When I died and woke up

      Как ни странно, но после всего произошедшего я все-таки очнулся, хотя когда терял сознание, уже на это не надеялся. Первое, что я увидел, когда приоткрыл глаза, как и ожидалось, оказались злые глаза Гаррета. Да не просто злые — бешеные! И уж точно не обещающие мне ничего хорошего. Прежде теплое, расплавленное золото сейчас застыло и приобрело холодный, пугающий блеск. Ой, мамочки... Что-то однозначно сейчас будет.       Но, как ни странно, потаращившись на меня немигающе несколько долгих секунд, старший лишь зло сощурился, и, ничего не сказав, уступил место перепуганной, причитающей маме. Когда его пугающее лицо исчезло из поля зрения, я, наконец, вспомнил, что жив, а потому дышать мне все-таки нужно. Сделать вдох оказалось довольно трудно из-за стягивающей грудь повязки, как я понял по ощущениям. Да и боль в ребрах, если не переломанных, то треснувших уж точно, задачу не облегчала.       Когда мама, наконец, выдохлась и перестала крутиться вокруг неподвижного меня, я стараясь особо не шевелиться, аккуратно покрутил головой, пытаясь узнать свое местоположение, а заодно ища взглядом близнецов. Определив, что мы однозначно где-то в помещении, причем помещении не обычном, а полностью деревянном, да еще и ходуном ходящем, я пришел к мысли, что это, скорее всего, корабль. А вот близнецов в поле зрения не оказалось. Я внутренне похолодел, а когда уже было открыл рот, чтобы попытаться спросить маму, над головой раздался голос старшего:       — Чем ты думал, непроходимый ты идиот?! — зло шипел он, стараясь не сорваться на крик. А для него это очень сложно. — Куда ты полез, а?! Неужели действительно думал, что справишься с огром? С чертовым огром, Ви! Ненормальный, глупый ребенок!       Я слушал все его упреки с несвойственным мне терпением отчасти оттого, что он прав, ну и немного из-за того, что говорить я по каким-то причинам не мог. Пытался, но не мог. Как бы я ни старался, из приоткрытых губ не вырывалось ни словечка, только глухие хрипы.       Заметив, наконец, мои нелепые попытки что-то сказать, Гаррет перестал сыпать оскорблениями и склонился надо мной, видимо считая, что просто не может расслышать. Поняв же, что это я не могу ничего сказать, он непонимающе нахмурился и гаркнул во все горло:       — Бетани!       А у меня на душе сразу стало спокойно. Значит жива. Я помог, я справился!       Откуда-то из темноты трюма вынырнула лохматая сонная Бет. Неадекватным взглядом окинув беспокоящегося Гаррета и проснувшегося меня, она сначала звонко поцеловала меня в лоб, а уже потом стала выяснять, зачем старшему понадобилась ее помощь.       — Что такое, братец? — она протяжно зевнула. — Мы же только-только легли.       — Проверь его, — кивок в мою сторону, — кажется, у него что-то с голосом. Или с горлом. Или еще с чем-то, я не знаю, но говорить он не может!       Мигом взбодрившаяся Бетани, оглядевшись по сторонам, осторожно и незаметно пустила диагностическое заклинание, жаром пронесшееся по всему телу. Я уже не раз подвергался этому заклинанию и знаю, что если где-то есть «холодная зона», значит там и проблема, а потому очень удивился, когда понял, что такая зона обозначилась только в груди. Горло же обожгло так же, как и прочие здоровые части тела.       — Горло и связки в порядке, — пробормотала сестра, нахмурившись. — Язык тоже в норме.       — Значит дело в чем-то еще! — рыкнул старший. — Найди в чем!       — Я не могу! Не вижу ничего, что повлияло бы на способность говорить.       — Это все чертова ведьма! — зарычал Гаррет, запуская пальцы в густую шевелюру. — Так и знал, что не надо было ее к тебе подпускать.       Ведьма? Это он про Флемет что ли? Получается, она меня вытащила с того света?       — Ты же знаешь, Гаррет, что ни у меня, ни тем более у тебя нет таких навыков лечения, чтобы спасти то, что представлял из себя братец тогда, — вздохнула Бетани. — Так что она спасла ему жизнь. Думаю, голос — не такая уж и большая потеря по сравнению с жизнью. Не так ли, Ви?       Я энергично закивал, подтверждая ее слова. Что ж, кажется, у меня появился еще один шанс. И отсутствие голоса действительно не самая страшная проблема, которую можно себе представить.       — А пока мы не выясним, как вернуть тебе голос... — пробормотал глухо старший, копаясь в своем вещевом мешке. — Вот, держи. — Он протянул мне свои блокнот и карандаш, который дарил ему я сам на двадцать четвертый день рождения, чтобы больше не находить по всему дому его почеркушки и наброски и положил рядом с моей лежанкой. Старший чудесно рисует. — Писать ты умеешь, слава Создателю. Хоть так можно будет с тобой общаться. А теперь спи, ты еще слаб. Бетани...       Мягкая ладошка сестры легла мне на лоб, даря чудесное забвение.       В следующий раз я проснулся от нестерпимого желания пить. Все, кто находился в трюме, спали сладким сном, и никто не обратил внимания на пробуждение очередного раненого. Даже сопящий куда-то мне в макушку Гаррет. В его медвежьих объятьях было тепло, удобно и так привычно, что от счастья щемило в груди. Осознание того, что я мог лишиться не просто жизни, а жизни рядом со всеми ними, с головой накрыло меня одеялом истерики. Снова. Кажется, я слишком много плачу для парня моего возраста. В прошлой жизни такого не было.       Не обращая внимания на слегка занывшие ребра, я повернулся на бок и, уткнувшись в плечо старшего, негромко всхлипнул. Но даже этого хватило, чтобы он обеспокоенно дернулся и проснулся.       — Эй, ты чего? — удивленно спросил он, с беспокойством глядя на меня. — Что-то болит? Где? Я сильно сжал, да? — суетился он, засыпая меня вопросами и не обращая внимания на мои попытки его успокоить.       По привычке открыв рот, чтобы сказать, что все в порядке, я вспомнил, что теперь у меня такой возможности нет, и лихорадочно зашарил руками вокруг себя, пытаясь отыскать ценный блокнот.       — Погоди-погоди, — забормотал Гаррет, залезая в свою сумку, — я его убрал, чтобы никто не спер, пока ты спишь. Кстати, Бетани сказала, что ты уже можешь сесть, — обрадовал он меня, протягивая мне книжицу и карандаш.       Выхватив их у него из рук, я осторожно пролистал изрисованные страницы и, остановившись на первой же пустой, коряво вывел:       — «Помоги сесть. И дай пить».       Руки тряслись с непривычки, а потому буквы плясали. Да и даже за десять лет я не привык к их письменности. Говорил-то я вроде по-русски, а вот писать приходилось на хрен-пойми-каком. Не привычно.       — Подожди секунду, — прошептал старший, разобравшись, наконец, в моих каракулях. Придав мне сидячее положение путем прислонения моей тушки к ближайшей балке, он первым делом привел меня в порядок, стерев мокрые дорожки со щек. Не знаю, как мы своей возней не разбудили ближайших спящих, но никто даже не шелохнулся. А может они просто побоялись перечить Гаррету.       Как я позже выяснил, матросов, да и некоторых пассажиров, предложивших выкинуть мою бессознательную тушку за борт, как потребляющую слишком много пресной воды, постигла очень печальная учесть. Матросы, как члены команды, отделались лишь парой довольно больших синяков на лицах, а вот неучтивые пассажиры полетели за борт вместо меня. Зато воду сэкономили.       Протянув мне бурдюк с водой, к которому я присосался как пиявка, старший удобно устроился у меня на ногах, уткнувшись мне в живот и приобняв за коленки. Так и сидели: он довольно сопел мне в живот, согревая горячим дыханием, а я поглаживал его по темной макушке. Привычная тяжесть его довольно не маленького тела приносила спокойствие и удовлетворение.       Спустя какое-то время, он, перестав дышать мне в пупок, поднял голову и принялся шепотом рассказывать мне все, что я пропустил. Начиная с того момента, как огр двинулся в мою сторону и заканчивая моей очередной истерикой.       — «Я просто подумал, что чуть не лишился всех вас, — объяснил я, отвечая на вопрос брата. — Не важно. Лучше повтори, что сказала Флемет, когда увидела мою умирающую тушку».       — Что-то вроде того, что нам очень повезло, что ты появился в нашей жизни (хотя это мы и без нее знали) и что если бы не ты, наша история пошла бы по другой колее. Это, конечно, не дословно, я не слишком внимательно вслушивался, пытаясь понять, жив ли ты или уже у трона Создателя.       — «И она за «просто так» решила вернуть меня с того света?»       — Она попросила вернуть какой-то амулет долийской Хранительнице, чей клан стоит неподалеку от Кирквола, — пожал он плечами.       — «Она просила эту услугу за ваше безопасное прибытие в Гварен, а не за мою жизнь».       — Значит, за «просто так». Хотя, я все еще думаю, что это она виновата в том, что ты не можешь говорить. Но в этом все-таки есть свои плюсы: иногда ты жутко надоедаешь своей болтовней, — он широко улыбнулся, отпуская беспокойство, тревожащее его все эти дни, за что получил мягкий подзатыльник.

