Денис Воронцов, навигатор, 25 лет

      Смещение отбоя на два часа вперед, которое, как и все установленные ей порядки в отношении Дениса, Гончая блюла строго и непреклонно, поначалу расстроило Дениса, привыкшего у Дяди Коли ложиться за полночь. Но оказалось, что когда ровно в десять в каюте закрываются створки иллюминатора, освещение переходит в ночной режим, и ничего ниоткуда невозможно вытащить почитать, то он вовсе не мается от скуки, а мгновенно засыпает. Утренний шестичасовой вызов: «Подъем» застает его практически проснувшимся. И на тренировках с Гончей тоже стало что-то получаться. Он привык видеть ее «невидимые конечности» и сначала предугадывать их появление, а уже потом отвечать на вопрос. Он даже понял, что значило ее «противник должен об тебя ушибиться», несколько раз успешно попав по ней своей контратакой.       Сама «Новое Оранжевое» оказалась сизой. Оранжевым выглядело местное солнце. Этот красный карлик класса M4V, как-то очень одиноко висел в почти полной черноте Вселенной. До ближайших звезд — мутного облачка, почти не различимого из-за звездной короны, - тысячи световых лет. Уже не только бывший дом и его планета, но и его родная галактика за спиной. Впереди планета, на которой по году длится лето-день, а потом по году ночь-зима. Дениса, стоящего на коленях и уткнувшегося носом в маленький иллюминатор в каюте, накрыло острым приступом тоски и жалости. Будто даже кишки в животе сжались в тянущий комок. Но следом пришла мысль, что Гончая нарочно прошла последний прыжок ночью, до подъема, и наверняка нарочно выбрала такую точку выхода и такой поворот корабля, чтобы две другие планеты ушли за Глизе одна тысяча сто тридцать семь. И Денис видит древнюю тусклую звезду и одинокую планету затерянными в бескрайней пустыне Вселенной лишь потому, что ей так захотелось. Подкатившие слезы мгновенно высохли, и по жилам потекла уже привычная веселая злость. И сообщение: «подъем» пришло, когда он, яростно пыхтя, отжимался от пола каюты, выгоняя из головы остатки грусти.       На Оранжевое они садились не так, как на Шоарру, на этот раз створки открылись, как только сбросили скорость в верхних слоях атмосферы, и перешли в горизонтальный полет на маневровых. Гончая будто сверяла картинку с камер обзора и данные от приборов с видом за лобовым стеклом. Денис же просто прилип к иллюминатору. Низкое солнце вычерняло гребенку гор на горизонте, внизу простиралась сизо-зеленоватая равнина, бегущая волнами. Раньше он видел такое лишь на голографиях. Внизу золотилась река. Бурые пятна стад каких-то крупных животных. Поле ветрогенераторов, поселок. Скорость движения сильно упала, степь вдруг встала вертикально, затем упала вниз, и ее заменило жемчужно-палевое небо. Выровнялась и, чуть ускорившись, плавным виражом ушла влево, постепенно приближаясь. «Пятьсот-Веселый» завис над красно-серой проплешиной и мягко встал на опоры, чуточку качнувшись.       «Эх, страна моя — Трансвааль!» — в наступившей тишине Денис разобрал последние слова песенки, которую Гончая тихо напевала, пока они пролетали над степью.       — Прогуляемся по местному вельду. Рубашки и всесезонки будет достаточно.       Когда Денис вышел из шлюза, Гончая стояла метрах в двадцати от корабля, запрокинув лицо и блаженно щурясь на солнце. Ветер трепал ее волосы, прижимал комбинезон к телу. Вот только малый бластер в левой руке мешал этому беспечно расслабленно туристскому виду. После безвкусного корабельного воздуха, сухой горько-пряный аромат вельда, ворвавшийся в носоглотку и легкие с первым вдохом, оказался слишком сильным. Денис чихнул и раскашлялся.       «Прогуляться по местному вельду» в терминологии Гончей оказалось — это активировать силовой купол вокруг корабля и идти быстрым шагом по плечи в тонкой, но упругой траве, по совершено невидимой дороге, отличающейся от остальной степи лишь отсутствием кочек, рытвин и ям под ногами. В чем убедился Денис, когда начал отклоняться от точного следования маршруту Гончей. Экспериментально он установил, что ширина ровного участка под травой почти два метра.       