Зависимость

===> Быть Эриданом. Разобраться с Соллуксом. Раз и навсегда. Я никогда не думал, что чего-то нельзя купить за деньги, мне всегда виделась безоговорочная истина, которая вещала: хрустящие банкноты решают в этой жизни всё. Но людям свойственно ошибаться, и сыну богатых родителей не удалось избежать разочарования. Как оказалось, взаимность в отношениях невозможно выменять за звонкую монету, нельзя приказать кому-то любить или обратить внимание, заставить человека вести себя так, чтобы он оправдывал твои ожидания. Во всяком случае, это утверждение было абсолютно верным к Соллуксу. Он не поддавался дрессировке, не реагировал на провокации, как бы это сделал обыватель. Его язык был заточен так остро, что каждое пророненное мимоходом слово било точно кинжалом в цель, которой была моя и так пострадавшая гордость. Чернь, плебей... но чувства собственного достоинства у него имелось столько, что хватило бы на полк тех знакомых мне личностей, что вечно крутились в светском обществе. Ему даже не нужно было что-то говорить или доказывать. Налет превосходства над другими проскальзывал в его резких жестах, в скупой мимике, кривой ухмылке одним кончиком рта, в статичных позах, повороте головы, ироничном изгибе брови и суровом взгляде, от встречи с которым пробирало до дрожи костей. И что странно, к его узловатым, длинным пальцам, будто созданным для того, чтобы сжимать до кровоподтеков, почему-то хотелось держаться поближе. Соллукс что-то сделал со мной, нечто не поддающееся объяснению. Вопреки здравому смыслу меня привлекали его холодный ум, шарм, казавший почти непроизвольным, и даже то, что никто почти ничего о нем не знал — ни о его семье, ни о прошлом, ни даже к какой социальной категории его отнести. Я серьезно заболел после той бурной попойки с Каптором. И что самое страшное — подобная хворь не лечилась обычными микстурами, мне не помог бы даже дорогой и модный врач, не спасла бы и радикальная операция, если, конечно, было бы можно без вреда вырезать себе кусочек мозга и не умереть. Этим вирусом, что не давал мне спокойно жить был… блондин. Тот парень, что просто невыносимо бесил своим существованием с момента заселения в наш дом. Каптор явно злился, но не только на меня — на всех. Для него нет авторитетов: Соллуксу был никто не нужен, кроме мигающего экрана компьютера, проводов да микросхем, его не интересовало ничего, кроме электронного мусора, и он сам ни в ком не нуждался — ему абсолютно плевать на то, что творилось в мире или даже у него под носом. Блондину было не важно, как он выглядел со стороны, хотя программист и так был прекрасно осведомлен о своем состоянии, без чужого мнения. В нем тлела какая-то одержимость. Единственный раз, когда Каптор на моей памяти добровольно выбрался из своей холостяцкой норы надолго, — это именно в тот памятный вечер, когда он зачем-то притащил с собой с таинственной прогулки бутылку. Мы напились в хлам, а потом у нас случилось то, о чем не принято говорить вслух при посторонних, и что потом долго припоминал впечатлительный попугай блондина, присутствовавший на наших занятиях «любовью». И что после этого? С тех пор Каптор начал меня избегать чаще, чем обычно, словно опасаясь оставаться со мной наедине. Зато я понял цену времени и что не все можно выторговать, кое-что нужно заслужить. Пару раз мне удавалось подкараулить хакера в подъезде, после репетиций, но ответов мне так и не получилось у него добыть. Надо было поставить точку в нашем странном тандеме. Так "да" или "нет"? И? Или? Хоть что-то конкретное? Это ошибка и случайность? Соллукс дразнил неопределенностью, словно сам не вполне понимал, что именно ему нужно, манил и одновременно отталкивал. Двойственность читалась в каждом его письме, разговоре, даже в ругани в мой адрес прямо на лестничной клетке, в любом продуманном и непреднамеренном действии. Хотя нет, он не решал — любить или ненавидеть. Блондин умудрялся соединять противоположные и сложные эмоции в какую-то взрывоопасную, нестабильную смесь, но не до такой степени, чтобы она выходила из-под контроля — всё взвешенно, дозировано, вымерено. Он держал меня на расстоянии, не давая приближаться к своей сфере «неприкосновенности», но и не отпускал окончательно, будто посадив на длинную привязь, как непослушного пса. Это бесило и раздражало. Однако, безусловно, и заводило, играя на чувстве противоречия. Хотя и я не давал Каптору покоя, ни днем, ни ночью, терроризируя звонками, неожиданными визитами, сообщениями в сети, чтобы напомнить о себе, забраться под кожу, чтобы стать достаточно назойливым, точно также, как он не оставлял ни на минуту мои мысли, точно зачаровав. Не знаю, что было хуже: тоска по отношениям, которых так полноценно и не возникло, или отчаяние, с ноткой разочарования, когда мне вроде удалось ощутить вкус новизны, развивающейся связи, но не получалось распробовать лучше. Как странно идеализировать своего мучителя... Здравый смысл говорил уходить, а тело снова просило дать Каптору шанс, меня безотчетно к нему тянуло. Я полюбил то, что меня губило, хотел того, чего было нельзя. Острая форма мании? Я не выносил того, как именно программист воздействовал на мое самоуважение, он будто надломил его, словно