Лик Ужаса в бесстрастности эфира, Ты вопль тоски, застывший глыбой льда, Ты жадный труп отвергнутого мира! М. Волошин «Lunaria»
Человек устроено очень умно. Оказавшись в ситуации, требующей решительных действий, можно отложить чувства на потом, заперев под замок эмоции, самолично отдаваясь на растерзание вымораживающему до абсурда мысли разуму, глупо, чертовски глупо закутываясь в кокон иллюзорной ясности и точного расчета, полного контроля над окружающим пространством. А внутри копятся сомнения, и, казалось бы, отрезвляющие страхи. Истерику можно сдержать. Раздавить, втоптав в ничто, подобно курильщику, избавляющемуся от очередного окурка, будто бы очистить разум от ненужных мыслей. Но она не исчезнет со сцены переплетений порою странных и до обидного прозрачных мыслей и планов, как ненужный, уже отыгравший свою никчемную, второстепенную, а то и вовсе эпизодическую роль актер. Она затаится, чтобы в момент слабости, краха разума, подчинить человека себе, будто бы облегчая боль от давно предсказанного поражения, обнять до невозможного холодными, оставляющими ожоги, много более страшные, чем от любого пламени, руками, чтобы отделить сознание от тела, опьяняя, закутывая человека в тень его собственного я. Внешне человек будет пребывать в состоянии абсолютной меланхолии, в то время, как внутреннее пламя страхов раздирает его на части. Обжигающее полуденное солнце будто скалилось с безоблачного, безжизненного небосвода, напоминающего опостылевшее, выжигающее сетчатку глаз своей неправильной неправдоподобной голубизной небо над пустыней Сахарой, заставляя тени в ужасе прятаться под ногами своих хозяев. Пустыня… Огромная мертвенная пустыня из стекла и бетона. Шаркающие шаги гулким эхом отдаются в пространстве от сухой, беспощадной к уставшим ногам, земли до невозможных небес, заглушаемые рваным, хриплым смехом. Зачем? Зачем смеёшься ты, когда следует рыдать? Но ведь смысла в твоей жизни уже нет. Отвергнутый жизнью, непринятый смертью, зря ты когда-то давно поверил Селти, рассказавшей тебе историю про голову даллахан. Зря убил несколько лет жизни, напрасно пытался развязать войну хотя бы локального масштаба. Теперь ты точно и наверняка знаешь, что зря, ибо все твои старания ушли впустую, ведь, если бы у тебя все же хоть что-то получилось, то тебя бы здесь и сейчас не было. Ты видел бы пред собою не этот насквозь прогнивший, напоминающий чем-то скелет огромного монстра город, но золотые чертоги Вальхаллы. И даллахан, заполучившая, наконец, свою голову, насмехается над тобой. А ведь ты так хотел жить. Жить намного дольше, чем позволяло твое положение в обществе и обилие врагов. Ты ведь так боялся смерти, ведь некая доля неизвестности все равно пугала тебя. Кто ты теперь, Изая? Зачем вернулся в этот бренный мир? Но ты не знаешь ответа, хоть раньше любой вопрос не был проблемой для тебя.***
Кано, в общем-то, был никогда не прочь лишний раз прогуляться. В здоровом теле – здоровый дух, как говорится, да к тому же своего транспорта у него в наличии не имелось. Но вот под палящим зноем полуденного солнца путь, руководствуясь явно не здравыми рассуждениями, резко увеличил свою длину, по крайней мере, вдвое. Хейваджима, тяжело вздохнув, закурил, ведь рядом с ним шел и болтал, не затыкаясь и тем самым медленно, но верно опуская настроение блондина с отметки «приемлемо» до «сейчас прольется чья-то кровь», настоящий позитив на ножках по имени Шима. Вносить в повседневный быт Хейваджимы здравую порцию жизнерадостного бреда врач всегда считал своей прямой и, естественно, почетной обязанностью, даже, если для этого приходилось перекрикивать пол-улицы. Народ же спешил по своим делам ни на кого, попадающегося на пути, особого внимания не обращая, но стараясь лишний раз не попадаться под ноги закипающему Кано. Кишитани же скорую бурю, как всегда грозившуюся начаться под самым его носом, не предчувствовал, ибо взахлеб рассказывал о том какие экземпляры зомби ему необходимо заполучить для проведения исследований, на которые ему наконец-то дали разрешение. - А еще, пожалуй, хотя бы одного без легких, но обязательно живьем, чтобы проверить – дышит он или нет, а, если дышит – то зачем и чем. Знаешь, всегда хотел узнать, как у них с дыханием, особенно у уже лежалых. Впрочем, как определишь, кто из них лежалый, а кто – нет? Ведь люди