Денис Воронцов, навигатор, 25 лет

      Уайтер вызвал Дениса почти сразу после сигнала будильника. Голос капитана дрожал от тщательно сдерживаемой ярости. Но как всегда, когда Уайтеру был нужен человек, он пытался быть приветливым и дружелюбным.       — Доброе утро, навигатор. Не разбудил? Выспался? Самочувствие бодрое, я надеюсь?       — Слушаю вас, господин капитан, — игры капитана уже даже не раздражали. Устав, привычки, правила поведения требовали признавать его власть на борту, и Денис ее не оспаривал. Подчиняться требованиям устава гражданского космофлота и трудового контракта было привычно, разумно и безопасно (вот только за две последние причины Денису регулярно становилось стыдно и противно перед самим собой). Но видеть в капитане человека, разумное или живое существо, он уже не мог. Слепая сила, стихия, аномалия. Темное и мерзкое нечто.       — Не дерзи мне, навигатор! Подними каналью Манкса и притащи его в пультовую. Он мне нужен! И учти, мне эта пьянь нужна в осознанном виде!       Спорить с капитаном Денис не стал. Отправился за пилотом. После бессонной ночи Денис чувствовал себя совершенно разбитым, и даже пошатывало, будто поучаствовал во вчерашней пьянке.       Рэтт в собственной каюте не обнаружился. Денис обошел жилые палубы и не нашел пилота: ни в санузлах, ни в столовой, ни на камбузе, где сумрачный кок с привязанным к голове пакетом тающего льда и страдальческим видом налил миску очень жирного, очень ароматного и острого супа:       — Ешь. Тебе хорошо, ты непривередливый: или все подряд жрешь, или ничего не жрешь. Я сегодня все равно больше ничего не готовил и не буду. Кэпу, вот, его шурпу сварил, со вчера поставил, чтоб на всех хватало — и шабаш. Нашему «Казаку» эта дрянь с перепоя хорошо помогает — навернет порцаечку и бодрячок. А меня с нее воротит, не могу обсказать как. Я ток голодом подлечиваться могу. Мне Док давно сказал, когда брюхо колет, то не жрать - и отпустит. И верно. Как чего прихватит, так я сразу все. Не жру. Вообще ничего. Только воды теплой кипяченой. Два стакана в сутки, — кок горестно вздохнул и поправил пакет, сползающий на уши.       Денис поел, иногда сочувственно кивая жалующемуся на жизнь и «гадкое пойло» коку, спросил про Рэтта (точнее, кок сначала сам пожаловался на пилота капризно-разборчивого в еде и любящего поскандалить). Выяснил, что тот в царстве кулинара не появлялся.       После еды и кружки кофе из автомата потянуло в сон, хотя дерганная, нервная измученность немного отпустила. Желудок, поначалу удивившийся горячему очень острому и сытному блюду, быстро успокоился, сыто и довольно переваривал полученную пищу и грел тело. Тело, которое вместе с разумом изначально не хотело ничего, особенно шевелиться, куда-либо перемещаться и что-либо делать, удовлетворенно сообщало, что, если бы его еще доставили и оставили где-нибудь в тепле, ленивой неподвижности и покое, оно пребывало бы в полном блаженстве, лишь бы глупый хозяин догадался отключить свои унылые мозги.       Но Денис, старательно удерживая в памяти, что лень, не пересиленная волей, будет пересилена химией, отправился искать пилота по «Черной Звезде», отчасти еще не проспавшейся, отчасти уже страдающей от похмелья. Задача оказалась не из легких: на посту охраны маялся Хряпа, на все вопросы отвечавший матерной руганью, переходящей в мученический стон, сжимание головы предплечьями и утыкание лбом в пульт. Коммуникатор Рэтта не отзывался, из людей, способных понимать вопросы и произносить ответы, никто пилота не видел.       Обойдя все и даже поинтересовавшись у киборга на третьей палубе: не забрел ли пилот случайно туда, Денис почти отчаялся. Но все же нашел напарника, уютно свернувшегося на кожухе насоса, обеспечивающего циркуляцию питательного раствора гидропонной платформы в капитанском ботаническом уголке. Несколько контейнеров с кустиками клубники и неизвестными Денису цветочками пилот успешно свернул с подставок, а парочку растений раздавил той частью своего тела, что не поместилась на кожухе и купалась в поддоне.       Навигатор потряс Рэтта.       — Я не сплю, я не пьян! — тут же отозвался тот и, попытавшись повернуться, целиком съехал в поддон с питательным раствором, довершая разгром ближней к насосу части платформы. Плеснул в лицо раствором удобрений, облизнулся, почмокал, скривился, огляделся и стремительно побелел лицом. — Ой, бля! Макс меня убьет. Черт! Напарник! Как я тут оказался?       