Денис Воронцов, навигатор, 25 лет

      Разбудили Дениса по комму перед самой посадкой. В пультовую он явился и посадку рассчитал, но все происходящее воспринималось отрешенно и фрагментарно, будто во сне.       И, наблюдая, как Рэтт сажает корабль на типовой и скучный космодром в каменистой пустоши, он чувствовал себя необязательным придатком к искину.       Сознание воспроизводило разговоры, состоявшиеся на яхте, точно сделанную запись, и разум, застрявший на них, не видел правильного решения. Ему (разуму) было очевидно лишь одно — Денис предпочел сбежать от ответственности за других и за себя. Жизд и Червь хотели от него сильного и волевого решения, чтобы он сделал за них выбор — Денис это чувствовал. Так уже было в ЛУФ, когда ребята оставляли ему окончательное решение сами, и когда Румель назначал его старшим в группе: люди, предлагая или прося о чем-то, на самом деле колебались и ждали волевого решения со стороны. Денис сегодня увидел обычно брутальных и агрессивных сокомандников такими же слабыми и неуверенными, каким чувствовал себя: уставшего Жизда, которому убить кого-нибудь проще, чем оставить ненавистного и надоевшего хозяина и искать другую работу, который сам не знает, чего хочет; Червя, которому надо, чтобы о нем заботились, и который больше всего боится оказаться предоставленным самому себе. Если бы Денис был смелым и решительным человеком, он бы мог сегодня подчинить их себе и покинуть «Черную Звезду». Наверное…       — Что-то ты совсем квелый, напарник, — Рэтт, посадив корабль, привычно откинулся в кресле и расстроился, заметив равнодушие и невнимание Дениса. — Никак не отойдешь? Вроде времени уже много прошло. Может, серьезное что? У тебя ничего не болит? Не тошнит? Голова не кружится? Давай-ка тебя кибер к Доку отведет.       Денис отрицательно качнул головой.       Рэтт беспокоился и сочувствовал искренне, он даже встал и попытался потрогать лоб навигатора. Денис отстранился и перехватил руку:       — Рэтт, не надо, пожалуйста. Очень не люблю, когда меня трогают.       — Да я ж ничего такого, просто проверить, может, у тебя температура.       — Просто устал. Отлежусь.       — Ну давай. Иди, поспи. Все равно сейчас ты здесь уже не нужен.       — Рэтт, а что это ты раскомандовался? — Макс подошел и отодвинул Рэтта плечом. Навис над Денисом.       Денис поднял голову и равнодушно посмотрел на капитана. Тот быстро отошел от кресла, кинул взгляд на киборга. И тут же ехидно улыбнулся.       — Что, навигатор, не терпится под крылышко к лапушке? Та-то нежнее Рэтта, и в лобик поцелует, и обнимет, и прильнет. Видел я, какой ты не трогательный!       — Господин капитан, вам еще не надоело? — спокойно-равнодушно проговорил Денис, уставившись в мутные злые глаза. Холеные усы Уайтера встопорщились, а лицо исказила гримаса. Рэтт заслонил собой Дениса, больно пнув по ноге, разворачивая в кресле.       — Макс, я разве ж раскомандовался? Я ж как лучше. Сам видишь — прихворнул парень, совсем не в себе. Мне синяк на руке поставил. Заговаривается.       Лебезящий голос Рэтта был противен. Денис встал с кресла.       Рэтт, обернувшись через плечо, скривил лицо, прошептал скороговоркой:       — DEX, уведи навигатора в медотсек. И скажи Доку, что у него крыша совсем поехала!       Уайтер внезапно расхохотался:       — Знаешь, Рэтт, ты иногда как скажешь… Стоять! — На последний окрик отреагировали Денис и киборг. DEX — дисциплинированно и четко, Денис — с усталой неохотой. Уайтер подошел и положил руку Денису на плечо, проговорил проникновенно: — Ладно, навигатор, не бузи. Устал, бывает. Но девушку-то заказчикам сдавать надо, работа у нас такая, понимаешь?       