Зависимость

===>Тебе придется побыть кое-кем другим. Стань той самой странной блондинкой — Рокси Лалонд. Начинался обыкновенный вечер, который немногим отличался от предыдущих моих посиделок в различных развлекательных и увеселительных заведениях. У меня в этом деле накопился огромный, хотя и сомнительный, опыт. Впрочем, столь неблаговидным достижением я не гордилась, скорее, просто принимала как должное. Однако кое-что изменилось с недавних пор. Уже где-то с месяц, а может больше, я заявлялась только в «Убежище», сделав его для себя особенным местом, где скрывалась от самой себя, как бравый разбойник от стражников. Конечно можно было и сейчас завалиться в соседний бар и там без зазрения совести налакаться спиртным до поросячьего визга, как бывало раньше, но я пыталась остановиться и самостоятельно разобраться со своей… проблемой. Так что темное время суток проходило уже по-другому: в компании кошек и легкой атмосфере почти забытого уюта, с чашечкой горячего чая в одной руке и незаконченной рукописью в другой. Мне нравилось, что в маленьком кафе вечно наблюдалось скопление народа, но особого контингента, который не имел тенденции лезть в чужие дела. Тут никто никому не мешал, каждый занимался своим собеседником или играми с пушистыми безобразниками. А мне как воздух был необходим живой фон — чей-то говор, смех, чуть приглушенные голоса и ощущение дружественной обстановки, будто мы все находились у кого-то в гостях. Здесь этого было в избытке, и я впитывала окружающие эмоции, как губка, словно подзаряжаясь положительными впечатлениями. Это позволяло и мне становиться легкой, воздушной и невесомой, как облако, почти не используя алкогольных зелий. Наверное, стоит объяснить ситуацию хотя бы самой себе и понять, каким образом на меня навалилась отчаяние, почему грызло одиночество, заставляя хвататься за бутылку словно за спасательный круг, чтобы просто не лезть в петлю. С некоторых пор мне кое-кого не хватало, а именно моей любимой сестренки. Хотя она уже давно вышла из детского возраста и нас разделяла разница всего в пару лет, но я всегда буду видеть в ней маленькую девочку. Родители нами особо не занимались, и в основном мне приходилось сидеть с сестрой по вечерам, делать уроки, развлекать историями, возиться с ней, пока она болела. Однажды Роуз слегла с воспалением легких и сникла, не имея возможности ни гулять, ни даже заняться чем-то особенным — все книги уже были давно прочитаны, телевизор не работал, а компьютеры на тот момент были дорогим удовольствием. И тогда… Я сама стала сочинять для нее рассказы и даже устраивать небольшие спектакли. Когда-то мои сказки слушала только младшая Лалонд, она же была моим единственным и верным читателем, что-то советовала или подсказывала, мы уже вместе меняли странные сюжеты. Её внимание было бесценным, а поддержка незаменимой. Потом вдохновившись, она сама взялась за создания вселенных на бумаге. Если быть откровенной, то я буквально вырастила и подняла в люди Роуз, помогла ей скопить деньги на хорошее образование. Учиться же самой не позволял наш общий скромный семейный бюджет, поэтому окончив школу, у меня был лишь один путь — искать работу, из-за этого и не удалось достойно реализовать свой потенциал, зависнув на одной должности секретаря, не имея должных знаний, чтобы двигаться вперед. А младшая Лалонд уже некоторое время назад поселилась в столице, как бы исполняя мою волю, стала писательницей под псевдонимом «Розмарин», кстати, довольно популярной среди фанатов фэнтези. Она предлагала мне деньги, также как и родителям, но я отказывалась, так как решила добиться всего сама. Но надо признать я разваливалась без моей Роуз из-за симбиоза, будто здание, у которого сломали несущую стену — шатающееся, аварийное, готовое вот-вот развалиться строение, держащееся прямо только на честном слове. Именно оно не давало мне развалиться окончательно. Я обещала Рози держаться без неё, найти ей замену, но начала потихоньку пить. Тогда младшая Лалонд предложила мне через свои связи опубликовать мою книгу, и вновь возрожденным фениксом появился смысл. И теперь я желала написать для неё нечто взрослое, полноценное и настоящее, ведь тоже мечтала завладеть людской фантазией, заставить сердца читателей биться чаще, побуждая додумывать историю самим, переживать за персонажей, словно