Денис Воронцов, навигатор, 25 лет

      История освоения космоса и история навигации — единственные гуманитарные в курсе и единственные прямо посвященные будущей профессии в первом семестре предметы, первым семестром и ограничивались, и оценка с экзамена шла в итоговый оценочный лист и в статус диплома. Курс ИОК был общим для всех, читался в большой аудитории всем курсантам-первогодкам. История профессии у каждой группы была своя. И вели предмет разные преподаватели в небольших кабинетах. Только навигаторам специальную историю преподавала та же Татьяна Федоровна Лаврова, которая вела историю освоения космоса у всех. Поэтому навигаторы сдавали два экзамена сразу. ТаФЛ или Лаврушка была требовательной и увлеченной. Про нее знали, что несколько лет она отлетала навигатором на круизной яхте какого-то богача, но в тридцать увлеклась историей, защитила на Земле кандидатскую диссертацию по своему хобби и на Праздник в ЛУФ приехала сама, чтобы работать на планете раннего этапа освоения. Поблажек она не делала, спрашивала строго, но и специально никого не заваливала.       В экзаменаторскую проходили группами по пять человек, выбирали карточку с номерами заданий, выполняли их, садились перед Татьяной Федоровной, отдавали ей карточку с тестами и отвечали устные вопросы. Денис получил свою карточку, выполнил задания. Дождался, когда от преподавательского стола отойдет Дач Келвин, радостно подпрыгнувший у двери демонстрируя четыре растопыренных пальца всем оставшимся в экзаменационной. Как и все, Денис показал Дачу крепко сжатый кулак выражая свое поздравление с победой. После чего занял место экзаменуемого. Отдал карточку с тестами, ответил устную часть. Татьяна Федоровна сначала рассеяно кивала, рассматривая свои длинные ногти, рассеяно улыбаясь, когда Денис замолчал, она перестала улыбаться. Посмотрела на Дениса, потирая лоб под белокурой завитой челкой:       — Денис, мальчик мой, ты меня пугаешь. Это весь твой ответ?       Денис удивленно кивнул:       — Да, Татьяна Федоровна. Что-то не так?       Лаврова повертела в руках карточку с тестами:       — Что случилось, Денис? Что с тобой?       — Я вас не понимаю, Татьяна Федоровна. Я допустил ошибки?       Татьяна Федоровна взлохматила свои кудри, потом взяла Дениса за руку, потрогала лоб.       — Денис, у тебя что-то произошло? Ты плохо себя чувствуешь?       Денис удивленно помотал головой:       — Все нормально, Татьяна Федоровна. Я не понимаю в чем дело.       — Денис, ты меня извини… но твой ответ… это две крепких, надежных, хороших… четверки. Я не могу поставить тебе за него другую оценку, но и поставить тебе „хорошо“ рука не поднимается.       Денис вздохнул, прикусил губу и смотрел в пол. Татьяна Федоровна взяла листок для заметок, написала на нем что-то. Отдала Денису.       — Так… Ладно… Денис, давай мы с тобой поступим так: ты сейчас сходишь с этой запиской в медпункт к Марьяне, а вечером зайдешь ко мне в кабинет. Только, пожалуйста, обязательно зайди. Нам нужно серьезно поговорить, а сейчас на это нет времени.       Денис кивнул, взял бумажку вышел из-под изолирующей завесы, неопределенно мотнул головой в ответ на вопросительные взгляды других сдающих.       — Ну что? Сдал? Как Лаврушка? Что поставили? — группа навигаторов атаковала очередного „отпущенника“.       — Нормально, — Денис улыбнулся. Его охлопали по плечам и оставили в покое. Тихо улизнул в сторону, когда из экзаменационной выбралась бледная и всхлипывающая Карина: „Удава влепила. Триии“, девочки тут же стали ее утешать и ругать „белобрысую стерву“, хотя перед экзаменом сама Карина нервничала и кусала ногти: «Ничего не помню. Совсем ничего, только б не „неуд“».       В записку Денис заглянул, но Татьяна Федоровна написала ее не на интерлингве. А на диалектах он читать не умел.       С земного ноября лето Праздника стремительно превращалось в осень. Купол не пропускал ни низкие облака, ни дождь, ни ветер, но жару сменила зябкая прохлада, почему-то особенно ощутимая, когда яркое искусственное освещение создавало расчетный день посреди серого сумрака дня планетарного клубившегося над куполом. Все курсанты получили на складе теплые куртки и теперь между корпусами ходили в них.       Денис забрал в гардеробе куртку, накинул ее на плечи и отправился в шестой корпус. Поздоровался с Марьяной Авдеевной и отдал ей записку. Та прочла и удивленно округлила глаза на Дениса.       — Курсант Воронцов, вы же были у меня на медосмотре четыре дня назад.       — Так точно, Марьяна Авдеевна.       — И что за это время произошло? Что вообще случилось с вами на экзамене у Лавровой? Вы что умудрились грохнуться в обморок как нервная барышня?       