Были тому виной тридцать два процента кислорода в местном воздухе, новые кроссовки или обретенная после памятного бунта веселая злость, но вместо тяжести обещанных астропедией почти полутора g, тело наполняла какая-то отчаянная звенящая легкость, и незнакомой степи, в которой быстро исчез корабль, из которой порой выпрыгивали и пролетали над головой большие, с ладонь, желтые кузнечики, Денис совершенно не боялся. Он активно отвлекался, отставал, сворачивал в сторону, заглядевшись, то на странный пушистый цветок, над которым роились прозрачные гибкие червяки, то на нору, в которой быстро исчез чей-то извивающийся хвост, правда хватанувшие воздух перед склонившимся Денисом огромные иззубренные клешни заставили его отпрянуть и нагнать Гончую.       Несколько раз они пересекали прогалины изрытой чьими-то копытами земли, где трава торчала куцыми кочками объеденных остей. Денис потрогал сыпучую красно-бурую мелкую почву, порыв ветра подхватил пыль и швырнул в лицо, пришлось отплевываться, но песок все равно еще долго хрустел на зубах.       Солнце висело в одной точке, не желая перемещаться по небу. Они снова шли через высокую траву, Денис опять отвлекся, увидев, как большой золотой жучина скусывает травинку за травинкой и вплетает их в шар, размерами со школьный футбольный мяч. Он пошел за жуком. Спохватился, а не потеряет ли совсем из виду Гончую, заозирался, заметил какое-то шевеление в траве, отступил, не сводя взгляда с этого места.       Дальше все произошло одновременно: прыжок зверя, отскок с кувырком Дениса и короткий бластерный луч, попавший точно в грудь хищнику под левую переднюю лапу. Зверь, не дернувшись, упал рядом со встающим со смятой травы Денисом. И тот зачаровано уставился в два тускнеющих голубых глаза. Потом на длинные сабли клыков и когтей.       Подошла Гончая. Достала откуда-то нож, перерезала зверю горло, перебросила тушу через колено. На измятую сизую траву потекла темная, похожая на ржавую воду кровь. А Гончая поочередно надрезала шкуру зверя вокруг каждой лапы, потом, так же удерживая головой вниз на своем колене, развернула тушу на спину, ромбом надрезала голую сизо-серую кожу около гениталий, в одно движение полоснула живот и грудь до перерезанной шеи, вернулась к задним лапам, расправила их, прорезала вдоль кости до надрезов. Начала, подскабливая и подрезая ножом, сдирать шкуру, обнажая буро-зеленое мясо под белесыми и синеватыми пленками и жиром. Сначала левую заднюю лапу, затем правую, после, надрезая и поддевая пальцами за кости из шкуры, вытащила длинный хвост. Встала, отошла немного в сторону, удерживая в одной руке задние лапы и хвост животного, и рывком сдернула шкуру до лопаток. Снова присела, положив тушу на подставленное колено. Как и с задних, сначала прорезав шкуру вдоль костей, сняла ее с передних лап. Обесшкуренную тушу она удерживала на весу, когда отрезала снятую шкуру от его бывшего владельца на затылке под самые крупные треугольные уши.       Зачарованный и остолбеневший Денис проследил глазами, как отделенная от тела шкура полетела в траву.       Вокруг них вязким куполом стоял густой кислый запах, казалось ничуть не сносимый и не разбавляемый постоянным ветром, что гнал волны по траве. Мутило и подташнивало. И он не мог отвести взгляд от тусклого лезвия ножа, которым спокойно и методично орудовала Гончая. С низким басовым гудением слетались здоровенные крупнозадые красные мухи, садились на лужу крови. Две попытались сесть на тушу, но были сбиты Гончей небрежными взмахами ножа, которым она свежевала зверя. Денис, не отрываясь, следил, как нож, а затем ладонь Гончей проникла в узкую щель с припекшейся по краям шерстью, оставшуюся от лазера. Из раны Гончая извлекла сжатый кулак, разжала пальцы, придирчиво осмотрела зеленоватый бугристый сочащийся темно-ржавой кровью ком с обрывками сине-белых сосудов, лежащий на своей ладони. Отрезала кусок, сунула в рот и съела. Как загипнотизированный, Денис взял рукой маленький кусочек обугленного мяса, протянутый ему на конце окровавленного ножа, и тоже положил его в рот. Мясо было жестким, кислым, частично сожженным, частично сырым, но Денис машинально его пережевывал. Тошнить, однако, почему-то сразу перестало.       