Денис Воронцов, навигатор, 25 лет

      Денис долго пытался отмыться в душевой. Дольше всей остальной команды. Его несколько раз пытались выстучать из кабинки, сначала: «Навигатор, поимей совесть! Ты не один, всем надо!» — а после полушутливо-полувстревоженно: «Эй, навигатор! Ты там живой? Утопиться в поддоне решил или на шланге повеситься?» Денис отзывался: «Нормально».       Хотя нормально не было. Он то бессильно и беспомощно сидел на пластиковой имитации кафеля, под струями, долбящими по макушке и плечам, смотрел, как вода уходит в слив, и не мог отделаться от мысли, что на этом красно-коричневом с вкраплением охристо-желтого покрытии не видно крови. А потом внезапно, остервенело, яростно и с ненавистью тер щеку мочалкой, пытаясь стереть след капитанской ладони.       Его ничего не связывало с Азогом, капитан не сделал ничего, чего бы нельзя было от него ожидать, но все равно. Это убийство что-то надломило в Денисе. «Будьте вы прокляты!» — звучало в ушах.       Денис малодушно сам ушел на вторую палубу и выпросил у киборга капсулу с лекарством. Команда поминала Азога, пили много, мрачно и молча. Пассажиры тоже пили — заблокировав жилые сектора, капитан щедро снабдил их алкоголем. Вообще-то при перевозке людей по контракту с минобороны пьянки охранной команды на борту не практиковались и не приветствовались. Тем более массовые. Обычно кок, и он же каптенармус, расход алкоголя контролировал, не выдавая страждущим ничего, крепче пива или сидра. Но сегодня строгий хранитель пищевых запасов вскрыл кладовые и щедро поделился их содержимым.       Голова пустела быстро. Точнее, не так: мысли никуда не уходили. Ничто не мешало помнить, видеть, слышать, думать, анализировать. Сознание оставалось ясным, а восприятие ничуть не притуплялось, но исчезла гнетущая тоска, мучительный стыд и беспомощность. Факты оставались фактами, исчезли только бесполезные эмоции. Денису привычно не наливали, но в сумрачную пьянку приняли. Редкий случай, но Рэтт пил со всеми, а не утащив к себе несколько бутылок. Пилот вливал в себя алкоголь, словно противное лекарство — давясь и через силу, но целеустремленно. И весьма успешно. Увидев Дениса, он расплылся в пьяной улыбке и попытался подняться на разъезжающихся ногах:       — О, напарник! — Рэтт потянулся обниматься через стол с наскоро собранной, но не тронутой закуской. Не устоял, поскользнулся, рухнул лицом в стол. Поднялся, капая маслом с бороды, попавшей в рыбные консервы. Вопреки обычной реакции на такие происшествия, никто не засмеялся.       Денис немного удивился столь быстрому достижению Рэттом такого состояния, потом вспомнил, как выглядит рэттово похмелье после подобных загулов. Вспомнил, что чуть меньше десяти часов осталось до посадки на планету. Насколько помнил Денис из справочника: планета была хоть и не самой густонаселенной, но орбитальная и суборбитальная активность в системе была довольно высокой, к тому же, сезонные метеоусловия могли быть сложными. Он помог Рэтту оттереться салфетками, уклонился от объятий. Хотя Рэтт упорно лез к нему, разводя руки и вытянув слюнявые губы трубочкой:       — Ты один тут человек, напарник! Никто меня не понимает, а я… У меня налета больше семи тысяч световых! Два «Пурпурных сердца» было! Даже три могли бы быть! Только эти штабнюки-суки все зарубили «неоправданный риск, неоправданный риск… бла-бла-бла…» крысы штабные!       — Пойдем в каюту, завтра в атмосфере садиться. Одна и ноль три же гравитации у поверхности. Денис помнил из теории, что минимальные погрешности силы планетного тяготения от единицы считаются наиболее сложными в отработке.       — Пфе! — Рэтт попытался изобразить плевок, слюна некрасиво повисла на бороде, потом рыгнул и сглотнул. — Вот, бл, кажись, от тебя заразился. Вроде пить тока начал, а уже наружу лезет… Да ты не парься! Я такое решето на пятак сажал, когда ты еще сиську мамкину жевал. Я вообще ток это… начал! Ты эт… Спирт будешь?       — Нет. Рэтт, тебе хватит. Пошли, а то завтра болеть будешь.       — Не буду! — Рэтт, копируя Барби, отчаянно замотал головой, а потом булькнул носом и потянулся к бутылке — запивать тошноту.       В конце концов, Денис договорился с пилотом, что тот допивает еще пару кружек разведенного сладкой газировкой спирта, потом принимает упаковку сорбента и идет спать.       — А покурить?! — упирался Рэтт, пока Денис тащил его в каюту.       Потом пришлось долго искать хоть кого-нибудь достаточно вменяемого, чтобы тот мог командовать киборгом и найти в разворошенном экипажем медотсеке подходящий абсорбент, вспоминать уроки медпомощи, вычислять вес пилота, рассчитывать концентрацию и дозировку. А после еще и долго уговаривать раскапризничавшегося на манер юнги старого летуна принять лекарство. Тот неуклюже, но азартно спорил и сопротивлялся, убеждая, что его желудок уже переполнен, и больше в него не влезет ни капли. Помочь своему организму, последовать его побуждениям и избавить его от токсина, пилот тоже не желал ни в какую, убеждая Дениса, что это исключительно нерациональный расход «оч-чень кач-чесссен-аго топлива».       Денис старательно копировал киборга: тихо, спокойно, методично, настойчиво и упорно уговаривал Рэтта выбрать между тазиком и мутной серой взвесью эмульсионного сорбента, а лучше воспользоваться сначала одним, а потом другим. Рэтт героически удерживал тело в вертикально-сидящем состоянии, а алкоголь — в себе, обвиняя в своих рвотных позывах заразу-навигатора, который не дал ему покурить. Единожды кувыркнувшись носом в пол в попытке дотянуться до трубки и кисета, Рэтт повторных попыток встать уже не принимал. Но выпить сорбент и лечь отказывался.       Когда Денису уже начало казаться, будто Рэтт просто получает удовольствие от того, что о нем заботятся и проявляют интерес к самочувствию, идущий по кругу бесконечный спор пилота и навигатора прервали.       — Навигатор! Слава трем законам, я тебя нашел! — Седой ворвался в каюту и, схватив Дениса за руку, попытался увлечь за собой.       — Что случилось? — Денис отреагировал на вид Седого: всклоченные мокрые волосы, судорожные движения, паника во взгляде и ссадина на лице. Первой мыслью было, что с кораблем какие-то проблемы, и технику срочно требуется пересчет маршрута. Навигатор прислушался, но ничего внушающего опасения не почувствовал.       — С ним бог знает, что там сделают! А все пьяные как подонки! И никто не идет! — Седой пытался вытащить Дениса из рэттовой каюты.       — Кто? с кем? — Денис высвободил руку. Посмотрел вопросительно.       — Авввуу, — Седой по-звериному пронзительно застонал, резко выдернул из комма виртокно с записью с камер, заговорил сбивчиво, путаясь. — Он совсем свихнулся! Зачем! Совсем же мальчишка! Ну глуповатый, но за это же так нельзя? Я смотрю, а мальчика нигде нет. Зашел к нему, и там нет. Ну все думаю, опять капитан мальца напоит, а потом выгонит, а парень же непривычный! Ему знаешь, как плохо потом становится? А… Тебе все равно не понять. Ждал, ждал, постучался. А кэп на меня наорал, что «дьяволов сосунок его выбесил и получил по заслугам». Я испугался. Он же псих совсем. Я — в карцер, в медотсек. Не нашел, обрадовался. Только зря. Все пьяные, сволочи. За камерами никто не смотрит. Я записи отсмотрел. Я ходил туда. Только с бластером киборг не пускает, и забрать не помог. А мне там только в морду дали. Я парней просил помочь, но они, паскуды уже ужрались, а Хряпа вообще заявил, что раз Барби распечатали, он тоже попользуется! Сволочи! Суки! Козлы!       Денис почти не слушал бессвязную речь Седого и еще менее осмысленные стенания, сетования пилота. Навигатор в ускоренном режиме просматривал запись.       