Денис, не шевелясь, но внутренне напружинившись, снова посмотрел капитану в глаза, и тот сам убрал руку, отступил на пару шагов. Но говорил по-прежнему мягко и чуть воркующе:       — Ну, хорошо-хорошо. Хочешь, я ее в самом деле тебе оставлю? Подпишешь расписку и отправишь девушку, куда захочешь.       — На Медузу? — Денис не хотел терять внезапную злость, развернувшуюся внутри, и противился тому уговаривающе-убаюкивающему действию, которое странным образом оказывал обволакивающий, как тенета, голос капитана.       — Зачем же ты так. Я же не зверь. Вот Рэтт — свидетель. Хотя можешь, конечно, и на Медузу. Но лучше — на какую-нибудь цивилизованную планету. Комнатку ей снимешь, навещать станешь. Посмотри, как остальные живут, и ты так же будешь. Сам знаешь — парни своей работой довольны. Работы немного, деньги я хорошие плачу, кормежка неплохая, развлечениями опять же обеспечиваю. Я ведь силой при себе никого не держу.       — Только меня.       Рэтт дернулся, снова отстраняя Дениса и пытаясь заслонить его от капитана. Но капитан сам подвинул пилота в сторону.       — Извини, навигатор, тут ты сам виноват. Понимаешь ведь. Будешь мне должен — станешь свободен, — Уайтер рассмеялся. Снова потянулся рукой к Денису и снова убрал руку, натолкнувшись на взгляд. — Тебе, конечно, и так никто не поверит, если вздумаешь болтать, но кто-нибудь из моих врагов может уцепиться за скандал. А если это будут россказни пацана, который должен мне пожизненную зарплату и все свое настоящее и будущее имущество, вплоть до резинки от наследных бабушкиных трусов, за порчу груза, то… сам понимаешь. Мне, конечно, такая доброта невыгодна. Одно дело — живые деньги сейчас, другое — безнадежные долги из зарплаты, которую я сам и плачу, но приходится расплачиваться за доброту моего сердца. Уж больно Рэтту ты нравишься — хлопочет над тобой, чисто наседка. Так что иди. Приводи свою малышку в кают-компанию, и подумай по дороге. Хорошо подумай, обстоятельно.       Денис прикусил губу и молчал. Капитан его победил, злость схлынула, оставив бессильную усталость и обреченность. Разум твердил, что ничего не изменилось, что Уайтер как был гадом, так и остался, что ничего, кроме денег и своей выгоды, его не интересует, но голос и слова что-то сделали с ним — желание к заведомо бесполезным спорам и сопротивлению исчезло.       Гюзель ждала его.       — Уже все? Дорога закончилась, и ты должен отдать меня капитану?       Денис кивнул. Мышка прижалась к нему, снизу вверх заглянула в лицо.       — Ты расстроен? Из-за меня? Не надо. Это женщинам положено плакать из-за мужчин, а мужчинам нельзя расстраиваться из-за женщин. Это неправильно.       Она произнесла это так серьезно, что Денис невольно улыбнулся и обнял ее. Гюзель вытянулась, привстала на цыпочки, обвила руками его шею, уткнулась под ключицу.       — Я, наверное, буду плакать, я не могу иначе. Потому что я люблю тебя. Но ты, пожалуйста, не обращай внимания. Мне будет больнее, если ты тоже, — она всхлипнула и закончила, уже глотая слезы, — расстроишься.       Денис утешающе погладил ее по спине и по голове и пожалел, что сквозь ее платок нельзя рассмотреть и потрогать ее волосы. А ночью он их не запомнил. Гюзель плакала негромко, уткнувшись в него, всхлипывала, шмыгала носом и вздрагивала. Постепенно она успокоилась и притихла. Через мокрую рубашку особенно ощущалось кожей ее теплое дыхание.       — Поцелуй меня. Только… Женщина, которая пустила мужчину в себя — падшая и нечистая… Но мне так хочется… Это грех… Ты сможешь поцеловать меня и не дать мне согрешить? — Мышка снова смотрела него с жадной доверчивостью, ожиданием и страхом.       