Гончая засунула недоеденное пятикамерное сердце зверя обратно в тушку. Затем, надрезав ножом десны, выломала два верхних больших клыка, которые тоже бросила в сторону. И проследивший их полет глазами, еще не вышедший толком из столбняка, Денис увидел, как они упали точно на шкуру, отпугнув подбирающуюся к ней насекомую - тварь с пушистыми щетками усов и фасетчатыми глазами размером с денисов кулак. Гончая встала с тушей в руках, отошла от сползающихся к месту разделки со всех сторон разнообразных жуков, муравьев, слетающихся мух. Огромных и жутких. Аккуратно уложила труп зверя в траву, на живот, поджав трупу задние лапы и оттянув назад хвост, на передних разместила голову. И стало казаться, будто странный лишенный кожи зверь залег, выслеживая добычу. Гончая как-то даже ласково погладила его по сохранившейся на морде и голове меж двух больших стоячих ушей шерстке.       После так же размеренно неторопливо, но быстро очистила нож, сначала несколько раз вогнав его в землю, потом тщательно вытерев пучком травы, а затем, обтерев лезвие о комбинезон на бедре, убрала его в ножны, пристегнутые к правому берцу, которые Денис только что заметил. Подошла к шкуре. Насекомые, которых Гончая отшвыривала и сбивала в полете, не давая подобраться к своей добыче, пока не закончила с ней, начали перебираться из ямки, получившейся на месте кровавой лужи, к туше. А Гончая все так же молча, обстоятельно и неспешно вытерла травой звериные зубы и рассовала их по карманам, расправила шкуру, вытряхнула и далеко отбросила успевших наползти на нее каких-то гадких личинок, и принялась методично натирать ее пучками травы, очищая от крови и жира. Перевернула. Так же травой потерла все места на меху, куда попала кровь.       Денис подошел, через ее плечо разглядывая серые, голубые, белые и блекло-желтые зигзаги на пушистом и блестящем меху. Зверь был красивый. Денис присел на корточки. От меха исходил резкий тревожный запах. Денис повел по шкуре ладонью, мех был мягкий, пушистый и ласковый.       Гончая дождалась, пока он налюбуется и свернула шкуру так, чтобы мех не касался внутренней кожи, в тугую скатку, извлекла из кармана веревку, увязала поклажу, закинула ее на петле через плечо за спину и вернулась на «дорогу».       За все время она не сказала и слова. Денис тоже. Но теперь он снова держался на полшага левее и на шаг позади нее. И хотя и крутил головой, замечая разные необычности, но уже не бросался их рассматривать.       Местность пошла под уклон, и вытоптанные прогалины стали попадаться чаще, с одной из таких Денис разглядел впереди внизу широкую реку.       Сначала остановилась Гончая. Потом Денис почувствовал неявную вибрацию почвы, после услышал низкий гул. Затем вдали, оттуда, куда они направлялись, показалась колонна тяжелых гравиходов. Гончая сошла с «дороги» чуть в сторону и вскинула над головой руку. Денис разглядел в ладони маленькое зеркальце.       Первый транспорт остановился точно перед ними, из кабины выпрыгнули два мужика и быстро подошли к ним. Следом стали подходить люди из других машин. Они обменивались с Гончей рукопожатием, непривычно для Дениса перехватывая друг друга за предплечья около локтя, и коротким объятием, гортанными фразами на неслышанном раньше Денисом диалекте, какие-то отзвуки интерлингвы в нем угадывались, но фраз Денис не разбирал. Хотя общий тон явно был радостным и веселым. Гончая что-то сказала мужчинам, отдавая им скатанную шкуру, кивнув головой в сторону Дениса, и те принялись дружно охлопывать его по плечам, что-то восхищенно-одобрительное говоря на своем языке, улыбаясь и показывая ему кулак с отодвинутым большим пальцем.       