***
Выпускной. После него уже бывшие одноклассники возможно больше и не встретятся, их дорожки не пересекутся. Что может быть более романтичным, чем признание в любви в последний день в школе? Вот и мне представлялось, что более подходящего случая не подвернется. Первые чувства, пестуемые на протяжении всего периода обучения, достигли своего апогея, они возмужали и выросли вместе со мной и не сказать, не заявить о них было бы кощунством. Я понимал, что, скорее всего, наткнусь на отказ, но ведь мечтать никто не запрещал. Предмет моего воздыхания — Вриска Серкет. Она знала себе цену, которая была непомерно высока. Девушка держалась особняком: ни с кем особо близко не контактировала. Окружающие были не достаточно хороши для этой особы и быстро вызывали у нее раздражение и презрение. Однако в тоже время она добивалась того, чтобы ее замечали, ставили в пример, пусть даже не всегда хороший. Она первая из сверстников решилась сделать пирсинг и татуровки, исключительно ради того, чтобы о ней говорили. Серкет делила пьедестал с Пайроп на звание «местной заводилы», и Терези ещё тогда характеризовала свою злейшую подругу коротким емким словом — стерва. Как выяснилось, это было не очень далеко от правды. Не понятно, чем именно Вриска меня околдовала. Видимо привлекла своей необычностью. Она, по поводу и без него, яростно отстаивала свое единственно правильное мнение, отличалась какой-то холодной, и как мне казалось, неземной красотой. У нее было то, чего не хватало у меня — решимости и железного стержня. Девушка была для меня истинным совершенством, и как всякий одержимый, я тогда сильно преувеличивал настоящие достоинства Вриски. Я долго выстраивал нужные слова признания, представлял себе как именно это произойдет, стоически переносил все издевки и подколы, пока девушка милостиво дозволяла мне таскать свою сумку до дома. И вот, по истечении нескольких лет, подходящий случай настал. Праздник расставания с детством давно отгремел, а на четвертом этаже остались только мы вдвоем. Только я и моя королева бала, в белом, будто подвенечном платье, которое еще больше подчеркивало ее длинные, распущенные, иссиня-чёрные, как вороново крыло волосы, что добавляло образу Серкет какой-то потусторонней таинственности. Я старался говорить быстро, чтобы не спугнуть подвернувшийся шанс, впрочем, ни на что не надеясь. Сказал о том, как сильно она мне дорога и кучу прочей ерунды, которая была призвана пробудить человечность в душе возлюбленной. Но чем дальше, тем более неуверенно и с запинками звучал мой голос, потому как я ощутил безотчетную робость перед этой натянутой ухмылкой и тщательно скрытой неприязнью в синих льдинках глаз за стеклами очков. Конечно же, тщательно подготовленный монолог не произвел на девушку должного впечатления. Её надменно поджатые губы, высоко вздернутый подбородок, сами по себе указывали на мой полнейший провал. Из-за угла вырулила страшно довольная чем-то Терези, но присутствие постороннего не смутили Серкет. — Что-то кто-то сказал? Или промямлил? Таврос, ты просто не достойный никчемный неудачник! И всем, кого любишь, приносишь несчастье. Ненавижу! С тех пор, как ты принялся за мной таскаться, все пошло прахом, я почти провалила экзамены, из-за тебя! Мне все равно, что ты там себе напридумывал, — испускала яд Вриска. Только после ее монолога до меня дошло, что от Серкет исходил стойкий запах алкоголя. — Может быть, надо было просто лучше заниматься? — заикнулся тогда я, прекрасно понимая, что Вриска никогда не открывала учебники, бездумно скатывая у меня домашние задания и контрольные, ну и, конечно, стоило ожидать того, что ей не получиться извернуться на устной защите. Девушка на моё замечание вспыхнула, как спичка. — Я всегда вытаскивала нужный билет безо всяких ухищрений и нотаций каких-то ботаников. Ты украл мою удачу одним своим присутствием. Убирайся! Сгинь! Видеть тебя больше не могу! — в моих ушах застрял её гневный крик и брошенные в мой адрес едкие беспочвенные обвинения. — Подожди, Врис… — попытка оправдаться провалилась, Вриска больше меня не слушала и вдруг с неожиданной для девушки силой уперлась обеими руками мне в грудь. От неожиданности, да и от