Денис молча наклонился к ней и коснулся губами сначала прохладного лба, потом ее пухлых, мягких и податливо раскрывающихся навстречу поцелую губ. Осторожно собрав своими, он их сомкнул, и, все-таки не удержавшись, лизнул, пробуя на вкус. Губы девушки были солеными. Все действо меньше всего напоминало страстный поцелуй, но Денис почувствовал, как мелко задрожала, затрепетала в его руках девушка, как потеплела ее щека, касающаяся его лица, как часто, всхлипывая, задышала она. Денис отстранился от девушки. Но ее руки, соскользнув с шеи, уцепились за предплечья.       — Спасибо, — тихо выдохнула она, опустив голову. Потом так же тихо проговорила: — Женщина есть вместилище порока, сосуд греха и искушение для мужчины. Я не буду твоим искушением. Только… Я ведь раньше никогда не знала, что грех, когда он растет внутри, может делать такой счастливой… Не отдавай меня еще чуть. Самую капельку.       Прежде чем идти в кают-компанию, Денис отвел Гюзель умыться и привести себя в порядок.       В кают-компании собралась вся команда. Уайтер развалился в кресле с бластером на коленях. За его спиной замер бесстрастный русоволосый DEX. Кроме своих, присутствовали двое незнакомцев.       Оба вооружены: наплечные кобуры с бластерами и мощные плазмометы, перекинутые за спины. У обоих на пальцах Денис заметил перстни-разрядники. Оба в белых длиннополых балахонах, под ними тоже что-то немного топорщилось на поясах и бедрах, могло быть что-то из холодного оружия, либо брикеты взрывчатки, а может, и маленькие игольники. Приглядевшись, Денис заподозрил такой игольник у одного из чужаков в рукаве.       На головах у обоих смуглых и бородатых мужчин клетчатые платки, удерживаемые обручами из скатанной ткани. Кажется, такой головной убор назывался то ли куфия, то ли арафатка… Память предлагала покопаться в энциклопедии в разделе посвященном истории религий и нефтяным войнам двадцатого и начала двадцать первого века, вроде бы этот древний национальный головной убор был каким-то символом…       — А вот и наша юная пэри и ее хранитель, — Уайтер барским жестом указал рукой на них с Мышкой. Гюзель, на которую обратились взгляды всех присутствующих мужчин, тут же спряталась у Дениса за спиной.       Один из незнакомцев что-то произнес на неизвестном Денису языке, гортанном и тягучем. Гюзель отозвалась и выступила вперед, низко опустив голову и теребя в пальцах подол своей рубахи. Ей снова задали вопрос, и она снова что-то ответила, еще более растерянно и еще больше опустив плечи, потом оглянулась на Дениса. Тот увидел слезы в умоляющих глазах и полыхающие румянцем щеки и лоб, чуть подался ей навстречу, и девушка, тут же рванувшись к нему, прижалась к груди и спрятала лицо. Денис обнял ее. Она снова сопела и шмыгала носом.       — У вас безбородый юнец в хранителях невинности. Можно ли ему доверять? — незнакомец, нос которого напоминал клюв хищной птицы с резким изломом в верхней трети, перевел взгляд на Уайтера, второй, менее горбоносый, продолжал пристально разглядывать навигатора и жмущуюся к нему девушку. Денису казалось, у него не глаза, а жестко-излучающие датчики.       — Мой навигатор очень опасный человек, — усмехнулся Уайтер, — кроме меня, моя команда боится только его, — команда ответила дружным хмыканьем, толковать которое можно было и как смущение, и как одобрение капитанской шутки, а Уайтер продолжал: — Я им очень дорожу и только ему мог доверить такой ценный и важный груз.       У Дениса даже скулы свело от слащавого тона и взгляда капитана. Жмущаяся к нему Гюзель вздрогнула и, подняв личико, вопросительно заглянула в глаза.       Капитан продолжал говорить, но его голос точно отсекло. Денис почувствовал легкий дискомфорт, будто слабый, но очень высокий и резкий звук давил на уши. Мышка отреагировала сильнее. Она сморщилась, прижала руки к ушам, снова приникла к Денису. К сожалению, он ничем не мог ей помочь, только приобнять, прикрывая уши.       — Слышите шумоподавитель? Ничего, говорят, к нему можно привыкнуть, — тот мужчина, что буравил их взглядом, подошел чуть ближе, по-прежнему разглядывая.       Денис посмотрел на незнакомца вопросительно.       — Эта дева утверждала, что не нарушала законов веры. Но всем известно, что женщина есть лживый демон, дитя порока и сосуд греха. Ибо, когда Всевышний создавал верную супругу для первочеловека, демон похоти Лилит плюнула в работу Всевышнего, испортив ее. А потому любая женщина порочна от рождения. Поклянись мне честью, хранитель, что этому рассаднику соблазна, что ты держишь у своей груди, не удалось соблазнить тебя!       Гюзель дрожала. Денис чувствовал ее нервный озноб и не знал, как успокоить. Пытался осторожно погладить, но сделал хуже — пальцы девушки сжались, комкая рубашку, сама она задрожала сильнее и, кажется, заплакала.       Денис пристально уставился прямо в глаза незнакомцу и четко выговаривая каждое слово произнес:       — Я не знаю вашей и ее веры. Но эта девушка очень добрая, скромная, порядочная и целомудренная. Она хороший человек и заслуживает уважения, любящей семьи и счастья.       Незнакомец опустил глаза.       — Вы, кяфиры, вечно путаете женщин и людей. Но ее желал взять в жены мой брат, человек достойный и уважаемый. И я обязан убедиться, что он не потерпит позора из-за неосмотрительности. Поклянись, что эта дева не ела нечистой пищи, мяса нечистых животных и не пускала мужчину в свое тело. Поклянись на оружии!       — Вы пугаете девушку. Перестаньте повышать голос. По поводу вашей просьбы. Здесь, на этом корабле так принято, что оружие есть у капитана, у киборгов и у дежурной охраны, я безоружен. Но если вы дадите мне свое, я охотно подтвержу все, что вы просите. Эта достойная и честная девушка не ела мяса, не пускала мужчину в свое тело, — Денис старательно пытался не усмехнуться — происходящее напоминало какую-то нелепую комедию.       Бородач быстро сдернул со спины плазмомет, протянул Денису и резко потребовал:       — Клянись!       Денис покосился на киборгов, те перемещались, перекрывая траекторию на капитана, но кажется не считали их телодвижения с оружием непосредственной и реальной угрозой.       Денис взял плазмомет в руки, держа пальцы на виду, подальше от клавиши предохранителя и рычажка активации и управления фокусировкой. И все же, рука, будто сама собой, любовно огладила оружие. В пластик ствола была вмонтирована щедрая россыпь блестящих кристаллов. Стразы изображали две звездно-планетарные системы: похоже, что Эдиямен-Алла, где они сейчас были, и Солнечную Систему, причем с центром от древней Земли. По рукояти и по верхней части ствола вилась золотая гравировка из тонких извилистых линий и завитушек. Что-то неразборчиво бормотала ему в грудь прижимающаяся, дрожащая Мышка.       — Клянусь, — Денис смотрел в глаза бородатому, тот не потребовал повторять все, что Денис уже говорил, и даже будто смутился под взглядом. Гюзель прижалась теснее, Денису показалось, что она шепчет «спасибо» и еще что-то. Но слишком тихо и куда-то в подмышку.       Денис не вернул еще плазмомет и не отвел пристального, немигающего и недоброго взгляда, когда в голову стукнула идея, вызванная то ли благодарностью покорной и беззащитной девушки, то ли воспоминанием об обращении Гончей с похожими на этого бородача людьми на Жадид Бахрейне, но Денис четко, жестко и настойчиво произнес:       — Я поклялся. Теперь ты, — Денис внезапно даже вспомнил фразу, которую использовала, а потом объясняла ему Гончая, — человек своего Бога и Закона, поклянись, но не мне, а Ему — Создателю Сущего, — что этой девушке не сделают зла, не нанесут обиды и унижения.       Денис почувствовал, как вздрогнула и пошевелилась Гюзель, кажется, вновь поднимая на него глаза, увидел, как поползли вверх брови и шире раскрылись темные глаза бородатого.       — Ты знаешь про последний джихад, — голос мужчины едва заметно подрагивал, — и его… — мужчина замялся, возможно подыскивая нужное слово, — обычай? У нас полагают, что в ваших мирах уже никто не помнит эту войну и ее… слова.       Неприкрытое удивление обоих свидетелей смутило Дениса, и он ответил честно:       — Не знаю. Я знаю человека, который сказал мне, что говорить таким, как ты.       — О! — бородатый смутился и удивился, кажется, еще больше. — Я полагал, кроме верных, это могут помнить только иблис и его дети. Твой человек большой силы. Он сейчас здесь? Ты ему служишь?       — Нет.       — Я поклянусь. И не нарушу клятву. Передай этому своему человеку, что наш народ помнит Последний Джихад и Долг.       Бородатый взял в руки плазмомет, что-то неразборчиво пробормотал, потом произнес громко и отчетливо:       — Клянусь именем Создателя Сущего не тебе, кяфир, а Создателю Сущего, что деве, которую ты вверишь мне и моей семье, и брату моему, не будет причинено бесчестья, вреда, обиды, несправедливости или иного ущерба ни от меня, ни от моей семьи, ни от брата моего, ни от иного человека, существа, зверя или духа, пока я жив, и пока на земле, по которой ступает моя нога, есть Закон.       — Ты мне даже больше, чем брат! — Гюзель смотрела на Дениса блестящими глазами, и щеки ее полыхали румянцем.       Она все еще дрожала, но уже, похоже, от возбуждения, а не от страха или холода, но Денис все равно стянул с себя рубашку и укутал девушку.       Бородатый удивился еще больше, хотя это и казалось невозможным:       — Если ты сразу хотел взять ее полностью под свое поручительство и честью, жизнью и имуществом платить за любой ее грех против брака и веры, зачем были нужны слова? Неужели ты думаешь, что гнева Создателя я убоюсь меньше, чем твоего?       Очередь удивляться пришла для Дениса, а Гюзель пискнула и попыталась выпутаться из его рубашки, в которую только что дополнительно сама завернулась и улыбаясь терлась щекой о свое приподнятое плечо. Она что-то горячо затараторила-залепетала на том гортанном языке, на каком изначально говорили бородачи.       — Она говорит, что ни у нее дома, ни у вас нет обычая, когда мужчина, накинувший на женщину плащ, признает ее своей дочерью перед Всевышним. И что твой дар ей случайность, а не обряд покровительства.       Денис мотнул головой.       — Вы, кяфиры, странные люди. Ваши жены и дочери распутны, а вы пытаетесь оберегать наших женщин. Вот, держи, — бородатый протянул Денису пару тяжелых женских серег и увесистую, хоть и тонкую, цепочку с чешуйками подвесок из светло-желтого металла, — это дар хранителю, если выяснится, что товар был испорчен, он поможет тебе вернуть нам выкуп за эту женщину. Ведь выкуп за эту деву получит не ее семья и не ты, а твой капитан.       Денис усмехнулся:       — Зачем? Я же сказал — я в ней уверен.       — Можешь отдать ей, это будет ее первая собственность, другие дары она сможет теперь получить лишь от мужа.       Денис взял украшения и хотел отдать Гюзели, но та спрятала руки за спину и замотала головой. Но он все же обнял ее и застегнул цепочку на ее шее, а серьги прицепил к платку.       Бородатый усмехнулся и наконец отключил свой шумоподавитель. Денис это почувствовал — показалось, будто изо лба наконец выдернули тупую иглу. Облегченно вздохнула и потерла уши Мышка. Украшения тонко и нежно зазвенели.       — Отлично, семьдесят тысяч, и можете забирать! — Услышали они голос капитана.       — Великий Аллах, как дорого, — охнула Гюзель и начала оседать на пол.       Денис успел подхватить ее на руки.       — Да не тебе уже ее хватать надо было, навигатор! — Уайтер был привычно насмешлив. — Отдаем птичку, будет теперь твоя голубка в другом курятнике ворковать.       