Под чужими звездами

Я была готова поклясться, что Матильде мы не нравились. У Барсовых Врат нас встречали люди, чьи имена и титулы я даже не постаралась запомнить. Все это было чистой политикой и задачей герцога Алва, а мне было все равно. По правде говоря, после случая у алтаря равнодушие стало моим вторым именем. Несколько дней после я приходила в себя, едва держась в седле. Однажды вырубилась от усталости прямо на шее коня и Алва поймал меня, медленно выпадающую из седла, за воротник и приказал встать на дневку. Не знаю почему, но герцог Алва наоборот чувствовал себя отлично, чем изрядно злил меня. Хотя, признаться, злил он меня по другой причине. Я многое бы отдала, чтобы вновь взглянуть на свой мир, но увидел он и, к тому же, не оценил, а мне досталось чудище, которое едва меня не убило, и сестра-близнец со шрамом на лице. Великолепно! Я фыркала от досады, отмахивалась от попыток Марселя разговорить меня и, в конце концов, замкнулась. Две недели в Барсовых Вратах прошли незаметно, я практически не выползала из покоев, меня никто не тревожил, а я никому не мешала. Лишь однажды вечером в покои пришел Алва. - Вы желаете говорить, дорита? - спросил он на пороге. Я сидела у туалетного столика и видела его лицо в зеркале. - Нет, соберано. Я не звала вас. - Отчаяние вам не идет, - произнес он, подошел ближе и коснулся рукой моего плеча. В отражении я увидела перстни из серебра с синими камнями и закрыла глаза. Простое человеческое тепло и я едва сдержалась, чтобы не прикоснуться к его руке. - И для него нет причины. - Я просто устала, герцог. Мое путешествие началось задолго до того, как я встретила Марселя в таверне и повернула в вашу сторону. Мы гуляем через весь Талиг, обсуждаем древние проклятия, этот чертов Излом, а потом заглядываем в бездну и она внезапно смотрит на нас. Вот только вы увидели мой дом, а я саму себя. Ступайте, уже поздно и я хочу спать. Он ушел, потому что вряд ли мог что-то сказать. Но вернулся через несколько дней, причем глубокой ночью. - Дорита. Я встрепенулась, испугавшись, что кто-то находится в моей спальне, и прищурилась от света зажженных свечей. - Что вы здесь делаете? - голос спросонья зазвучал хрипло. - Вставайте, мы выдвигаемся, - произнес Алва, а сам уселся в кресло у камина. Привычка что ли. - Что это значит? Еще вчера вы никуда не собирались, Марсель говорил, - пробурчала я, тем не менее откидывая одеяла. - Меня посетила дама. Я усмехнулась, потирая глаза. Создатель, сколько сейчас времени? - Да, герцог, это веская причина, чтобы валить отсюда. Что за дама? - Капитан Гастаки. Она выходец. - Кто? Выходец? Подождите, вы именно про тех самых выходцев говорите? Они что, действительно существуют? - Один из них в соседней гостиной, Афина. Собирайтесь. - Да, конечно, чему я вообще удивляюсь, - буркнула я и услышала смех Алвы. Собралась я быстро, оделась еще быстрее и мы пошли к выходцу, которого как оказалось, развлекал Марсель. – Прошу простить мою задержку, капитан Гастаки, – извинился герцог, пропуская меня вперед. – Надеюсь, мой друг вас развлек? – Ты мог бы еще поболтать, – буркнул развлекатель. – Капитану Гастаки нравится, как я пою. – Он почти меня обманул, – вмешалась Зоя. – Казался таким беззаботным, таким спокойным… Я – я! – ничего не заподозрила, хотя мы издали чуем, когда выстывает сердце. Отвергнуть такую любовь… Якорь ей в душу, кем надо быть?! Я растерянно смотрела на капитана Гастаки, одновременно