Долг Крови

Во Франции всё лучше, чем в Великобритании. Франция не была эпицентром событий, Франция практически не пострадала от Войны. Разве что внутренне. Просто там тоже погибли люди, и это тоже многое. В волшебной части Парижа кипит жизнь. Люди всё так же совершают покупки, смеются и любят болтать ни о чём. Только несколько лавочек отличаются атмосферой, не похожей ни на какие другие. Это совершенно особенные места, которые чувствуешь нутром. Одно из таких мест — цветочный магазин. В конце аллеи, переливающийся мягкими красками, со стенами, объятыми зелёным цветущим плющом, он как будто бы приглашает войти. Белокурая девушка то и дело снуёт меж клумбами, что-то поливая, удобряя, колдуя. Заклинание невидимого расширения, разумеется. Внутри уютной лавочки организован самый настоящий сад. Цветы — гарантировано свежие и букеты собираются для покупателей прямо с грядок. Когда звенит колокольчик и в лавку заходит подтянутый уставший покупатель, белокурая девушка оборачивается и глаза её вдруг радостно вспыхивают. Не успевает покупатель опомнится, как владелица магазина подлетает к нему стремительной птицей и обвивает его за шею руками. — Ме'глин! Дг'ако! Мисте'г Малфой! Как давно я вас не видела! Как и многих после этой стг'ашной войны... Какими судьбами Вы здесь? Сияющая Флёр Уизли, в девичестве Делакур, действительно рада каждому, кого знала из Великобритании. Тем более тому, о ком она слышала. А Рон временами упоминал о том, что Малфой теперь работает в Аврорате. Флёр правда, не всегда понимала, почему он говорит о блондине с такой агрессией. Делакур искренне полагала, что человек исправился. Принял верное решение и отстаивает свою честь. Он ошибся, оступился, но кто не оступался? Девушка заправляет за ухо выбившуюся прядь и подзывает к себе один из свежих цветов, обрезает стебель и ловко устраивает бутон на груди у Малфоя, поднимает на него глаза и склоняет голову в ожидании ответа. А "Мисте'г Д'гако Малфой" в растерянности оглядывается на улыбающуюся блондинку, несколько секунд кряду соображая, кто стоит перед ним? Потом узнает и усмехается про себя: от Уизли не скрыться не то, что в другой стране, но, наверное, и на другом континенте. Везде можно встретить если не рыжих оборванцев с завышенной самооценкой, то их детей или жён. Флёр была, наверное, единственной представительницей клана рыжих нищебродов, с которой Малфой был готов иметь дело. Не считая Поттера, но Поттера он к Уизли не причислял. На Джиневре постепенно все же сказывалось его благотворное влияние. Так вот Флёр стояла перед ним, улыбаясь в этой французской легкомысленной манере. Засунула ему в нагрудный карман легкого пиджака белую розу, и смотрит. Смотрит, и его преследует это чувство... Малфоя напрягают радостные люди. Это совершенно серьёзно. Он эгоистично не может понять: как кто-то может улыбаться, когда у него, у Драко Люциуса Малфоя, т а к о е горе? Когда он сел в поезд в Великобритании с решением покинуть эту страну навсегда и обосноваться во Франции, потому что из-за него чуть не убили очень важную для него женщину, потому что в Великобритании его помнят, но не любят. И это только звучит так. Ощущается — ещё хуже. Так как может радоваться и улыбаться Флер, когда её (наверное?) подруга Грейнджер едва ли не отправилась к праотцам из-за глупости и неосмотрительности Малфоя? Как она может улыбаться ему, причине всех бед? Но Малфой натягивает улыбку, как в это утро натянул на себя рубашку, и кивает Флёр. — Обойдёмся без