Денис не ответил. Обморок оказался совсем коротким, и Гюзель начала приходить в себя.       — Прости, я буду достойной, послушной женой, я тебя не подведу! — бормотала она, беспорядочно шевелясь в его руках, то пытаясь обнять, то слезть с рук. — Я просто не ждала, что так дорого. Это же умереть, как дорого…       Из глаз девушки катились крупные слезинки, но она этого точно не замечала.       — Навигатор, хватит лобызаться, — снова Уайтер. — Отдавай свой нервный цветочек DEXу. Пусть вынесет и проводит наших гостей.       Денис передал девушку подошедшему рыжему киборгу. Тот принял ее, обернув рубашку Дениса вокруг девушки. Гюзель сжалась и не сразу выпустила руку Дениса, слезы лились уже непрерывными ручейками.       Денис отчаянно пытался убедить себя, что все сделал правильно, но не получалось. Чувствовал он себя все равно подонком и предателем.       К нему неожиданно подошли оба покупателя жены для брата. Успевшие кратко переговорить между собой. И оба протянули руки для рукопожатия.       — Брат сказал мне о своей клятве, — проговорил горбоносый, тот, что все это время общался с Уайтером, — я тоже ее подтверждаю. Наш брат — наш шейх. Он достойный и уважаемый человек. Если эта дева будет честной и покорной женой, ей будет хорошо у нашего старшего брата.       Денис протянутые руки пожал. Хотя его настроения заверение горбоносого не улучшило.       Он посмотрел, как они выходят из кают-копании вместе с киборгом. И устало опустился на стул.       Кто-то, кажется, Рэтт, уселся рядом и протянул открытую банку пива. Денис отхлебнул, но сразу же отставил — не хотелось. И без того было муторно и противно.       Что-то спрашивали любопытные, Денис что-то отвечал.       Потом оборвал очередной вопрос о том, что у них там в сфере тишины происходило, фразой:       — Извини, устал сегодня говорить, спать хочу, — встал и побрел к себе в каюту.       Почти у самой двери перед ним внезапно материализовался рыжий киборг.       Почему-то с голым торсом — форменный рабочий комбинезон был аккуратно разорван точно по поясному шву. Каким-то чудом остаток застежки-молнии остался застегнут, и оставшиеся от комбеза штаны как-то держались на тощей заднице DEXа и не съезжали.       Киборг протянул руку и остановил жест в миллиметрах от лица Дениса.       — Требуется информация для оптимизации взаимодействия с объектом «человек». Нежелательность тактильного контакта вызвана повышенной чувствительностью кожных покровов или иными причинами?       — Просто не люблю, когда меня трогают.       — Данная особенность взаимодействия распространяется на объекты по гендерному признаку? — не унималась любопытная программа, с чего-то решившая заняться самообучением именно сегодня.       — Нет, я не люблю, когда ко мне прикасаются люди независимо от их пола.       — Это связано с физиологическими, генетическими, фенотипическими, культурными, религиозными, этическими, эстетическими особенностями личности?       — Психологическими. Не люблю, и все. Не смогу назвать однозначную и корректную причину. Это незначительная информация для рабочего взаимодействия. Что случилось с твоим комбезом?       — Был исполнен человеческий обряд.       Денису показалось, что в лице киборга мелькнуло что-то похожее на удовлетворение или гордость. И он понял, что устал от насыщенного дня гораздо больше, чем думал.       — Капитан будет недоволен. Если есть возможность — рекомендую переодеться.       — Возможность отсутствует! — отрапортовал киборг, и усталое денисово сознание вообразило радость в его голосе.       — Забери мой. Капитан запретил мне ходить в рабочей форме.       Денис наконец оказался в своей каюте, вытащил из шкафа комбез и вручил его киборгу. С тоской отметил, что теперь у него осталась всего одна рубашка. И у той почти протерлись локти.