понимая и не понимая, что именно в ней казалось мне странным. Она была человеком, безусловно, но явно в далеком прошлом, а сейчас… выходец, точнее и не скажешь. Странное промежуточное состояние между смертью и жизнью. Я усмехнулась. Надеюсь, она не питается человеческой плотью или что-то вроде того. – Уже неважно, – вывернулся Марсель. – Этот романс, капитан Гастаки, отныне принадлежит вам и вашему супругу. Если нужно, я могу его записать и потом сжечь. – То, что горит, нам не достается. Только то, что стынет… – Тогда я закопаю его в астрах. Бакра златорогий, сегодня в этой Хандаве хоть кто-нибудь спит?! Ваше высочество… Вы? В дверном проеме стояла Матильда. Она была растрепана, в одном лишь нижнем платье и, кажется, злилась, устремив взгляд на герцога. Сколько еще женщин ему нужно разозлить? Она тем временем, не обращая ни на кого внимания, подошла к Алве и прошипела: – Вы не простились с Этери… Вы остаетесь? – Нет. И нет. – Отдайте ей и убирайтесь к своему выходцу! Я переглянулась с Марселем, не понимая, о чем она говорит, но Алва все прояснил, сам того не ведая. – Ваше высочество, когда я дарю женщине камни, я их выбираю сам. Эта ройя ваша, и она вам нравится. – Моя?! Как же! Альдо ее спер где-то в Олларии… Ворон быстро глянул на свою правую руку и непонятно чему усмехнулся: – Эту ройю подарил Катарине Ариго я. Камень перешел к вам – отлично, пусть у вас и остается. Катарине он больше не нужен, мне – тем паче. – Ну уж нет! Кардинальши краденое не носят, а девчонке в память о… сегодняшнем – в самый раз. – Не буду спорить. Дочери Адгемара эта ройя пойдет во всех смыслах. Если вам неприятно держать ее при себе – подарите, а теперь прошу меня простить. Виконт вас проводит. – Увы, не смогу. – Валме бережно положил на стол гитару и поднял с кресла адуанский мешок. – Это поручение не особое, следовательно, исполнять его я не обязан. – Шутки кончились. – Алва голоса не повышал, но Матильда отчего-то отшагнула к порогу. – Забирай женщину и… – Я не муж ей, – огрызнулся Валме, – а с выходцами мне можно – я узнавал… У меня Франческа замуж выходит, и вообще… моих чувств не оценили. Имею право! К тому же, ты забираешь Афину. – Это не его дорога, – вдруг глухо сказал выходец, – но он пройдет и не остынет. От нас – нет, только от вас или когда придет срок… – Когда придет срок, – выбрал Валме. – Я не студень, чтоб меня кто-то остужал. Когда мы уходим? – Сейчас. Капитан Гастаки, – окликнул пустоту Алва, – еще минуту. Ваше высочество, я понимаю, это невежливо, но вы ведь найдете дорогу? – Я останусь до конца, – внезапно решила Матильда. – Я хочу видеть… – Смотри́те. – Ворон подошел к столу и тронул гитарный гриф. – Рассвет уже скоро, он обещает быть красивым, не пропусти́те… И проследите, чтобы гитару вернули Дьегаррону, я за нее беспокоюсь. – Хорошо. Завтра я подарю ройю Этери. От вас… – Не завтра, когда… Если удостоверитесь, что Леворукий меня все-таки получил, и постарайтесь, чтобы не было слез. Ни ее, ни тем более ваших… Слезы, я усмехнулась, какие слезы. - Герцог, - я обратилась к нему быстрее, чем подумала. Женщина в нижнем платье осеклась на полуслове и уставилась на меня, а выходец словно прозрел и смотрела на меня, словно на божье чудо или что-то мерзкое. Так сразу и не поймешь. - Герцог, вы до сих пор думаете, что там будет Леворукий? – Кто еще, Афина? И вообще-то я намерен вернуться! Капитан Гастаки, вы ведь сможете провести троих? - Она, - кивнула