за близких друзей. Я ушла от предков в съемную квартиру, потому как мне было стыдно от их упреков, вроде того, что не витай в облаках, найди богатого мужа, не занимайся ерундой и прочее. В моем же временном доме меня разрывала тишина и одиночество, находиться там долго было настоящей пыткой. Стены в чужом жилье давили, потолок нависал, словно грозя обвалиться на мою светлую голову. Раньше мне хотелось завести себе мурлык, чтобы рассеять гложущую меня тоску, но, к сожалению, хозяйка была категорически против моего энтузиазма. Так что я приползала в съемную квартиру только затем, чтобы выспаться, но возвращаться к родителям не собиралась — это был вопрос чести и гордости. Вывод один: пора было менять и эту берлогу на другую, по крайней мере, менее унылую. А потом я наткнулась на «Убежище» и теперь каждый день заглядываю в это заведение после работы, потому как нужна спокойная, подходящая аура для будущей книги про волшебников, ну и еще потому, что в кафе есть котики, которые бросались ласкаться к каждому посетителю. Вот и сегодня знакомый, незанятый никем столик поджидал меня, как и управляющая, по дружбе закрывающая глаза на пронос алкоголя на подвластную ей территорию. Ритуально душевно Лейон поприветствовала у порога, будто не замечая пузатую мини-бутылку в дамской сумочке, проводила меня до любимого места у окна, выплескивая по пути замечательные новости. Затем, как всегда, Меулин немного похихикав, упорхнула исполнять свои обязанности. Незаметно для официанта добавив в принесенную чашечку чая виски, я расслабилась. Градус долго сохранял разум острым, даже, когда уже заплетался язык, поэтому особого беспокойства другим завсегдатаям моя персона не доставляла, и поэтому меня не трогали. Глотнув для храбрости, я, разложив походный комплект автора — альбом и ручки, стала ломать голову. Что вообще можно искать в местах сборища людей? Успокоения? Утешения? Компании? Хоть какого-то смысла в пустой жизни? Начинались и заканчивались такие побеги от реальности всегда одинаково: виски, марание бумаги до самого закрытия кафе, осознание собственной ничтожности и обратный путь до снятой берлоги, которую я уже потихоньку начинала ненавидеть. Вот так я стала постоянной посетительницей «Убежища», возвращаясь сюда в одно и то же время, словно это дань традиции. Иногда казалось, что это заведение как раз предназначено для таких потерянных душ как я. Вот, например, один человек садился за следующим столиком напротив меня раз за разом, но хорошенько разглядеть его мне никогда не удавалось. Я видела лишь его широкие плечи, платок, перевязанный на манер банданы, скрывающий лоб, а физиономию незнакомец прятал то за чашкой, то за папочкой с меню. Иногда мне казалось, что за мной следят, тогда я начинала подмигивать тому и строить гримаски, чтобы заставить на меня обратить взор, но тщетно. А может именно ее описания недоставало бумаге? С фантазией на внешность у меня было плохо, поэтому я искала вдохновение, где только возможно. В прочитанных книгах, в песнях, что звучали постоянно в наушниках, но больше всего в людях. Так, Принц и Маг — звучали мои запросы — и они были вполне определенными, но было так сложно их реализовать в действительности. Ведь создавать персонажей это то же самое, что дарить души пустым големам. А чтобы сочинить хорошую историю, надо было сделать вымысел увлекательнее реальности. Но герои не спешили рождаться во всей своей красе. На мой взгляд, они оставались слишком сухими, неправдоподобными. Им не хватало искры, которая бы зажгла фитиль, ведущий к снаряду фантазии, который бы мог всполошить юные умы неистребимым желанием читать. Вырванные и скомканные листы с незавершенными линиями будущей саги и неубедительными персонажами делали стол похожим на бумажный город, где я была полноправным мэром и его единственным жителем. Мне требовалось подобрать нужные фразы, сложить из кирпичиков-слов нечто новое и востребованное. Но больше волновало другое: как выплеснуть то, что скопилось на душе. Рассказ желал выхода, отравляя мне жизнь, которая была противозаконно сера, скучна и однообразна. Идея, словно алмаз, требовала себе достойную огранку и оправу. Заветная алхимическая формула не давалась мне, словно в насмешку ускользала сквозь пальцы, извиваясь ужом. Чего-то не хватало, такого неуловимого, эфемерного, что