напустив неведомый вирус, влияющий конкретно и исключительно на Ампору младшего. Вот и сегодня повторялся знакомый сценарий. Ночь, горячий кофе, интернет, но главное — его рядом нет. А ведь я прекрасно осознавал, что в этот час Соллукс сидел буквально от меня через стенку, потому как перед значком его аватара в социальной сети красовался статус «он-лайн». Делать определенного было нечего. Я надеялся, что блондин однажды явится посреди ночи, чтобы тра… Тратить мое время, устроить скандал, например, или что-то позаковыристее. Но подобные мечты разбивались вдребезги. Оказалось, быть без него было также невыносимо, как и с ним, если только не сильнее. Полуночный, тревожный телефонный звонок застал меня врасплох. Как-то совсем не ожидаешь, что кто-то о тебе вспомнит в неурочный час, если, конечно, не случилось нечто важное и экстраординарное. Это… Каптор? Его сухой, лишенный интонаций голос перекрывал треск и шуршание в трубке мобильного аппарата. В первый момент от неожиданности я чуть не отшвырнул от себя телефон, точно шипящую гадюку. Откуда он знает мой номер? Хотя это глупый вопрос. — Спишь? Отлично. Я сожалею о том, что произошло, вислоухий. Мне самому противно «это» вспоминать. Под «этим» подразумеваю наше «подобие секса», — слова программиста рубили сплеча точно секира, я даже не знал, как на них реагировать. Вроде его поздний звонок похож на попытку извинений, но то, как именно они выражались, вызывали у меня недоумение и еще больший накал переживаний. А тем временем блондин продолжал вещать, как ни в чем не бывало. Складывалось такое впечатление, будто программист долго копил фразы и репетировал свою речь, прежде чем решиться на разговор. — Ведь этого ты от меня ждал, подлавливая около лифта? Может, когда добился своего, теперь перестанешь меня доставать хотя бы один единственный день, и я смогу нормально поработать? — Нет, не сплю. И зря рассчитываешь на то, что от меня так легко можно избавиться, — не остался я в долгу. — Случайно не знаешь хорошую актрису для крайне важного мероприятия? — резко сменил тему невидимый собеседник. — Тебе это еще зачем? — насторожился я, чуя подвох. — Неважно, — коротко и ясно объяснил парень, чем только разжег и без того мое распаленное любопытство. — Раз неважно, то и никого советовать не буду, — оскорбилась моя самооценка. До меня еще пару минут доносилось раздраженное сопение. Я почти представил, как Соллукс приподняв очки на лоб, устало трет глаза. Вроде не сказав правду, от меня ничего не добьешься, а судя по волнению непробиваемого скептика, истина была очень неприятная. Наконец борьба двойственности завершилась. — Родители далеко живут, и я особо с ними не общаюсь. Как-то раньше они меня трясли, мол — женись, детей рожай. Бзик у них по продолжению рода. Я им фотку Арадии прислал и заверил их, что это и есть моя невеста. А потом произошел тот… несчастный случай, и с родней я не списывался. А тут предки должны приехать — «женушку» смотреть. Правду говорить нельзя, пристанут пуще прежнего, а мне нужно спокойствие. Ты крутишься на театральных подмостках, в моих интересах быстро найти хорошую девицу на вечер встречи. Я не выдержал и расхохотался, хоть это в контексте звучало кощунственно. Меня просто до колик развеселила дурацкая ситуация, в которую сам себя загнал наш «великий гений» собственной ложью. — Серьезно? Ты вляпался в историю и хочешь, чтобы я поспособствовал твоему спасению? Боюсь, у меня НЕТ на примете достойных актрис, их вообще днем с огнем не сыщешь. Я в сотню раз лучше играю, чем те нимфетки. — Уж не себя ты предлагаешь на роль? — фыркнул программист. — Ты не тот уровень, что мне нужно. — Это еще почему?! — почему-то обиделся я. — По кочану. Да у тебя просто кишка тонка для того, чтобы достоверно сыграть девушку. Ты, мягко говоря, ущербный актер, для того, а чтобы организовать подобное, нужен талант. — На слабо, что ли берешь? — злость росла, подобно снежному кому. — Ой, забудь. Я сам не знаю, зачем к тебе обратился, — негодяй собирался уже бросить трубку, но потом добавил. — Не смей меня завтра тревожить. Даже не вздумай. — Стой. Ты даже не пожелаешь мне спокойной ночи? — ухмыльнулся я, уже предвкушая, как поступлю наоборот, проигнорировав просьбу-приказ. — Скорее, я напомню тебе, что лучше вообще не просыпаться. Из телефона донеслись частые гудки. Я ему докажу, что могу сыграть кого угодно, когда угодно, даже холодильник, в котором застрял эскимос и медведь. Меня сильно задело замечание про «ущербность». Если Каптор хотел, чтобы я его не трогал, то поступлю совсем иначе. Никто не смеет занимать мой пьедестал, мое место. Акстрисульку он, видите ли, захотел. На роль Арадии. Кстати, побывав в квартире своего соперника, я действительно видел и экспроприировал одну старую фотографию, что Соллукс безалаберно, но точно напоказ бросил в коридоре на тумбочке. На глянцевой карточке был запечатлен момент, как на фоне какой-то горы самозабвенно обнимается сладкая парочка, весело заглядывающая прямо в объектив камеры. Там блондин выглядел на удивление беспечно счастливым. Тогда у него не было таких темных кругов под глазами и набрякших век, которые он сейчас прятал за цветными линзами очков, еще не появилась неглубокая