Потом они с Гончей влезли в первый гравиход, причем мужик, что на вытянутых руках подсадил Дениса в кабину, явно был этим очень доволен. После, уже в кабине, улыбаясь, спросил у него что-то по-своему. За Дениса ответила Гончая. Улыбка мужчины стала еще шире. Он достал из бардачка фляжку, протянул Денису. Гончая кивнула, Денис глотнул. Во фляжке был какой-то напиток. Немного горчащий, но приятный на вкус. Только тут Денис заметил, что давно хотел пить, и горло саднит от пыли. Лучащаяся искренняя улыбка очень шла этому мужику, с красно-коричневой задубелой кожей, веселыми зелеными глазами, с белесыми выгоревшими ресницами и бровями, с седоватыми волосами. Он снова подтолкнул Денису фляжку, подбадривая. Напиток был вкусный. Нагнавшая было Дениса усталость лишних g проходила.       Денис снова заоглядывался по сторонам. С гравихода, идущего над травой, вельд выглядел более впечатляюще, чем с земли. Они видели бросающиеся наутек стада рогатых местных аналогов антилоп и дважды стелющихся длинными прыжками над травяным морем хищников, вроде напавшего на Дениса. Указывая на них зеленоглазый что-то радостно гортанно говорил, хлопая Дениса по плечам. Гончая ему отвечала, и тот вновь восторженно тормошил Дениса.       Ехать было хорошо, Денис даже пожалел, что на гравиходах дорога оказалась совсем короткой. Показался их стоящий на растрескавшейся корке глинистой пустоши «Пятьсот-Веселый». Водитель и мужик что-то радостно начали говорить между собой и с Гончей, потом в рацию. Колонна объезжала звездолет, становясь кругом.       Началась суета, люди выбирались из кабин и кузовов, те, что не подошли сразу, подходили поздороваться и жали им с Гончей руки. Все что-то разгружали, распаковывали, ставили палатки, силовые купола. Гончая отключила купол над «Пятьсот-Веселым». Денис уже даже привычно устроился на трапе.       Вскоре лагерь был развернут, и суета прекратилась. Зеленоглазый улыбчивый дядька позвал Дениса за собой и привел в палатку, где собрались все встречающие вокруг стола. Денис уселся на пустой стул рядом с Гончей. И тут все сразу заговорили, разливали какое-то напитки, Денис чувствовал запах спиртного, ему налили зеленоватого сока, все подняли свои кружки, чуть сдвинув их к центру стола, хором произнесли «дзец!» и засмеялись. Сок был безалкогольный, кислый, но вкусный. Потом все стали брать вилками жареное мясо с большого блюда. Денису на тарелку тоже положили большой кусок. Мясо оказалось очень вкусным. Такого Денис еще не пробовал. Праздник, на котором Денис не понимал ни слова, все равно ему понравился. Судя по всему, люди выспрашивали о чем-то Гончую, и та что-то подолгу рассказывала, еще они о чем-то договаривались с ней, перебрасывая над столом виртокна из комма в комм.       Когда Денис начал уже откровенно зевать и клевать носом, зеленоглазый мужик из гравихода что-то спросил у Гончей, указав на него, та кивнула. Мужик, лучась улыбкой, непонятно-гортанно спросил у Дениса, хлопая себя по плечам. Потом, видя, что его не понимают, просто вынул Дениса из-за стола, забросил за спину. Денис обхватил его руками и ногами. Под общий смех и одобрительно-шутливые незнакомые фразы, зеленоглазый с Денисом на закорках обежал вокруг стола, что-то крича и крутя над головой кистью правой руки, а левой придерживая всадника. Отнес Дениса на корабль, сгрузил перед каютой, опять что-то радостно сказал, похлопал по плечу, потряс кулаком с поднятым большим пальцем и ушел. Денис кивал и улыбался. С переодеванием и душем он успел как раз к отбою. Стоило ему добраться до койки, как ком пискнул, высвечивая время, и створки отсекли от него местное круглосуточное утро-вечер.       