Рисуй кровью Апокалипсис сейчас. На дворе средневековье, Мракобесие и джаз. Пикник – «Мракобесие и джаз»
Самые крупные неприятности, как известно, предпочитают приходить внезапно, никого о своем прибытии особо не оповещая, и это факт известный. Не успеть ни подготовиться, ни обзавестись парой-тройкой неврозов, и, если второе ещё хоть как-то радовало, то вот первое нехило удручало. Намного опаснее же, когда неприятность вроде бы неприятностью и не назовешь, но со стороны выглядит она подозрительно, да и чувства вызывает минимум смешанные. Такахаси Том слегка нервозно отстукивал карандашом по столешнице неведомый ритм, стараясь, однако не отвлекаться на лишние размышления, полностью сосредоточившись на зачитывающемся докладе. Уже немолодой профессор восторженно вещал о явлении, доселе небывалом. Снижение активности мертвецов по всем фронтам. Необъяснимо. Невероятно. «Чудо!» - сказал бы любой идиот. Однако Том, как заслуженный параноик, считал сие явление как минимум настораживающим. Правда, было отнюдь не странно, что большинство собравшихся, пусть не бурно, но радовались этой с первого взгляда радостной вести. Представители торгашей вполголоса обсуждали, стоит ли праздновать долгожданное избавление от столетнего гнета сейчас или же следует подождать, когда слетит с плеч голова последнего зомби в Токио, да и матрона портных, похихикивая, шепотом предлагала устроить тотализатор относительно того, когда же ожившие мертвецы навсегда канут в Лету. Из медиков, дружно разрабатывавших план по хищению казённого спирта, так вообще один лишь Кишитани оставался непривычно серьезным, невольно разделяя мрачные думы самого Тома. Юное светило медицины пристально оглядывало коллег, едва качая головой. По всей видимости, не одному Такахаси казалось, что дело тут нечисто. В последовавшем за импровизированным докладом бурном обсуждении Исследовательский центр при первой же возможности попытался выставить происходящее за их рук дело, хоть всем и было давно известно, что лучшим, если не единственным, их изобретением, на которое счетчик Гейгера не реагировал от слова никогда, являлся усовершенствованный крысиный яд, убивающий практически все, что может умереть, иногда даже самого использующего, но только не крыс. Правда, чем чёрт не шутит, быть может, и подействовала на зомби какая-то внеочередная дрянь этих головастиков, но тогда следовало бы уже подумать как самим-то оградиться от воздействия этой, естественно, «абсолютно безвредной для живого человека» хренотени. Том мотнул головой, вновь стараясь уловить смысл текущей неспешным потоком равнинной реки речи главы Честных Караванщиков, пренеприятнейшего типа по кличке Косой. Как ни странно, к лицу его прозвище не имело никакого отношения: косоглазым он не был, да и вообще внешность имел на редкость смазливую, а телосложение – дрищеватое, что не помешало ему, однако, стать троекратным чемпионом местных боев без правил. А вот стрелял Косой плохо от слова совсем, дай бог попадая в мишень с трех метров. Не понятно, как такого вообще в караванщики занесло, хорошо, что не в чистильщики, и на том спасибо. А за окном тем временем смеркалось, Том, изобразив на лице глубочайшую задумчивость, украдкой смежил веки, урывая секунды полудремы. И ничто не предвещало беды, лишь в сгущающихся сумерках уже несколько галлюциногенно раздался трубный глас Хейваджимы. Трубный глас. Хейваджимы. Что за бред? Такахаси удивленно, как-то совершенно по-совиному моргнул: определенно ему требовалось хорошенько проспаться, не то и не такое померещиться может.***
У Изаи определенно был культурный шок. Первые секунды три. Потом началась паника, граничащая с безудержным весельем напополам с зарождающейся истерикой. Информатор всея Токио был определенно весьма эмоциональный человек, но вот что до такой степени он и сам до некоторых пор не подозревал. Хоть на самом деле Орихаре с некоторых относительно недавних пор следовало бы совсем перестать удивляться чему-либо, этот мир каждый раз (почти каждый день!) умел преподносить все новые сюрпризы, куда более странные, чем предыдущие и нимало не проясняющие происходящий вокруг беспредел. Напротив, такие вот повороты судьбы, отчаянно усугубляли его. Адаптировать происходящее вокруг Изаи для понимания психически здорового человека давно уже стало непосильной задачей, ещё до собственно, смерти информатора, однако, то ли к счастью, то ли к сожалению, нормальностью в атмосфере в последнее время тоже не пахло. А ведь все начиналось так невинно! Ну, точнее, довольно скучно, порядком набивши оскомину, и уж точно не должно было привести к таким последствиям. Орихара, как