церемоний. Когда-то, во времена Турнира Трёх Волшебников, они не так уж плохо общались с этой француженкой. Да и потом как-то виделись пару раз. А Малфой был в безнадёжно-благодушном состоянии. В таком, когда широта души — единственное спасение от позывов к развязыванию третьей магической. — Я сюда переехал, Флёр. На постоянное жительство. Мы с матерью приобрели виллу недалеко отсюда, понемногу обживаемся. Уже и работу нашёл, со следующей недели поступаю на должность преподавателя зельеварения в Шармбатон. Это была правда. Малфоя несколько корежило от самого себя, от того, как он вдруг распахнул душу перед едва знакомой ему женщиной, но это было необходимо ему, как воздух. Общение с живыми людьми. — И зашёл, собственно, за цветами. Для моей maman. Что-нибудь необычное, если можно так сказать. Редкое. К тому же, французский Малфоя, хотя и был отнюдь не плох, но всё же резал уши непривычным к британскому акценту людям. Драко был рад поговорить с Флёр на английском. — И как дела у вас? Дети уже, небось? Флёр не казалась ему неприятным воспоминанием. Он был почти рад её видеть. Уж она-то точно не напоминала ему Грейнджер. А, нет, напоминала. Напоминала тем, как не <i>напоминала. Бред. Вчера, возвращаясь с собеседования, он заметил в толпе каштановую голову на тонкой шее. И пробежал за ней пару кварталов, пока не понял, что это не она. Потому что Малфой так надеялся. На знакомых, например: кто-нибудь скажет, куда, в какую ссылку Малфой загнал себя и забрал мать. Но там была не она. И её здесь никогда не будет. Малфой надеется, что жена Билла Уизли не окажется достаточно проницательной, чтобы увидеть, в каком Малфой состоянии. Потому что если Флёр спросит, он расскажет. Покажи ему цветы, Флёр. И не вынимай пробку из фонтана. Флёр улыбается и кивает. — О, Дг'ако. Такие чудные новости. Твоя maman очень увлекается садоводством? Знаешь, в таком случае у меня есть для вас пг'осто изумительные цветы. Любите ли Вы кусты сиг'ени? Сиг'ень — лучшие цветы Паг'ижа. После ог'хидей, г'азумеется. — она бабочкой снуёт меж клумб, взмахивая палочкой и то и дело левитируя в небольшой, симпатичный ящичек с землёй молодые побеги и стебли постарше, чтобы миссис Малфой было удобнее выращивать цветы. — Но знаешь, если твоя мама действительно ценит шедевг'ы ботаники, то, думаю, тебе стоит зайти ко мне чег'ез паг'у недель! Будет выг'ащен побег пг'осто бесподобного экземпляг'а. Он умеет менять цвета в зависимости от желания владельца. Г'азумеется, не слишком часто, но! Я вывела его не так давно, но могу г'овог'ить о нём с востог'ом и гог'достью. Зайдёшь, Дг'ако? Флёр улыбается и вручает Малфою наполненный до отказа ящичек с молодыми цветами, а уже через несколько минут меж тонких пальцев скользят блестящие галеоны, а Флёр шутливо-сердито смотрит вслед удаляющемуся мужчине. Она честно говорила ему, что ей вовсе не нужны его деньги, но Малфой был непреклонен. Резкий звук открывающейся кассы и Флёр снова исчезает в саду. * * * Грейнджер смотрится в зеркало и, выдыхая, привычно зачем-то маскирует седые пряди. Нужно идти на крестины Джеймса. Не идти нельзя. Как минимум потому, что там будут все старые знакомые, там будет Джордж, там будет Флёр, там будут все те, кто был когда-то дорог Грейнджер и мог бы её понять. Не прийти было бы неуважением по отношению к ним. А кроме прочего, Грейнджер — крёстная и будет странно не явиться на празднование крестин. Грейнджер затягивает узлом на шее шарф и прикрывает глаза. Она так ненавидит подступающую зиму. Белизну