярость и желание. Остались только острое чувство удовлетворения и приятная усталость. А еще чувство бесконечной нежности и чуть-чуть смущения в ответ на хриплое:       — Я за тебя жизнь отдам.       Где-то в груди взорвалась атомная бомба, пуская теплые лучики щемящей нежности и радости по всему телу, впрыскивая в кровь дозу не адреналина, а какого-то метамфетамина, заполняющего меня всего и полностью.       — Так странно, — продолжал говорить Фенрис. Видимо оргазм развязал ему язык. — Когда мы встретились первый раз, ты был совсем ребенком. Я тебя даже в серьез не воспринимал, — эльф даже не смотрел на меня. Он словно рассказывал все это потолку, но я отчетливо чувствовал, как он прижимает меня к себе, ненавязчиво поглаживает спину, давая понять, что для него важно, чтобы я выслушал его. — А уж когда твой брат взял тебя в Экспедицию, я было подумал, что он с ума сошел. И когда у тебя начались кошмары и видения, я окончательно понял, что это какой-то цирк, — он тяжело вздохнул, вспоминая, видимо те времена и внезапно замолчал, словно не желая продолжать.       Но мне хотелось выслушать его. И еще больше хотелось понять его мотивы. Узнать, почему все вышло так, а не иначе? Я слегка провел ладонью по его голой груди, как бы поощряя его продолжать и чувствуя, как дрожь и толпа мурашек пробежали под моей рукой.       Спустя пару секунд эльф снова заговорил.       — Я привык жить, постоянно ожидая опасности. Даже будучи рабом, я отовсюду ждал нападения, ждал уловки, обмана. Так уж меня тренировали, — в его голосе отчетливо звучала застарелая, плохо скрываемая ненависть. — Я должен был быть идеальным телохранителем. Ведь для этого меня и создавал Данариус. Постоянное ожидание опасности развило во мне необъяснимую способность чувствовать людей. Я вспоминаю Данариуса и дрожу не только от ненависти, но и отчасти от страха. Ты и представить себе не можешь, насколько он силен. Я вижу твоего брата и чувствую волны опасности, которыми он щедро делится с окружающим миром. Я почти ощущаю их физически. Даже Варрик вряд ли когда-то обретет в моих глазах статус человека, которому можно полностью доверять.       Все это время я внимательно наблюдал за его лицом, стараясь делать это незаметно, чтобы не спугнуть момент откровения.       — А потом я смотрю на тебя, — тут он перевел взгляд с потолка и посмотрел, наконец, мне в глаза. — И ничего. Ты как младенец для меня.       — Это, знаешь ли, обидно, — показал я одной рукой и обиженно скуксился, на что мой любовник лишь обезоруживающе улыбнулся.       — И, тем не менее, я ничего не могу с этим сделать. Я так привык не доверять тому, от кого чувствую опасность (то есть всем), что, встретив тебя, сам не понял, как привязался. Просто не заметил этого.       Больше Фенрис не сказал ничего, а я не стал настаивать. Его длинный, такой непривычный монолог заставил меня о многом задуматься и много переосмыслить. И как раз тут в голову пришла спонтанная мысль-идея.       Я осторожно поднялся с уже насиженного места и, не обращая внимания на удивленный и недоуменный взгляд эльфа, принялся осматриваться в комнате. Искомый мной предмет оказался за спинкой дивана. Я быстро подхватил с пола длинную зеленую шелковую ленту, которую обычно вплетаю в волосы и, сев прямо на Фенриса и взяв в руки его ладонь, принялся обматывать ей его запястье.       — Что это? — все-таки решил спросить эльф, когда я закончил. Он недоуменно переводил взгляд с получившегося браслета на меня и обратно, не понимая смысла моих действий.       — Просто хочу, чтобы это было у тебя, — объяснил ему я и пожал плечами. — Считай, что это мой тебе подарок.       — Ну а дальше-то? Дальше-то что? — перебила меня неунывающая Изабелла, желая продолжения хлеба и зрелищ.       — Мы… просто легли спать, — черканул я в блокноте простой, но правдивый ответ. Пиратка тут же погрустнела, явно рассчитывая на более интимные подробности.       — Неужели вы даже не переспали как следует? — возмущенно спросила она, снова заставляя меня смущаться.       Я лишь отрицательно качнул головой в ответ, стараясь не смотреть в глаза недовольной Ривейни.       — Ну дела-а, — протянула она спустя несколько секунд тишины. — Хотя, только такой непроходимый идиот как Гаррет мог не заметить, что между вами двумя просто искры летали. Даже Мерриль и то уже обо всем догадалась. Я поэтому и не стала за Фенрисом ухлестывать, — пожала она плечами. — Он, конечно, мужик видный, но по вам сразу было видно, что он твой.       — «Сразу?» — я в недоумении поднял взгляд на пиратку, а та в ответ хитро мне подмигнула.       — Ну конечно! — воскликнула она эмоционально. — Ты только вспомни, что разговаривать нормально он мог только с тобой, а уж про то, как он отирался вокруг тебя во время Экспедиции, я вообще молчу! А! И вспомни те шикарные тевинтерские прически, которые он тебе постоянно делал! Я так и не уговорила его показать мне технику. И даже учиться читать он согласился только с тобой. Хотя Варрик не раз предлагал ему свои услуги.       Я согласно кивнул на все ее доводы и, осознав, как же глубоко я увяз в своих чувствах к этому нелюдимому эльфу, спрятал лицо в ладонях, пытаясь отгородиться от всего мира.       «А ведь у него сейчас Гаррет», — думал я, представляя, как они там друг другу морды бьют. — «Надеюсь, они друг друга не прибьют. Хотя, Иза действительно права. Пусть сами решают свои проблемы».       — Ну, теперь твоя очередь, — вышел я из своего астрала и быстренько перевел стрелки. — Как ты докатилась до жизни такой? Когда я предлагал тебе присмотреться к Гаррету, я не думал, что ты в тот же вечер к нему в кровать прыгнешь.       — Ой, а чего тут такого-то? — легкомысленно ответила пиратка, внимательно прочитав мои загогулины. — Он мальчик взрослый, да и расслабиться нам действительно было нужно. Твой брат весьма… — она игриво постучала пальчиком по полной губке, — хорош.       — И что же? Никаких чувств?       — Милый мой Ви, я отказалась от чувств уже очень давно. И не собираюсь возвращать их обратно.       Может, мне и показалось, но я отчетливо слышал в ее голосе и словах еле уловимую нотку горечи.

***

      Домой Гаррет вернулся лишь вечером, весь всклокоченный, злой и пьяный. И сразу же на пороге угодил в лапы разозлившейся матушки, мечущей молнии из глаз. И все в сторону старшего сына. Изабелла уже давно покинула наш дом, попросив меня, если что сказать ей, когда вернется Старший. Я пообещал написать ей записку.       Я уже ложился спать, поэтому не стал даже ни в чем разбираться — оставил эту почетную миссию Леандре. А сам только черканул пару слов Фенрису и Изабелле и попросил только-только вернувшегося Бодана отнести записки в поместье и Висельник, надеясь, что с эльфом ничего непоправимого не случилось, а пиратка сидит у себя в номере. В первой я спрашивал, как прошел разговор с моим братом и все ли у Фенриса в порядке с лицом, а во второй передавал пиратке информацию о том, что Старший слишком пьян, чтобы принимать сегодня гостей.       Как оказалось, Леандра решила окончательно и бесповоротно вправить мозги своему старшему сыну, потому что когда посреди ночи мне приспичило попить, я наткнулся на еле видную полоску света, пробивающуюся сквозь щель между полом и дверью на кухню. Приглушенные голоса доказывали, что сидели там Гаррет и наша мама. Сидели и пили. Старший то и дело прикладывался к какой-то пыльной пузатой бутылке, а матушка с аристократичной аккуратностью попивала вино из хрустального сервизного бокала. Стоило мне услышать тему обсуждения, как я тут же прилип ухом к дверному косяку, не желая пропустить ни словечка.       — Знаешь, — говорила тихо Леандра, словно вспоминая что-то, — после близнецов ваш отец не хотел больше детей. Вероятно, боялся, что снова родится маг. А мне всегда было все равно, — она тяжело вздохнула. — То, что вы с Бетани маги никак не влияет на то, что вы, в первую очередь, мои дети. И я хотела еще ребенка. Четвертого, — в ее голосе слышались мечтательные нотки. — Еще одного мальчишку.       — И тут мы с отцом нашли Виайра, — пьяно пробормотал Гаррет и, судя по звукам, снова приложился к бутылке.       — Да, — на выдохе подтвердила мама. — И тут вы нашли Виайра. Мое маленькое солнышко. Он был такой испуганный, такой беззащитный. Помнишь, как он смотрел на нас своими огромными карими глазами? — она тихо засмеялась, вспоминая мои первые дни в семье Хоуков. — Словно мы призраки какие-то. Его так тяжело было разговорить. Мне кажется, что он соврал нам о своей амнезии.       Тут у меня даже дыхание перехватило. Я осторожно переступил с ноги на ногу, стараясь не шуметь и снова весь превратился в слух.       — Вспомни. В те моменты, когда кому-нибудь все-таки удавалось затянуть его в разговор, у него было такое лицо, будто он отчаянно пытался не сболтнуть лишнего. Поэтому он и ходил всегда такой угрюмый и задумчивый. — Мама тяжело вздохнула, но тут же продолжила. — Малкольм тоже заметил. Но мы решили не мучить мальчика пустыми разговорами. Не хотел рассказывать, значит, на то были причины. А спустя время он стал вести себя как самый обычный мальчишка. Похоже, прошлое его отпустило.       Наступившую тишину прерывали только тихое потрескивание поленьев в камине и плеск наливаемого матушкой вина. И еле слышные глотки Гаррета, то и дело прикладывающегося к горлышку своей бутылки. Разговор плавно перетек на настоящее время.       — Он ему свою ленту подарил, мам, — глухо пробормотал Старший, словно жалуясь на меня маме. — Ту самую.       — И что? Это его выбор и его решение. И я полностью его поддерживаю.       — Но он мужчина! И он опасен! Он…       — Он защитит его, — перебила его твердо Леандра, сбивая спесь. — И то, что они оба мужчины никак не мешает им любить друг друга.       — «Любить друг друга», — зло передразнил ее Гаррет и тут же получил громкую затрещину. — А мне что делать?! Он мой брат! Мой маленький братишка, которого я поклялся защищать и оберегать! И он с этим эльфом!       У братца явно сняло все ограничители, потому что таким злым я заставал его очень редко. Судя по звукам, он уже во всю носился по кухне, то и дело спихивая и задевая что-то.       — Фенрис — беглый раб, мама! И за ним охотится сильнейший магистр Тевинтера. Ты не представляешь, как я боюсь за Ви, — простонал Гаррет, словно раненый волк, и, судя по пропавшим звукам, опустился на свое место.       Я чуть осмелел и осторожно приоткрыл дверь в кухню, молясь, чтобы она не выдала меня скрипом. Открывшаяся передо мной картина разорвала мне сердце и прошлась наждачкой по оголенным нервам. Я осторожно закрыл дверь и ушел в свою комнату, стараясь отогнать видение сгорбившегося на стуле Гаррета, полного печали и какой-то надрывной тоски.       «Я и не думал, что он так беспокоится об этом», — размышлял я, лежа в кровати. — «Мне всегда казалось, что он так бесится только из-за того, что привык все контролировать, из-за того, что я поступил по-своему и даже не стал с ним советоваться».       Я тяжело вздохнул и перевернулся на бок, укутываясь в одеяло с головой.       «Кажется, нам срочно надо поговорить».