толчка, я по инерции сделал пару шагов назад, и, по иронии, они оказались последними. Перед моими глазами мелькнуло перекошенное от гнева лицо Серкет, но её слепая ярость быстро сменилась на ужас, и она вроде бы даже поддалась вперед и протянула ладонь, чтобы поймать меня или остановить падение. Хотя… Может мне просто показалось. Под моими коленками очутился коварный, слишком короткий подоконник — еще одна шутка судьбы не в мою пользу, ноги рефлекторно дернулись. Окно было распахнуто настежь из-за нестерпимой жары в тот день, и не было ни единого шанса, чтобы ухватиться за раму и спастись. И я упал. У меня тогда оставались доли секунды на то, чтобы ощутить спиной пронизывающий ветер и увидеть пронзительно синее небо, которое потом окрасилось яркой алой вспышкой. Потом очнулся уже в больнице на следующее утро после инцидента. Я тогда был полностью уверен, что произошедшее было обыкновенной случайностью, без злого умысла. Может, выдумал это, чтобы себя успокоить, ибо потом Терези, ставшая свидетельницей моего полета рассказывала, что Вриска вовсе не раскаивалась в собственном поступке и сбежала с места преступления, а затем и вовсе скрылась из города. Я разбил себе не только тело, но и изнутри тоже сломался. Мне сразу не хотели говорить правду о родителях, но все равно её узнал из подслушанного телефонного разговора, когда врач посчитал, что я давно сплю. И не было в тот момент рядом никого близкого, чтобы утешить, чтобы разубедить меня в уверенности собственной вины во всем происходящем, в смерти родных людей. Канайа была в другом городе и конечно сразу собралась в дальний рейс, как только ей сообщили о трагедии. Но стало слишком поздно что-либо менять, я уже выстроил свою теорию о том, как, что и почему; мне пришлось заново учиться жить, в урезанном варианте. Комплекс вины — это не заболевание, как таковое, а нормальная реакция человека на сильно травмирующее психику событие. Но из-за него я уже никогда не стану прежним.***
Я очнулся от своих мыслей, только после того, как к потявкиванию ретривера, безуспешно пытающемуся привлечь мое рассеянное внимание, добавился настойчивый телефонный звонок. Нарочито веселая мелодия мобильного вывела меня из состояния сомнамбулы и вернула в реальный мир. Несмотря на запоздалую реакцию, я успел ответить на входящий вызов и не зря — тут же услышал родной, но такой далекий голос, слегка искаженный помехами. — Здравствуй. Таврос Нитрам, я хочу выслушать весомую причину твоего вчерашнего поведения, — Канайа умела даже на расстоянии выбирать подходящие моменты, вот и теперь её вмешательство рассеяло мои мрачные думы. Девушка обладала почти мистической интуицией и сочетала в себе как твердость характера, так и вежливую дружелюбность пополам с добродушием. Поэтому она начала разговор в свойственной ей манере, умудрившись одновременно и пожурить, и успокоить. Её ровные и мягкие интонации скрашивали даже не особо лестные вещи, но, тем не менее, она продолжала меня отчитывать. — Не хочется на тебя давить, но мы вроде бы ранее договаривались о том, чтобы ежедневно созваниваться, каждый вечер. Но прошлой ночью так и не дождалась от тебя вестей. Я не стала настаивать, предполагая, что ты чем-то занят, но можно бы было связаться со мной сегодня. Ведь ты прекрасно знаешь, что при нашей разнице часовых поясов это возможно. Мне стало жутко стыдно: за всеми будоражащими событиями и поселением у себя Гамзии, я совсем забыл о нашей с Марьям традиции желать друг другу «спокойной ночи». Да, у нас с ней были несколько необычные взаимоотношения. Наши семьи дружили, так девушка с ранних лет заменила мне старшую сестру, и узы эти были даже крепче родственных. Справившись с неловкостью, мне удалось выдавить: — Привет! Прости, Кан, так получилось, что я совсем забыл про время, а потом было уже поздно. Столько дел накопилось, пока со всеми разобрался… — Не надо извиняться по пустякам, просто в следующий раз не заставляй меня беспокоиться, — воодушевилась Марьям. Мне не нужно было её видеть, чтобы понять, что она улыбается. — Однако, молодой человек, прошу объяснить одну вещь. Почему мне кажется, что ты что-то недоговариваешь или скрываешь от меня? Я покривил