Не может быть

POV Совергон Даня, как я понял, явно задерживался на кухне. Это давало мне возможность спокойно, хоть и не совсем правильно, но посмотреть его телефон. В этот момент я был благодарен своей памяти, потому что я запомнил пароль, когда он показывал мне на улице, что «всё нормально». Так-с, что тут у нас... Угу... На заставке ничем непримечательная картинка какого-то моря. На всех рабочих столах чисто, и всего по одной папке. Почему нельзя было всё сгруппировать в одну папку? Хотя, ему это порой свойственно. А это что за приложение? «Личный дневник»? Серьёзно? Однако, любопытство всё же взяло верх надо мной. Первая же запись была сделана сегодня. И, судя по времени, указанному в углу заголовка, Рэнделл умудрился сделать эту запись в анти-кафе. «Честно говоря, никогда не любил заносить свои мысли куда-либо. Но этот момент, пожалуй, точно стоит записать. Я толком не могу понять, чего именно мне хочется: пойти путём обычного человека, продолжая жить с Полиной, возможно, даже закрепив отношения. Либо же пойти тем путём, который слишком «неправилен» – продолжить такие странные «отношения» с Мишей. Хотя... Можно ли вообще это назвать «отношениями»? Он, кажется, действительно влюблён, а мне совсем не хочется его печалить. Примерно поэтому такое подобие «отношений» и появилось. Кажется, я ужасный человек. Да, чёрт побери! Я ведь даже ни разу не высказывал своих «чувств», хотя от Миши я много уже раз слышал: «Я люблю тебя». Но на все его вопросы в стиле: «А ты?» – я лишь отнекивался.» Внезапно в комнате появился и сам Даня. Увидев меня, читавшим что-то в его, казалось, таком защищённом, телефоне, он побледнел и рванулся ко мне. Но я отвёл руку с телефоном назад, смотря на него пристальным взглядом. – Миш, я... – А я ведь верил тебе... – я уже чувствовал, как к горлу, предательски, подступал ком, а на глаза накатывались слёзы. – Дай мне объяснить, Миша! – Да что ты мне объяснишь? Что ты мне можешь сказать? Что «запись старая», что это «не твоих рук дело», что ты мне объяснишь!? – уже чуть ли не ударившись в истерику, спрашивал я. – А теперь отдай мне, будь так добр, телефон, и мы обо всём спокойно поговорим. Я начал пятиться куда-то назад, всё еще стараясь удержать телефон при себе. – О чём поговорим? О том, что я такой наивный мелкий идиот, который смог поверить в то, чего не может быть?! – возмущался я, стараясь добежать до двери из комнаты. – Так ты остановись, успокойся, и узнаешь! – с явными усталостью и раздражением в голосе, сказал Даня. Но я его не послушал. Я лишь старался удержать телефон. Не знаю, чего бы я мог таким образом добиться, но соглашаться мне совсем не хотелось. В результате таких «кошек-мышек» по комнате, я пробежал несколько кругов, после чего вновь оказался около компьютерного стола. Теперь мою голову посетила мысль забраться на кресло, в надежде, что Дане так будет явно труднее выхватить телефон. – Миша, у тебя сейчас, на самом деле, есть два варианта: либо ты сам слезаешь, либо ты спустишься на пол, но уже с моей помощью. Что выберешь? С этим вопросом он посмотрел прямо на меня, слегка ухмыльнувшись. Я лишь промолчал. – Ну, раз ты не хочешь спускаться сам, я тебе помогу. Он подошёл ближе к компьютерному креслу, обхватил меня за ноги, перекидывая через плечо. – А ты думал, я тут шутки с тобой шутить буду? Провисев ещё совсем недолго на его плече, я оказался, наконец, на полу. Даня взял меня за руку, в которой был телефон. – Всё ещё не хочешь отдавать? Я помотал головой. – А если так? После этих слов Даня второй, свободной, рукой приподнял мой подбородок и требовательно поцеловал. Я даже дёрнуться не мог. Да и не хотел. Но вдруг он оторвался от меня, вновь смотря мне в глаза. – Теперь, может быть, отдашь мой телефон, да выслушаешь меня? – Угу, – пробормотал я, протягивая Дане причину скандала. – Так-то лучше. А теперь просто послушай меня. Да, я не отрицаю того, что это написал я. Я очень долго думал над всем произошедшим и происходящим ещё с конца осени. Это было необычно как для тебя самого, так и для меня, я понимаю. Но и ты пойми: не так уж и просто взять и рассказать всё тому человеку, которого и ты сам, и все вокруг считают «идеальной парой». Да, ссорам тоже есть место в наших отношениях с Полиной, и расставаниям, но потом всё вновь вставало на свои места. А потом мне в любви признаётся лучший друг, чувства к которому, по правде говоря, и так были непонятными даже мне. Всё это совсем свело меня с ума. Ты действительно думал, что я бы отвечал на все твои предложения встреч, поцелуи, если бы не испытывал хоть чего-то к тебе? Глупыш, – Даня мило улыбнулся. – Я не говорил «тех самых слов» лишь потому, что сомневался, не был уверен до конца. Я уже ощущал, как слёзы текли по щекам, как улыбка растянулась на всё лицо. – Поэтому я хотел бы извиниться перед тобой, если смог когда-либо обидеть своим молчанием. И он снова поцеловал меня. Но на этот раз с невероятной нежностью, осторожностью, будто действительно стараясь выпросить прощения. Я услышал, как что-то, кажется, упало. Это услышал и Рэнделл, но и он не смог понять источник этого шума. – Наверное, собака миской гремит, - сказал Даня, обхватывая мою голову руками, и поворачивая меня лицом к себе. Я увидел, как его глаза сияли. Невероятно красивое зрелище... – Я люблю тебя, – Даня вновь потянулся поцеловать меня. Я мечтал об этих словах всё это время, поэтому улыбался как последний идиот. – Да-а-ань, я дома! – раздалось из коридора звонким женским голоском. В этот момент я почувствовал, как моё сердце начало биться с небывалой до этого скоростью. Ноги стали подкашиваться, а мозг упаковал вещи, пожелал всему организму «удачи» и уехал куда-то далеко. Я не знал, что произойдёт дальше. Именно это и пугало больше всего. Полина появилась в дверном проёме как раз в тот момент, когда Даня был всего в нескольких сантиметрах от моих губ. Что бы вы подумали в такой ситуации, если бы застали своего парня, готовящимся поцеловать того, кого вам представляли как «лучшего друга»? – Это – сон, этого не может быть, просто не может... – голос Полины дрожал, а из её, таких невинных в тот момент, глаз потекли слёзы. Она бросилась в ванную, закрывшись там. Даня побежал за ней, стуча в закрытую дверь. А я и не знал, что мне делать: уйти или остаться?