бы сделало повествование волшебным. Незавершенный роман не давал мне покоя ни днем, ни ночью, напоминая о себе ежеминутно. Разум зудел рассерженной мухой о долге, что был одновременно и даром, и наказанием. Я мечтала завладеть людской фантазией, заставить сердца читателей биться чаще. «Маг… воспользовался своей волшебной палочкой на Принце не по назначению…» Фу, как пошло звучит! Вырванный кусочек бумаги спланировал на пол и тут же попал в когтистые лапы мурлыки, превратившись в прекрасную игрушку. Нет, всё не то. Я покрутилась, выискивая следующую жертву, которую бы можно было нагло вставить в сюжет. Что еще у нас тут интересного? Нынче в углу расположился какой-то высокий, суровый блондин в обнимку с ноутбуком. Было заметно, что он от кого-то тут скрывался, ведь часто озираясь, он нервно молотил по клавишам, что-то быстро печатая, словно пытаясь успеть, будто в любую минуту ему могли помешать. Он был довольно колоритен, благодаря хищному профилю и будто замороженной мимике, а его очки с разноцветными стеклами вообще вызывали недоумение. Вдруг с грохотом хлопнула дверь, и через весь обеденный зал прошествовал шатен, с фиолетовой прядью в волосах и печатью страдания на физиономии. Чеканя шаг и взмахнув плащом, новоявленный парень приблизился к заинтриговавшему меня персонажу и швырнул в него перчатками, будто вызывая на дуэль. Далее из уст новичка посыпались оскорбления в адрес того, кто вцепился в компьютер. В точности разговор я не слышала, но примерно догадывалась о том, что происходило. О, сцена ревности… Но к кому или чему? Блондин медленно допил свой кофе, меланхолично наблюдая за тем, как шатен яростно жестикулируя, высыпал на него обвинения в бесчувственности и холодности, затем программист неторопливо схватил за шкирку, упирающегося для приличия парня и поволок его в сторону мужского туалета. Крики быстро стихли, и в кафе вновь воцарилась идиллия. Я долго ждала, пока парочка вернется, даже уже начала подозревать, что блондин вышвырнул своего «друга» в окно и вылез следом сам, чтобы не платить за обед. Хотя… Он не мог же забыть свой компьютер тут? Мои предположения не оправдались — мужчины вернулись. Темноволосый был слегка помят, но уже более уравновешен и угрюм, а еще у него почему-то была мокрая голова, словно кто-то его макал ею в раковину, плюс на щеке у него красовалась свежая царапина. А у мистера Айсберга были подмочены джинсы, но сей факт его, похоже, совсем не смущал. В недосказанных словах, скупых жестах этого светловолосого парня было что-то настораживающее, словно нависшая, молчаливая угроза. Хотя сей индивид расположился далековато от моего стула, когда я вглядывалась в его сутулую фигуру, моё чутье кричало: «Опасность!» Внешняя бесстрастность блондина не могла меня обмануть. Под коркой его словно парализованного лица бурлила лава, готовая выплеснуться через кратеры его глаз жгучими, испепеляющими взглядами. Волк-одиночка, добровольно отгородившийся от всех, однако, решающий чужие проблемы, но слушающий лишь себя самого. Таких людей называют не иначе, как «себе на уме». Другой же был совсем иным, если светловолосый держал эмоции под строгим контролем, то у шатена все выставлялось напоказ, что чувства, что слова. Даже внешне он подавал себя с вызовом, царственно, хотя без особых успехов. Чего стоит та странная подпрыгивающая походка, которую он воспроизвел после посещения туалета? Стоп, что? Эти двое начали собираться под безмолвным согласием моих эротичных домыслов. Шатен стал жаловаться, что ему холодно, а блондин нацепил ему свою шапку с таким видом, будто с большим удовольствием он запихнул ему её в глотку. О, то, что нужно. Мне удалось найти для книги своего принца и мага, осталось устроить кульминацию и развязку, нащупать нить повествования, которая бы захватывала внимание. Мои герои своими убеждениями, внутренним содержанием должны были идеально подходить друг к другу, как осколки разбитого зеркала, составить собой единое целое, пусть и радикально отличаясь. Но вылепить из чернил и бумаги живых людей оказалось для меня задачей непосильной, так что я выцарапывала некоторые подробности из реальности. Пальцы сами потянулись к ручке, ухватились за нее и на бумаге вновь начали возникать одно за другим предложения, вслед за вспыхивающими, размытыми образами в