===> Быть Тавросом. Думай о Гамзии.
Я долго ворочался и никак не мог заснуть: слишком много всего произошло за эти несколько дней, чтобы так все легко забыть и отстраниться от прошлого, так что я вновь и вновь прокручивал события в голове, возвращаясь к главному. Встреча с Гамзии… и вот он оказался у меня дома. Даже не была ясна причина, по которой меня сейчас переполняло чувство счастья. Может быть от того, что теперь я не так одинок? А может меня грела мысль о том, что удалось отплатить добром за добро.
У буйных соседей все еще продолжалась вечеринка. Я некоторое время смотрел на мягко светящийся ночник в комнате, затем закрыл глаза, чтобы хоть как-нибудь отдохнуть. Конечно, заочная учеба имела ряд плюсов, например, мне не надо было каждый день показываться в институте, но прогулку с Найдой не мог пропустить.
Вдруг открылась дверь в комнату, послышались крадущиеся шаги, а потом кровать тихо скрипнула под тяжестью опустившегося на нее тела, и места под одеялом вдруг стало катастрофически мало, а Макара подобрался ко мне под бок.
— В твоих правилах не было и слова о том, что я не могу входить в эту комнату.
В первую секунду единственным адекватным желанием явилось пнуть навязчивого соседа или лягнуть, но это к сожалению не было физическим возможным действием. Орать и ругаться я тоже не умел, всегда выбирая пассивную агрессию — мучить совестью обидчика, но такая тактика тут не сработает. Меня, конечно, Георг предупреждал, что первое время Макара будет мерзнуть, это защитная реакция организма на отлучение от токсинов. Но я даже не думал, что первым же делом Гамзии полезет греться ко мне!
Сначала я попытался переползти к стене в знак протеста на неожиданное вторжение в личное пространство, максимально увеличив расстояние между собой и бывшим наркоманом. Но потом оказалось, что это не так просто. Изображение мной больной гусеницы не увенчалось успехом, меня сгребли в охапку и переложили на место.
— Гамзии, иди ты… — куда ему идти я еще не придумал, да и сам, в принципе же, позвал к себе домой, поэтому многозначительную фразу заканчивать не стал.
— Давай, чувак, не стесняйся, обнимемся. Тебе что жалко, Тавбро? Ты готов был перевезти меня через весь город, чтобы мы тут отморозили себе задницы? В зале сдохнуть можно, а с края кровати тут сквозит.
— Но…
Переговоры, даже не начавшись, зашли в тупик: у стены холодно, с краю дуло, тепло только в середине постели, а там Макара. А я скорее умру или замерзну, чем признаю вслух, что предложенный им способ согреться самый оптимальный. Мое настороженное молчание затянулось.
— Думаю, что я буду теплее стены, и у нас появится реальный шанс согреться. Да не бойся, не съем же тебя, ничего такого не сделаю, — Гам говорил это очень серьезным тоном, но у меня все же не было твердой уверенности в том, что он не шутил. Однако, я перевернулся на другой бок, чтобы находиться к нему лицом, так сказать видеть грозившую мне опасность.
Держа за плечи, он прижал меня к себе, как большую мягкую игрушку. Мое сердце панически забилось в грудной клетке в такт бешеной музыке из соседней квартиры. В следующий момент мне удалось смириться со своим положением. Руки у Гамзии большие, сильные, а ладони чуть грубоватые и широкие, держал крепко, да так, что ни отстраниться, ни отодвинуться. Я даже лишний раз боялся вздохнуть и, в то же время опасался, что меня снова оттолкнут и сделают больно, как раньше. Но оказалось не так плохо — тепло, спокойно в его дружеских объятиях, как когда-то в детстве. И факт такой близости был бы, наверное, нормальной ситуацией, однако, смущало то, что я с парнем при этом находился в одной постели. Даже не утешало то, что оба мы были одеты. Но когда он спустил свои верхние конечности мне на талию и уткнулся холодным носом в шею, я был на грани истерики. Но, перетерпев, все же обнял его в ответ, похлопывая по спине, наверное, это было ему нужно сейчас, раз он пришел ко мне.
Благо возился Макара недолго, вскоре забылся и отправился в страну Морфея, ослабив хватку, а потом и вовсе выпустил меня на свободу, ухватившись лишь жесткими пальцами за мою ладонь. Он спал, вальяжно раскинувшись на кровати, так, что мне достался совсем небольшой кусочек свободного пространства. Можно было растормошить, попробовать отодвинуть Гамзи, но я не решался. Жалко нарушать так неожиданно сложившуюся идиллию. Было что-то по-детски умильное в том, как Макара обиженно хмурился во сне и сжимал мою ладонь, как будто не хотел отпускать от себя, как если бы я иначе мог куда-то исчезнуть, испариться, разрушить сказку со счастливым концом. Именно в нее, видимо, он и попал. Я предельно осторожно убрал у него с лица непослушные, слишком длинные пряди челки, чтобы рассмотреть его лицо. В тусклом свете ночника было видно, как веки Гамзии слегка подрагивали, будто он видел что-то чудесное, и как он улыбался.
От его волос пахло чем-то сладким и сигаретным дымом, хотя я не заметил, чтобы он курил в госпитале или где-нибудь еще. Но парень будто весь пропитался терпким табаком, от которого свербело в носу и хотелось чихать, и в то же время меня отчаянно тянуло вздохнуть еще смесь ароматов исходящую от этого человека. Наверное, я так стану пассивным курильщиком или кем-нибудь еще. В последнее время меня стали посещать какие-то несвойственные идеи.
