Денис Воронцов, навигатор, 25 лет

      За время совместного полета на Степянку и за все время после, пока они летели до Нового Бобруйска, когда решали, как быть с Рыжим, Тед как-то привык считать тот факт, что Рыжик, несмотря на всех своих тараканов, — классный парень, хотя, конечно, скрытный паршивец, та еще язва и зануда, каких поискать, — исключительно их открытием. И это именно они Дэньку подобрали, отогрели и расшевелили, и кроме них у Рыжего никого нет и быть совершенно точно не может.       Тед хорошо помнил насквозь простуженного и настороженного парня в заношенной одежде, которого они с Вениамином Игнатьевичем взяли в экипаж. Тогда тот здорово напоминал дикого подвального кота, который людям не верит и ничего хорошего от них не ждет. Который даже с ним держался поначалу отстраненно, не сближаясь: работу выполнил, дело сделал и все — контакт закончился, а напарник захлопнулся и будто исчез, точь-в-точь, как Михалыч, который есть, только если делом занят.       Теодора Лендера всегда отличал легкий характер, умение заводить друзей (и врагов, почему бы уж не похвастаться, тем более, что обилие козлов в мире — это точно не вина Теодора…) и общаться с людьми. А с Рыжим ему постоянно казалось, что, если напарника не разговаривать, то тот вообще запросто промолчит весь рейс, а закончив работу, ушкандыбает в свою каюту и будет сидеть там в одиночестве, как какой-то старпер. При этом гордячкой и снобом или рохлей и тупицей Рыжий не был, за словом в карман не лез и юмор понимал, но будто бы сам себя постоянно стеснялся, а общаться даже побаивался. От дружеского тычка дергался, будто в ответ ударить хотел, да успел сам себя затормозить. У Теда в те секунды, когда у Рыжего взгляд со „щас ответка прилетит“ на нормальный менялся, регулярно мурашки по спине пробегали. И будь на месте Теодора Лендера кто-нибудь более слабый очком, он бы после одного такого взгляда Рыжего придурка за три метра по стеночке обходил. Вот только Лендер ерунды не боится — в этом Рыжему повезло. И поэтому, кстати, тоже Теду и казалось, что он первый, кто нормального парня в Рыжем задохлике разглядел и из дурацкого панциря от всех отстраненности выковырял.       Вообще Лендер считал исключительно своей заслугой, что Рыжий, под конец, во время общих разговоров за жизнь почти перестал выключаться из реальности и застывать лицом, будто ушел куда-то внутрь собственного черепа и не хочет выходить обратно, как растяпа-сосед, который зашел в дом за семечками, но по пути увидел непорядок в сушильне и завернул туда, а оттуда пошел несушек проверить, заметил, что конвейер забарахлил… и вот ты стоишь, ждешь его, чтобы вдвоем поболтать около забора, новости обсудить, а он там седьмую корову срочно додаивает. Ну и Полли, конечно. Полли — молодец, она из Рыжика всю его взъерошенность и неухоженность своей расческой за пару дней вычесала. Хотя тут ей повезло, что терпения и спокойствия у Рыжего вагон нашелся, и что он хоть и дикий первое время был, но незлой. Тед за такую приставучесть сам бы кого угодно до синих искр начесал.       И к мысли, что Рыжему по жизни на людей не везло, и нормальные ребята этому скрытному засранцу просто не встречались, они как-то все привыкли, как к очевидному факту.       К тому же спал Тед по-прежнему неважно, зато пристрастился Рыжего с Машей обсуждать. Искин, участвуя в воспоминаниях, мнение, что Рыжик до них нормально ни с кем не общался, разделяла.       Да только по возвращении на Новый Бобруйск сразу же обнаружилось, что Рыжий вовсе не всеми брошенный и миром недооцененный, а просто сам по себе скрытный паршивец. Который предпочитает прятаться от беспокоящихся за него людей, молчать, влипать в неведомые неприятности и злостно ими не делиться.       Тед, с одной стороны, прекрасно Рыжего понимал, он бы тоже не хотел видеть около себя после аварии толпу родственников, старательно читающих нотации, жалеющих и учащих правильно жить, а с другой… Укреплялся в уверенности, что Рыжий — та еще зараза, и убить его мало, пусть только поправится.       Началось все со звонка по межпланетке, когда какая-то странная деваха чуть ли не в приказном порядке потребовала предъявить ей Воронцова, с таким видом заявив „подруга“ на вопрос об основаниях, что Тед резко заподозрил напарника и в убегании от алиментов. Помня о том, что капитан узнал от своих друзей, от „подруги“ они постарались отвязаться, заодно стараясь осторожно выяснить, не связана ли она с тем Уайтером, у которого возникли претензии к их навигатору.       