Денис заморгал на медработницу не менее ошарашено, чем она на него.       — Со мной все нормально. Это какое-то недоразумение.       — Так, недоразумение, немедленно раздевайся. И лезь в сканер.       Денис послушно разделся, аккуратно сложил вещи на стуле, улегся в капсулу. Марьяна, ворча что-то непонятное, налепила на него датчики, закрыла крышку и запустила неприятно гудящую рамку. И в кабинете, и в сканере было тепло, но по голой коже все равно пробегали мурашки.       Медицинский запах внушал беспокойство и стремление убежать куда-нибудь подальше. Почему-то несмотря на регулярность медосмотров в Училище Дениса они все равно каждый раз нервировали. Даже обычная приветливая улыбка полноватой лишенной возраста Марьяны Авдеевны не избавляла от иррационального стремления избежать обязательной процедуры. Возможно потому что в первый раз она долго рассматривала все его шрамы, расспрашивая про каждый. И на „не помню“ и „случайно ударился“ исключительно недоверчиво щурилась и стучала ручкой по столу.       Рамка отжужжала и откатилась обратно, негромко щелкнув. Крышка откинулась, Денис снял с себя датчики и выбрался из сканера.       — Вы почему по улице без куртки бегаете? Схватите переохлаждение и что прикажете с вами делать? — гневно повернулась к нему Марьяна Авдеевна.       — В куртке, — Денис окончательно растерялся.       — Значит она была нараспашку! И не пытайтесь возражать! Во-первых, я это вижу, а во-вторых, знаю я вас всех, героев… А в остальном все в норме. Не понимаю с чего Танька решила, что вы переучились. Впрочем, я сама ей позвоню. Одевайтесь! Нет, стойте! Я бы еще поняла будь вы с окраинных миров… Но со вполне цивилизованной планеты… Вы меня простите, курсант, но за вашу конституцию ваших родителей мне придушить хочется! Они вас, что лет до тринадцати совсем не кормили? Смотреть без слез невозможно! Будете получать в столовой молоко дополнительным пайком и пить его вечером. Может тогда чувствительные преподавательницы перестанут думать, что вы помрете от пары лишних вопросов прямо перед ними. Все ясно?       Денису ничего не было ни ясно, ни понятно, но тем не менее он бодро ответил:       — Так точно.       — Тогда одевайтесь и свободны.       Денис оделся, попрощался, вышел из мед.блока. И вслед ему донеслось Марьянино:       — И не забудьте застегнуть куртку! Простуды еще не хватало.       Татьяна Федоровна вызвала Дениса по клипсе перед ужином.       Денис пришел. В маленьком рабочем кабинете между двух аудиторий было сумрачно, на журнальном столике между двух кресел стоял чайник, два чашки и вазочка с печеньем и конфетами.       — Проходи, садись.       Денис пристроился на краешке кресла.       — Денис, начнем с того, что ты очень неглупый мальчик. И можешь понять, что я способна оценить уровень знаний своих учеников без тестового листочка и устных ответов. Мне достаточно видеть, как вы работаете на занятиях по вашим вопросам, по репликам на обсуждениях, по статистике запросов и обращений к учебным материалам с ваших планшетов наконец. Но когда ученик, чьи познания в предмете я оцениваю на троечку, отвечает мне экзамен на пять, я поставлю ему „отлично“. Все же я веду не те предметы, в которых излишняя необоснованная самоуверенность поставит под угрозу ваши или вверенные вам жизни. Вы молоды и вам свойственно желание творить историю, а не изучать ее. Хотя знание чужих ошибок способно уберечь от совершения собственных. К сожалению, понять это можно, только совершив хотя бы одну свою ошибку, которую уже совершали до тебя. Ты пьешь зеленый чай? Или лучше черный?       Денис неопределенно кивнул, но Татьяна Федоровна продолжала вопросительно смотреть на него, держа носик маленького розового заварочника над чашкой. Пришлось ответить:       — Все равно.       Татьяна Федоровна налила в чашку светлый чай и чуть подтолкнула Денису.       — И конфеты ешь. Сладкое хорошо помогает для работы мозга. А у тебя сейчас большие учебные нагрузки.       Денис послушно развернул шоколадку. Отпил из чашки. Вкус был горьковато-терпкий. Чего от него хотят, он по-прежнему не понимал.       — За семь лет преподавательской практики были у меня и отличные ученики, которые от волнения путали факты, даты, сбивались, терялись, и вместо ожидаемой пятерки едва-едва натягивали на три. Таким я стараюсь помочь по мере сил, и обычно у нас совместно получается собраться и все исправить. Но, честно признаюсь, ты меня сегодня просто испугал. Такой спокойный умница и вдруг такой сюрприз. Скажи мне честно, Денис, что это было? Может быть я тебя чем-то обидела? Тебе надоело учиться? Устал? Хочешь домой?       Денис удивленно и настороженно смотрел на Татьяну Федоровну. Помотал головой. Поставил чашку на столик, сложил руки на коленях.       — Нет.       — Денис, какую оценку ты рассчитывал получить на экзамене?       — „Хорошо“.       — Но почему?       — Этого достаточно.       — Денис, я сегодня запросила и посмотрела твое личное дело. Ты поступил сюда по квоте и от биологически неродного человека. Как историк я знаю про семейство Доу. И как историк я не могу дать однозначную оценку действиям этих людей. Победи в конфликте не Федерация и возможно их роль в истории человечества расценивалась сродни роли Френсиса Дрейка в истории старой земной Великобритании. Могу предположить, что идеи Шона Доу живы и сейчас, и новая межзвездная армада готова отказаться от старой Земли, главным образом от ее законов, морали и условностей. Но это не твоя история, Денис! Пойми, даже если тебя заставили сюда поступить против воли, принудили, запугали… Это еще ничего не значит. Наоборот — это твой шанс. Именно сейчас ты свободен, ты можешь получить хорошую полезную легальную специальность, а затем и нормальную работу. Ты совершенно не обязан возвращаться к этому человеку. Просто расскажи мне всё и честно. И мы найдем способ тебе помочь. Ты меня понимаешь?       — Нет.       Татьяна Федоровна замолчала и потерла переносицу.       — Денис, это твое „нет“ относится к тому, что ты меня не понимаешь, или ты не готов мне рассказать, как и почему тебя заставили здесь учиться? Поверь мне, что бы я не узнала от тебя, я буду действовать только в твоих интересах и в интересах твоих близких.       — Я вас не понимаю, Татьяна Федоровна.       — То есть на тебя никто не давил, не запугивал, и у тебя все хорошо?       — Да.       — И ты не хочешь бросить учебу в ЛУФ?       — Нет. Мне здесь нравится.       — Но тогда почему ты сдал экзамен на „хорошо“? Ты ведь знаешь оба предмета на „отлично“! Это оценка твоего будущего диплома. Неужели у тебя нет желания улучшить его статус? Твои способности позволяют тебе претендовать как минимум на серебряный! Я разговаривала о тебе с коллегами, о тебе все отзываются как об очень способном мальчике. Денис?       — Мне достаточно получить „хорошо“.       Татьяна Федоровна замолчала. Встала с кресла. Прошлась по кабинету из угла в угол.       — Теперь я совершенно тебя не понимаю. Если тебе интересно учиться. И ты делаешь это не по принуждению. Тебе ничего не мешает получить пять, и ты сознательно сдаешь на четыре… Я ничего не понимаю! Подожди… то есть ты закончил школу на „три“, потому что тебе этого было „достаточно“?       Денис кивнул.       — У тебя отсутствует мотивация к достижению высоких результатов? Или ты стесняешься выделиться? Денис, может быть ты все же пересдашь мне экзамен на пять?       — Зачем? Разве „хорошо“ — это плохой результат?       Татьяна Федоровна опять замолчала, разглядывая Дениса. Вздохнула.       — Ты невозможный ребенок, Денис! Это хороший результат. Но в твоем случае это необъективная оценка твоих знаний. Может все же проведем пересдачу на „отлично“?       — Зачем?       — Ладно, забирай конфеты и иди ужинать. Но если передумаешь, я приму у тебя пересдачу в любой момент. И, пожалуйста, не бросай учебу. Договорились? Обещаешь, что обязательно доучишься?       — Хорошо, — Денис кивнул и встал, — До свиданья, Татьяна Федоровна. Но та, прежде чем отпустить его, все равно выгребла из вазочки конфеты с печеньем в пакет, который вручила Денису.       В столовой Денису выдали еще и банку сгущенки на три дня. Вечером в комнате состоялся маленький сладкий пир.       — Так чего от тебя Лаврушка хотела? — спросил Джим, зажимая помадку между двух печенек и макая сендвич в сгущенку.       — Предлагала пересдать экзамен на „отлично“.       — Пересдал? — заинтересовался разговором Егор       — Неа. Зачем?       — И правильно! У меня вообще про ИОК „удав“! — Макар облизал пальцы. — Подумаешь, перепутал, что сначала было: высадка человека на Луну или робота на Марс. Какая вообще разница? Я вот понимаю, если б систему охлаждения реактора с системой водоснабжения перепутал тогда да… Это было б важно, наверное. А тут ну какая разница, в каком году кто куда летал? Особенно если ничего не было. Ну высадились на Луну. И что? Каждый день там три десятка кораблей высаживаются, что все запоминать?       — Нет, ну, ты что не понимаешь? Это сейчас, а это — тогда! Тогда реакторы были величиной как дом, а летали вообще на жидком топливе и без антигравов и гравитаторов! — в два голоса заспорили с Макаром Егор и Джим.       Уже после отбоя, когда раскрасневшийся Денис вышел из душа. Егор свесился со своей койки:       — Ты что правда сдал два дипломных экзамена на „четыре“ и отказался от пересдачи?       — Да.       — Не шутишь?       Денис помотал головой.       — Нет, ты в натуре ненормальный!