Под чужими звездами

Если бы у меня был дом, если бы я не была занята каждый день выживанием, я бы, наверное, умерла от грусти. Боль быстро отходит на второй план, когда в кармане пусто, еды осталось на один вечер, а лошадь вдруг начала прихрамывать. На первых порах было легко. Или нет, если честно, трудно вспомнить. Я словно была в тупом оцепенении. Просто старалась есть хотя бы раз в день, спать хотя бы часа четыре, не забывала пить и давала отдохнуть лошади. Иногда ночью резко просыпалась от лошадиного топота, словно одинокий всадник мчался по дороге, но быстро осознавала, что это наваждение, плод моего измученного воображения. Иногда снился Алва и после этого я неизменно была разбита. Хлопоты и трудности дороги не давали расклеиваться в первые дни, а потом и уже не было нужды опираться на них в особо тяжкие моменты. В конце концов, я не в первый раз теряю людей. Спустя полтора месяца путешествия я остановилась, смешно сказать, в Фельпе. В Монпелье случилось познакомиться с караванщиками, которые двигались к морю. Одна пьяная ночь с игрой в карты и мне позволили к ним присоединиться практически бесплатно. Я сразу поняла, что Фельп будет точкой в моем путешествии. Подступала осень, денег практически не было, теплой одежды тоже, а силы и желание двигаться закончились еще в центральной части Талига. Почему-то мне казалось, что я с трудом найду съемную комнату в городе, но обошлось двумя часами ходьбы по домам. Мне указали на Светлую улицу, дом вдовы Фаянто, которая часто принимала у себя путешественников. Я подошла к двухэтажному небольшому дому и сразу заметила даму, сидящую на крыльце с книжкой в руках. - Госпожа Фаянто! Меня зовут... - я осеклась на полуслове. Отчего-то говорить свое настоящее имя не хотелось. Новое имя — новая жизнь. Почему бы нет. - Меня зовут Элизабет Ларсон, уроженка Олларии. Сирота. Я только что продала свою лошадь и могу заплатить за комнату. - Как долго вы планируете снимать комнату, госпожа Ларсон? - спросила вдова, продолжая сидеть в кресле. - Как минимум полгода, госпожа. У меня нет работы, но я найду. - Дети? - Нет. - Заходите, - она наконец встала и спустилась по деревянным ступенькам, чтобы открыть калитку. - Деньги за месяц возьму сразу. Платить будете исправно. День отсрочки и ваши вещи полетят с этого крыльца, а вы следом, госпожа. И нет нужды говорить, что ваше поведение должно быть благочестивым. Намеки на мужчин показались даже милыми. Она могла не беспокоиться — вряд ли я подпущу к себе кого-нибудь в ближайшее время. - Моя спальня наверху. А вот здесь ваша комната, госпожа Ларсон. Комната, небольшая, просто обставленная, стены выкрашены в приятный голубой цвет. Большего мне и не нужно. Кровать стояла в дальнем углу, около окна стол с двумя стульями, напротив у стены шкаф, а на полу лежал коврик в полосочку. Окна выходили на внутреннюю беседку, оплетенную виноградом. - Устраивает? - Да, - я протянула деньги и кинула вещи на стул. - Благодарю вас, госпожа. Так началась моя жизнь в Фельпе. Работа нашлась быстро. Уже через неделю я трудилась в трех домах приходящей служанкой, получая деньги за каждый выход. Меня это полностью устраивало. Каждый день я уходила ранним утром и возвращалась с тяжелой усталостью, когда город покрывала синева сумерек. Госпожа Фаянто, поначалу строгая женщина с крутым нравом, оказалась добросердечной и интересной. Она кормила меня ужинами, стелила новые простыни на кровать и иногда баловала пирожными. А еще она была зоркой, слишком зоркой. Однажды, когда я заканчивала ужинать и от усталости едва носом не клевала, она спросила от кого я бегу. Вопрос сначала поставил меня в тупик. - Я не