Тед вообще-то изнывал от любопытства и сломал всю голову, пытаясь выяснить, что же такого мог сказать сдержанный Рыжик, чтоб у кого-то возникло желание платить пошлину за возбуждение разбирательства. Тедов папаша раз собирался привлечь за клевету одного из посредников, утверждавшего на бирже, что Лендеры в хозяйстве используют не адаптированные, а широкопрофильные инсектициды, и от их ячменя не только у миньского долгоносика аппетит пропадет, а любой таракан, включая разумных ксеносов, лапки отбросит. После поездки в столицу Лендер-старший ругался на весь дом, что дешевле лично морду бить каждую неделю и штрафы оплачивать, чем один раз „цивилизованно“ решить, потому что одна пошлина за обращение на три штрафа за мордобой тянет.       Разговор с „подругой“ не вышел. Но звонки после него посыпались сплошняком, внезапно обнаружилась какая-то бешенная куча народа, которая хотела разобраться с обидчиками своего рыжего пропадалки, любым способом, не считаясь с затратами, вытащить его из криокамеры и вернуть к жизни.       Поначалу они все этому обрадовались, финансовый вопрос ни разу не поднимался, но то, что на лечение Рыжего, возможно, не хватит страховки, беспокоило всех. Тед даже узнавал в инфранете сколько сможет выручить за коллекционный кобайкерский шлем и старые календари с легендарными экипажами космофлота — самое ценное свое имущество. А еще у них в грузовом отсеке было два флайера — чуть помятый при подрыве Балфера „Козел“ и сине-оранжевый с базы Альянса — подарок от Роджера и Винни. И все же, когда за лечение Рыжего, перевозку и устройство в госпиталь и за его охрану взялись люди, которые явно хотели его спасти, уставшая команда транспортника облегченно вздохнула.       На Новом Бобруйске транспортник уже встречали.       Все было хорошо…       Криокапсулу с Рыжим перевезли в Центральный Военный Госпиталь, там его, по-прежнему замороженного, тестировали и изучали. Отдельный бокс со стационарной криокамерой, позволяющей всесторонне исследовать погруженное в нее тело, неусыпно охраняли, сменяя друг друга, четверо мрачных мужиков, усиленных киборгом.       В госпитале, кроме Вениамина Игнатьевича, постоянно ошивались та самая „подруга“ и еще какие-то девицы, какие-то мужики и тетки, они созванивались с больницами, госпиталями, медицинскими центрами и научными базами, мало что не по всей галактике, обсуждали шансы и прогнозы, отзывы и характеристики, решая, где и как лучше лечить Рыжего. Вениамин Игнатьевич в этом вопросе оказался главным и решающим голосом, а вот на них с капитаном смотрели… Так, что Тед постоянно чувствовал себя лишним и виноватым.       Капитан сдался первым и, заявив, что все знают, где его найти, уехал домой. Теодор с Михалычем, решившие не снимать квартир в городе, по-прежнему жили на корабле, и, как Тед понял, лишь поэтому капитан его все еще не выставил на продажу.       Полина неожиданно предательски скорешилась с Денискиными девицами, и они крутились в госпитале почти все время вместе. То кому-то звоня, то бегая между лабораториями, получая результаты обследований, исследований, анализов, пересылая, получая и обсуждая ответы. Суетливый маленький штаб расположился в номере гостиницы недалеко от госпиталя. Как назло, территория этой гостиницы, специально предназначенной для родственников пациентов, примыкала к парку того самого офтальмологического реабилитационного центра, где Тед ждал, пока приживется пересаженная сетчатка. Между ними даже забора не было. А из номера еще и дорожка из спецплитки, огороженная тросиками со звуковой сигнализацией, просматривалась.       Вениамин Игнатьевич и Полина решили оставаться в гостинице с друзьями Рыжего, чтобы дождаться окончательного ответа из клиники, в которой были хирурги необходимой квалификации, нужное оборудование, и где давали почти семидесятипроцентную гарантию успеха для пациента с характеристиками травм, как у Рыжего, против тридцатисемипроцентной в местном госпитале, и которую одобрил Вениамин Игнатьевич.       Тед, изначально собиравшийся быть с ними, а потом развезти, как уже повелось, на флайере по домам, просидев в ожидании полчаса на подоконнике, не выдержал. И сбежал.       И оказался в знакомом до последнего шороха и запаха парке один.       Теодора Лендера это бесило, потому что было подло, но он бы предпочел, чтоб никаких друзей у Рыжего не нашлось, его судьбой занимались бы они с капитаном, и тогда бы ему не пришлось терпеть до дрожи знакомый больничный запах, ощущая свою полную бесполезность и непричастность. Тем более, что друзья Рыжего и суровые мужики с Сцесчени решили доверить перевозку криокамеры специальному медицинскому борту, а не их транспортнику. И Вениамин Игнатьевич с ними согласился.       