душой, чтобы ответить. — Нет, ничего особенного. Просто возникли непредвиденные расходы. Ты не могла перевести немного денег на мой счет, чтобы мне не пришлось мотаться в банк? Приедешь в гости — сразу верну, осталось немного дотянуть до стипендии. — Да без проблем. Ты опять притащил какое-то беспризорное существо домой? — выдвинула догадку о моих финансовых потерях названная сестра. На этой фразе Марьям у меня екнуло сердце, и внутри, как будто что-то перевернулось и защемило. Неужели подруга детства прознала, что я приютил у себя Гамзии — практически незнакомого человека? Но Канайа несколько иначе закончила свою мысль. — Кто это на этот раз? Щенок или котенок? — Да, ты меня раскусила. Так и есть. Что-то вроде того, — туманно и размыто выдал я, радуясь, что выкрутился, но неожиданная догадка вновь заставила меня вздрогнуть. — Тебе Георг не звонил случайно? — А должен был? — сделала стойку на противоречивый момент нашего разговора Канайа. Наш диалог все больше походил на допрос, где в роли подсудимого находился я, со своими тайнами и недомолвками. — Нет-нет! — поспел я ее заверить, поражаясь тому, как я сам себя не сдал. — Надо будет проверить эту информацию. Хотя и не скоро получиться, врач собирался посетить симпозиум, да и в командировку его намеревались послать. Но это не важно. Обещаю, я приеду, как только закончится мой показ, — смягчилась Марьям, но в тоже время сохранила бдительность. А я вынес собственный итог из разговора: Гамзии еще может побыть пока у меня, до тех пор, пока Марьям не выведает о моем новом веселом соседе под боком и не прикатит разбираться. — Будь хорошим мальчиком и не натвори там глупостей. — Такое чувство, будто у нас тобой разница не в несколько лет, а больше. Или тебя ко мне вновь приставили присматривать, как в детстве, когда взрослые находились на работе, — удалось мне все-таки пошутить. — Во-первых, напоминать девушке о ее возрасте некультурно, а во-вторых, действительно, кто о тебе позаботиться лучше, чем я, — притворно горестно вздохнула Канайа. -Пожалуйста, звони мне. Всегда, как есть возможность. Даже без повода, чтобы просто поговорить. Поболтав еще о разных пустяках, я распрощался с Марьям и отсоединился. На такой вот позитивной ноте мы с Найдой завершили прогулку и без приключений добрались до родных пенат. Но вот когда мы с питомицей возвратились домой, буквально у порога нас встретил Гамзии в полной «боевой экипировке» и с видом человека, в любой момент готового пуститься во все тяжкие. Он как будто караулил под дверью, а когда я предпринял попытку въехать в квартиру, брюнет сразу же преградил путь. Гамзии просто поставил меня перед фактом, что нам следует прогуляться по магазинам и заглянуть в какое-то кафе, а затем зачем-то спросил, где я беру свои шмотки. На мой ответ о затруднениях по этой части, он лишь довольно кивнул своим мыслям. Когда я захотел воспротивиться и отказаться от затеи, друг обезоруживающе улыбнулся, заставляя мое набирающее силу раздражение растаять: — Бро, знаю, что ты только с улицы, но свежего воздуха много не бывает, да и я предлагаю тебе чуток развлечься и развеяться. И как после такого не согласиться на авантюру? Сборы получились скорыми, ведь я был уже одет, а бывшему наркоману оставалось лишь запихнуть себя в кроссовки да застегнуть куртку, чтобы закончить приготовления. Перед выходом, Гамзии осторожно забрал у меня поводок с собакой и сам спустил её с привязи, не собираясь брать Найду с собой. Пока я возился с ключом, брюнет, наклонился и потрепал золотистого ретривера по холке, приговаривая: — Извини, подруга, но туда, куда мы направляемся с твоим хозяином, с псами категорически нельзя. Из груди собаки раздалось утробное предостерегающее рычание. Хоть она не понимала человеческих слов, но была достаточно умна, чтобы видеть в Макаре конкурента. Мне не доводилось наблюдать ранее у Найды признаки ревности, но в её понятии Гамзии собирался украсть хозяина. Думая, что я не слышу, наркоман тихо добавил, обращаясь к собаке: — У тебя всё равно не было бы шансов. Так что жди, теперь моя очередь гулять с Тавбро. С этими словами он выпрямился и повлек меня за собой, захлопнув дверь перед разочарованной