Русоволосый DEX сначала приволок вырывающегося, красного, растрепанного юнгу в капитанскую каюту, и через полчаса чисто вымытый и переодевшийся Уайтер, разъяренный даже больше, чем был в карцере, сам волок сопротивляющегося юнгу по коридору. Капитан был заметно сильнее парня, но справлялся с взбесившимся юнгой с трудом. Монтаж записи был никаким, похоже, Седой просто скопировал все, что нашлось о Барби, и ракурсы двоились и перепрыгивали. Звука у записи не было, но одна из камер поймала обращенное к притиснутому к стене под камерой юнге лицо капитана, перекошенное от безумной злобы, и Денис прочел по прыгающим от ярости губам: «Значит, лучше в тюрьме или в армии, чем со мной?! И смерти ты не боишься, а значит, мне тебя не запугать?! Посмотрим, Барби! С номерных начнем, а потом и мои парни от сладкой Барби не откажутся! Ты меня, сученок, еще умолять будешь, чтобы я тебя своей куклой сделал. Только своей, а не общей! Понял, Барби?! Сам! Меня! Умолять! На коленях! Будешь! Барби!»       С последним словом капитан резко швырнул парня на пол коридора, несколько раз пнул, вздернул на ноги и вновь погнал вперед. Дальше Денис перемотал запись, убедившись, что догадка верна, и капитан в сопровождении рыжего DEXа зашвырнул юнгу в камеру к номерным.       — Пошли! — душная ненависть пробила эмоциональные барьеры Ви-семь, заполонила сознание. Вспомнились хищные лица, окружившие навигатора после «игры» в «Золушку», вспомнились угрозы отчима и вечный липкий страх этого непотребного.       Денис практически отключился. Память фиксировала только отклонения от заданной программы действий. Вот Седой, суетливо бегущий за Денисом, пытается скомандовать все тому же рыжему киборгу идти с ними и получает ответ, что приказ хозяина проследовать в рефрижераторный отсек является приоритетным. Вот заедает решетку, и они ее взламывают. Номерные попытались не пустить в камеру, но расступились перед озлобленной решимостью.       И все же, они опоздали. Собственно, Денис сразу догадывался, что они не успеют, но до последнего на что-то надеялся. Как, по-видимому, и Седой. Потому что, увидев Барби в дальнем конце камеры, мужчина тонко и отчаянно завыл. Денис же молча отпихнул попытавшихся ему помешать громил и рывком сдернул с парнишки еще одного, отшвырнул в сторону. Не в первый уже раз с тоской и благодарностью вспомнился Праздник, уроки Вагутца и Матиуша, наделившие тело четкой быстротой, просчитанностью действий и силой. Сейчас это очень выручало. Он действовал быстро и безжалостно, выживание тех, кого он ударил или отшвырнул, его сейчас не заботило, только эффективное выполнение задачи. Денису самому было слишком мерзко и по-детски страшно видеть сделанное с Барби. Но он быстро распутал связанного собственным бельем парня и даже машинально обтер его, прежде чем передать сомлевшего пацана Седому.       Они ушли из камеры. Денис держался позади, прикрывая отход.       В коридоре он вспомнил, что так обычно действовали рейдеры Альянса: внезапным дерзким напором ошеломить и деморализовать сильного противника, взять добычу и отойти.       Они миновали бесстрастного киборга-охранника на площадке у трапа. Тот не пытался им ни помочь, ни помешать. В задачу машины входила охрана сектора, и пока номерные оставались в своих камерах, киборг не считал нужным покидать пост.       Во втором секторе им попался пытающийся добраться до каюты или уборной вдоль стены Трой.       — О, Барби! — осклабился он. — А что он голый?       Едва начавший приходить в себя парень зашелся в крике:       — Я не Барби, я — Олесь! Гады! Сволочи! Олесь!       — Что это с ним? — Трой удивился, потянулся было к вырвавшемуся у Седого и бьющемуся в истерике парню.       — Ничего, — за всех огрызнулся Денис, которого самого трясло от пережитого.       — А… — Трой махнул рукой, качнулся, снова прижался к стене и побрел вдоль нее, похоже, забыв о собеседниках.       Денис помог Седому силой довести вырывающегося юнгу до медотсека, придержать его, пока техник аварийным кодом вскрывал дверь, уложить в медсканер и не выдержал — спросив у Седого, справится ли тот дальше сам, и получив утвердительный ответ, ушел в свою каюту. Не раздеваясь, рухнул на койку, и, как когда-то в далеком детстве, накрылся с головой одеялом. Чувство долга робко напомнило про брошенного, так и не протрезвленного Рэтта, но Денис только плотнее натянул одеяло на голову, прижался к стене и зарылся в подушку.       Корабельная расчетная ночь почти закончилась, но до посадки еще оставалось около пяти часов. И три часа до сигнала комма, вызывающего в рубку.