Настроение было препаршивое, а парк до дрожи, до ужаса знакомый. Спал последнее время Тед плохо и мало, а думал в основном о Рыжем. Наверное, поэтому его и накрыло.       Галлюцинация неторопливо двигалась поперек дорожки, ведущей к стоянке флайеров. Тощий рыжий парень с грязными спутанными волосами, в джинсах и одном буром свитере, несмотря на промозглую слякоть начавшейся зимы, хлюпающий раскисшими кроссовками по мокрому снегу, и с ним такая же грязная и тощая девчонка, кутающаяся в большую не по росту куртку. Она шла немного впереди, будто уводя за собой рыжего в начинающиеся серые и туманные сумерки прочь, в неизвестную для пилота часть парка. Тед уставился им вслед и внезапно, совершенно по-идиотски, крикнул:       — Дэн! Воронцов! Денис?!       Они развернулись одновременно: схватившая парня за руку девчонка и сам парень. Не Дэн, естественно. Но похож. Рыжий, худой, с редкими мелкими веснушками. Даже со шрамом поперек левой брови. Но не Дэн. Естественно.       Тед потер лоб, опустил голову и повернул обратно к стоянке.       — Стойте! — крикнула девочка. — Стойте! Вы его знаете?!       — Кого? — теперь Тед удивленно смотрел на нее сверху вниз. Еще более тощая и грязная, чем показалось в начале. В двух куртках: одной детской, дешевой и, похоже, тонкой и холодной, и второй — мужской, большой, добротной и форменной…       — Ну… Вы же… Сами… Дениса. Воронцова. Знаете? Правда? — девочка смотрела со страхом и надеждой. Парень в свитере, подошедший совершенно бесшумно, встал за ее спиной и тоже смотрел на Теда с непонятным любопытством. Глаза у него были голубыми.       — Похоже, его тут все знают, — Тед разозлился.       Рыжий парень потянул девочку за плечи назад.       — Не надо агрессии, — хрипло и негромко произнес он, глядя на сжимающего кулаки Теодора. И внезапно надрывно раскашлялся.       Девочка сморщила лицо и тут же стала выпутываться из куртки.       — Деень, возьми обратно! Я уже согрелась, честное слово! — жалобно, почти плача, заговорила девочка, а кашляющий парень протестующе замотал головой.       — Ну День! Надень куртку! Тебе же опять вечером хуже станет! Я правда уже согрелась! — скулила девочка, пытаясь накинуть куртку на своего спутника.       „ЛУФ навигатор“ разобрал Тед надпись на спине куртки. „Воронцов“, „ЛУФ навигатор“, — похоже парочка и правда имела какое-то отношение к Рыжему. Пожалуй, их стоит расспросить и сдать хоть этому — Артемичу, пусть разбираются между собой решил он и вслух объявил:       — Пошли. У меня тут флайер стоит. В нем печка есть. Поговорим.       — Так вы все же знаете Дениса? — девочка перестала предпринимать попытки одеть неожиданно ловко уклоняющегося от нее рыжего, наконец прокашлявшегося, сплюнувшего в снег и задышавшего нормально, и снова зябко завернулась в куртку. Судя по ее красному и шмыгающему носу, покрасневшим ушам и пальцам, до состояния „согрелась“ ей было далеко.       — Знаю, — буркнул Тед, расстегивая куртку и стаскивая ее. – На. Надень пока. Он швырнул куртку парню, который ловко поймал ее и быстро оделся.       — Спасибо, — парень заметно наслаждался нагретой одеждой.       — Во флайере вернешь, - Тед, на которого тут же набросился влажный ветерок почти не ощутимый до этого, о собственной щедрости уже пожалел.       — Ну? — купол был закрыт, печка работала, гости грелись на заднем сиденье, оба одинаково разувшись и втянув ноги под себя, укрывались своей курткой и щурились друг на друга. И было в них обоих что-то неуловимо знакомое, рыжее и кошачье. „Небось они еще и пальцы вокруг кружек переплетают, когда горячий чай пьют“, — почему-то ревниво подумалось Теду (может от того, что горячий чай его новым знакомым сейчас явно не помешал бы). — Рассказывайте! Откуда вы нашего Дэньку знаете и чего вам от него надо.       — Сперва ты, — спокойно проговорил рыжий оборванец, сжимая руку открывшей было рот девочки. Отогревшись под курткой невероятно быстро, он как-то ожил и осмелел. А вернув куртку во флайере Теду, перешел на „ты“.       Теодор решил было обидеться, возмутиться и выгнать нахальную парочку из флайера, но раздраженно буркнув:       — Мы напарники, — вдруг разговорился. Будто прорвало плотину, и он неожиданно для самого себя рассказал все. И про собеседование, и про полет к Степянке, и про охоту на лису и на canis’а, и про болото, и даже про штурм базы, хотя про него они изначально решили никому не рассказывать, ограничившись скупым „напали пираты, удалось отбиться“. — Он в госпитале. В криокамере, — мрачно закончил Тед.       