стали осторожнее, а на своих они не нападают – вот и разлагаются по тихому без подпитки плотью. Кстати, заходил ко мне сегодня с утреца пораньше старичок один занятный, и я решил достать ещё и говорящего мертвеца! – засиял Кишитани, как начищенная монетка. Нет, ну прям как ребенок, ей-богу! Кано поперхнулся. Так, по кому-то тут явно дурдом плачет! - Шима, ты же врач, чёрт тебя дери, реалист гребаный! Какой нафиг говорящий мертвец? – Хейваджима был стопроцентно уверен, что его мозг сочли благодатной почвой для семян идиотизма и теперь усиленно ими пудрят. Кишитани как-то странно на него посмотрел, будто бы оценивая доверить страшную тайну или нет. Очки его сползли на кончик носа, рядом с которым красовался уже поблекший след от пощечины – видимо Шима опять приставал к Селти. - Такой, - он одернул полы белого врачебного халата. – С утра заходил на осмотр Гарри Сато, - Кишитани заговорил не в пример тише, и Хейваджиме пришлось сократить расстояние между ними до полуметра, чтобы услышать его. - Этот обдолбанный старикан? – громко возмутился Кано, не поверив ушам своим. – Он же пьян в стельку постоянно да к тому же пыхает частенько. - Тише ты, не перебивай! – шикнул на него Кишитани, продолжив быстрым шепотом. – Во-первых, он вменяем, я лично проверял, - сказал врач, не обращая ни малейшего внимания на недовольно хмыкнувшего чистильщика. – А во-вторых он приносит полезной для меня информации и трофеев раза в два больше, чем все ваши команды вместе взятые. - Я б поспорил… - И нечего тут спорить! Вчера он был с группой, патрулировавшей Минато, но отстал и немного заблудился. - Как обычно, - не смог удержатся Кано. Наверняка умышленно потерялся, чтоб обшарить окрестности в поисках наживы. - Да, как обычно, - не стал спорить врач. – Но все бы хорошо, если ему не пришлось бы там заночевать. - И его не сожрали? – лениво поинтересовался Хейваджима. - Чуть не сожрали, но дело не в этом. - А в чем же? - Он встретил говорящего мертвеца! - И в какой же степени говорящего? Ползающего по полу и скандирующего «мозги»? - Нет, - взгляд Шимы стал серьезным и строгим, в нем угадывалось волнение и некие опасения, будто он не заметил иронии в словах Кано. – Он был разумным во всех смыслах этого слова. Хейваджима тяжело вздохнул. Сама мысль о разумных мертвецах дика до невозможности, да к тому же ещё и противна до дрожи. - И как же он определил, что встретил вменяемого зомби? – чистильщик по инерции продолжал задавать вопросы, сам не понимая зачем. Информации, которую предоставлял Гарри, блондин доверял не сильно - вспомнить хоть байку про пятиметровую ящерицу или про плотоядную сакуру. В былые времена Сато мог бы стать известным журналюгой в какой-нибудь желтой газетенке, где платили бы не за достоверность фактов, а за хорошее воображение. - Ну, он вроде бы совсем, как человек был – Кишитани немного замялся, ускорив шаг. – Шел прямо, не качался, говорил и даже помог от нападения отбиться… - И с чего вы тогда взяли, что он – мертвяк, а не очередной сталкер-камикадзе? - Э… - врач на секунду задумался. – У него горло было разрезанное вроде как, хоть и был на живого в общих чертах похож, - и тут его вновь понесло. – Может быть он представитель новой ветви эволюции? Более совершенный зомби? Кано, только представь, если бы мертвецы были разумными! А вдруг большинство из них уже способно к мышлению? Ведь любой организм не стоит на месте, а им, чтобы добывать пищу сейчас, надо совершенствоваться, то есть развивать интеллект, утраченный в результате гибели организма, но впоследствии так и не восстановленный… - Все, - зло перебил врача Хейваджима. – хватит чушь пороть. Мертвецы мертвы, блин! Им некуда просто развиваться, эволюционировать они не могут. Сато опять тебя дурит, а ты и рад уши развесить! Кишитани приглушенно ворчал весь оставшийся путь, в то время как чистильщик едва сдерживал нахлынувшую злобу. Не то, чтобы он не привык к новаторским предположениям друга, но эволюция мертвяков – бред сумасшедшего. Нельзя быть настолько доверчивым упрямым ослом! В Главном Управлении они, не прощаясь, разминулись. Кишитани поковылял в медицинскую бухгалтерию, а Хейваджима, не без сожалений затушив третью за день сигарету, напрямую к Тому. Последний обнаружился, кстати, заснувшим за написанием отчета. Видно, домой он вчера так и не добрался. - Том, - Кано