снега, вечно слепящую глаза. Почему-то сейчас ненавидит ярче всего. Ей кажется, что в Лондоне слишком холодно. london bridge is falling down, falling down, falling down. london bridge is falling down, my fair lady! Дурацкая маггловская песенка, любимая, однако, с детства, упрямо крутится в голове. Грейнджер аппарирует в дом Поттеров и старается как можно шире улыбнуться Гарри. Скользит вежливым взглядом по Рону, обнимает Джиневру и стискивает в худых руках крестника, боясь сломать и одновременно вдруг ощущая, что она очень остро нуждается в тепле этого маленького, пока что преданного ей без поступков, человека. Спустя час все собираются в гостиной Поттеров. Любуются маленьким Джеймсом, делают неловкие попытки начать разговор. Поттер — верх такта. Он знает, что нужно гостям, чтобы разговориться. После первой бутылочки сливочного пива старые знакомые и правда становятся разговорчивее друг с другом. Постепенно темы становятся легко сменяемыми, скачки непринуждёнными, а языки развязанными. Из всех присутствующих вино пьют только Флёр и Грейнджер, остальные, даже Джинни, предпочитают всё же пиво или старое доброе огневиски. Грейнджер смотрит на словно играющий пламенем янтарь и вдруг ощущает странную, сосущую пустоту в груди. Поднимаясь, женщина выходит на крыльцо дома, кутается в плед и вынимает из кармана пачку сигарет. Дым какой-то тоскливо-фиолетовый. Тягучий и неприятный. Вяжущий. — Гег'миона? Грейнджер оборачивается и вскидывает бровь, видя белокурую француженку. Ей становится неловко, она, словно школьница, в какой-то момент подумывает спрятать руки и даже опускает ладонь вниз. Флёр качает головой. — Нет-нет. Я пг'осто не ожидала, что ты будешь здесь куг'ить. Это не женская пг'ивычка, но ничего стг'ашного. Гег'миона, я тебя искала, я хотела с тобой поговог'ить. Я наблюдаю за тобой весь вечег и я газговаг'ивала с Поттег'ом. Ты выглядишь очень уставшей. И я подумала: может быть, тебе стоит отдохнуть? Мы с Биллом были бы счастливы пг'иютить тебя в "Г'акушке". Серо-голубые глаза Флёр сияют приветливостью и таким удивительно-тактичным пониманием, что Грейнджер едва ли не кажется: она может рассказать Делакур-Уизли всё, не страшась. А может быть и рассказывать не придётся — Флёр выглядит так, как будто и без того всё знает. Грейнджер делает вдох, задерживает дыхание. — Я согласна. Флёр хлопает в ладоши и предлагает Гермионе не откладывать: — Мы с Биллом возвг'ащаемся уже завтг'а, меня пг'осто будет ждать кое-кто буквально чег'ез паг'у дней... Грейнджер неожиданно тихо смеётся. — Уж не мужчина ли? — Мужчина! — задорно отвечает Флёр и хитро ведёт бровью. — Но этот мужчина всё г'авно ни за что не будет лучше Билли и моему мужу незачем волноваться. Женщины тихо смеются. Через пару часов Грейнджер пакует дома чемоданы. На следующий день Флёр демонстрирует Грейнджер в Париже свой волшебный сад, показывая самые удивительные свои цветы. Грейнджер долго восхищается ирисами, пока Флёр, не удержавшись, не обещает ей заколдовать цветы так, что они будут сами за собой ухаживать или точнее, рассказывать Грейнджер, что нужно сделать. — Тогда даже у тебя они не завянут! Звучит, конечно, немного обидно, но Гермиона улыбается, заражаясь лёгкостью француженки: — Это было бы просто здорово, Флёр. — К слову, Гег'миона! Мне нужен твой совет. Завтг'а тот самый кое-кто пг'идёт за одними цветами и я бы хотела, чтобы ты на них взглянула и сказала, что думаешь! Флёр не говорит Гермионе о том, что таинственный некто Малфой только