Денис пожал плечами. Подал руку, помогая слезть. Ретт озирался и приговаривал:       — Ой, бля… Капец. Только б Макс не увидел. Как сядем, и Макс свалит, сам спецов вызову.       Денис молча вывел пытающегося восстановить в памяти путь в парник Рэтта и повел мыться, стираться и трезветь.       — Так… Ты меня кинул, это я помню, — бормотал в это время пилот, крепко ухватившись и навалившись на Дениса, — после - не помню… кажется, я твою эту гадость пил… или не пил… не помню. После я пошел курить. Да! Ты меня кинул, я ушел курить. Потом… не помню… потом… О! Отлить захотел. А тут журчало. А потом… Пить захотел… О бля! Я что, говна парникового нажрался? Ооо…       Денис едва успел избежать реакции рэттова организма на цепочку умозаключений. Однако на пилота конфуз подействовал благотворно, взгляд его стал яснее, а движения устойчивей.       — О засада бл! Ты меня больше так пьяного не бросай, напарник! Мы э… в ответе за тех, кого напоили! Во! Мне так еще мой первый комэск говорил!       — Кэп тебя в рубку вызывает. Трезвого.       Рэтт длинно и заковыристо выругался.       В рубке Рэтт появился мокрый и взъерошенный, но, как и просил капитан, вполне вменяемый.       Денис формально-вежливо поздоровался с капитаном, прошел за пульт и углубился в расчеты. Поиски пилота затянулись, и автопилот уже притормаживал в заданной изначально программой точке. Реальное положение планеты немного отличалось от расчетного, и для оптимального захода на орбиту требовался пересчет курсовых поправок.       — Дерзит твой навигатор, нарывается, — Уайтер задержал Рэтта.       — Мальчишка же! Ершист немножко. Он больше не будет, — Рэтт проговорил противно-лебезяще. Но привычно встал, опираясь спиной на спинку Денисова кресла и заслоняя его собой от капитана.       — У меня не детский сад — ершистых мальчишек воспитывать, — буркнул Уайтер.       Денис вцепился побелевшими пальцами в подлокотники и сцепил зубы. Видение камеры номерных и бьющегося на полу в истерике Барби, то есть Олеся, встали перед глазами. «И как таких земля носит?» — «А люди терпят». Переговаривались в голове два голоса. Скорбный и жесткий. Печаль и жестокая невозмутимость. «А люди терпят, а люди терпят…» — билось в виски. «Мало толку в храбрости, ведущей к бесцельной гибели, в любом поступке должен быть смысл», — так же сухо и бесстрастно произнес тот же холодный и твердый, как кусок материкового древнего льда, голос. И Денис оглянулся на русого киборга, что невозмутимо и неумолимо стоял за плечом капитана. Капитан покачивал плоской фляжечкой, побулькивая ей, перед жадными глазами пилота.       — Погоди, успеешь еще науправляться, сначала протокольчик один подмахни, а с твоего мальчишки я, так и быть, подпись брать не стану, — Уайтер придерживал Рэтта за предплечье, и в голосе его звучало барственное расположение. — Кстати, тебе похоже глоточек хорошего коньячку для поправки не помешает. А то смердит от тебя, как из помойки!       — Да я мылся уже! — взвился Рэтт. — И вот даже рубашку чистую надел со штанами. А глоточек не повредит. Глоточек никогда человеку не повредит.       Уайтер маслено улыбнулся и протянул фляжку пилоту, который тут же к ней присосался и выпил бы всю, да Уайтер отобрал. Но Рэтт все равно заметно повеселел, крякнул и довольно погладил бороду.       — Ох, праздник сердца! А что за протокол?       — К рапорту. О срыве кибера. Как свидетель. Ты ведь видел, как рыжая шестерка вышла из-под контроля. Агрессия, неповиновение человеку. Трупы…       — Трупы? — Рэтт потянулся за фляжкой, руку с которой Уайтер поднял повыше, как играющий с собакой хозяин.       — Ну как же. Азог и, кажется, еще седьмой отсек третьего сектора. Но это я попозже проверю.       Рэтт смотрел на фляжку и чесал в затылке. А потом усмехнулся:       — А ты — ловкач, кэп!       — А то. Ну, так ты видел?       — Да, как тебя! — Рэтт допил из фляжки и размашисто приложил палец к Уайтерову планшету. — А серьезно, что так? У нас их вроде и так… э… повыбыло.       — Надоел. Дрянь тупая. Ночью, сука ржавая, кипяток мне на штаны вылил. Команду «на хуй кофе», так распознал, паскуда! Чуть яйца не сварил, урод!       