голове. Это вновь вернулось. Я слышала как наяву лязг оружейной стали, грохот лат, свист выпущенных стрел, крики наездников, понукающих лошадей, заклинания магов, произнесенные вслух, рев поверженного дракона… Обоняла вонь горящих деревень, запахи узких улиц под крепостными стенами, ароматы духов светских дам и благоухания цветов в дивных, чудесных садах. Я вновь видела четкие картинки своего мира, словно присутствуя при событиях иной эпохи мира, уцепилась за предоставленный мне шанс, давая свободно распускаться цветку воображения, учась преобразовывать хоровод обрывков сцен в четкую линию сюжета. Это должна была быть захватывающая повесть о барде и паже, маге и принце, их роли в какой-то далекой, пропитанной магией стране. Им предстояло бороться за власть и свободу, искать истину среди интриг и козней дворцового общества, страдать и любить, страстно и запретно, чтобы держать сторонних наблюдателей в напряжении от главы до главы, не давая насытиться, подбрасывая нечеткие намеки и зацепки, оставляя след из хлебных крошек. У меня странно был построен процесс создания — какие-то кусочки эмоций нанизывались друг на друга. И вроде почти завершено всё, и чего-то не хватает. Многое я уже успела раскрыть в легенде, но она пока не завершена — пара эпизодов требовала продолжения. Еще мне была необходима героиня, от чьего лица бы лился рассказ. Какая она должна быть? Мне казалась, что писать от своего лица и ассоциировать себя с персонажем, было бы слишком вычурно, скучно и неинтересно, поэтому я безуспешно старалась найти около себя кого-то, кто мог бы сдвинуть с мертвой точки процесс творчества. Мне как воздух нужна была Муза, чтобы достойно завершить роман, ведь в черством тексте должна найтись изюминка, ради которой люди и открывают книгу, возвращаются к ней вновь и вновь. Нечто будоражащее и переворачивающее восприятие действительности. Я тяжко вздохнула — надо еще теперь как-то правильно отредактировать и причесать рукопись, отпечатать текст, прежде чем посылать его Роуз. Ещё и проблемы с пунктуацией и опечатками здорово портили настроение, ибо если я начинала перечитывать, то понимала, что писал «это» человек не совсем адекватный. Меулин, заметив, что я приуныла, улучила свободную минутку, юркой тенью присоединилась к моему обществу. — Что? Опять затор? Или задумалась о квартире? Тебе же нужен спутник? А, ну да, я же ей вчера пожаловалась на свою жизнь и поделилась, что ищу компанию для того, чтобы сменить жилье. Съем нынче дорог, тут либо надо ужаться и пожертвовать комфортом, или найти хорошего друга для компании, чтобы потом не лаяться с ним из-за несанкционированного захвата кухни или туалета в неположенное время. Подобную тактику используют приезжие студенты, приглашая в общагу сокурсников, но так как я не принадлежала этой среде искала себе нужного человека по знакомым. Подходящие комнаты уже обнаружились, а вот хорошего человека в соседи пока нет. Но, видимо, сегодня наживку слухов заглотили. — Ага. А ты уже нашла? — подтвердила я. — Конечно, спрашиваешь еще, — Лейон указала на соседний столик, туда, где восседала та персона, с которой я переглядывалась. — Лучший вариант из возможных, ибо Каллиопа неконфликтна и тоже ищет себе пристанище. — Ты уверенна? — с сомнением протянул мой вдруг очнувшийся здравый смысл. — Я тебя умоляю, — Меулин выразительно закатила глаза, будто обращаясь кому-то свыше. — Когда мне кому-либо довелось дать дурной совет? Тут Лейон вновь подозвали, и она удалилась, предоставив мне шанс самой сделать выбор. Так Каллиопа? Больше похоже на кличку или псевдоним, чем на настоящее имя. Залпом, осушив свою чашку и собрав в охапку бумаги, я уверенно, хоть и немного шатко начала движение к соседнему столику, где скрывалась мисс «Неизвестность». Эх, будь, что будет! Что я потеряю, если увижу протеже Меулин поближе? Невероятно, но управляющая правда никогда не ошибалась, у нее будто был развитый нюх на подобные знакомства. — Привет, от старых штиблет, Кали, — поздоровалась я, садясь напротив «того самого человека в бандане», думая, что не отличаюсь оригинальностью в знакомствах. Щит в виде меню опустился, и я даже забыла, зачем вообще рухнула на стул и явилась под очи сего странного создания, что долгое время пряталось от меня за папочкой. Это она — Муза. Притихшее было сердце, скакнуло