морщинка, пересекающая поперек высокий лоб, от того, что хакер часто хмурился. Его какие-то блеклые, холодные как льдинки глаза раньше сияли. Еще не возникла та пустота, в которую раз и навсегда провалились положительные эмоции, как будто Каптора изнутри выскребли, а потом в его оболочке зародилось адское пламя, которое время от времени выплескивалось на меня. Еще там, на фотографии была она, та самая легендарная Арадия, в полной экипировке путешественника и шляпе а-ля Индиана Джонс. Что Соллукс в ней вообще нашел? Я просто видел улыбчивое, ничем ни примечательное, простоватое лицо, в обрамлении пышной, темно-русой копны волос. Единственное, что выделяло бывшую девушку Каптора из общей толпы, так это глубоко посаженные, лучистые, будто смеющиеся глаза. Она была такая живая, яркая простолюдинка… Её давно нет, но мертвая подружка всегда будет преследовать незримым призраком. Я еще больше себя накрутил мыслью, что он сравнивал меня с ней, и я проигрывал в этой войне полов. Соллуксу нужна дама? Он ее получит. Я из себя сделаю такую леди, от которой у Каптора стручок воспрянет. Сказано — сделано. Пережив почти бессонную ночь, следующим днем, произведя несколько разведывательных звонков по телефону, я понял, что мне необходим союзник, помощник… Или помощница. Кто, даже если бы и начал задавать каверзные вопросы и о чем-то догадываться, то не распускал бы язык в нашей общей среде? Кто-то проверенный и надежный. Единственный человек, на кого можно положиться и терпеть… - Фефери, можешь прийти? Да, она была моей единственной фанаткой и утешителем, кто не отвернулся от меня, когда другие поднимали на смех вне сцены. Иногда мне казалось, что она по привычке держала меня около себя, после стольких лет, но о лучшем друге не стоило даже мечтать. Я настоятельно попросил Пейшес кое-что для меня приобрести по секрету, нечто особенное, подогрев интерес двоюродной сестры списком предметов, свойственных чисто женскому вкусу и моде, вроде парочки плотных, полосатых чулок. Фефери, как истинно творческая личность, видимо догадывалась, для каких целей мне понадобились подобные аксессуары и грим, потому как сама притащила с собой половину товаров косметического салона. Когда моя спасительница очутилась на пороге, на меня посыпался град упреков и догадок, которые вогнали меня в краску. Я показал Фефери фотографию и коротко разъяснил суть проблемы, не вдаваясь в подробности и в тонкости моих взаимоотношений с Каптором, лишь только огласил мою конкретную задачу исполнить роль роковой женщины, сославшись на пари, заключенное для театральной постановки. Девушка заинтригованно посмотрела на изображение моей конкурентки в глянце, потом скептическим взглядом окинула меня… И звонко рассмеялась, залившись колокольчиком. В любой другой ситуации я, может быть, умилился, но в этот раз хихикание в кулачок вызвало негодование. Однако собравшись, Пейшес посерьезнела и вынесла вердикт: — Если ты так сильно хочешь, то я с удовольствием помогу. Пусть даже это и подпортит твою репутацию. Да, примерно так все и бывает, когда желания возвышались над здравым смыслом. Пейшес взялась за дело, которым было мое преображение, с рвением, достойным лучшего применения. Она явно вошла во вкус. Я стал резонно подозревать о наличии у Фефери задатков маститого садиста, и всерьез задумался о том, не прозябала ли моя дорогая подруга в прошлой жизни палачом в какой-нибудь средневековой пыточной камере. Чего стоила эта ее идея о том, чтобы «найти у Эридана талию» с помощью корсета, который магическим образом материализовался в зоне активности девушки. Мне во время дальнейшего впихивания в этот атрибут «укрощения плоти» показалось, что погнулась парочка-другая ребер, мало того, что объем легких резко сократился. Фефери в процессе подбора гардероба по праву рассудила, что в настоящей даме должен всегда сохраняться секрет, а моя же главная тайна четко выпирала ниже пояса так, что всеми правдами и неправдами сея особенность должна была тщательно прикрываться. С этой «проблемой» мы общими усилиями справились с помощью утягивающих рейтуз, которые сжали мое достоинство так, что скоро я стал сомневаться в его наличии. Для превращения парня в девушку даже нашелся бюстгальтер с силиконовым наполнителем. Тут меня ждало еще одно неприятное открытие. Мало того, что орудие пытки сложно надеть и снять, так еще тонкие бретельки лифчика терли, мешали, а кожа в районе застежки тут же начала немилосердно чесаться и свербеть, а «грудь» норовила не эстетично вывалиться. В кой-то веки я проникся горячим сочувствием представительницам прекрасного пола, которым суждено было носить подобную «сбрую» каждый день, большую часть суток. В обмундирование «невесты» позже вошли те самые полосатые чулки, что прятали шерстистость ног, еще облегающая водолазка с закрытым воротом, шифровавшая кадык, и юбочка в клеточку, которую я упорно называл килтом, для самоуспокоения. Туфли — это отдельная, очень грустная история. В общем, тихий ужас метаморфозы занял порядка нескольких часов. Мне долго не давали глядеть в зеркало, чтобы не пугать. Фефери колдовала надо мной, вроде что-то с чем-то смешивала перед нанесением на лицо, мазала, втирала и смывала. Пейшес объясняла