мордахой Найды, а потом с привычной лыбой направился по проторенному маршруту дом-улица. У меня возникли какие-то противоречивые чувства, и я подивился увиденной картине, но не придал ей особого значения, больше интересовали вопросы: что же такого задумал Гамзии и куда намеривался меня тащить? Нам не потребовалось много времени на то, чтобы добраться до искомого. Долговязый Макара без труда преодолевал большие расстояния семимильными шагами и, легко перехватив у меня управление коляской, помогал маневрировать в скоплении народа на тротуаре. Я бы все равно не поспевал бы за другом, поэтому не мешал ему, когда тот цепко взявшись за ручки моего средства передвижения, катил меня куда-то. Парню понравилось самому везти инвалидное кресло, иногда он наваливался на него и прокатывался, как на самокате, стоя на одной ноге на нижней перекладине стальной конструкции, так мы с ветерком и добрались до россыпи мелких бутиков, протянувшихся вдоль дороги. Брюнет замедлил шаг, только когда мы оставили знакомый квартал далеко позади, а перед нами раскинулась главная улица. — Так, и куда мы с тобой сначала направимся? — как бы, между прочим, поинтересовался бывший наркоман и у меня возник еще один повод удивляться. — Ты же у нас рулевой. Твоя идея. Он приобнял меня сзади, а потом и вовсе уперся острым подбородком в мое плечо. — У тебя же должен быть выбор? Так ты его и делай, а с меня только предложение. Ты мне лучше вот что еще скажи. Итак… Ради какой всемогущей редьки ты не посещаешь прописанные процедуры в Реабилитационном Центре? Я промолчал. Мне было сложно вот сознаться новому другу в том, что уже сдался и потерял надежду. И что я ненавидел поручни в кабинете физиотерапии. Они всегда оставались такими холодными и будто одним своим видом высасывали из меня силы. На них было необходимо опираться, чтобы облачившись в специальный корсет, снабженный электродами, делать слабые и вялые попытки шевелить ногами. Ради того, чтобы мои хлипкие нижние конечности не атрофировались окончательно, но все без толку. Эта процедура была призвана формировать шаговые движения, но на деле получалось примерно то же самое, что тащить за собой два бесполезных куска мяса. Врач мог выкручивать, колоть ноги, но никаких намеков на чувствительность. Потом был черед парафиновых аппликаций и электрофореза с йодидом калия на место травмы, лечебной физкультуры и массажа, и прочего. Меня включили в кинезитерапевтическую программу — все эти манипуляции воспроизводились ради иллюзорной возможности ходить. Я уже почти свыкся со своим состоянием, с чувством, что половины тела у меня просто нет. Физически она есть, но явно не принадлежала Тавросу Нитраму полностью. Мне было просто тошно возвращаться в больницу и воспроизводить одни и те же комплексы процедур, снова и снова, в различной последовательности и интенсивности. Доктора только разводили руками, все прогнозы оказывались благоприятными и при моем виде повреждения позвоночника хоть и мизерная, но была вероятность восстановления, а процесс должен был быть обратимым. Но я никак не мог вернуть себе ноги. Что-то останавливало лечение, чего-то не хватало для того, чтобы снова стать полноценным здоровым человеком. И я просто отчаялся, поэтому не появлялся в Реабилитационном Центре. Когда мое молчание затянулось, Гамзии вздохнул: — Если не хочешь — не говори, но, чел, надо ведь лечиться. И не расстраивайся по пустякам. — Думаешь, просто так твое наставление поможет? — я поднял на него взгляд. — Но ты уже не хмуришься, пока я рядом, значит, моя техника работает, — пожал плечами Макара. — Давай договоримся, что тебя теперь буду с понедельника в больничку подбрасывать, чтобы не было скучно. Можно туда приглашать группу поддержки? Так вот я буду в её числе. А пока мы прикупим тебе клевый прикид. — Как это мне? У меня же все есть и я вполне доволен. Зачем ещё на это тратиться? Я думал, мы из-за тебя сюда отправились, — в свою очередь возразил я, пропустив мимо ушей желание Гамзии сдать меня на руки эскулапам. — Ну, это будет тебе подарок за все хорошее. Ты же деньги наличностью не берешь. Придется натурой расплачиваться. Тавбро, тебе не мешает внести хоть немного позитива