Рэтт не удержался и хрюкнул:       — А я думал, ты под новое имечко подделываешься, — и пилот ухватил край широких складчатых штанов на капитане. — Тебе еще шапку меховую и совсем казак!       — А вот, может, и заведу. Из енота. С хвостом! Мальчишкой был на экскурсии, такую на одном мужике видел. Вот DEXа кукловодам сдам, на семерку обменяю, с вояк компенсацию ущерба выбью, так сразу шапку и куплю! А ты мне лучше скажи, куда ты комм дел? — ласково проговорил Уайтер.       Рэтт схватился за запястье, дернул Дениса за плечо и жалобно заглянул в глаза. Тот уже взял себя в руки, сумел успокоиться, мысленно встряхнуть себя и обрести привычную невозмутимую рациональность. Понял, Рэтт боится, что посланный на поиски киборг найдет разворошенный парник. К тому же, поводу не видеть и не слышать капитана хоть какое-то время навигатор обрадовался совершенно по-детски:       — Я рассчитал корректировки. Пойду поищу и принесу.       — Спасибо, напарник! — просиял пилот. Капитан усмехнулся и язвительно бросил уже в спину выходящему Денису:       — Сбегай, сбегай, мальчик. Мальчикам полезно бегать.       В парнике коммуникатора не было. Он, выключенный, нашелся в курилке. Денис вытер его, проверил исправность. Судя по звуку двигателя, «Черная Звезда» вновь притормаживала, повисая на орбите. Денис вздохнул, сунул комм Рэтта в карман на джинсах и вышел в коридор, и увидел юнгу.       Барби, «Олесь» — тут же мысленно поправил себя Денис, осунулся и заострился, будто повзрослел на несколько лет за прошедшие часы. Сейчас он отчего-то очень сильно напоминал сестру и даже больше ее индейца. Бледный, измученный, с испариной на лбу, глазами, в которых вспыхивали злые искры, и закушенной губой, он держался за стенку и неестественно ставил ноги, отчего в голове возникала аналогия с больным кузнечиком.       Увидев навигатора, он вздрогнул, приседая, втягивая голову и вжимаясь в стену, но в лице его была ненависть и вызов. Не конкретно к Денису — всем. Длинная, слипшаяся сосульками челка больше не казалась трогательно-девчачьей, из-под нее зло сверкали полные отчаянья, ярости и боли глаза подранка. И сердце Дениса сжалось. Ему захотелось шагнуть к мальчишке и обнять его, утешить, успокоить, отвести или отнести в каюту, уложить.       «Не подходи!» — Олесь сам только сжимался, втягивая голову, горбатясь и съезжая по стене, но взгляд, будто живя сам по себе, отозвался в голове у Дениса звенящим, перетянутой готовой лопнуть струной, детским, мальчишеским криком, — «Не подходи! Берегись! Не смей!»       «Не бойся, я не хочу тебе зла, я… — такой же!» — внезапно вернувшийся в голову взрослого рассудительного, рационального навигатора маленький отчаянно-беспомощный Дениска ответил так же беззвучно.       «Ты? Ты не с ними?» — удивление? Или показалось?       «Нет!»       «Я их ненавижу!»       «Я… я тоже».       «Я уничтожу их всех! Всех!!!»       И Денис кивнул. Вместе с забитым зверьком Дениской, такому же забитому зверьку Олеське:       «Давай!» — и уже совсем тихо и не для Олеся, а для себя: «И меня. Я не могу… сам».       По лицу Олеся скользнула гримаса мучительной и злой усмешки. И, резко оттолкнувшись от стены, он в несколько неверных шагов достиг двери в машинное и нырнул туда.       Это было против правил. Это было категорически против правил и устава. Предстояла посадка и посторонним на посту техника было не место. Олесь явно еще не оправился от случившегося, и для его безопасности и здоровья стоило бы находиться в постели, лучше в медотсеке. Но в машинном сейчас был Седой — единственный человек на «Черной Звезде», которому парень был не безразличен, для кого он не был забавным щеночком, игрушкой. И Денис решил не вмешиваться и молчать. Пусть юнга будет с другом.       А состоявшийся беззвучный диалог — больная фантазия, плод его измученного и воспаленного мозга.       Денис вернулся в рубку, отдал Рэтту комм, послушал как капитан с пилотом костерят бюрократов заставивших-таки «Черную Звезду» пройти таможню, пусть и в упрощенном и секретном порядке, принял от диспетчера координаты и метеосводку, рассчитал посадочную траекторию, скинул ее Рэтту и искину. Откинулся в кресле. Рэтт начал снижение привычно экстремально-резко. Денис следил по приборам, как «Черная Звезда» входит в плотные слои. Капитан привычно прогуливался по рубке за их спинами.       