Следующие два дня Гончая была занята — то стыковали привезенную гасильную установку, то отстыковывали шоаррский контейнер, затем пристыковывали небольшой прицеп и рефрижератор, тоже привезенные гравиходами, потом разгружали контейнер, часть грузов загружая новый прицеп, а часть распределяя по местным транспортам. Гончая то скрывалась в машинном, то лазила где-то по обшивке, то считала какие-то коробки, то начитывала кому-нибудь на комм вытащенные из коробок инструкции. Заскучать, шатаясь никому не нужным балластом среди занятых взрослых, Денису не давали местные: то зеленоглазый учил его набрасывать на треногу петлю из веревки, то кто-нибудь давал ему яркую, поднимающую крыльями ветер бабочку, показывая, как не дать ей себя оцарапать, то тащили на гравиход и сажали на водительское место, чтобы, встав за спиной, управлять его руками, то совали в руки пульт свободного робота-погрузчика, то полные женщины, неодобрительно качая головами и прикасаясь к его ребрам, совали ему вкусное жареное мясо, сладкие булки или куски пирога, поили молоком и горячим чаем, то какой-то заросший жесткой пегой бородой мужик учил его кидать тяжелый нож в деревяшку от ящика, а потом стрелять из его бластера по мухам. Гончая вспомнила о нем только пред отбоем. Отобрав и отпустив ярко синюю ящерицу, принесенную кем-то из мужчин, отправила спать.       С незаходящим солнцем время совершенно не ощущалось, Денис заметил, что люди работают постоянно, кто-то уходит в палатки, кто-то наоборот умывается около большой бочки и включается в дела.       На утро четвертых корабельных суток на Новом Оранжевом Денис застал полностью свернутый лагерь. Гравиходы готовились к отбытию. К вышедшему на трап Денису подошел зеленоглазый, улыбаясь, повесил ему на шею два окованных металлом клыка на кожаном шнуре и отдал сверток со шкурой, ставшей мягче и легче и утратившей звериный запах. Обнял. Внезапно подхватил, легко подбросил в вверх, поймал и поставил на трап. Подошла от колонны Гончая, обменялась с зеленоглазым рукопожатием, несколькими фразами, кивнула. Зеленоглазый что-то еще сказал, улыбаясь Денису и показывая большой палец. Повернулся и быстро побежал к колонне. Гончая подтолкнула Дениса к шлюзу. Следом за ней на борт поднялся сумрачный парень в потертой меховой куртке нараспашку и с большим рюкзаком.       Пассажир был в каюте, Гончая - за штурвалом, Денис - в капитанском кресле. Двигатели прогреты, корабль мягко пошел на взлет. Работая маневровыми, Гончая подняла его, сделала круг над стоянкой, потом провела над колонной гравиходов, легко качнув крыльями после пролета головной машины, потом плавно набирая высоту, повела в сторону, и уже тогда задраила створки и, мягко разгоняясь, пошла на прорыв атмосферы. Задрейфовав на орбите, развесившись, наблюдая сизую кривую бока планеты и проверяя датчики состояния прицепов, Гончая, не оборачиваясь, заговорила с Денисом:       — Настоящие буры. Точнее люди, которые четыре поколения тому назад решили, что они — настоящие буры, и теперь живут как буры. Возрождают африкаанес. Простые, честные, сильные, храбрые и независимые. Разводят буйволов. Земных и местных. Хорошие, добрые люди, если тебе повезло родиться с белой кожей. Уже второе поколение совершенно не владеет интерлингвой. Из инопланетных рас контактируют только с фриссами. Межпланетки нет. Инфранет — только у глав общин. Будь они ближе к Внутренним Мирам, уже бы было как на Шебе. А так — обычные изолянты, хорошо если раз в два-три года до них «Пятьсот-Веселый» или еще какой безлицензник доберется. Или фрисская бабочка залетит. Но промышленность есть. Прицеп, рефрижератор — местный космопром. И экспорт при случае. Консервы, мясо. Конрад, он староста Малой Претории, просил тебе передать, что всегда будет рад дать тебе место в своем доме и сердце как родному сыну.       Денис молча кивнул. Гончая выводила корабль на расчетную траекторию, начинала разгон и подготовку к прыжку.