под ребрами. После стольких вечеров, проведенных в бесконечных попытках вообразить свою будущую героиню или героя, придумать ей или ему губы, кисти рук, наряд и запах, движения и мысли, я вдруг встречаю настоящего человека, который в точности и полностью соответствовал моим желаниям — материальное вдохновение, живое и дышащее. Хотя раньше мне муза представлялась совсем по-другому — более изящной и плавной. А в ней же было слишком много острых углов: она оказалась иной, вообще, будто не принадлежащей нашему миру. Но просто я заблуждалась и не могла правильно угадать, какой должен быть персонаж, который бы повел нить рассуждений. Уязвимая, но особенная, как инопланетянка, как Лилу из «Пятого элемента», привлекала своей необычностью. Сильно выступающие скулы, впалые щеки, прокушенные бескровные губы, не желающие улыбаться, высокий выпуклый лоб, прикрытый платком, тоненькая птичья шейка, торчащая из широкого воротника — все в её образе выдавало какую-то трогательную беззащитность. Даже белые, словно бесцветные или седые волосы, выбивающиеся из-под банданы, еле прикрывающие чуть заостренные уши лишь дополняли общее впечатление. Её угловатую мальчишечью фигурку даже просторный мужской костюм с чужого плеча не мог сгладить, смазать резкие, дерзко вычерченные линии. Белесые, почти незаметные линии бровей, длинные, но светлые ресницы, которые не выдавали принадлежность к прекрасному полу, а наоборот, оставляли какую-то неопределенность. Бледная кожа, которая из-за болотного оттенка одежды казалась еще более болезненной, заставляла зеленные глаза сиять так, что долго в них не получалось смотреть. Неожиданно к моему любопытству примешались жалость и внезапная нежность. А когда она заговорила, то неожиданно у прозрачного создания обнаружился низковатый и хриплый для такого тела голос и тембр, но общее впечатление открытие не портило, а только заинтересовало. Так все-таки это он или она? Мне, как человеку без комплексов был как-то не особо не важен пол для налаживания контакта, но и вопросами обижать человека не хотелось, поэтому я дипломатично закопала свое любопытство под уверенностью, что в принципе меня и так все устраивало. — Здравствуйте… А мы знакомы? — насторожилось неземное существо. — Нет. Но это отличный повод познакомится! Мне к тебе предложила обратится Меу, она любит сводить людей, но я к тебе чисто по деловому вопросу, — сбавила темп я и торжественно представилась. — Я Рокси. — Каллиопа, — она почему-то протянула мне руку, я лишь пожала плечами и скрепила приветствие. Кожа её была холодной, словно сердце девушки плохо справлялась со своей главной функцией и слишком медленно гоняла кровь по жилам. Ладошка на ощупь была сухой, а пальцы, словно хрупкие веточки, так что я побоялась сильно их сжать, потому как опасалась повредить тонким косточкам. Но ответное рукопожатие меня удивило своей крепостью. — Так чем ты занимаешься? — вернулась я к главному, разминая кисть. — После того, как я заболела, было стыдно выбираться из квартиры. Лишь позже мне удалось найти должность надомного редактора, которая позволила не высовываться на улицу. Работа сейчас у меня сдельная — бумаги для корректировки приносят прямо с почтой. Сколько успею проверить за неделю, столько и платят, — призналась светловолосая. Она была совсем не похожа на акулу пера, что несется вдогонку за ускользающей сенсацией, а скорее на того редактора, который перемалывает, перерабатывает добытую другими информацию в нечто удобоваримое для газеты. — У меня не так все захватывающе, а я обычная серкет… Секретарша. В строительной компании. В мои обязанности входит откачивать начальника кофе и разносить по отделам бумаги. Я замолкла, увлеченно и восторженно изучая физиономию «инопланетянки», чтобы как можно лучше запомнить каждую линию, а та, смутившись от того, что на неё пялятся, расценила новое для себя явление по-своему: — Я тебя пугаю? — Не, ну ты что? — активно зажестикулировала я, чуть не снеся со скатерти сахарницу. — Я любуюсь. Каллиопа, сделав паузу, промолвила: — Не знаю, зачем вообще этим делюсь. Может потому что больше некому? Я не заразная, честно, — это анорексия. Все началось с того, что брат — Каллиборн убедил меня в том, что его сестра жирная и уродливая. Я стала изнурять себя диетами, чтобы доказать ему, что это не так. Это