потому, что не знает, как отнесётся к этому Грейнджер. Она знала о вражде между нею и блондином в давности и была совсем не в курсе того, что творилось между этими двумя всего несколько недель назад с натяжкой. Уизли демонстрирует Гермионе мягко сияющие цветы, чьи бутоны похожи на бутоны тюльпана, но с более густыми лепестками, которые к тому же, в конце извиваются причудливым кружевом. Она объясняет Грейнджер принцип волшебства этих цветов и даже предлагает самой придать цвет бутонам. Грейнджер улыбается и через несколько минут все бутоны окрашены в тёмно-синий. Заходит посетитель, Флёр просит у Гермионы прощения и спешит к клиенту. Грейнджер решает навестить волшебную часть Сен-Тропе и исчезает из магазина. На следующий день Флёр едва ли не с нетерпением ждёт Малфоя, и когда тот, наконец, появляется на пороге цветочной лавке, широко и искренне улыбается ему, тут же жестом пригласив следовать за собой. — Посмотг'и, какое чудо, Дг'ако! Видишь? Лепестки вьются, словно кг'ужево на концах. Они понг'авились вчег'а даже Гег'мионе!.. — Флёр прикусывает язык, вспоминая о том, что они враждовали. — Пг'ости, я забыла о том, что вы не слишком хог'ошо ладили... Так тебе нг'авится? — Флёр выглядит расстроенной и волнующейся, и даже кусает розовые губы, переживая, что сказала что-то лишнее. Что-то странное происходит с лицом Малфоя. Что-то, что не ощущает он сам. Ему становится не страшно, не мерзко и даже не неприятно. Как-то страдательно. Больно, и "кошки скребутся" — это ещё мягко сказано. Как будто огромная слюнявая собака вгрызлась ему в кишки и теперь тянет с упорством, пытаясь выдрать. Малфоя просто-напросто перекосило. Он смотрит на Флёр долгим, страшным взглядом, прежде чем осознать, ч т о он творит. Тут же меняется в лице, натягивая несвежую простыню улыбки. Эти цветы прекрасны. Прекрасны, как сама Флёр, Франция и южное голубое небо. — Прекрасно, Флёр. Из тебя вышел отличный селекционер. Спустя две недели выговаривать английские слова снова непривычно. Ко всему привыкает подлец-человек. И даже к чужому языку. Да и как не привыкнуть, если хочешь этого всей своей протравленной душой. Малфой смотрит на тёмно-синее кружево лепестков. Всё вокруг напоминает о Грейнджер. Всё вокруг напоминает о Грейнджер! Дом напоминает Грейнджер широкими подоконниками и газовыми шторами. Шармабтон напоминает Грейнджер огромной библиотекой. Любознательные студентки. Любые брюнетки. Запах тмина от багетов, продающихся на каждом углу. На каждом! Голубое южное небо одним своим видом входит в противостояние с серым небом сумрачной Великобритании, а Великобритания — это Лондон, а Лондон — это серость, а серость — это всполохи цвета от сигарет Грейнджер, а сигареты Грейнджер — это сама Грейнджер. Малфой ведёт каждодневную борьбу с самим собой. Ему страстно хочется сбежать. Мать всегда говорила, что от себя не убежишь. Но попробовать-то можно? И вот опять. Тёмно-синий, Грейнджер. Грейнджер понравилось. Грейнджер оценила? Стоп. Стоп-стоп-стоп. — Стой, Флёр. Малфой похож на безумца, когда вдруг вскидывает ладонь и останавливает Флёр за локоть. — Грейнджер понравилось? Грейнджер что, во Франции? Здесь? Желудок болезненно сжимается снова, предчувствуя полный неадекват со стороны хозяина. Малфоя начинает трясти. Он даже не знает сейчас, рад или нет, и можно ли начинать радоваться. И хотел ли он её видеть? Безусловно, хотел. Нужно ли им было видеться? Он знал ответ. Но пока ждал слов Флёр. Пусть она скажет, что Грейнджер видела колдографии. Или