несильно потормошил Такахаси. – Том? Ты как? - А? – ошалело посмотрел на Хейваджиму только что разбуженный и ещё не совсем вменяемый субъект. – Кано, - по лицу его расползлась непонятного происхождения улыбка. – Кано? – в глазах появилась некая доля осмысленности. – Чёрт, - кратко выругался он. – Который час? - 12:17, пятница тринадцатое, кстати. - Чёрт, - Такахаси устало потер глаза. – Как жаль, что я не суеверен, - да уж, было бы оправдание неудачам и конфузам последних дней. – Жди внизу, я буду минут через двадцать. - Что сегодня? - Медики из научно-исследовательского, жаловались на нешуточную активность. - Опять «мертвое» Синдзюку? Том кивнул. - Наши вчера патрулировали Минато, почему не позаботились? - Шли через Бункё и Тиеда. Их основной задачей был поиск живых, а не отстрел зомби. - Хм, ясно. Сразу туда выезжаем? – спросил Хейваджима, выходя. - Да. - Ясно, - блондин прикрыл за собой дверь. Работа есть работа, и выполнять её надо хорошо, а иначе можно и доверие, оказанное тебе, потерять. В бывшем научно-исследовательском центре фармацевтики Ягири разместился основной медицинский отдел. Здание было действительно колоссальное, отгороженное от внешних не самых благополучных условий забором с колючей проволокой под напряжением. Почему-то Хейваджиму непростительно и даже в какой-то степени неприятно завораживал один вид этого сооружения, где он провел по ряду причин значительную часть своего детства. Раньше, в самом начале своего существования, по сути своей это была огромная лаборатория, где проводились различные, а по слухам зачастую нелегальные, эксперименты, но ещё за долго до катастрофы, её, вследствие полного финансового краха компании, частично перекроили под больницу. Лет через тридцать после катастрофы здесь обосновались выжившие в прошлом дипломированные врачи, придавшие больнице ещё и роль некого образовательного учреждение, где воспитывались новые поколения борцов за человеческие жизни. В общем – незаменимое для жизни Икебукуро место, но чертовски неудачно расположенное. Ехали они с Томом молча – каждый витал где-то в своих мыслях. Такахаси буквально обливался потом, ибо было жарко на столько, что создавалось ощущение, будто где-то открылись врата ада и теперь оттуда на поверхность беспрепятственно прорываются языки пламени, жаркого, как тысяча солнц. Кано переносил напасть стоически, стараясь замереть в одной позе, ограничив движения до минимума, что в трясущемся джипе было не так-то просто. В такие дни дышать за пределами Икебукуро почти невозможно – вонь стоит чудовищная. Удушающе-сладкий запах плотным, что, кажется, хоть ножом режь, туманом клубится над мертвым городом, протягивая свои гниющие руки-щупальца к каждому неудачливому путнику. Несмотря на то, что и Кано, и Том всю жизнь провели в Икебукуро, они каждый раз морщились, едва учуяв сей мерзкий аромат, явно относящийся к той категории запахов, к которым невозможно привыкнуть. Каждый раз как в первый.***
Время – абсолютно ненадежная субстанция. Ей невозможно доверять, её трудно измерить без подручных средств. Ведь даже самые точные часы врут, а собственные шаги и подавно, хуже них – только дыхание, благодаря которому мерно вздымается, наполняемая живительным воздухом, грудная клетка, расправляются легкие. Глупо. Зачем мертвецу дышать? Привычка, или же необходимость? Быть может, чтобы хоть немного чувствовать себя живым? Изае было изрядно противно. Мерзкий трупный запах постепенно возвращал его к суровой реальности. Где-то на задворках сознания испуганно, как предатель перед расстрелом, металась мятежно-обыденная мысль, что он сам вряд ли пахнет лучше. Усилием воли информатор заставил себя взглянуть и наконец-то по-настоящему увидеть улицы перед ним. Место было ему знакомо, хотя, что уж тут, ему было знакомо почти каждое место в Токио. Мейдзиро. Где-то поблизости научный центр Ягири. Бывший центр. И ведь какая ирония, вновь оказаться здесь. Ноги сами принесли его сюда. Странно, но, после долгого отсутствия, чисто на подсознательном уровне хочется вернуться туда, где ты приобрел свои лучшие воспоминания. Яркие, живые, пусть и наполненные ненавистью, но так сильно отличающиеся от обыденного. А город, меж тем, горел. Яркое зарево тысячи отраженных в окнах небоскребов солнц волнами разливалось по улицам. Где-то высоко над