было как соревнование с самой собой. Сперва сбрасывалось по паре килограммов в неделю, но потом весы встали на одной отметке, что лишь разозлило и заставило перейти к крайним мерам. Так я перестала есть, совсем, позволяя себе пить только воду. Как одержимая считала калории, в конце концов. Раньше мне даже до соседней улицы было трудно добраться из-за слабости. Однако в какой-то момент мне удалось взглянуть на себя со стороны и ужаснуться. Теперь… я обратилась к врачам и безуспешно пытаюсь набрать вес, но… Смотри, во что я превратилась в итоге. Теперь из зеркала на меня смотрит монстр. Мда… Встречала я такой тандем, когда один живет за счет другого — паразитируя, тиранствуя и подминая под себя более слабого. Примерно то же самое возникло и между этими двоими. Каллиборн… Давно надо было перерезать пуповину, которая связывала «семью», где он питался энергетикой родственницы, словно опухоль высасывая соки из сестры своими беспочвенными издевками и доводя Каллиопу до нервного срыва с нарушением пищевого поведения. Кали — ведомая, но принципиальная. Бывает и так, что человеку никто просто никто не напоминает о том, как он на самом деле прекрасен. И дело даже не во внешности, а во внутреннем содержании личности, в том, что она прячет от холодного равнодушного взора враждебного общества. Может виной тому был лишний градус, но в тот момент Каллиопа представлялась мне чистым и невинным ангелом — херувимом, которому обрезали крылья и заставили натянуть на себя чужеродную оболочку. Если отбросить ненужную шелуху, того существа, что сидело напротив меня, можно было заметить свет — кроткий, вот-вот готовый погаснуть огонек, что искоркой интереса сиял в изумрудных глазах на истощенной, будто иссушенной мордашке девушки. Иногда полезно увидеть себя со стороны. Есть люди, которые никогда не знали своего истинного отражения. Изнутри часто бывает плохо видно, а подсказать некому. Бывает, что даже наткнувшись на свое отражение человек, не может поверить, что глядит сам на себя, приукрашивает или наоборот искажает действительность в призме восприятия. Худой или толстый… Разве это важно? Что мы такое? Все в принципе одинаковые, скроенные по единому шаблону. Кости, мышцы, кожа, переплетения вен, будто проводов, — мы живые механизмы, задуманные природой. Если в организме возник какой-то сбой или дефект, то для других он уже кажется отталкивающим и уродливым, даже неважно опасен он для других или нет. Потому что каждый боится оказаться на месте несчастного, но вместо того, чтобы помочь ему, большинство старается оттолкнуть, затоптать убого и сбросить в пропасть отчаяния. Но ещё легче притворяться, что не знаешь или не замечать падения. У меня-то стержень был, но он надломился, от чего моя личность казалось, вот-вот развалится на части. Я понимала Каллиопу, как никто другой, ибо сама уже побывала на самом дне, поэтому, не особо задумываясь, заметила: — Да ты и так красивая, подруга. Не, я ничего не говорю, для здоровья надо-то поправиться, но имею в виду вот что. Не надо ни к кому приспосабливаться, Кали. Ты классная такая, какая ест… Есть. Кому не нравится — пусть не смотрит. Кто достоин тебя — сам заметит настоящую Каллиопу, без всяческих ухер… Ухищрений, во. Кали замерла на секунду, будто ослышавшись и не веря в то, что я произнесла. Когда девушка вновь подала голос, тот предательски дрожал, выдавая тревогу, беспокойство и смущение его обладательницы. Она явно хотела, но не могла плакать. И я поняла, что Каллиопа, как вьющаяся лоза нуждалась в опоре, чтобы расти вверх, чтобы добраться до теплых лучей солнца. Ей нужен был кто-то более сильный, к кому она бы могла прильнуть и обвить, не для того, чтобы задушить, а просто потому, что сама она была слишком мягка, гибка и бесхребетна, чтобы выстоять самостоятельно, и вынуждена без поддержки всегда стлаться по земле. Странно, что это все я поняла почти сразу после встречи с Каллиопой. Что-то было в ней такое, что заставляло задуматься и многое переосмыслить, нечто неуловимое и родственное. — Мне никто такого не говорил, — на впалых щеках проступил румянец, который на мертвенно бледной коже выглядел лихорадочным и болезненным. — Мы тебе ещё организуем макияжик, причесочку и платье перешьем — закачаешься, так вообще картинкой смотреться будешь. А твой брат сдохнет от зависти, — храбро