***

      Я на удивление быстро шел на поправку. Наверное, Флемет там что-то намагичила. Спустя два дня, когда наш корабль причаливал к Казематам Кирквола, я уже спокойно стоял на ногах, даже не морщась от простреливающей иногда боли. Первые несколько часов после того как я встал, со мной, конечно же, везде таскался Гаррет, как курица-наседка. Пару раз порывался даже подхватить меня на руки, чтобы я не перетрудился, но был остановлен моим возмущенным шлепком по руке.       Мама и Бетани нарадоваться не могли, что я так быстро выздоравливал, Гаррет и Карвер (недоверчивые наши) лишь неодобрительно хмурились, а Авелин и ее муж (который, к слову, выжил и плыл вместе с нами) тихонечко посмеивались, глядя на мои неуклюжие попытки говорить. Ну а что, с непривычки я всегда сначала хлопал ртом как рыба, а потом только, смущенно краснея, лез в карман за блокнотом и карандашом.       И вот, аккуратно сойдя с корабля по шатающемуся туда-сюда трапу... я понял, что мы в заднице. Количество беженцев на один квадратный метр в Казематах просто зашкаливало. Кто-то спал прямо на каменных плитах, кто-то, устроившись где-то в глубине ящиков с грузами, но большая часть народа осаждала группу стражников, закрывающих дальнейший проход особо ретивым беженцам.       — Проход в город закрыт, судя по всему, — указала Авелин рукой на толпу.       — Как это «закрыт»? — возмутился Карвер. — Не могут же они оставить нас здесь?       — Не знаю как, но мы должны в скором времени покинуть Казематы, по очевидным причинам, — пробурчал Гаррет, обеспокоенно взглянув на сестру, и двинулся в сторону той самой группы стражников, уверенно пробираясь сквозь толпу. Нам ничего не оставалось, кроме как последовать за ним.       — Эй-эй-эй! — преградил нам дорогу один из стражников. — Вы что, не слышали? Проход в город закрыт.       — Но разве за вашими спинами город? Там же Казематы, верно? — спросила Бетани удивленно.       — Эм, — неуверенно протянул страж закона, — ну да, но...       — Кто у вас тут главный? — перебил его старший, не особо размениваясь на любезности. — Нам нужно срочно попасть в город. — Всем нужно, — пожал плечами стражник, но компанию нашу пропустил и даже любезно указал, где можно найти своего начальника.       Капитан их оказался мужиком понимающим, но законопослушным, а потому просто так он в город нас не пустил, но пообещал найти нашего дядю, у которого, якобы, есть имение в городе. Знаю я это имение. Жалкая лачуга в нижнем городе — вот и все его имение.       Спустя несколько долгих часов ожидания, через ворота, ведущие на пристань, которая, в свою очередь, ведет в порт города, пропустили бомжеватого вида мужика, до одури похожего на маму.       Сердечно обняв Лиандру и отпустив комментарий на счет ее возраста, он удивленно уставился на меня.       — Погоди-ка, — нахмурился он, — я помню твое последнее письмо. — Он обращался к маме. — В нем говорилось только о близнецах. Больше писем о детях не приходило.       — Это Виайр – мой самый младший сын. Он не кровный мой ребенок, мы с Малкольмом его... усыновили.       — Вон оно что. Это добавляет проблем. Проход в город стоит недешево, а у меня нет денег, чтобы провести даже половину из вас.       — На нас внимания не обращайте, — подал голос Уэсли. — Я пройду в город как храмовник, а Авелин пропустят как мою жену.       — И все равно...       — А как же наследство? — перебила его мама. — Уверена, там хватит на всех нас.       — Эээ, — протянул дядюшка неуверенно, — понимаешь, тут такое дело... Поместья у нас больше нет. И денег тоже. Не спрашивай, как так вышло. Но у меня есть одна мыслишка, как провести вас всех в город. Только для этого нужно будет потрудиться.       План дядюшки не пришелся никому по вкусу, но за неимением лучшего, пришлось подчиниться обстоятельствам. Мы выбрали контрабандистку Атенриль, как нашего работодателя на ближайший год. Выполнив ее поручение и получив одобрение, мы смогли, наконец, попасть в город.       Что ж, пусть начнется новая глава нашей жизни.