оценила когда-то давно. Пожалуйста. Но Флёр только смотрит на Малфоя несколько настороженно и колеблется с ответом. Наверняка, из-за вида блондина, девушка решила, что тот спрашивает совсем не с добрыми намерениями. Потому что его горящие глаза, вцепившиеся в локоть пальцы... Зачем Малфою Грейнджер? Флёр встряхивает головой и осторожно выворачивает локоть из стального, чуть ли не профессионально-аврорского захвата. - Думаю, ты зг'я ушёл из Авг'ог'ата, Дг'ако... Пг'ивычки будет иског'енить очень сложно. Флёр выдыхает и отворачивается от блондина, сдвигая брови к переносице. — Да, Гег'миона здесь. Пг'иехала к нам. Я на днях была на кг'естинах Джеймса и заметила, что Гег'миона выглядит очень усталой. Я позвала её в "Г'акушку". Она вчег'а сама поменяла оттенок этих цветов. Сегодня вечег'ом она должна вег'нуться из Сен-Тг'опе. Если хочешь, пг'иходи к нам на ужин. — осторожно предлагает Флёр, скрывая от Малфоя настороженный взгляд из-под опущенных ресниц, направленный сейчас, впрочем, вовсе не на блондина, а на цветочную клумбу. Она думает: согласится ли Малфой, а если согласится, то правильно ли она поступает с учётом того, что происходило между ним и шатенкой в школьные годы? Не стравливает ли она двух псов? Сердце настойчиво подсказывает Флёр, что это необъяснимо правильное решение. И девушка следует навязчивому зову. — Пг'иходи. Или ты можешь найти её на южных пляжах Сен-Тг'опе. Она говог'ила, что хочет побыть там. * * * Грейнджер действительно была на пляже Сен-Тропе. Ранним утром Грейнджер шагает по песчаной полосе пустого пляжа, позволяя приливу ласкать ступни мягкими касаниями. Правда вода прохладная и далека от романтически-тёплой температуры. Грейнджер устало встряхивает головой и бредёт дальше, стремясь достигнуть каменного мыса, виднеющегося на горизонте. Эта прогулка ей каким-то образом помогает. Помогает, когда чувствуешь холодные колкие капли на лице и наблюдаешь, как под ногами разбиваются о камни волны. Через несколько минут Грейнджер уже стоит на ближнем к морю концу мыса. Под ногами в тонких балетках капризничают небольшие волны, омывающие с шумным плеском и без того влажные бока больших валунов. Вода камень точит, верно? Грейнджер думает, что её острые углы, наверное, всё же безбожно сточит вино, и кутается в не спасающую от ветра накидку светло-зелёного цвета, переливающуюся голубым. С приездом во Францию она перестала колдовать над волосами. Грейнджер вдруг разом ссутуливается, опускает плечи и закрывает глаза. Она думает о том, что вечером надо будет вернуться на ужин. * * * Малфой качает головой. Он никуда не пойдёт. Он вообще не уверен, что Грейнджер его ненавидит. — Извини, Флёр, но это не самая лучшая идея. Может быть, в другой раз. В другой раз, когда пройдёт достаточно времени. Когда из памяти сотрутся воспоминания о Грейнджер, уходящей из особняка. О Грейнджер, потерявшей сознание от боли. По его вине. Нет. Он не хочет видеть ненависть в глазах Грейнджер. Он живо может это представить, но не хочет видеть, иначе образы презирающих глаз будут преследовать его даже во снах. Флёр милая, добрая. И совершенно не знает, что произошло в магической Англии. Флёр говорит, что Грейнджер уставшая. И Малфой верит. Даже думает, что знает чуть больше: не просто уставшая, а снова мёртвая. Малфой знает, что Грейнджер могла расценить произошедшее, как предательство. И теперь сломана им. Ещё одним. От Малфоя. Да сколько можно, чёрт возьми. Малфой подхватывает ящик с рассадой. Мать будет рада, а