обычно, просто разглагольствовал, ведя диалог в одно лицо, на весьма отвлечённые темы с Хейваджимой, пытаясь разговорить последнего, пребывавшего отчего-то в весьма скверном расположении духа. И неизвестно, что же такое слетело у него с языка в порыве чрезмерной беспечности и минимальной фильтрации исходящей информации, но Кано переклинило. Причем задница Орихары осознала, что пора бежать, гораздо быстрее, чем он сам. Нет, конечно, Изая уже прикидывал, что Кано отчего-то излишне тих и что это явно не к добру, однако такого не ожидал никак! Хотя, следуя «закону Хейваджимы», можно было бы предположить, что чем реже вулкан извергается, тем более разрушительными становятся сами извержения, да и, если чаша терпения все никак не переполнится, значит, это просто очень глубокая чаша. Одним словом, когда Кано выдрал из земли практически вросший туда кусок сплошь проржавевшего металлолома, в коем, правда, все ещё без труда угадывалась искореженная нелегкой жизнью стальная балка, и в полнейшем молчании, метая глазами молнии, направился на Изаю, прервавшегося на полуслове, информатор понял, что дело пахнет керосином. И, да, почти сразу же без зазрений совести он драпанул в ближайший переулок, тихо сожалея, что упросил-таки Хейваджиму сопроводить его в окраинные районы, судя по рассказам Шимы, никогда не отличавшиеся густонаселенностью. Сначала было жутковато. Хейваджима двигался размеренно и неумолимо и уж явно лучше знал все эти проулки, состоящие, как назло, из незнакомого Изае новостроя. Нет, конечно, обветшалые многоэтажки таковым назвать язык не поворачивался, но конкретно для Орихары они являлись таковым, отчего приходилось в срочном порядке вносить поправки во встроенную карту города, отмечая, что многих мест, где можно было бы с легкостью оторваться от погони ныне просто не существует. Игра в догонялки неприятно затягивалась. Где-то после минут двух непрерывного бега молчание за спиной стало порядком угнетать, и Орихара, сугубо дабы разнообразить вынужденную пробежку принялся достаточно громко причитать о своей нелегкой жизни. - Ах, Кано-сан, чем же не угодил вам я?! – взвыл Изая на очередном повороте. - Сказал что не так или сделал?! Не молчите! Я же к вам со всей душой, а вы! Да как можно вообще за мной да с этой штукой?! Помилуйте, я больной человек! Ам-не-зи-я!!! – отчетливо провопил он по слогам. – Мне волноваться нельзя, и бегать не советовали! Как ни странно, реакция на эти скорбные стенания последовала незамедлительно, но оказалась несколько невнятной: - Изая!!! – проорал Хейваджима с неподражаемой интонацией, очевидно, присущей всем белобрысым монстрам, коие когда-либо имели честь гоняться за Орихарой. Большего добиться от Кано оказалось невозможным. Город, казалось, опустел. Нет, конечно, приличные люди праздношатанию уже не предавались, да вот, что странно - неприличных тоже видно не было. Орихара даже и не знал, радоваться этому или нет. С одной стороны, сие исключало шанс, что кто-то может попасться Хейваджиме под горячую руку, что могло бы привести не к самым приятным последствиям. Однако с другой, печалило отсутствие возможности пустить в ход любимый прием и раствориться в толпе. Хотя, если учитывать, что в нынешней толпе в принципе раствориться было задачей практически невыполнимой, то сожаления становились бессмысленными по факту. Попадание в тупик оказалось неожиданным, вставшая на пути преграда казалась в архитектуре зданий совершенно лишней, учитывая общую узость улочки и абсолютно голые стены, выходившие на неё. Орихара, конечно, акробатом в своем роде был ещё тем, но пять метров насколько это возможно безукоризненно гладкой кирпичной кладки были ему явно не по зубам, что он понимал прекрасно. Попинав для приличия тупичок и изящно сматерившись, благо отрыв позволил, Изая покорно развернулся, решив встретить судьбу лицом к лицу. Хейваджима, на полном скаку залетевший в проулок и лишь слегка не вписавшийся в стенку, не заставил себя ждать. Он приближался с грацией пещерного медведя, не сильно величественно, но неумолимо. И выражение лица его застыло, отождествляя доселе неведомое неподдающееся расшифровке выражение с русским бунтом, бессмысленным и беспощадным, как утверждал незабвенный А.