Девочка уткнулась в грудь своему рыжему приятелю и всхлипывала. А тот со странным, точно развернутым внутрь себя выражением лица (у Дэна порой такое бывало) рассеянно похлопывал ее по спине.       — Вот, это его, — девочка вынула откуда-то из своей одежды карточку инопланетного документа и дрожащей рукой протянула ее Теду. — Я сначала подумала он маньяк. Я тогда из дома ушла. В парке пряталась. Я думала, он наркоман и вообще… — рассказ девочки, перемежающийся всхлипами и шмыганьем, был невнятный и бессвязный, и не имей Тед младшей сестры, которая, волнуясь, тоже перескакивала с пятое на десятое, он бы ее не понял. А так историю знакомства их Рыжего с малявкой, убежавшей от матери и ее любовника, восстановить получалось. И Рыжий явно был в своем репертуаре, пытаясь отдать все и спасать, хотя сам нуждался в помощи сильнее.       — Он меня проводил, но отца на Приисках уже не было. Я решила пробраться в космопорт через свалку. А там на меня какие-то уроды напали. А Денька, — девочка нежно погладила своего приятеля по раскрасневшейся щеке, — спас. Я как ты — обозналась сначала. Думала это Денис, но оказалось - нет. Только Денька тоже Дениса знает. Они вместе на „Черной Звезде“ были. И Денис не наркоман! Это там…       От второго рассказа девчонки у Теда кулаки сами собой сжимались так, что снова плечо разболелось нешуточно, и скрытную рыжую сволочь, лежащую в криокамере, придушить захотелось еще больше. „И мне про такое молчал?!“ А уж „капитана Уайтера“ вообще хотелось разделать медленно и вдумчиво, так, как свежуют хорошо откормленных кабанчиков, прежде чем подготовить к переработке на полуфабрикаты, и обязательно лично.       — И теперь мы вместе с Денькой. Только никак его вылечить не можем. Антибиотики нужны. Мы думали сегодня здесь получится украсть или попросить кого-нибудь вынести… — девочка грустно замолчала. — А вообще нам бы на Самородок попасть. Это астероид в секторе Си-сто двадцать. У меня там папа работает. Только в космопорт нам тоже нельзя. Даже если на корабль проберемся, нас на таможне выловят…       — А что вы в больницу-то не пойдете?! Рыжий опять раскашлялся, до ужаса напоминая их Дэна на собеседовании.  — Есть же это… Помощь там для бездомных. И… документ же у вас есть?! — Тед удивился. То, что этот Денька от капитана находился в еще большей зависимости, чем подсаженный на какую-то химическую дрянь Дэн, Тед понял. Вот почему тот так выглядел, дергался и боялся. Почему соцработников боится нежелающая возвращаться домой девчонка — тоже. Сам Тед тоже из дома удрал, правда, дождавшись совершеннолетия, получив на руки аттестат и паспорт. А вот почему этот рыжий прячется сейчас… Не понял совсем. Обратился бы ночлежку, получил бесплатную еду, одежду, обследование и лечение — куртка и ботинки на девчонке явно из соцвыдачи. Почти не греют, конечно, но все-таки.       — Мы не можем. На соцпомощи они с киборгом ходят, старым совсем, но все равно… Поклянись, что никому не скажешь! — решительно потребовала девочка, глядя Теодору прямо в глаза.       — Клянусь, — Тед даже руку в салюте вскинул.       — День – DEX, шестерка. Если его поймают, если про него узнают… то его ликвидируют, как бракованного.       Теодору Лендеру показалось, что он слышит, как его челюсть стукнула о штурвал. Он даже рукой подбородок пощупал, проверяя, что она не до конца отвалилась. Гости с заднего сиденья смотрели на него настороженно и опасливо. А в голове у Теда лихорадочно закрутились шестеренки и заработали мозги. Эти двое явно были не чужими их Дэньке, они его знали и нуждались в помощи. А парень мало того что был рыжим и до жути похожим, так еще и тезкой оказался. Теодор Лендер в карму не верил и мистикой не увлекался. Но помочь их Дэну они с капитаном никак не могли. Там от них ничего не зависело. Но тут были двое… а… какая разница кого! двое живых, связанных с Дэном, в безвыходном положении. А у них были разрешения, оформленные одновременно с контрактом об экспедиции, и срок их действия еще не закончился. А у них был корабль, на котором можно покинуть планету, и был знакомый, способный устроить фальшивые документы на киборга.       — Я знаю, что делать! — Тед решительно вытащил видеофон и натыкал номер: — Станислав Федотович! Тут такое дело…