свои манипуляции потоком таинственных терминов, что перемежался со знакомыми определениями, вроде тонального крема и пудры. Как выразилась девушка — все для того, чтобы добиться «естественного цвета фасада». Я не сопротивлялся ее рукам, правда, единственное издевательство, какое с собой не позволил проделать, так это выдергать часть волос из бровей для «придания им формы». Сей мой каприз, девушка прокомментировала, как подсознательное желание оставаться поближе к предкам — неандертальцам. Наконец мне позволили на себя полюбоваться. Из посеребренного стекла смотрело мое обновленное отражение. Худощавость и тонкокостность на сей раз сыграло мне на руку. Если сильно не приглядываться, то вполне сойду за леди. Надеюсь, что предки такие же подслеповатые, как их дорогой отпрыск. Подсчитаем убытки для внешности. Начес, который я раньше старательно сооружал по рекомендации опытного стилиста, сменился на пару легкомысленных, коротеньких хвостиков, моей шевелюры хватило только на них. Губы чуть тронуты помадой, ресницы, топорщащиеся частоколом от туши, грубоватый подбородок, тщательно заретушированный сложной комбинацией «теней» — в принципе не так плохо. Все портила презрительная гримаса отвращения и недоверия на получившимся миловидном личике, на котором слой макияжа был толще, чем у штукатурки на стенах здания. Фефери проследив за кислой миной, приказала мне мило улыбаться при любом удобном случае для поддержания образа и была непоколебима в своих оценках. В следующий момент критике подверглась моя осанка, замашки, походка, выражение на физиономии. Вдобавок, я не умел даже правильно закидывать ногу на ногу, сидя в кресле, будучи в юбке, не показав попутно размер своего исподнего и цвет нижнего белья. Задиранием нижних конечностей для тренировки изящества, без непристойных, лишних телодвижений, я занимался до тех пор, пока сам себя не ощутил профессиональной танцовщицей канкана. Но нет сомнений, огрехи легко можно было устранить актерскими способностями и богатой мимикой, поэтому далее не особо слушал жаркие рекомендации Пейшес, заявив, что справлюсь и так. Просто надо войти в роль, остальное не столь концептуально — успокаивал мой внутренний голос. Я прекрасен. Точнее, прекрасная богиня. Чтобы проникнуться образом невесты, я должен стать ею. Пусть даже какой-то там программист меня не достоин. Гипноз и самовнушение — отличная штука, даже мой тембр стал на парочку тонов выше, после нескольких пробных репетиций перед единственным зрителем. Я должен был в краткий срок научиться двигаться не дергано, а плавно, точно «перетекать», как выразился эксперт в виде подруги, ступать легко и мягко, как пантера, а не топать, как слон. На каблуках подобная задача оказалась практически невыполнимой, а времени было в обрез. Вдруг кузина, спохватившись, слезно со мной распрощалась и поспешила на встречу, наказав подефелировать без нее. Помучившись и потеряв всякое терпение, я не выдержал и направился к «жениху» — он должен был достойно оценить мою жертву и уровень актерского мастерства. В общем коридоре мне встретился только Гамзии, нагруженный покупками на неделю. Судя по его рассеянному взгляду и нарочито громкому приветствию, он меня не узнал. Победа. Я начал ломится в среднюю, соседнюю квартиру. Конечно же, хакер засел дома и видимо даже с утра не высовывал носа из своей конуры. Я слышал его шаги за дверью, но мне долго не открывали, похоже наблюдая через глазок. Наконец створка распахнулась. Соллукс, облаченный в растянутый тренировочный костюм, просто стоял и смотрел пару минут на чудо, будто на приведение, возникшее перед его недостойным взором. Затем Каптор, схватившись за косяк, издал какой-то не поддающийся описанию звук, скорее похожий на карканье, в котором я с недовольством разобрал дребезжащий, металлический смех. — Серьезно? — Не ждал, медовый мой? — ощерился я, подражая стервам из фильмов. — Быстро свалил по знакомому адресу, пока я размалеванную рожу не разукрасил. Совсем что ли сбрендил? Весеннее, мартовское обострение раньше времени в черепную коробку ударило? — Ты же меня вчера сам пригласил на ужин с предками. Хотел актрису, но актер лучше. Я одним решительным жестом отстранил блондина и вплыл в его обиталище. Фу. Он что, даже не проветривал помещение перед приемом? На этом доморощенный хакер подавился или прикусил от неожиданности язык, точно столкнулся с проблемой, существование которой он в принципе не предполагал, словно что-то в заложенной программе пошло не так, как планировалось. Он забыл о приезде родителей? Сбой системы. Каптор сломался, ребята. У него не было подготовленной реакции на возникновении на его территории красавицы. Совершенно не обращая внимания на хозяина берлоги, я процокал каблуками вглубь квартиры и выключил верхний свет в комнате, оставив работать в углу бра, которое лишь немного рассеивало полумрак, что было мне только на руку. Мало того, что темнота — друг молодежи, так еще она хорошо скрывала недостатки в моем профессиональном маскараде. — Где твои папочка с мамочкой? — Ты ненормальный. Соллукс настолько опешил от наглости, что не стал сопротивляться моему неуемному энтузиазму и как-то удивительно покорно подался в зал, точнее