в гардероб. А то, глядя на тебя, у нормального человека начинается зевота. Спорить было бесполезно, вот Гамзии уже вновь смело толкал мою коляску вперед, внимательно поглядывая по сторонам. Яркие рекламные вывески привлекали своей пестротой и зазывными, бравыми речами, и выбрать какое-то определенное направление не представлялось возможным. Оттуда, где начинались ряды торговых точек, доносилась громкая, веселая музыка, создавая атмосферу праздника. Как же давно мне не удавалось сюда выбраться. Я неуверенно указал на ближайший павильон, где у магазинов имелись самые широкие дверные проемы. Но там нас ожидало разочарование — пандуса и в помине не было, к заветным бутикам вела лишь высокая лестница. Попытка затащить меня туда прямо в инвалидном кресле завершилась плачевно. Колеса каталки застряли на первой же ступеньке, и от тряски я чуть не прикусил язык, так что от затеи пробраться через парадный вход, мы отказались. Специальный подъемник обнаружился только у порога крупного супермаркета, оттуда мы и начали с Гамзии свой «грандиозный поход за сокровищами», как выразился сам Макара. Мы недолго побродили в поисках чего-то подходящего и, в конце концов, наш выбор пал на какую-то дешевую лавочку, торгующую яркими тряпками неизвестного происхождения. На имеющуюся у нас на руках наличную сумму отовариться можно было именно тут. Наш приход не внес перемен в ленивое течение рабочего дня для девушек у прилавка, они провожали скучающими взглядами тех, кто вряд ли вложил большую долю к выручке. А что взять с инвалида и его улыбчивого спутника? Но Макара о чем-то пошушукался с равнодушными продавщицами, после чего те стали удивительно заинтригованы моей персоной и принялись перерывать весь свой ассортимент, чтобы угодить «важным» покупателям. Гамзии царственным жестом отсеивал вещи, по его мнению, имеющие депрессивные мотивы и критиковал предложенные варианты на все лады. Его не устраивал то покрой изделия, то качество и все пытался подсовывать мне то, что поярче, да «покрасивее». Продавщицы весело чирикая между собой про фасоны и модные тенденции, с удвоенным усердием преподносили все больше вещей. Брюнет пришел в восторг от окружающего его изобилия, но пересчитав свои кровные, с тяжким вздохом взял себе только кислотно-зеленные шнурки для кроссовок, заявив, что сегодня купит одежду только для меня. Неудобно конечно, но обижать его отказом не хотелось. Проблем с выбором верхней части нового гардероба для меня не возникло. Я сразу был привлечен видом пуловера цвета молочного шоколада со светлым легкомысленным узором. А вот с покупкой штанов сразу начались сложности, начиная с того, что я не мог припомнить свой размер, заканчивая тем, что среди дранных и растянутых джинс, классического варианта днем с огнем не сыскать. Уединиться мне удалось только в примерочной кабинке и то за шторкой через каждую пару минут раздавалось «Тебе помочь? Точно не надо? Тавброоо…» Раздеться до нижнего белья мне удалось, а вот с остальным… Упершись локтями в холодную стену, я тщетно пытался самостоятельно напялить на себя отвоеванные джинсы. Но непослушные, как разваренные макароны, ноги не желали втискиваться в узкие штанины, а шаткая скамеечка, на которую я перелез из кресла, все норовила опрокинуться. Удостоверившись, что в данных условиях самостоятельно облачиться не получится, я скрепя сердцем позвал, изведшегося в ожидании Макару: — Гамзии, у нас с тобой первое препятствие для нашей задумки. Подойди, пожалуйста. Макара медленно выглянул из-за занавески, хитро щурясь и закрывая нижнюю часть лица материей, как восточная женщина. Выступая в роли новоявленной Шахерезады, брюнет пританцовывая вплыл в замкнутое пространство примерочной кабинки, пока я, растопырив пятерни, максимально пытался прикрыться. Но вряд ли помогло, потому как, возникнув около меня, Гамзии будто завис, уставившись в одну точку, которая предположительно находилась у меня между ног, хотя я не мог этого достоверно утверждать. Мне даже в голову не могло прийти, что вид обычных трусов мог бы привести наркомана в ступор. Я не мог избавиться от ощущения, будто парень оценивающе ощупывает липким взглядом мою фигуру, как если бы ко