капитан Гастаки, - живая, но кровь… чужая кровь. Она горит иначе! Но я проведу. Дайте руку. Алва взял меня за руку, а с другой стороны Гастаки. И холодная рука Марселя. Мы пошли на выход, в коридор и к лестнице. Фоном промелькнула мысль, что мы не можем так идти постоянно и, вообще, куда мы идем? Но вопросы стерлись сами по себе, чувства притупились, я закрыла глаза. Все это было не важно и кроме дороги ничего не осталось. А когда открыла глаза, то увидела редкий лес и руины. Капитан Гастаки отошла в сторону, Алва как ни в чем не бывало, словно каждый день перемещается в пространстве, повернулся и поцеловал выходцу руку. – До встречи, сударыня! Благодарю вас. Она даже смутилась. - Все еще рассвет? - спросила я, оглядываясь вокруг. - Наверное, - пожал плечами Марсель, рассматривая старые камни.- Куда нас угораздило?Рокэ, ты, часом, не знаешь, где мы и что это за руины? – Похоже, одна из сторожевых башен. До Франциска они по всему северу торчали. – Тут, куда ни сунешься, сплошной север. И ямы. Вон какой овражина… – Нам в другую сторону. – Алва, запрокинув голову, любовался руинами. – Времена Манлия или чуть позже… У выходцев сложно с названиями, но больше всего это похоже на ноймарские предгорья или южные Надоры. – Надоры, – без всякого удовольствия выбрал Валме. – Рожа из-за них грохнулась, выходцы шляются, птиц не слышно. Ну и скверное же место! О, солнышко… Солнце действительно появилось, пробилось лучами через плотные кроны, и тут же заиграла роса на траве. Я потерла глаза, утро есть утро, особенно без шадди. - Куда нам идти, Рокэ? И тут же едва не поперхнулась от того, что назвала его по имени. Герцог, если и заметил, то вида решил не подавать, и спокойно ответил: - Куда зовут. Слышишь? - Нет, - покачала я головой и подошла ближе, словно могла действительно что-то расслышать. – Мэгнусу такой север не понравился бы, – не унимался виконт. – Сагранна лучше, особенно теперь. Лисенок получил свою войну, Бонифаций – жену, Бакна – козлерию, я – отъезд Шелиаха, а без него удоды и те повеселели. Все шло так хорошо, даже ты слегка влюбился. Интересно, как в Бакрии называют обманутых мужей? Вряд ли рогоносцами… – Спросишь при случае. – Мне Барха нравится, – не стал кривить душой Валме. – С другой стороны, откуда нам знать, вдруг супружеский долг ему отвратителен? Коннер говорил, Адгемар предлагал дочь тебе… – Он предлагал ее половине Золотых земель… Этери не прогадала. Она будет королевой Бакрии. Великой. Афина, руку. Трещина была не большой, я могла ее с легкостью перепрыгнуть, но герцог, видимо, решил подстраховать. – А оно ей надо? Я имел в виду величие, - вопросил Марсель. – Надо. Она дочь Адгемара. – Франческа – Гампана, а ей оказалось не надо. – Временно. – Тогда Эмиль будет выглядеть Лионелем и в Савиньяках все окончательно запутаются. Не подумай только, что я ревную. Напиши я Франческе все, что собирался, в самом деле вышло бы обидно, а так… Мое чувство прекрасного не оскорблено. Блондин и брюнетка – не менее красиво, чем брюнет и блондинка, хотя немного жаль, конечно. – Воспользуйся случаем и сочини романс, хотя для тебя все устроилось наилучшим образом. Не писать писем чужой жене гораздо удобней, чем не писать вдове, а писать – тем более. – Ты что-то имеешь против вдов? – Ровным счетом ничего, но вдова может захотеть не только писем, что убьет изрядную долю очарования, так что продолжай не писать. Франческа – это, как ты