удалился, забрав с собой ноутбук, максимально проигнорировав мою персону, что скидывала его несвежее белье под диван. Пока я возился в комнате с приготовлениями к ужину, Каптор вообще эвакуировался в спальню и, судя по всему, уже там разговаривал с кем-то по телефону. Стоп. Мне заниматься грязной работой? Теперь моя очередь хвататься за мобильник. Еще деньги на хакера пришлось тратить — заказывать доставку еды из ресторана, а вот услугами горничной я решил не пользоваться. Пусть ему будет стыдно перед родными за свой срач и хлопья пыли на полу. Минут через пятнадцать постучался курьер и за отдельную, щедрую плату даже притащил из кухни стол и накрыл его в комнате. Между тем, покуда я, представляя себя Анджелиной Джоли, самозабвенно и назло строил глазки постороннему парню, нарисовался Каптор и буквально прогнал взашей работника быстрого питания, аргументировав это действие тем, что не хватало ему еще чужих извращенцев в квартире. Блондин добавил: — Предупреждаю. Не строй из себя коварную соблазнительницу и роковую женщину, которой не являешься. Сиди прилично, не болтай зря, для твоего же блага. Это вызов? Наш непробиваемый нервничает? — Что ты такой колючий, горчичка моя? — осклабился я. — Я тебя придушу раньше, чем прибудут гости, — вынесли мне вердикт. Родители программиста и правда приехали быстро, раньше, чем блондин начал исполнять свою громкую угрозу. Прибывшие к нам мужчина и женщина были похожи друг на друга, как близнецы — оба полноватые, кругленькие, но также как их потомок были вооружены очками, только в светлых волосах предков явно пробивалась седина. Ну, еще папа моего «суженного» был слегка лысоват. Что странно, в отличие от долговязого и худосочного Соллукса они были невысокого роста и немного напоминали мячики своим телосложением, а черты их лиц оказались мелкими и невыразительными, не напоминая ничем рубленый профиль хакера. Пожилая супружеская пара, держалась за руки, видимо с годами не растеряв трогательной нежности, что их связывала. Они были… Слишком другие, даже по характеру? Может хакер приемный? Почему-то они показались мне смутно знакомыми, особенно отец программиста наводил на меня легкое ощущение дежавю и тревогу, будто создавая присутствие на каком-то очень важном экзамене. После того, как завершилось теплое приветствие, и пока старики раздевались, я шепотом спросил у парня: — Так ты поздний ребенок? Кстати, они у тебя случайно не радикальные гомофобы? — Да. Вечер обещал быть захватывающим. Пройдя в зал, мы расселись вокруг стола, во главе которого расположились гости. Тут я некстати заметил, что шерсть на моих ногах умудрялась проглядывать из-под чулок в нескольких местах. Волосы, словно живые, начали восставать против заточения и некрасиво вылезать, топорщиться, пробиваясь сквозь разрекламированную «дышащую» волокнистую структуру ткани белья. Поэтому мне надо было стараться держаться тихо и прятать свои компроментирующие особенности за ножками стула, не забывая про коварность юбки. Как-то сильно беспокоясь о внешнем виде, я совершенно упустил возможность того, что мне будут задавать каверзные вопросы. Хотя для кого вообще создавалась разыгрываемая мелодрама, если в большей части отец Каптора заглядывал в тарелку? Женщина, погоняв вилкой горошину и сурово поджав губы, задумалась, но потом произнесла, буравя меня подслеповатыми, водянистыми глазками. — Так как вас зовут, дитя мое? Мне совсем не так описывали невесту. — Эри… — тут я уловил на себе убийственный, жгучий взгляд Соллукса и запнулся. Ах, да — гомофобы, опасность, бла-бла-бла. Надо как-то вежливо и логично ответить? — Одна. Да. Эриадна. А вас? — Неважно, мы тут ненадолго, как и вы, — заявил таинственно мужчина, тыча в мою сторону столовым прибором. — Где вы познакомились? — продолжила допрос дама, скрещивая пальцы. — В подъезде, как наваждение с первого взгляда, — не думая брякнул я чистейшую правду, не уточняя, что вспыхнувшие чувства были скорее сродни взаимной ненависти. — Чем вы занимаетесь? — Я домохозяйка. Сижу в нашем гнездышке, навеваю уют, — вторая ошибка завравшегося дебютанта, но не зря я сказал неправду. Ведь из-под дивана как раз, будто удивленно высовывались грязные, стоящие колом носки Соллукса, точно пытаясь усовестить, напоминая об отсутствии аккуратности у «невесты». Бедная, безработная девушка без приданного, сидящая на шее у парня… Чем не повод для «свекрови» пилить сына. Попавшись на серьезном проколе, я поспешил на кухню за добавкой, распознавая позади ропот и переговоры. Да, пусть Соллуксу будет стыдно, пусть ему промоют мозги. Стремительная, плохо натренированная походка от бедра у меня не удалась, ибо на обратном пути тут же споткнулся о дорожку, что вела из кухни в комнату, зацепившись шпилькой о вытянутые, точащие нитки ворса. Чуть не навернувшись на пол, я выразился, как не пристало даме, парочкой крепких слов в отношении ковра, его матери и прочего. Позже до меня снизошла суровая истина — ругательства, сказанные от души, произнеслись на пару тонов ниже дозволенного, почти басом. Моя интуиция подсказала трюк — мне не трудно было изобразить кашель, покуда блюдо достигло пункта назначения. — Я сама приготовила индейку, — напевно похвалился я, отвлекая