что до Малфоя: он просто запомнит, где растут чёртовы цветы и будет их обходить. Правда, едва он думает об этом, в душу вгрызается желание разбить ящик. Теперь даже в его доме будет жить часть Грейнджер. Весь мир — одна Грейнджер? Весь мир к р у т и т с я вокруг Грейнджер?! Да быть того не может. Но Малфой сдерживается. Флёр и так смотрит на него уже не с той искренней радостью, с какой встретила в первый раз. Потому что он был слишком резок сейчас. Бросать новые щепки в огонь и разжигать его сильнее он не хотел. Невозможно разобрать, что сейчас с Драко. А с ним — последняя стадия, новое смирение. Он вдыхает, прижимает рассаду к себе покрепче. — Наверное, не стоит рассказывать мисс Грейнджер о том, что я здесь, Флёр. В глазах — смертная тоска. Подобная той, что каменной стеной выросла в зрачках и на радужках Грейнджер. Малфой этого не знает. Грейнджер во Франции, подумать только. Что она, не знает, куда уехали Малфои? Или считает себя настолько обиженно-оскорблённой натурой, что плевать хотела на присутствие в одной с ней стране холуя, не заслуживающего её внимания? На самом деле Малфой её не винил. Малфой и в душе не признавался, что чувствовал к Грейнджер. И это были не дурацкие догадки в духе "А может всё же..? НЕТ-НЕТ-НЕТ. Но мы же знаем, что... НЕТ." Это было непонимание. Как Грейнджер не смыслила во флирте, так Малфой в любви. И как это называется, он не знал. Малфой просто очень устал и хотел оказаться дома. Тем более теперь, когда его мать начинает оживать. Отходить от поствоенного синдрома. А когда справится он? — Ты сама лучше к нам приходи. Мы тут, в паре кварталов. — Малфой называет точный адрес. — Познакомлю тебя с maman. Спасибо за цветы. Галеоны он уже перевёл на счет Уизли в местном банке. Малфой уходит. И борется со страшной необходимостью ещё хоть раз увидеть Грейнджер, чудесным образом оказавшуюся в одном с ним городе опять. Но знает, что не имеет на это права. * * * А Грейнджер, стоя на мысу и позволяя ледяным брызгам обжигать лицо, думает, что отдала бы, наверное, сейчас многое, чтобы тогда очнуться до того, как уедет Малфой. До того, как пришлось бы намёками спрашивать Гарри о том, о чём он подозревает, но от чего отказывается, потому что предположение кажется слишком ошеломительным. Грейнджер оно тоже кажется ошеломительным. Женщина тоже отказывается и боится поверить в мысли, роящиеся в голове, потому что тогда было бы слишком больно. Снова. А она и так, кажется, снова мёртвая, да? Женщина решается покинуть пляж Сен-Тропе только спустя полтора часа, когда от солёной воды мокрым становится не только лицо, но и ноги, накидка, и даже тонкая блуза. Гермиона малодушно не пользуется высушивающими, думая, что заболеть было бы даже хорошо. Пострадать, помучиться с температурой и наесться малинового варенья с тёплым молоком, потому что по утверждениям всех бабушек это благотворно влияет на горло. Но дело, конечно, не в бабушках, а в том, что болезнь была бы только одним из способов, каким можно наказать себя за трусость и малодушие. Грейнджер забредает в различные лавочки и не берёт практически ничего, пока не натыкается на табачный отдел. Она улыбается, покупая новую пачку сигарет, которые отличаются тем, что не только красят воздух цветным дымом, но и пахнут. Не хватает цветов — давай добавим и запахов. Для полной полноты картины. Да, Грейнджер? Женщина возвращается в "Ракушку" ближе к вечеру, тогда, когда пора потихоньку начинать готовить ужин. Они с Флёр умудряются даже непринуждённо