выражаешься, красиво. Ты еще не думал, на ком женишься? – Думал, только без имен. Раз я больше не проклят, жениться мне нужно, но не сейчас же! – Сейчас это было бы затруднительно. Оно, конечно, не к спеху, но Талигу нужен Ургот, и я вижу только двух пригодных мужей – тебя и Литенкетте. Придд для Елены молод, остальным сразу с женой и тестем не совладать. Я усмехнулась про себя. Вот так эти браки из политических соображений и происходят. В роще, пешком и без завтрака. – Себя и Савиньяка, который Лионель, ты придерживаешь? – У меня, если ты забыл, проклятие, а Ли нужна фарфоровая статуэтка. Желательно с секретом. – Золото или старая гальтарская бронза не годятся? – Нет. Семейная радость Ли – это день за днем не давать разбить свою редкость. То, что можно ронять на пол и без ущерба закопать лет на тысячу, его не привлечет. – Ну и зря, – фыркнул Марсель. – Несомненно. – Носиться со своим проклятием тоже. Ты боишься навредить даме и уходишь, а другие приходят и вредят ей же без всяких проклятий. Вроде Окделла или покойного Килеана… Да, я тебе говорил, что Лионель отлично ладил с Марианной? Сейчас она станет говорить иначе, ибо Эпинэ оглупляет, но можешь поверить – Савиньяк баронессу устраивал, а уж как устроил бы ты! – Да пребудет с ней Эпинэ, а Лионеля я бы в жертву предпочел не приносить. Если не будет другого выхода, Елену он как-нибудь вытерпит, но зачем принуждать себя к тому, что другой сделает с удовольствием? – Угу. Наделять других своими добродетелями пристойней, чем искать в них свои же пороки. Это не я сказал, не подумай… – Само собой, не ты. Валмоны видят в ближних не добродетели и пороки, а то, что может пригодиться, и то, что мешает. – Тебя послушать, какой-то Мэгнус выходит – что не съест, то забодает. – Скорей капюшонная змея. Со сторонним дураком, не в том месте и не в то время оказавшимся, связываться не станет, разве что капюшон распустит. Но вот если рядом кладка, извините… – Я предпочитаю уют и покой, – буркнул Марсель. – Окончательно я в этом уверился на бастионе… Или на козле. Не помню уже, но точно не на ызарге… Уют превыше всего, хотя от него бывают пузо и подагра, только какой уют без цветочниц и приличных физиономий? – Да уж, – согласился Ворон. – Не вломись к виконту Валме обнаглевшее мироздание, кто бы об оном виконте хоть слово дурное сказал? – Папенька. Пусть уж лучше будет мироздание, от него по крайней мере отделаться можно… Не хочешь позавтракать, а то я мяса прихватил? Конечно, один день можно попоститься, но сам же говоришь, приносить себя в жертву глупо. - Поддерживаю, надо позавтракать. - подала я голос, - Я не ужинала, а потом кое-кто выдернул меня из постели. – Ты бы предпочла остаться в Барсовых Вратах? - Нет! - Марсель, доставай мясо. Глупо тащить на себе гнилье. – Ну да, я слышал, что выходцы все портят, но, пока мы с Зоей болтали, вокруг ничего не сгнило и сам я не уснул. А если не уснул я, почему должно протухнуть мясо? Ты можешь бежать помедленнее? Мне надо сумку открыть… Завтракать сели на поваленном еще зимой дереве. Марсель продолжал трындеть, Алва бодро отвечал, а я смотрела на открывшиеся пейзажи. Вот, какая моя жизнь теперь — сказал герцог ночью вставать и собираться. Я встала и собралась. Провел через выходца, а я и не сопротивлялась. И сейчас мы шли неизвестно куда и даже вопросов не возникло. Я глянула на герцога и он, поймав мой взгляд, поднял бровь в немом вопросе. И, конечно, вопросов не последовало.