мне примеривался, или с чем-то сравнивал. Не совсем нормальная реакция парня застала врасплох и поколебала моё решение воспользоваться его помощью. — Эм… Ты не мог бы… Ну, даже не знаю… Отвернуться? — Серьезно, ты меня именно для этого сюда позвал? — деловито осведомился Макара и простодушно предложил. — У меня есть заманчивое предложение. Я ведь могу тоже раздеться, чтобы тебе не обидно было. Хотя чего тут стыдиться? Этим достоинством нужно делиться! — Не надо так шутить, ладно? — поспешил я урезонить разгоревшийся озорной энтузиазм Макары, пока не слишком поздно и мы не поругались. Почувствовав металлические нотки в моем голосе, Макара посерьезнел и немного угомонился. — Так в чем у тебя запара? Одеться не можешь? Мне даже интересно как ты это делал? — Долго… Допустим, как ты джинсы надеваешь? — Сидя, сую одну ногу в штанину, потом другую. А потом встаю, попрыгаю немного, пузо и причиндалы в ширинке утрамбую, вжик молнией и готово. — А мне приходится лежа одеваться. Сидя не очень получается. Вот представь: как одновременно, если ноги не слушаются, попу приподнять и под себя штаны просунуть? Тут надо либо бедра руками держать, либо джинсы натягивать. И то и другое сразу не получается. Я не акробат и с подвижностью у меня проблемы. Вот и получается, что мне нужна точка опоры для маневрирования. А тут, как видишь — не развернешься. Пару секунд на мордахе Макары возникло крайне сосредоточенное выражение, а потом промелькнуло озарение. — Держись за меня, братюня, сейчас мы будем одеваться! Я тебя просто приподниму! — Ты же в носильщики не нанимался, — возразил ему я. — Давай просто опустим те полчаса, которые я тебя страстно и очень вдохновенно уговариваю, и перейдем к части, где ты сдаешься и принимаешь мои условия? Гамзии наклонился, просунул руки мне ниже подмышек и крепко обнял, затем потянул наверх, выпрямляясь. Я резко выдохнул и обхватил Макару за шею, опираясь ему на плечи и надеясь, что не задавлю его своим весом. Парализованные ноги остались где-то внизу. Макара встал, и я вместе с ним, увлекаемый исключительно его силе мышц. Парень исполнял роль рычага и опорного корсета, или того самого поручня в больнице, только Гамзии живой, теплый и с ним спокойнее, увереннее. Гамзии высвободил одну руку от своеобразного объятия, и я с ужасом понял, что буквально повис у него на плечах, прижимаясь всем телом. Точнее тем самым. Ну, чем я мог чувствовать. В груди у меня разрасталось странное щекочущее ощущение, как будто там поселилось маленькое пушистое существо, как хомячок, которое шевелилось, суетилось и перебирало лапками, распространяя тепло к животу. Наверное, в тот момент со стороны я походил на перезрелую свеклу. Одним незаметным движением Макара подтянул мне спущенные ниже бедер штаны, и некоторое время, пошарившись, схватился за молнию. Я услышал, как щелкнула застежка и вот уже бывший наркоман осторожно разворачивается вместе со мной к зеркалу, придерживая меня за талию. — Погляди теперь на свой зад, как он преобразился в джинсах. Ты посмотри, он просто шикарен! — Ну и кто его увидит? Если я постоянно сижу в кресле? — Это не причина, чтобы им не гордиться! — возразил мне, брюнет, сверкая улыбкой до ушей. Это было довольно забавно, но главное продуктивно. Мы несколько раз повторили этот трюк и совместными усилиями выбрали мне подходящую пару штанов. Расплатившись, мы душевно распрощались с милыми продавщицами, которые, похоже, даже пустили слезу из-за скорого расставания с нами. Но мы не могли задерживаться, Гамзии все тараторил о планах и их осуществлении. Нашей следующей остановкой было то самое новое место работы моего друга. Нужное заведение нашлось в неприметном закоулке, в глухом тупичке, на первом этаже старого строения, зажатого между высотными зданиями. Это оказалось маленькое уютное кафе, одно из тех, что скрываясь за скромной вывеской, будучи нестандартной задумкой своих создателей, привлекало к себе лишь определенный контингент. Публика, судя по всему, собиралась тут, не благодаря навязчивой рекламе, а исключительно при помощи самих посетителей, которые передавали новость о существовании этого укромного уголка из уст в уста, по «сарафанному радио».