бегу, госпожа. С чего вы взяли? - Бросай ты эти глупости, - махнула она рукой. - Мне пятьдесят шесть лет, я была дважды замужем и похоронила двух сыновей, а младший ушел служить во флот. Я знаю, когда люди бегут. Врать было бесполезно, а молчать столь долгое время довольно мучительно. - Я неудачно полюбила, госпожа. Я уехала, а он не остановил. Все, история закончилась. - История никогда не заканчивается, - произнесла госпожа, усаживаясь за стол напротив. - Зима на носу, она будет не из приятных, но весной станет легче, поверь мне. Ее слова стали пророческими. Я по правде говоря не жалела о том, что тогда, тем летним вечером, сказала ему правду и уехала. Что меня ждало в том случае? Его деньги, поместье, титул и тяжелое чувство обмана? Так бы и было. Теперь же мое сердце легко, хоть и болит, когда я вспоминаю его, но так жить лучше. Говорят, что время лечит. Как по мне — ничего подобного. Лечит жизнь, если есть что лечить. Я работала без выходных, не жалея собственных сил. Вставала рано утром, терла глаза в полудреме, накидывала тяжелый халат, умывалась, одевалась и шла работать до вечера. Мне нужно было строить жизнь, я ведь не могу годами мыкаться по чужим домам? Деньги накапливались медленно, но исправно. Я не знала точно необходимую сумму, но знала, что работать придется много и упорно. Но иногда бывает, что сама жизнь преподносит крутые возможности. Так случилось и со мной. В тот день было особенно холодно. Я куталась в шерстяной платок, подаренный госпожой Фаянто еще в начале зимы, и шла по улице мимо торговых лавочек к дому, куда меня позвали служанкой. В воздухе кружили мелкие снежинки, покрывая тротуар ровным слоем снега. Говорят, в Фельпе снег не часто идет, но в этом году зима была особенно холодной. Я шла быстро, чтобы не замерзнуть окончательно и по привычке бросила взгляд в окно очередной лавки. И застыла. Там, внутри, спиной к окну, стоял мужчина и рисовал. Я разглядела на холсте холмы, дорогу и синее небо с красивыми переливами. Летний пейзаж. Снег больно щипал лицо, руки начали дрожать от холода, я сделала шаг и открыла дверь. Мужчина обернулся, держа кисточку в руках. Он не был юн, скорее зрел, ближе к тридцати. Южанин с волосами до плеч и трехдневной щетиной. - Чем вам помочь, сударыня? - Я… - до боли знакомый запах краски, кисти и холст смутили меня до глубины души, - я увидела, как вы рисуете. - Вас прислали за краской? - он отложил кисти и вытер руки платком. - Говорите имя. Платье служанки. Он подумал, что я служанка, конечно. Все так думают, что им еще остается? - Я пришла не за краской. - Не выношу наблюдателей, сударыня. Уходите. Ну же, ступайте! - Я художница, - выпалила я первое, что пришло в голову. - Я… я хочу купить у вас краски и холсты. Вы продаете? Он вдруг рассмеялся и махнул рукой. - Продаю, но не тебе. - Что, почему? - Вы, перекупщики, кошки вас дери, покоя не даете. Мои краски и холсты все знают в этом городе, все, а потом мелкие торгаши начинают подсылать хорошеньких смазливых девок, чтобы выкупить у меня краску и продавать подделки или втридорога. Уходи, пока я не расправился с тобой. - Я могу постоять за себя, сударь, - ответила я и указала на листы, лежащие на столе. - А еще я действительно художница, а никакая не девка на побегушках. Дайте мне карандаш и бумаги, сделаю набросок. Он хмыкнул, сложил руки на груди, в его глазах вдруг заиграло озорство и он согласился. Я взяла бумагу, несколько карандашей и принялась за работу. Рисовала его, сидящего на стуле. Когда закончила, он посмотрел на работу, поморщился и сказал: - Не врешь, конечно, но не рисовала очень долго. Он вдруг схватил меня за руку, посмотрел