присутствующих от конфуза и по мере способностей разделяя тушку птицы на порции с помощью ножа. Из нутра жаренного пернатого выпал сложенный пакетик. — Вы также сами вложили в нее подарочный купон на острую куриную грудку в сети кафе «Голубок»? — заметил отец семейства. — А кто разогревал? — резонно возмутилась «невеста». Семейка Капторов синхронно замолчала, сосредоточенно расправляясь с угощением. Надо было как-то разрядить обстановку. — Мы уже подумываем завести парочку пищащих комочков. Правда, сладенький? Мама с папой не против внуков? — Каптор в ответ, даже глазом не моргнув, пнул меня под накрытым столом, когда я «эротично» коснулся его ступни носком туфельки. — Простите, но у нас уже есть. Разговор заглох, так и не начавшись. Было скучно, но зато меня позабавил один инцидент — когда я, забывшись, попытался почесаться, Соллукс, сидевший рядом, с какой-то отрешенностью и безнадегой проследил за путешествием моей силиконовой груди по лифчику. Тоскливый вид хакера многого стоил. В итоге встреча Капторов получилась недолгой и скомканной, я больше потратил на приготовления, нежели на общение с немногословной, седовласой парочкой, которая преимущественно наблюдала исподтишка за нами, чем разговаривала, словно что-то подмечая. Уже перед выходом, у порога родители соседа многозначительно переглянулись, а старик, надевая шляпу и беря в руки трость, обратился ко мне. — Молодой человек, ваша игра роли, к глубокому сожалению, оставляет желать лучшего. Как поделился мой друг, — мужчина кивнул в сторону продолжавшего молчать Солллукса, — вы должны были изобразить драму с участием невесты. НЕ ВЕРЮ. Образ получился слишком вульгарным, пресыщенным и откровенным. Вы слишком много сил уделили внешности, но даже не удосужились подготовить достойную речь, интонации, вибрацию голоса и подбор слов, что очень печально. А этот характер? Плоско и дешево. Если вас это утешит, то амплуа скорее не драматические роли, а комедийные. К сожалению, ни у меня, ни у моей жены нет чувства юмора. Во мне что-то оборвалось. Наконец я вспомнил человека, что присутствовал в нашей компании со своей не менее знаменитой женой. Альфред Ляпинс — гроза актеров современности, уже отправившаяся на пенсию. Моя премьера в новом, повседневном спектакле потерпела фиаско — образ раскрыли. Странные люди удалились, а я не мог взять в толк, что произошло, ведь Ляпинс — не Каптор, следовательно Соллукс не их сын? Меня обманули?! — Это вообще что сейчас было? — налетел я на ухмылявшегося блондина. — Это были настоящие профессионалы и ценители прекрасного. — Твои родители… Знаменитые критики?! Как у таких, как они, мог получится ты?! - Нет, мои НАСТОЯЩИЕ родители фермеры и в данный момент мирно работают на своей пасеке, — мне казалось, что вот-вот и от обилия информации мои глаза полезут на лоб, вслед за бровями. — Ты меня обманул?! — негодовал я. Мы будто играли в пинг-понг, только вместо целлулоидного мячика перебрасывались фразами. — Точнее просто не уточнил, что гости будут иного рода. Они действительно мои дальние родственники, а Альфред еще и «должник». Я как-то бесплатно помог ему разрулить проблему со счетами, когда произошел сбой основного компьютера, засела системная ошибка в защитных файлах банка. — Мне плевать, почему ты не привел предков, как хотел. Меня больше заботит, зачем ты позвал настоящего театрального критика, пусть и бывшего?! — Тут преследовалось две цели. Если бы я сейчас действительно пригласил своих родных на трапезу, ты бы меня опозорил, а так только себя. И кто-то должен был открыть суровую истину, которую твои родители затыкали ворохом долларов. По-иному ты мне бы не поверил. А так тебе истину сообщил неподкупный, посторонний человек. К тому же критику тебе преподнесли в лояльной, мягкой форме. Комедийный жанр заждался тебя, трагедии не твое, придурок. Я утомительно бился с Соллуксом, как рыба об лед, на словах стараясь одержать победу. Подобные махинации программиста вымораживали — хотелось разукрасить кровью его самодовольно искривленный в усмешке рот. Каптор всегда прикидывался айсбергом — видимая часть опасна, а остальная надежно скрыта под водами сомнений. Мне будто всадили кол в голову, прокручивая его так, чтобы превратить мозг в кашу. Да, он все делал назло, словно издеваясь над моими потугами добиться хоть какой-то ответной реакции. Вульгарный, эгоцентричный… Мной овладел какой-то опасный азарт, бурлящее, клокочущее раздражение. Мне хотелось довести Каптора до срыва, до дерзкой, возможно грубой выходки. Пусть обругает, и то лучше, чем та непроницаемая маска, что была на нем надета. Хотя… Вдруг, то что я принимаю за обманный финт — истинный облик Соллукса? — Хватит! Я замахнулся, как всегда, чтобы ударить. Раньше Каптор привычно останавливал мою руку, но сегодня блондин почему-то ничего не предпринял и получил звонкую пощечину за собственную ошибку. Я секунду порадовался своему неожиданному успеху, но потом увидел «горчичку» в режиме «убийцы» и не будь дураком заскочил в ванную и там схоронился, притворившись мертвым или глухим. Соллукс, к сожалению, выбивать дверь не стал, вместо этого спокойно занял осаду, поджидая, когда моя персона соизволит высунуться наружу. Как он вообще посмел