Денис Воронцов, навигатор, 25 лет

      На другой день недвусмысленно обнаружилось, что полинин Мося не нагадил в фильтры, а подох, разложился, лопнул и потек. Понял это Денис, проснувшись задолго до будильника от вкрадчивой и настойчивой трупной вони, просачивающейся в каюту. Не спасло ни методичное закапывание носом в анатомически правильную упругую подушку, ни натягивание на голову неанатомически короткого одеяла — натянутое выше макушки, оно коварно обнажало пятки. Когда сражение с обстоятельствами за остатки сна было почти выиграно, обстоятельства дополнились визитом Теда.       Завтрак не состоялся — в пультогостиной воняло заметно сильней, чем в коридоре и каютах, из санузла запах посетителей изгонял, не давая толком зубы почистить, не то что нормально понежиться в душе. Вместо всех радостей жизни пришлось тащиться в логово Михалыча за стремянкой, щупом и отверткой, чтобы ассистировать Теду в настойчивых поисках усопшего диверсанта. Напарник был зол, но бодр и деятелен.       Кроме всего прочего, Денис умудрился машинально поздороваться с капитаном, крайне неуместно прозвучавшим «добрым утром», и ответный взгляд снова напомнил о тщательно контролируемой и скрываемой капитанской нелюбви, которая почему-то задевала много сильнее открытой неприязни от того же Уайтера. Денис и сам не мог понять, почему его начало задевать капитанское отношение. Станислав Федотович был сдержан и вежлив, но игнорировал навигатора примерно так же, как и Владимира. Почему его задевает капитанское к нему отношение, Денис сам понять не мог. Но и выкинуть вопрос из головы не получалось.       — И тут тоже ничего нет! Дэн, завинтишь на место? Я выйду подышать, а то у меня от этой вони уже башка отказывает, — Тед слез со стремянки и направился к открытому для проветривания шлюзу.       Денис взял оставленную Тедом на ступеньке лесенки отвертку и полез привинчивать решетку на место. Хотя Тед позаглядывал во все наиболее «ароматные» выводы вентканалов, шуруя в них щупом и подсвечивая фонариком, злосчастная тушка осталась необнаруженной.       Похоже, оставалось надеяться на план Вениамина Игнатьевича и Михалыча — изменить настройки системы, до критического уровня снизить влажность и повысить озонацию в надежде, что так трупик усохнет и мумифицируется.       Доктор шутил про скелет в вентиляции, но веселого было мало. Обед состоялся, хотя вонь напрочь отбивала аппетит. Но делать было нечего — приходилось терпеть и стараться привыкнуть.       Тед был мрачным, Полина — грустной. Денис понял, что ему не хватает их дурашливости. К вечеру он был уже согласен на повторение утренней эпопеи со вскрытием всех панелей и решеток в пультогостиной и туалете, был готов снова таскать за Тедом стремянку и инструменты, принимать и подавать винтики и шурупы, лишь бы напарник перестал сосредоточенно разносить на симуляторе эскадру за эскадрой, отгородившись от всех спинкой кресла и наушниками. И чтобы Полина перестала смотреть виноватыми, потерянными глазами и вздыхать, хлюпая носом.       — И чего ты вредничаешь, чучело некоммуникабельное, — Маша возникла над проектором, едва Денис начал раздеваться. Последнее слово она произнесла неправильно, так, что оно прозвучало: «никому-не кабель-ное» с ударением на второе «е».       Денис от удивления замер, оставшись в одной штанине полуспущенного комбинезона.       — Вот какие такие нерелигиозные убеждения тебе помешали попросить девочку волосы тебе расчесать? Обоим ведь было бы приятно! Или попросить Тедди дать тебе свою игрушку, — Маша стояла в воздухе, широко расставив длинные ноги, заставляя задираться узкую черную юбку, подавшись вперед, демонстрируя объемные полушария в расстегнутом вороте блузки и сурово глядя на Дениса поверх прямоугольных очков в строгой черной оправе.       — Зачем? — Денис сел на покрывало. Сглотнул. Не то чтоб так на него действовал возбуждающий вид Маши, но удивлять она определенно умела.       — Зачем-зачем… За стенкой! — в руке у голографической распутницы возник тонкий стек, сантиметров сорок длиной, которым она похлопала по ладони. — Затем, что кто-то, не буду показывать конкретно кто из нас двоих, сегодня весь день ползал с видом протухшего хомяка. И да, Тед понял, что заставил тебя делать то, что ты не хотел. И да, почувствовал себя виноватым. Заслуженно. Но кто-то, я опять не стану уточнять, кто именно, совершенно не этого жаждал, только не добивался. А Полина считает себя виноватой и думает, что на нее все сердятся.       — Надо было ее успокоить? Я не догадался, — последнюю фразу из речи искина Денис понял и тут же почувствовал себя сволочью, потому что действительно не догадался сказать девушке, что она не виновата в том, что Мося сбежал и подох в вентиляции, хотя это и правда было очевидное и, вероятно, ожидаемое от него действие.       — И-ди-от! — по слогам произнесла Маша и со свистом ударила голографической тросточкой по руке. — Не ее. Себя. Между прочим, дружба - это не только ждать, пока ты зачем-то понадобишься друзьям, и позволять им собой пользоваться. Это взаимо-действие, — снова голосом выделила Маша. — Сегодня внимание больше требовалось тебе. И ты его хотел. Но не попросил. Хотя мог и был должен.       Денис рассеянно посмотрел на свой комбинезон так и опутывающий одну ногу. Доразделся, встал, встряхнул его, аккуратно сложив, положил на стул, туда же отправилось тщательно сложенное покрывало, носки. Действия были машинальные, Денис пытался переварить слова Маши. Не получалось.       — Я что-то делал не так?       — Иди-от! — повторила голограмма. — Все не так! Ложись спать. Я тебя еще научу с людьми по-человечески взаимодействовать! Вот скажи, ты ведь хочешь подружиться с капитаном?       — Со Станиславом Федотовичем?! Подружиться?! — Денис заново уверился, что от мосиного воздействия начал сходить с ума. Логики в Машиных заключениях и высказываниях проследить не удавалось, хотя в потаенные мысли и желания она попадала безошибочно. — Но он же капитан! И… А как же Вениамин Игнатьевич?       Сидящая в воздухе нога на ногу Маша, из-за чего короткая узкая юбка, задравшись, демонстрировала кружевные резинки чулок, закатила глаза. Потом решительно и размашисто поменяла ноги, показав Денису ярко-розовую полоску трусиков и заставив рефлекторно отдернуться от голографических шпилек.       — Значит так, с сегодняшнего дня займемся твоим воспитанием. Во-первых, ты перестаешь дергаться в присутствии капитана и ведешь себя с ним как с обычным, нормальным человеком. Так же как с Вениамином Игнатьевичем. Потому что он — сначала человек, а потом капитан.       — Но… — Денис вздохнул и потер виски. — Он же капитан.       — Тяжелый случай, — вздохнула Маша. Исчезла, вернулась в каком-то полупрозрачном балахоне и с книжкой в руке. — Ложись. Я тебе опять почитаю. Ну вот… Перед носом захлопнули дверь. Нелепо скулить и рычать бесполезно… Воспитанный пес не считает потерь, Он просто уходит походкой нетрезвой. Обидеть легко. А собаку — вдвойне. Убийственность фраз не летит мимо цели.       Денис послушно и уже привычно устроился на койке, уютно завернувшись в одеяло, и слушал. Как история выгнанной из дома собаки связана с предыдущим разговором, он опять не понял. Машина, по идее машинная, то есть математически обоснованная, логика, в который уже раз оказывалась ему недоступна. Но какой-то необъяснимый эмоциональный резонанс с ее стихами у него возникал. И Денис слушал искина со странным болезненным удовольствием. Маша будто скорябывала коросты со старых ран: неприятно, не столько больно, сколько рефлекторно страшно, а обновленная кожа острее чувствует касание воздуха, одеяла, рук…       «Интересно, а что бы все же подумал Тед, если у него попросить дать поиграть в его космобой? Дал бы?» — мысль была ленивая, сонная, но тем не менее навязчивая.