и самозабвенно пообещала я ей. Девушка хихикнула в кулачок и переспросила: — Что ему даже такого платья не видать? — Он же муда… То есть мудрые мысли сестры не понимает, так что ему никаких бонусов не достанется, кроме ху… Худых, драных штанов, — я приметила, что рядом с Каллиопой даже вазочки с мороженным нет, а только одинокая фарфоровая чашка и спросила. — Ты ничего не заказываешь? Тут вроде недорого. — Просто теперь я нормально есть даже если хочу, то не смогу — нет желания, — вновь помрачнела «инопланетянка», а у меня возникла идея фикс — хоть немного утешить и развеселить её. — Тогда зачем ты тогда ходишь в кафе? Тут и народу прорва и всякими вкусностями пахнет. Для аппетита? — смело выдвинула я предположение. — Не только из-за аппетита. Я не хочу возвращаться домой и слышать новые угрозы и упреки от брата. Он говорит в мой адрес одни гадости, и иногда я ему верю. Но благодаря Каллиборну и его злости мне проще пережидать бурю тут, чем терпеть оскорбления в родных стенах. — Как-то это грустно… — отвлекшись от разговора, я подозвала официанта. — Хей, Карл, тащи сюда большой фирменный бокал с фрешем. Парень, одарив нас обеих каким-то липким взглядом, понесся на кухню, вернувшись со сладким «лекарством» от грусти. — Это зачем? — отпиралась девушка, когда я ей стала подсовывать сок. — Скрепление дружбы. Надо же за это выпить, — торжественно заявила я. Было видно, что Каллиопа сомневается и мнется, но в итоге она сдалась под моим напором. Посмеиваясь, я потом в течение пятнадцати минут наблюдала за тем, как Каллиопа потешно жмурясь как малый ребенок, потягивала фреш через трубочку, но при этом, не подсчитывая запретные баллы. Лишь позже мне пришла мысль, что надо было бы еще проследить за тем, чтобы девушка не вздумала прочистить желудок от принятой «пищи». Когда с «чаем» и соком было покончено, Каллиопа вдруг задала мне неожиданный вопрос. — Неудобно говорить прямо, но я уже давно наблюдаю за тобой, желая спросить. Что ты пишешь или рисуешь? Каждый вечер после тебя тут столько бумаги… — Ты, правда, хочешь это выяснить? — хитро ухмыльнулось я. По непонятной причине мне захотелось показать ей свой опус, хоть девушка и была пока, по сути, чужая. Я ей вручила свою рукопись, словно ключи от новенькой машины. А она застыла, заворожено изучая страницу за страницей, жадно пожирая взглядом неверные, прыгающие строчки, что я ранее выводила, будучи навеселе. Мне даже было легко догадаться, на каком моменте моего опуса застряла девушка только по выражению её лица. Я не мешала, лишь довольно наблюдала за тем, как Кали высунув кончик языка от напряжения, проглатывала текст, над которым корпел автор. Посетителей в кофе становилось все меньше и меньше, пока мы не очутились с ней вдвоем, наедине, если не считать сурового официанта. Вечер незаметно превратился в ночь, хотя зимой она зарождалась уже где-то после 17:00. Меулин, сдав смену, тоже упорхнула, подмигнув нам и кое-что изменив на своей «шипперской» стене. Когда Каллиопа перевернула последний лист, нас уже наверняка собирались вежливо послать домой, настолько мы задержали закрытие заведения. — Это было потрясающе, — смогла лишь выдохнуть Каллиопа, когда добралась до завершающей точки. Потом виновато добавила: — Только ошибок и опечаток много, но это не страшно. Если хочешь, могу немного поправить текст. — Ху… Круто! Просто замечательно, — настал мой черед смущаться от комплиментов — никакие иные похвалы не возымели бы надо мной более сильного воздействия, чем положительная реакция на будущий роман. Тут я вспомнила, зачем, собственно, начала прощупывание почвы и знакомство, и задала интригующий вопрос. — Кали, а ты не думала снять квартиру? Меу, сказала, что ты ищешь соседку по жилью, потому как платить одной — дороговато? Хочешь со мной? Не смотри так, я типа нормальная — тревожить и доставлять… Доставать особо не буду — зуб даю. Нет, я не врала, когда утверждала, что нормальна. Никто ведь не уточнял про обычную степень моей проспиртованности? Пока я безмолвно кляла себя за вранье, подруга медлила с ответом, пока не произнесла: — Правда, я давно хотела уйти от Каллиборна. — Что тут думать? Давай! Идем, хоть сейчас. Куда угодно! Прогуляемся, поговорим о своем, о девичьем, или давай ко мне? — шуму от меня и моего энтузиазма прибавилось, даже кошки сонно