сомневаться в моем таланте?! Ложь, все ложь… — Если ты решил там утопиться, то не получится — ванна сидячая, неглубокая, и будешь час воду цедить. А мне серьезно поговорить надо. — Проваливай, дрянь! — Ты все еще находишься у МЕНЯ дома, — хмуро напомнил Каптор из-за створки и еще некоторое время шуршал, топал, судя по всему, перемещался по коридору из угла в угол. Потом зло хлопнула входная дверь и накрыла тишина. Выждав немного для форы, я выглянул из своего убежища. Никого. Лишь в зале на столешнице обнаружилась смятая, глянцевая реклама какого-то пафосного заведения. «Убежище»… Судя по адресу, оно тут неподалеку открылось. Каптор… Он что, действительно после плотного ужина подался в кафе? Если бы я его обнаружил в квартире, то точно бы убил, но пролетела пара часов, а Соллукс не возвращался. За этот период я успел вернуться домой, привести себя в порядок, смыть краску и переодеться, облачиться в повседневный наряд хипстера. Маскарад давно закончился, а хакера все не было. Я вдруг забеспокоился, надумывая себе ужасы. Вдруг он с горя подался на свидание? Без меня? С другой стороны блондин растоптал мою самооценку к чертям, и ему стоило сказать по этому поводу, что следовало. Борясь с собой, однако, я решился на отчаянный жест. Поиски забегаловки не заняли много времени, ее вывеска будто кричала мне о тамошнем разврате. И я сразу заметил программиста в кафе за дальним столиком в компании с его лучшим другом — компьютером. У парня даже следа не осталось от пощечины, слишком слабо ему вмазал, жалея. От вида того, что Соллукс занимается своими делами, как ни в чем не бывало, в меня будто бес вселился. Подлетев к меланхолично потягивающему кофе блондину, я устроил ему настоящую сцену — с воплями, театральным вызовом на дуэль один на один, обвинениями в аморальном поведении и лжи. Каптор почти силком потащил меня в мужской туалет, даже не дав мне закончить пламенную, обличительную речь перед посетителями кафе. Не говоря ничего, блондин скрутил меня и сунул мою голову под включенный кран. Он силой, варварским способом старался меня успокоить. Конечно же я вырвался и оттолкнул парня от себя, отчего Соллукс угодил пятой точкой в раковину и обрызгался, став еще более грозным. — В чем проблемы, кретин? Вроде я оставил тебя в покое, как ты и просил, почему же не можешь проделать со мной точно также? — негодовал Каптор, уже почти насквозь мокрый и всклоченный. — Были причины… Но теперь сомневаюсь в их наличии! — спасительные паузы в речи должны были увести собеседника в сторону от нежелательной темы. Науку многоточий я постиг вместе с правилами поведения за столом на тусовках. Но теперь подходящие мысли сами вспыхивали в голове и просились на язык, не претерпевая изменений. Я уже просто говорил, то что думал… Или точнее не думал. — Ну, и почему же ты так поступаешь? — прищурился Каптор. — Потому… что я тебя люблю, — выпалил я. Это вырвалось как-то само, без подготовки, даже без ведома разума, как на духу, словно эта фраза сама давно напрашивалась и логично вписывалась в нашу свару. Столько раз обвинял Соллукса в надуманных грехах, высмеивал, изливал на него свое раздражение, а теперь, когда парень оказался рядом, то я попытался посмотреть ему в глаза и задать бессмысленный вопрос. — А ты… Почему? Почему ты издеваешься надо мной? Действительно, почему? Почему он меня отвергает, но не отпускает? Почему ничто больше не радует, почему без него меркнет мир? Почему не избежав пороков и соблазнов «золотой молодежи», только с ним обретал хоть какой-то смысл, пусть и звучал он как «вытащи Каптора из панциря». Я сам-то только ответил на свой вопрос, а вот хакер молчит и медлит. И так понятно из-за чего — просто ему нравится меня изводить и издеваться. Мне стало до сердечной боли жалко себя, никому не нужного и слабого. Перед глазами помутнело, но уже не от замызганных стекол очков. Это непрошеные слезы проложили горячие дорожки на щеках. Я закрыл лицо ладонями, однако не в силах был отвернуться. Не хватало еще расплакаться перед ним, но поздно — тихие всхлипывания, говорили сами за себя. Я буквально морально обнажился перед ним, раскрыл свое нежное нутро личности. Каптор навис надо мной долговязой тенью и сделал то, чего не творил раньше. — Балда, — беззлобно выплюнул программист, но в голосе у него как раньше, уже не звенел металл, и не вибрировала угроза. — Настоящим ты мне нравишься гораздо больше и без всяких «ролей». А сейчас ты, наконец, без маски. Тебе сказали, не верю. Но теперь я верю, трагик. Он как-то «деревянно» и неуклюже, даже будто неумело обнял меня за трясущиеся плечи, прижимая к себе. Сам. Я чувствовал сквозь одежду тепло его тела и какие на самом деле у него жесткие и сильные руки. От него пахло кофе и почему-то жженой изоляцией, но такого упоительного ощущения восторга и трепета я больше не испытывал. Тугой спазм в груди постепенно ослаб. Наверное, я не имею права быть настолько гордым. Ничтожная блажь, сколько можно. — Идем ко мне? Мириться? Каптор сдержанно кивнул.