переговариваться о каких-то мелочах. Грейнджер с благодарностью смотрит на легкомысленную на первый взгляд, француженку. Флёр умудряется отвлечь своей невесомостью от тяжести любых мыслей, будь они осознанными или нет. В какой-то момент образуется перерыв и Гермиона, так до сих пор толком и не высохшая, сообщает Флёр, что она ненадолго выйдет на крыльцо. Флёр понимающе кивает. Грейнджер подкуривает сигарету уже перед порогом. Дым золотистого цвета с первой затяжкой поднимается к потолку, Грейнджер открывает дверь, делает шаг за порог и застывает. Запах мёда и виски повисает в воздухе клоками дыма и напряжённым разрядом. Грейнджер судорожно вдыхает и пытается вспомнить, как это вообще — заставить лёгкие функционировать полноценно. Потому что от вида человека, стоящего буквально в шаге от неё, всё внутри сворачивается в тугой узел, и, распрямляясь, бьёт под дых. Как будто кольцами где-то в нутре сначала свернулась туго огромная змея, а потом — бросок, и змея вонзает острые ядовитые клыки в сердце, впивается укусом в лёгкие и чёрт знает что ещё. Гермиона не успевает подумать. Грейнджер за шаг преодолевает расстояние, разделяющее её и человека, обвивает его в кольцо объятий и сжимает свободной от сигареты рукой ткань свитера на лопатках. — Малфой. Они сталкиваются так просто. Он пытается зайти, а она собирается выйти. Воздуху тесно в лёгких Малфоя, но он даже не успевает испугаться. Или хотя бы осознать, что перед ним стоит Грейнджер. Зато она, кажется, успевает всё. Лозой обвивается вокруг его торса, закидывая худую ладонь на лопатки, а вторую, с зажжённой сигаретой, отставляет в сторону. Наверное, чтобы не обжечь. Поменяйся они ролями, будь он зол на неё так, как он думал, она зла на него, он бы вдавил зажжённый кончик под кожу, чтобы оставались круглые кровавые следы, никогда до конца не заживающие. А Грейнджер вцепляется ломкими пальцами в свитер. Выдыхает. И "Малфой" наотмашь бьёт его куда-то в бок, бесцеремонно проламывая ребра. Мешая, наконец, дышать и ему самому. Он растерянно щурится, вглядываясь в пространство за оставшейся открытой дверью. Вскидывает руку, сжимая талию Грейнджер поперёк. Он не понимает. Жгуче колотится сердце. Сейчас она всё осознает и прекратит вцепляться в него так. Внутри завязывается тугой узел эмоций, одна не похожа на другую. Ему страшно. Ему жутко. Ему счастливо. Ему чудесно. Ему недоверчиво, ему осторожно. Всё смешалось. Он судорожно вдыхает запах мёда и виски. Он тоже видел эти сигареты. Это тоже то, что напоминало ему Грейнджер. И то, что сводило с ума. А он всего лишь кольцо занести решил. Полчаса назад Нарцисса, с проснувшейся в ней настойчивостью, выдернула сына в сад и сунула под нос кольцо с вопросом: "Чьё это, Драко?". Обычное кольцо. Тонкое. Из гоблинского золота. Простое и изящное. Похоже, обручальное. Нарцисса сказала, что вот. Начала пересадку этих "невероятных цветов, которые выглядят так, словно ты выдрал из с корнями из райского сада", а из одного из бутонов выпало кольцо. Они решили, что всё понятно. Флёр закрутилась, кольцо слетело с пальца, потерялось. Надо вернуть. Обязательно надо вернуть. Как-никак обручальное. Драгоценное для Уизли. Малфой не хотел идти. Вернее, он понимал, что идти нельзя. Что, может быть, Грейнджер уже вернулась в дом Флёр, и они вовсю готовятся к ужину. И если он не хочет столкнуться с Грейнджер, он должен прийти с кольцом завтра. Утром. А лучше днём, чтобы наверняка. И ничего не мог с собой поделать. Он хотел прийти. Теперь