выползли из своих коробок. Наткнувшись взором на мрачного вышибалу, который занял вахту вместо знакомого официанта, я сдавленно захихикала. Как бы еще нам не указали на дверь более жестко. Конечно, можно побалакать и снаружи, никому не действуя на нервы. Сделав знак, мол, сваливаем, я начала собираться. Подгоняемые совестью, мы расплатились, и Каллиопа поднялась со своего места, вдруг оказавшись выше меня почти на полголовы. Ковыряющее желание выпить еще стаканчик горячительного почему-то таинственным образом испарилось, зато зажглась, прикорнувшая любознательность. — Прогуляться я не против, но правда лучше мне сначала домой… Собирать вещи, — подала лучик надежды светловолосая. — А знаешь? Тебе очень подойдет шарф, — убедительно порекомендовала я, разглядывая тощую открытую шейку спутницы, которая явно мерзла и, не обращая внимания на протесты, натянула на девушку длинную полоску полосатой вязаной ткани. — Вернешь потом. Вот и обещание того, что мы теперь будем вместе жить и ломать голову над моими каракулями. Выйдя на улицу, чтобы освежиться, мы побрели по хорошо освещенному проспекту, по узкой улочке, не задумываясь о конечном пункте назначения, но потом я решила торжественно проводить беззащитную девушку до дома. Выйдя на покрытый корочкой льда тротуар, моя спутница вдруг поскользнулась и упала бы, если бы я не успела ее схватить под локоть. Несмотря на внешнюю субтильность, подруга по несчастью была для меня тяжеловатой, но я с достоинством выдержала испытание, а потом, когда Кали выпрямилась, я сама навалилась на нее всем весом, хватаясь за ладонь, только чудом её не вывернув. Так мы весело преодолели разделяющую нас дистанцию недоверия, и весь следующий путь проделали, уже держась за руки, словно парочка. Я вцепилась в анорексичку, опасаясь, что Каллиопу снесет усиливающимся ветром, а моя новоявленная редакторша, наконец, заметила, что у автора слегка заплетается не только язык, но и ноги. Так мы и брели, поддерживая друг друга до указанного здания. Ну, и кто кого провожал? Добравшись до нужного подъезда, мы еще долго говорили о пустяках, обо всем на свете, отдаляя последнюю минуту, словно расставались не на ночь, а навсегда, будто нового шанса на встречу никогда не будет… Хотя уже завтра я собиралась осмотреть предложенную съемную квартиру, внести залог и вселиться в нее уже с милой соседкой. Общие темы всплывали как-то сами собой, беседа складывала свой узор без нажима, легко и непринужденно. Как будто мы когда-то раньше, давным-давно не завершили диалог, и он продолжился спустя столетия, скрепляя зыбкую связь душ. Может быть, мы когда-то и встречались, в иных телах, мирах и другом времени? Чем не шутит судьба? Пора прощаться, стрелки часов наверняка показывали непозволительно позднее время. Каллиопа добродушно и открыто улыбалась мне, пожимая руку и тем самым вселяя веру в будущее. В девушке не было ни грамма кокетства, она не играла, подавая себя такой, какой её создала природа, пренебрегая женским арсеналом трогательных и милых ужимок, а может она просто не хотела или не умела ими пользоваться. Так вот чего мне не хватало — не глотка вина, а толики свежего восприятия и понимания. Я надеялась, что мои закупоренные спиртным протоки сознания прочистятся, и можно будет творить дальше. На самом деле мне был жизненно необходим кто-то, ради кого можно продолжать писать. Кажется… Я нашла такого человека и нет больше нужды убегать от проблем и искать успокоение в хмеле. Мне не нужен был рыцарь из легенды, который бы спас меня от монстра. Правда, с этим я справлюсь сама. Может пару лет назад мне и представлялось, что идеал очень похож на принца с мечом, но в действительности он представлял собой скромную, хрупкую музу, которая молчаливо поддерживала мои идеи, зябко кутаясь в одолженный полосатый шарф. Пришло время не только говорить пока, но и меняться, нам обеим. А добравшись до дома и, рухнув в постель, мне привиделся сон, но не про книгу, как раньше. Про то, как легкая, но крепкая сеточка плюща не давала разрушиться ветхому зданию, которому снесли несущую стену. Нам внушали, что мы не должны ни от кого зависеть, ни на кого полагаться, что доверять — опасно и недостойно. Но не у всех есть стержень. ===> Ты больше не можешь быть Рокси. Стань кем-нибудь другим, ещё более неожиданным персонажем.