Денис Воронцов, навигатор, 25 лет

      Отчим пришел домой злее обычного. Даже с учетом дня получки. И разнос начался не с обычного: «Оглоед! Проклятье на всю семью! Только неудачу приносишь!», а с непонятного и неожиданного: «Блядь малолетняя!» От ударов Денис привычно закрылся руками. Но отчим на это раз не ограничился кулаками. «Ах ты, паскуда, зарабатывать значит начал, а деньги в семью не несешь?! Мы тебя кормим, одеваем, а ты с нами вот как значит?!» Отчим отступил, взял ремень, лежавший на комоде в прихожей, и хлестнул Дениса по рукам. Пряжкой. Выступила кровь. Денис машинально заслонился плечом, приоткрыв ребра, чем отчим сразу же воспользовался. Резкая боль заставила сделать вторую ошибку, и ремень хлестанул по лицу. Денис схватился руками за глаз. И одновременно как-то собрался. Натянулся. И предчувствуя следующий удар, впервые слепо шагнул на отчима. Левый глаз жгло и заливало кровью, но правым Денис видел на мгновенье промелькнувший испуг на лице отчима. Ремень свистнул мимо. Денис схватил отчима за руки и тут же полетел на пол. Ударился спиной и затылком о комод, отчим пнул его несколько раз протезом и разразился бранью в адрес матери и Дениса.       «Мать — шлюха, и сын — шлюха! Дочь вырастет, тоже шлюхой станет!», «Можно подумать, это я его научила в притоне в жопу долбиться», — сквозь шум в ушах разобрал Денис, как оправдывается мать. Боль, обида и ярость вздернули его на ноги.       — Да лучше в притоне! В жопу! Чем с вами! Чем с такими, как вы! — задыхаясь, выкрикнул Денис и, долбанув по сенсору и рывком отодвинув дверь, бросился вверх по лестнице. Дверь в квартиру Дяди Коли он открыл так же резко, почти ударом. Злобно захлопнул ее за собой и почти упал на подскочившего к нему Дядю Колю.       — Они… Они… — хотелось кричать, но получалось всхлипывать, резко заболели ребра, кончилось дыхание, лицо заливало кровью из рассеченной раны.       — Шшшш, — Дядя Коля обернулся на диван, на котором кто-то спал, потом приподнял лицо Дениски за подбородок, — вот урод! Давай сюда, садись, сейчас… Федю. Нет, сначала полотенце.       Усадил Дениса на стул, метнулся за бумажным полотенцем.       Рядом бесшумно и внезапно оказалась темноволосая смуглая девушка. В руках у нее было мокрое полотенце, которым не успел завладеть Дядя Коля, отстраненный незаметно и непреклонно, и миска с холодной водой. В несколько движений она смыла с лица Дениски кровь.       — Он же ему глаз выбил! Сволочь! — ахнул Дядя Коля.       — Коль, не искри. Дай еще воды, коллоид и бинты. В сумке, в правом кармане малый шовный. Его тоже, — голос у незнакомки был ленивый и равнодушный. Не как у девушки. Руки жесткими. Они накрыли поврежденный глаз, и Денис дернулся от странного чувства одновременного жжения и леденящего холода.       — Нормально будет. Шрам останется. Бровь сильно рассечена. Глаз пока не открывай, — она снова смыла кровь, обработала коллоидом и стянула края рассечения в два стежка. Денис сжал челюсти до хруста, но промолчал. Снова коллоид. Не меньше брови болел сам глаз. Жесткие шершавые ладони снова прижались к веку. Волна жара до озноба прошла по всему телу. То ли тело так реагировало на причиняемую ему боль, то ли дело было в чем-то еще. Но ощущение пропало вскоре после того, как женщина убрала руки:       — Попробуй открыть.       Глаз открывался неохотно. Будто тело боялось проверить, видит он или нет, сразу же хлынули слезы. И несмотря на резь от слез и от света, и на то, что полностью разлепить веки не удалось, Денис радостно убедился, что видит обоими глазами.       — Все — закрывай, охлаждающее привяжу, пока совсем не заплыл.       Потом с Дениса сдернули свитер, обмыли и обработали другие ссадины.       — Три года назад руки парню изувечил, потом так по голове саданул, что пацан на два месяца оглох, я его по губам читать учил, теперь чуть без глаза не оставил. И как таких земля носит… — бормотал Дядя Коля.       — А люди терпят, — тем же ленивым и каким-то мурлыкающим голосом отозвалась дядиколина гостья, — встанешь сам?       Денис попробовал встать, покачнулся, голова немного кружилась, и во рту пересохло. Его усадили обратно. Передвигающаяся уверенно, как по собственному дому, девушка-женщина вроде бы неспеша и с ленцой сделала кружку чая, щедро добавив в него сгущенки, из вскрытой двумя тычками ножа банки.       Руки у Дениса заметно дрожали, и Дядя Коля придерживал кружку, пока Денис пил.       — Гончая, — Дядя Коля посмотрел на женщину, — не надо.       — Я никого не съем там, где ты живешь. Не бойся.       — Но хочешь?       — Но надо бы. Лучше? — это уже к Денису.       И правда стало легче. По телу расходилось сытое тепло, несколько притупляя боль, прогоняя нервный озноб и растворяя слабость. Денис кивнул.       — Тогда пошли. Если что-то делать, то делать сразу.       — Гончая, — Дядя Коля тронул женщину за плечо, — может, не надо? А если швы разойдутся…       Та посмотрела на него и шагнула к двери, пальцем поманив за собой Дениса.       — Сумасшедшая, — проводил Дядя Коля.       Ни о чем не спрашивая и ничего не уточняя, странная гостья, сейчас она снова казалась Денису очень молодой девушкой, по имени Гончая, спустилась на два этажа и безошибочно остановилась пред дверью денисовой квартиры. Не дожидаясь, пока Денис спустится на остаток пролета и коснется сенсора, и не притрагиваясь к нему сама, не активируя вызов, она коротко и резко ударила в дверь ногой. Та распахнулась внутрь, частично вынеся косяк, даром, что была сдвижной.       Не дожидаясь оторопевшего Дениса, Гончая шагнула в клубы полимеробетонной пыли. Денис бросился следом.       Отчим сидел за столом. Перед ним была неизменная банка с алкогольным коктейлем. Похоже, в происходящем он начал ориентироваться только с появлением Дениса, потому что тот увидел, как недоумение, злость и страх сменяют друг друга на лице отчима.       — Ты, кусок дерьма! — рука Гончей метнулась вперед и, вцепившись в горло, подняла отчима над стулом.       Когда они шли по лестнице, Денису казалось, что она едва ли намного выше него. Сейчас, синеющий и лиловеющий, всегда казавшийся Денису страшно огромным, отчим хватался за ее ладонь, сжимающую его шею и будучи поднят вверх на вытянутой руке, еле касался пола носком живой ноги.       — Ты слышал про Суку Доу? Слышал. Слышал, что она делала с теми, кто ей не нравился? Слышал. Так вот я — ее внучка. И мне не нравится, что ты сделал с этим пацаном. Еще раз ты хоть пальцем, хоть волосом его тронешь, грубо скажешь или косо посмотришь, и я приду, как сейчас, взрежу твое трухлявое брюхо, выну из него кишки и намотаю тебе на шею. И буду смотреть, как ты издыхаешь. Ты меня понял? Утырок.       Дениса, который сначала обрадовался, а потом испугался и мысленно взмолился: «Не убивайте его! Не надо!», продрало ознобом. Женщина не повысила голос ни на полтона, ни на пол октавы, наоборот говорила тихо, но в каждом слове чудилась шипящая и глухо взрыкивающая могучая ярость и сила. Денис не мог отвести взгляда от отчаянно умоляющих глаз отчима. Рука разжалась, незаметным толчком бросая отчима на стул. Тут Денис заметил, как на светло-серой майке ниже правой лопатки Гончей проступила кровь, и от этого стало еще страшнее… за отчима.       — Да я… я и пальцем… я только… — хрипя и кашляя, бормотал он, в глазах его плескался неподдельный ужас.       — Повтори, — Гончая сдвинулась вперед буквально на миллиметр, а отчим посерел, вжался в стул, вцепился в столешницу и забормотал:       — Я — кусок дерьма. Если я пальцем или волосом трону мальчишку, косо на него посмотрю или грубо скажу, то я сдохну с собственными кишками на шее.       — Молодец. Понятливый.       Гончая развернулась, подтолкнула Дениса к выходу, а сама шагнула в комнату, Денис скользнул следом, так же мысленно умоляя страшную гостью: «Уйдем отсюда! Пожалуйста! Оставь их!!! Ну, пожалуйста, не трогай их!!!» Мать и сестра сидели на кровати рядом, прижавшись к стене.       — Значит так. Он будет жить там, где захочет. Если захочет здесь, значит будет жить здесь. И ты больше никогда ничего ему не выскажешь. Если он захочет жить где-то еще, ты, дрянь, оставишь его в покое. Деньги, которые вы за него получаете и которые тратите на себя, никто у вас отбирать не станет. Но парня калечить и жизнь ему ломать вы больше не будете. Ясно выразилась?       Резко ссутулившаяся и мгновенно ставшая похожа на остромордую вороватую крысу мать затравлено кивнула.       Пыль еще оседала, когда они снова вышли на лестницу.       — Да я же ему только добра… — услышал Денис крик матери.       — Не надо ему такого добра, — Гончая по-прежнему не повысила голос, но Денис был уверен, что в покинутой квартире ее услышали. Он растерянно посмотрел на женщину. Голова гудела и горела, все произошедшее было слишком быстрым, внезапным и непонятным. Захотелось сесть прямо здесь на ступени и все обдумать. Жесткие и сильные руки с кажущейся легкостью подхватили его и понесли вверх по лестнице, на серой майке, к которой он прижимался щекой, расплывались красные пятна, но дыхание женщины было спокойным и ровным, будто она неспешно прогуливалась. Денису было страшно.