у него была причина. И вообще! А вдруг благословенная чета Уизли поссорятся из-за того, что Флёр потеряла кольцо? Так ведь нельзя поступать, правда? Значит что? Значит, нужно идти. Как можно скорее. Вот и пришёл. Малфой не отстраняет женщину от себя. Он с каким-то трепетом впитывает тепло обвившего его тела. И он ничего не понимает. Задыхается. Колотится. Хочет понять. — Грейнджер. Ты чего, Грейнджер? Не придумал ничего умнее. Рука сжимается поперёк её тела железным обручем. А Грейнджер вдыхает воздух в лёгкие, собирается ответить, что с ней. Но в итоге только сильнее стискивает пальцами ткань свитера Малфоя, делает ещё один судорожный вздох и вдруг истерично всхлипывает. Тут же прячет лицо на груди блондина и категорически не хочет ему показываться, потому что точно знает: через пару секунд она наверняка превратится в урода с опухшим лицом, красными глазами и таким носом, как будто ей всю жизнь кто-то каждую свободную минуту выкручивал "сливу". По крайней мере, сама Грейнджер именно так и думает. Уже через несколько секунд можно заметить, что свитер впитывает влагу и подозрительно намокает вот как раз где-то в области грейнджеровского лица. Да и вообще вся Грейнджер сама какая-то влажная, холодная, продрогшая. Флёр честно пыталась её высушить и так же упрямо шатенка отказывалась. Грейнджер сминает в пальцах чёртову сигарету, обжигает ладони, откидывает окурок куда-то в сторону и наконец, обнимает Малфоя второй рукой, всё ещё отказываясь ему показываться. Но всё же она отстраняется и, упрямо не поднимая голову, сдвигает тёмные брови к переносице и смотрит Малфою куда-то в ворот свитера. Как будто бы боится его сейчас отпустить. — У меня новые сигареты. Цветные. Со вкусом и запахом. Не хочешь покурить со мной? — хриплым от слёз голосом спрашивает Грейнджер и, наконец, решается заглянуть в глаза Малфоя. Едва магма сцепляется, сливается с ртутью, Грейнджер теряет себя. И понимает, что она, наверное, навсегда пропала. Сгорела. Из-за Малфоя. Для Малфоя. Ради Малфоя. Гермиона плачет, а он не может позволить себе такой роскоши, как слёзы. Может только стоять, прижимая к себе всю какую-то эфемерно-раздавленную Грейнджер и жмурится, не желая видеть ничего вокруг. Вслушиваться в тонкие, жалобные всхлипы, пальцами еле ощутимо поглаживать её по спине и чуть ли не убаюкивать покачиванием. Он успокаивался. Он больше не трясся. Это кончилось. Кончилось. Грейнджер не бросилась на него, вперёд себя пуская Аваду. Грейнджер не обвинила его во всех грехах. Грейнджер, кажется, совсем не ненавидит его. И говорит что-то о сигаретах. И что-то до боли знакомое, родное и ясное в этом. Они курили, отмечая в визенгамотской курилке закрытое дело Малфоя. Курили, прежде чем броситься друг на друга. Курили, прежде чем Грейнджер, протянула Малфою через комнату руку помощи и заставила поверить в то, что он не чудовище. Давай покурим, Грейнджер. Драко кивает и тянет её ближе к себе. Хотя, казалось бы, куда ближе? Целует в макушку, вдыхая запах дыма, виски, мёда и тмина. Все вышло так странно. В холле за приоткрытой дверью мелькает тонкий силуэт француженки, не решившейся нарушить их уединения, но так ничего и не понявшей до конца. Они сумасшедшие. Больные. И такие счастливые. Малфой берёт из пачки Грейнджер новую сигарету и поджигает маггловской зажигалкой, потерявшейся в кармане черных джинсов. Ждёт, пока закурит Грейнджер. Он не хочет говорить ни о чем сейчас. Малфою страшно. Всё ещё страшно. Но хорошо. Ему тихо. Ему так тихо сейчас.