С. Пушкин. Изая же словно окаменел во внезапно накатившем ледяном спокойствии, но остался верным себе, и, как подсказывала нервозная улыбочка, все ещё пытался представлять собой относительно живой памятник скепсису и ехидству. Как утверждал разум: двум смертям не бывать, а одной – не миновать – и, следуя такой трактовке, все самое страшное, что могло с Орихарой случится, уже случилось, но жопа обеспокоенно подсказывала, что даже для мертвого быть размазанным тонким слоем по мостовой – не самое приятное из возможных состояний бренного физического тела в пространстве. Хейваджима на бегу размахнулся. Оставался последний шанс. Но рисковый. Орихара сощурился и напрягся, приготовившись к худшему. Если Кано подойдет достаточно близко, то, сделав ложный выпад вправо, можно изменить траекторию полета Хейваджимы и проскочить слева. Или же, сделав ложный выпад и туда, проскочить между ног? Последнее будет ещё и неожиданным, обескуражит как минимум, но стартануть вновь будет трудновато. Однако ни одной из этих стратегий не посчастливилось быть приведенной в исполнение. В бездумных желтоватых глазах что-то мелькнуло, и взгляд вновь стал осмысленным. Руки Кано разжались сами собой, а он по инерции все двигался и двигался вперед на отнюдь не маленькой скорости, посему споткнулся о собственную арматуру и до изрядно удивившегося в непечатной форме Изаи докатился уже кубарем. Орихара моргнул – не помогло. Обошел Кано по дуге и осторожно, можно даже сказать, бережно, пнул Хейваджиму под ребра: тот болезненно застонал. Жив, значит. Что ж, уже не плохо, хотя Изая бы удивился, если бы белобрысый не пережил пару кувырков на изрытом щелями асфальте. А вот вопрос, сорвавшийся с уст монстра, не озадачить не мог по одной своей природе: - Где я? Кано рассеянно хлопал глазами, изумленно вперившись в лиловый небосвод, цвета свежего синяка. Изая, силясь найти подходящий ответ, тоже поднял голову, но так и не понял, что же такое занимательное нашел собеседник в остывающих небесах. - Вечер? – тем временем вновь выдал Хейваджима, приподнимаясь на локтях. – Орихара-сан? – он недоуменно насупился. - Что за херня? Изая тяжело вздохнул. - Не поверите, Хейваджима-сан, я тоже хотел бы это узнать, - как можно более тактично отозвался он, силясь натянуть на лицо самую любезную из своих масок. Однако, не смотря на все старания, мина выходила по-прежнему кислой, а улыбка – нервозной. – И даже, по простоте душевной, планировал, что вы меня просветите. Мысль отразилась на лице Хейваджимы. Неудержимо захотелось отвесить подзатыльник для стимулирования мозговой активности. И продезинфицировать небольшую, но обильно кровоточащую ссадину на затылке. Чертов монстр. - А что с вами? – наконец, ничего не понимая, но оценив изрядно запыхавшийся вид экс-информатора всея Токио, вопросил Кано. Изая сжалился над страдальцем: - Вы гнали меня километра с три, не берусь быть точным, размахивая на ходу вот этой, - он со всей возможной брезгливостью указал на арматуру, - штукой и даже не объяснив, собственно, почему, - сухо изложил Орихара. Хейваджима обомлел. Если бы он и так не валялся в ногах Орихары, то обязательно бы сполз на пол по какой-нибудь отвесной стенке, но так как Кано уже лежал, то ему оставалось только трагически, как в худших мелодрамах, закрыть лицо руками. Однако еле разборчивый шепот его не был ни наигранным, ни смешным. Орихара, нахмурившись, опустился рядом с Хейваджимой. - Не помню, - отчетливо тараторил тот. – Ничего не помню. Теперь пришел черед Орихары обомлеть. А местный Шизик, видать, и в правду того. Быть может, даже взаправду шизик. Однако не следовало выпускать ситуацию из своих рук: - И давно это? – как можно более спокойно поинтересовался Орихара. Заметив непонимающий взгляд, пояснил. – Провалы раньше случались? - Были, - отрешенно кивнул Кано. – Точно, были. - Частота? Длительность? – направлял мышление белобрысого в нужное русло Изая. - Редко, очень редко, минут десять-пятнадцать, - Кано остервенело взъершил волосы. – Черт подери, я думал это от недосыпа! Орихара присвистнул: - А началось когда? Ответ едва не заставил его поперхнуться. Что-то сопоставив, Кано обреченно пробормотал: - С неделю назад. - Время идти к Шиме, - неутешительно подытожил Изая. Возможно, их общий сведущий в науке друг сможет сказать хоть что-то дельное.***
Намие Ягири казалось, что она нашла свой идеал. Статный, интеллигентный даже по выражению лица – просто мечта. Настораживало лишь то, что раньше она его не видела, а впервые застала в дешевой забегаловке в обществе этого дурного Кишитани. Не богат, да и влиятельным кругом общения похвастаться не может, но это ничего. Ягири была уверена: она сделает из него человека.* И вот, наконец, выдался шанс узнать о нем побольше. Примерно с такими мыслями Намие, с решительностью, сопоставимой по силе разве что с надвигающимся ураганом, двигалась к личному кабинету Кишитани, куда тот улизнул после общего сбора, с одной только целью: выяснить все о запавшем ей в душу брюнете.