Вибрация усилилась, а скорость снижения нарастала. Однако глиссаду снижения корабль выдерживал точно. Космодром уже фиксировался по наблюдающим приборам, вот-вот должен был показаться на обзорных экранах. Рэтт включил тормозные двигатели, и приборы сообщали об их работе, однако Денис видел, что ускорение не снижается и скорость по-прежнему нарастает.       «Я уничтожу их всех! Всех!!!» — «Давай!.. и меня.»       Машинное. Двигатели. Седой. Олесь. Уайтер и номерные.       Рука машинально дернулась и сама активировала фиксацию в кресле. Правильнее всего сейчас было озвучить догадку. Послать киборга в машинное, убрать оттуда Седого, до удара оставалось еще несколько минут. Но перед глазами стояла камера с номерными и связанный собственным бельем, лишенный возможности сопротивляться Олесь, разрубленное тело Азога, почти обезглавленное — Рыбы… И Денис промолчал и прикусил губу.       Рэтт задействовал маневровые, корабль дернулся и резко кувыркнулся. Уайтер с воем полетел, сброшенный запаздыванием гравитаторов, был пойман и зафиксирован DEXом, который распластался на полу и вцепился в Рэттово кресло, оказавшееся ближайшим. Скорость, если и упала, то не значительно даже для приборов.       Голос диспетчера панически требовал включить тормозные двигатели. Тормозной двигатель диспетчеру отозвался, один. «Черную Звезду» вновь развернуло. Аварийную антигравподушку выбило на половине гарантийного времени, Рэтт всегда выбирал крутые варианты траектории, и для нее оказалось высоковато. Но скорость падения снизилась. Вновь отработка маневровыми, но перегрев быстро вывел из строя три из четырех. Диспетчер требовал уходить за пределы населенной зоны, разворачиваться и падать куда угодно, но не на космодром или город. Рэтт требовал очистить полосу и орал матом, что клянется именем Манкса «посадить эту дуру, хоть жесткой теркой».       И все же Рэтт был великолепным пилотом, до последней секунды и возможности борющимся за живучесть корабля. Он использовал все. Маневры, увеличение трения, планирование и даже турбулентные следы спешно шарахающихся от них других кораблей. Денис корректировал расчеты плановой глиссады, заставляя искин работать на Рэтта, а не сопротивляться его опасным экспериментам. О том, что он и сам хотел этого падения, Денис забыл и работал. Так, как учили в ЛУФ, как показывал Шелдон, так же как Рэтт, — до последнего пытаясь спасти свой корабль и его людей. И им поверили — дали пустые километры бетона.       Посадка была жесткой — остатки мощности повторно включенной антигравподушки почти не спасли. Но все же они сели или грянулись на бетон всей плоскостью днища корабля наиболее широкой его частью. От удара Рэтта и Дениса подбросило в креслах. Фиксаторы врезались в тело.       И тут Денис понял, что это — шанс! В памяти всплыло зеленое сукно, кий и разноцветные шары. «Считаешь ты хорошо!» — ободряюще прозвучало в голове. Инерция волокла «Черную Звезду» по бетону. Трение пожирало корпус и скорость. Гравитаторы отказали в момент удара, и в рубке воцарились законы сил, скоростей и векторов. Автономная система стабилизации у кресла работала, пытаясь из всех своих механических сопроматовских сил сохранить жизнь своего седока. Денис перестал думать про гибнущий корабль про стираемые о бетон металл, пластик и человеческие тела, перемалываемые крушащимися переборками. Он чувствовал, как вздрагивает и оседает корабль, слышал стоны рвущегося железа и ждал.       "Звезда" вздрогнула в последний раз, и Денис одним движением деактивировал крепление кресла к полу и крутанулся в нем. Инерция продолжала тащить вперед то, что могла ухватить, и спинка врезалась в пульт, спружинила, отскочила и швырнула Дениса к выходу. Сейчас он был и бильярдистом, рассчитавшим и выполняющим сложный трюк-шот с винтом и откатом, и шаром, летящим в лузу — на выход из рубки. Он успел краем глаза заметить Рэтта, вброшенного в пульт, киборга, все еще обеспечивающего по возможности безопасную фиксацию тела Уайтера. И сам едва не просчитался: «Черная Звезда» вновь содрогнулась, видимо, внизу складывались пиллерсы и шпангоуты, опорная стойка мазнула по волосам, обжигая ухо. Сгрупировавшееся тело вынесло в коридор, новым спазмом умирающего корабля впечатало в стену. И… Денис нервами почувствовал, что движение окончательно прекратилось. Разбитая «Черная Звезда» лежала на земле. Мертвой грудой обломков.