***

Наши встречи с тех пор были похожи на отравленное вино, что в больших дозах убивало, но в малых притупляло боль. Вот только нигде не было точно указано, сколько унций яда принесло бы успокоение, а сколько — билет в один конец на тот свет. Надежда, глупая надежда. Будто приторная ненависть и спасительная темнота могла ослабить пульсирующий комок нервов, коим я и являлся. Заниматься любовью — это самым естественным образом выражать свое доверие и нежность к партнеру, но у нас секс был чем угодно, но только не проявлением трепетной связи друг к другу. А был скорее желанием раз и навсегда заткнуть оппонента поцелуем, больше похожим на укус, причинить ему душевную боль, сломать морально, скрутить и подчинить. Тогда, отдаваясь его власти, я поверил в существование любви запретной — жгучей, как крапива, затягивающей и душащей, точно смола. Между нами не было ни нежности, ни доверия, ничего общего, что могло связывать нормальные, здоровые отношения, лишь всепоглощающая злость друг на друга и на себя, которая постепенно трансформировалась в незамутненную ничем, необъяснимую страсть, что гасла также неожиданно, как и вспыхивала. Интимная связь с Соллуксом была испытанием. Это все равно, что пытаться седлать молнию — страдать и выть от безысходности, но заводиться еще больше, заряжаясь разрядами электричества. Я все еще более чем уверен, что за фасадом хладнокровия и безэмоциональности Соллукса скрывались такие глубины, дна которых не ведал сам Люцифер. Даже наши поцелуи носили в себе терпкий отпечаток гнева и досады, и мы обменивались ими, словно безжалостными ударами, как борцы на ринге. Нами овладевало наваждение с темным, острым вкусом горечи, той самой, что зовется отчаянием, и что была щедро сдобрена моими не пролитыми слезами. Все расплывалось одним размытым пятном стремительно мелькающих ощущений, граничащих с безумием. Между мной и блондином будто бы происходила какая-то противоестественная ядерная реакция, искра, которая приводила к абсолютно непредсказуемым последствиям, сжигала нас обоих почти до изнеможения, до потери пульса, но делала чуточку счастливее. Его редкие, грубые ласки заставляли меня расплываться, растекаться, превращаться в желе, что было недостойно наследника династии Ампора. Но это случалось с завидным постоянством. Кроме того, Каптором было невозможно насытиться, и ему было всего мало, сколько бы я ему не отдавал. Мы будто постепенно умертвляли сами себя, но не до конца, лишь затем, чтобы воскреснуть. Забывались в объятиях друг друга, которые больше походили на попытку удушения, в яростных стонах и всхлипах, что скорее были криками о помощи, в противоречивом вожделении, которое наутро у нас обоих вызывало отвращение… И новые приступы эйфории. Я ненавидел его, но словно помешанный возвращался за порцией едкой отравы, что заменяла нам отношения. Что-то было в этом патологическое, необъяснимое, но определенно притягательное для меня и для него. Блондин оставлял на мне следы укусов, синяки и царапины, не заботясь о сохранности чужой кожи, точно также как и я, раз за разом расписывал красноречивыми метками его тело. Потом мне доставалась роль циркулярной пилы, но не в том дело. Мы будто были созданы, для того чтобы быть одновременно адом и раем друг для друга. И каждый раз, уходя, я ждал, чтобы он меня догнал. Терпеть его не мог, но все равно он меня зацепил, настолько, что вызывал противоестественное обожание на грани мазохизма. Он был моим самым страшным наказанием и лучшей наградой. Мы с ним будто неразумные дети, несмышленые подростки, не боящиеся обжечься и раздувающие из костра пожар. А на пепелище после нашего сумасшествия героически пал в безызвестность диван. Мы его сломали в первый же вечер, когда бурно мирились. Снова и снова. ===> Каптор разблокировал функцию быть собой. Не упусти возможности побыть Соллуксом. За очень долгое время я вновь испытал какие-то настоящие и сильные эмоции. Сначала это был страх за того дегенерата, который вздумал вломиться в мою квартиру через балкон — я-то понимал, что с его «грацией» ухнуть с третьего этажа не составило бы труда. Потом была пародия на веселье, щедро разбавленная алкоголем и сдобренная моими идеями. Ампора бесил своими глупыми ужимками, повадками и речами, но они у меня вызывали раздражение, которое рождало с собой и нечто новое. Эридан заставлял меня хоть что-то чувствовать, доказывал с какой-то упрямой постоянностью, что моя персона не часть электронной начинки ноутбука или телефона, с подключенным интернетом. Поначалу мне казалось, что какое-то влечение возникало лишь потому, что он совсем не похож на нее, ни капли, что он — то единственное, что не напоминало об Арадии. Но чем дальше, тем больше удостоверялся, что причина изменений в отношениях заключалась не совсем в этом — только рядом с ним я мог оставаться самим собой, получая щедрую порцию адреналина. Из-за него просыпалась страсть — незрелая и взрывоопасная, словно сухой порох. Потому что, несмотря на свои многочисленные недостатки, ему удалось влезть ко мне в душу и обосноваться там с присущей ему наглостью. Он как паразит, но без него почему-то моя жизнь определенно не была такой насыщенной. А ведь стена, что мы строили между собой, — лишь фикция, на самом деле больше нет ни его, ни меня. Только безумие, разделенное на нас двоих, что носило имя — любовь. ===> Ты больше не можешь быть Каптором. ===> Будь другим странным парнем.