Что Гамзи мне говорил раньше? Что-то вроде «ты нарвался, чувак». Да, похоже я увяз в сложностях по шею. Потому что не мог понять, что со мной происходило в тот момент, когда находился рядом с ним.
Странное, но приятное открытие — оказалось, это просто здорово засыпать рядом с кем-то. Кто бы мог подумать, что можно тихо радоваться размеренному сопению под ухом и щекотному прикосновению чужого подбородка к плечу. Он совсем рядом, руку протягивать не нужно, чтобы дотронуться, а прикасаться все время хотелось, потому что — странно все, даже не верится — уж больно это неожиданно и нереально, неправильно, но очень завораживающе. А легкое ощущение тихого счастья от присутствия неподалеку Макары, посетившее меня ранее, усилилось. Да что же со мной творится?
***
Меня окутал странный сон. Я как будто находился где-то в полной темноте, связанный по рукам и ногам, даже рот скотчем заклеен — ни крикнуть, ни позвать на помощь. Страшно. Липкие щупальца ужаса окутывали мою душу, закрадываясь в ее потайные уголки. В груди будто что-то сжималось, щемило где-то глубоко внутри, растекаясь болью по всему телу. Барабанные перепонки разрывал знакомый едкий смех — почему опять Вриска, почему она опять меня мучает, даже тут? Но я не могу издать ни звука, только сдавленное мычание. Меня охватила такая безнадега, что лучше умереть, чем снова и снова терпеть презрение. Вдруг я почувствовал чьи-то теплые ласковые прикосновения к лицу, успокаивающие поглаживания. Меня освободили от пут, и я вдруг понял, что могу шевелить ногами. Я постарался рассмотреть того, кто принес мне облегчение. Кто это? Замечаю лишь фиолетовые глубокие глаза, сверкающие хитрым блеском, и вечную улыбку до ушей. Гамзии? А что он тут делал? Он молча привлек меня к себе и глубоко поцеловал в губы, настойчиво и горячо.
***
Проснулся я резко, от тянущего чувства внизу живота, которое было настолько явным и острым, что становилось больно. Глаза мне открывать не хотелось. Давно я настолько сильно не возбуждался, тем более такое не случалось со мной ото сна. Особенно удивительно, что главную роль в нем сыграл парень. Я осторожно повозился, намереваясь унять стояк, параллельно раздумывая над тем, как же это вообще могло произойти и что это значило. Но в следующую минуту понял, что что-то не так, ощутив присутствие кого-то постороннего, чей-то пронзительный взгляд (заодно вспомнив про своего ночного гостя). Распахнул глаза и чуть не заорал от неожиданности. Картина маслом: утро, солнце, пробивающееся сквозь плохо занавешенные шторы, я лежу на спине, а надо мной навис вполне реальный Гамзии с крайне озабоченным видом. Хорошо еще, что в дреме я не скинул с себя одеяло и моя эрегированная немаленькая проблема, скрытая под слоями ткани, не торчала так явно. Но руку с собственного достоинства мне пришлось убрать, мало ли какие вопросы последуют. Но что-то подсказывало, что наяву меня никто не трогал, поэтому Макара не должен знать о… О том, что я чувствовал.
— Тавбро, с тобой все в порядке? — поинтересовался брюнет, не подозревая о моих душевных и физических терзаниях.
Я решил не отвечать, затаился, стараясь максимально приобрести цвет простыни, но фокус не удался. Мне стало ясно, что больше всего мое лицо теперь походило оттенком перезрелый помидор, поэтому все равно нужно что-то сказать в свое оправдание. Не сознаваться же мне в том, что на его образ у меня похоже конкретно встал?
— Все х-хорошо, Гамзии, — я слабо улыбнулся, но получилось как-то кривовато.
Он легонько приложился губами к моему лбу, пощупал горящие щеки ладонью, меряя температуру без подручных средств таким варварским способом. А у меня только пересохло в горле и сильнее бросило в жар, да еще и прошиб пот.
— Твою ж дивизию, точно после вчерашнего заболел. Братишка, да ты весь горишь!
Я чуть не вякнул, что об этом прекрасно осведомлен, но вместо этого заверил заботливого соседа по жилищу в ином.
— Ничего ст-страшного, я по-полежу немного и пройдет… Эммм, тебе же в-вроде пора на учебу, — покривив душой, я использовал единственный резонный довод, чтобы уединиться.
— Да, мне типа надо идти. Может с тобой остаться? Или таблетку дать?
Мне удалось помотать головой и издать какой-то мычащий, не подлежащий описанию звук, призванный выразить отрицание.
Зажмурившись, я мысленно умолял все высшие силы, чтобы Гамзии просто побыстрее вышел из комнаты, закрыл за собой дверь и ни о чем не догадался. О том, что мое тело сейчас изнывало от возбуждения, требуя ласки. А я старался не делать лишних движений, чтобы не расплескать «свой молочный восторг». Самое обидное, что ноги парализованные, и их не скрестишь, не сожмешься в комок, приняв позу зародыша, чтобы сдержаться. Если все продолжится в том же духе, мне придется менять пижаму и постельное белье. Как же стыдно…
===> Ты слишком смущен, чтобы быть Тавросом. Срочно будь кем-то другим!