головой недовольно шумел ветер, запутавшийся в обреченных на вечность до праха скелетах домов, а где-то намного ближе слышался жуткий до озноба вой и скрежет голосов десятков мертвецов. Изая заинтересованно посмотрел в ту сторону, где, по его мнению, зомби устроили безобразный концерт. Интересно было бы узнать, что так взбудоражило этих тварей. Недолго думая, ведь терять-то уже и нечего, Орихара неспешно и нимало не таясь направился к некому обшарпанному, правда, ещё сохранившему остатки рекламных плакатов, моллу. Как брюнет не старался, припомнить строение не смог, видно, возвели его уже после смерти информатора. В геометрической прогрессии вместе с приближением рос и уровень шума. К завываниям мертвецов добавились сухие выстрелы, скрип будто бы завязываемого узлом металла и дикий грохот, шедший общим фоном. Орихара вздрогнул - некоторые звуки были знакомы ему не понаслышке, но вот по всем законам логики здесь и сейчас их быть просто не могло. На подходе к зданию обнаружился старенький, но ещё явно используемый джип песчаного цвета. При его виде логическая цепочка в голове Изаи, до сего момента разрозненная и незавершенная, замкнулась. Орихара улыбнулся, пожалуй, одной из самых зловещих своих улыбок – если он все правильно понял, а в этом сомнений, как всегда, не было, то внутри настоящая кровавая баня. Пессимистический настрой окончательно оставил брюнета, залезавшего в окно второго этажа, уступив место жгучему интересу. Пусть он и мертв в какой-то степени, но все-таки и жив в какой-то степени тоже, как бы глупо это и не звучало. Во всяком случае, в отличие от остальных мертвяков, он способен к мышлению и разумной речи, что само по себе уже больше, чем ничего. Влез он в окно какого-то ресторана, что было понятно по перевернутым столикам и остаткам барной стойки. Тематика была мексиканской. Об этом ненавязчиво оповещали пыльные сомбреро и связки бутафорского перца чили на стенах. Впрочем, царившая в помещении обстановка информатора занимала не сильно, а, если быть точнее, она была ему безразлична, ровно, как и пара мертвяков, забившихся в самый дальний угол. Они же, идентифицировав Орихару, как своего, тут же потеряли к нему всякий, возможно едва зародившийся, интерес и затихли, скорее всего, каким-то задним числом надеясь, что происходящее внизу их не затронет. Молл был воистину грандиозный, не стоило бы даже пытаться предположить, сколько посетителей за час он принимал в свои недра в лучшие времена. Изая, несмотря на достаточно таки неподходящий момент, окинул помещение восхищенным взглядом. Он находился на своеобразном внутреннем балконе Г-образного здания о двенадцати этажах и огромном, правда, уже не пропускающем солнечные лучи из-за слоя грязи, стеклянном куполе. Орихара, решив все же не отвлекаться, укрылся в тени одной из несущих колон, откуда было прекрасно видно происходящее этажом ниже. Сказать, что брюнет ожидал чего-то другого – не сказать ничего. Однако нельзя так же сказать, что бы он разочаровался, скорее напротив – любопытство поглотило его с головой, заставив всего обратиться в этакую живую статую, недвижимую, но не лишенную зрения и слуха. Внизу разгорелось настоящее сражение. Несколько десятков окончательно сбрендивших мертвецов всей сворой набрасывались на двух вооруженных людей. Хотя, с первого взгляда было сложно понять, что же там все же происходит. Зомби были все теми же, как две капли воды похожими на тех, которых Изая уже имел счастье повстречать, а вот люди были необычны. При взгляде на них на Орихару накатывало странное ощущение, так называемое «déjà vu». Возможно, его смущали дреды палящего направо и налево шатена, возможно, то, с какой легкостью блондин запускал в мертвяков здоровенные куски арматуры. Скорее всего – второе. Не в силах оторвать взор от блондина, Изая лихорадочно перебирал в голове всевозможные объяснения, откуда в этом времени мог взяться этакий клон Шизика. И ведь чем дольше он смотрел на него, тем более убеждался, что внизу действует настоящая копия белобрысого монстра. Та же сила, те же движения, та же комплекция, те же волосы, то же лицо, в конце концов! И тот же наполненный холодным презрением взгляд, заставивший Изаю вздрогнуть. Вот чёрт! - Шизу-тян?.. – скорее не вопрос, а утверждение, тут же бесследно растаявшее в лютой какофонии. - И какими судьбами?