на ладонь и цокнул. - Руки трудяги. Жизнь довела, да? При таком-то славном личике. Тебе рисовать и рисовать, чтобы руку набить. Могу продать тебе краски и холст, если еще не передумала. - Нет, конечно, - ответила я. - Денег с собой нет, но я приду завтра. - Как угодно, - хмыкнул он и вернулся к своей картине. - Еще раз, я недолюбливаю наблюдателей, хоть ты и миленькая. Следующим днем я вернулась с деньгами. Картина, которую он рисовал, была закончена. Стояла в углу комнаты, а хозяин лавки был за стойкой и мешал краску. - Пришла все-таки, - сказал он и улыбнулся. - Были сомнения? - Да, - честно ответил он и кивнул в сторону картины.- Как она тебе? - Скучно. Не люблю простые пейзажи. - Я тоже, - хмыкнул он. - Это заказ. Содержать все это хозяйство как-то ведь надо. Как тебя зовут? - Элизабет, - ответила я, рассматривая картину. Он подошел ближе, встал за спиной так близко, что я почувствовала запах благовоний. Знакомый запах. - Красивое имя. Ты не из Фельпа. - Нет, - покачала я головой. - Оллария. - Гнилой город. - Согласна. Я не знаю, что произошло дальше. Просто в следующий момент я застала себя в его объятиях. Как в дурном романе, ей-богу. Он просто набросился, а я неожиданно скорее для него, чем для себя ответила. И что он ждал, интересно? Что я в добродетели взвизгну и одарю его пощечиной? А ведь скорее всего так и планировалось. Кто-то зашел в лавку и тут же вылетел. Его поцелуи были горячи и приятны, его запах практически сводил с ума и я просто отдалась моменту полностью. - Элизабет значит, - прошептал он, водя кисточкой по моей груди. Мы были на втором этаже, в его спальне, и валялись на кровати. - Я не знаю твоего имени. - Тебя это не смутило, - засмеялся он. - Франциск. Меня зовут Франциск. - Рада знакомству, - засмеялась я, поцеловала его и не смогла оторваться еще несколько часов. Так состоялась наша встреча. Франциск был кэналлийцем по отцу, что меня ужасно рассмешило. - Мать жила в Олларии, там я родился и вырос. А потом влюбился в красотку из Фельпа, переехал сюда, основал эту мастерскую, развелся с красоткой и теперь живу здесь, - говорил он за ужином.- А ты как здесь оказалась? - Надоела Оллария. У моря лучше. - Согласен. Налить еще? - Да. Мы пили и любили друг друга всю ночь. В честь такого плодотворного знакомства, Франциск уступил мне в цене и домой я вернулась с полным комплектом красок, холстов, кистей и даже с мольбертом. Госпожа Фаянто удивилась, но ей хватило такта ничего не говорить. Да и не ее это дело. Наша своеобразная дружба с Франциском была приятна, легка и необременительна как хорошее летнее вино. Мы встречались примерно раз в неделю и обоих это устраивало более чем. Остальное время я тратила на рисование, даже отказалась от двух домов, чтобы было больше возможностей рисовать и это дало свои плоды. В начале весны Франциск посмотрел на мои работы и сказал, что они хороши. - Ты можешь их продавать, да, - кивнул он. - Скажу, что ты стала хорошим конкурентом всем нам. - Я могу продавать их у тебя? - У меня, - удивился Франциск.- Лиззи, что ты видишь здесь? Он обвел рукой комнату и посмотрел на меня с удивлением. - Это моя мастерская, Лиззи. Мое имя на картинах, моя лавка и дом. Хочешь продавать — продавай, совета — спрашивай, любви — я всегда к твоим услугам, но картины свои держи подальше от моей лавки. - Где тогда их продавать, Франциск? - На улице, где же еще? - пожал он плечами. Я послушала его совета и выбрала место, где была хорошая проходимость и стала каждый день приходить утром с картинами. На удивление, продажи пошли хорошо. Я даже бросила свою работу служанкой и полностью посвятила себя рисованию. К счастью, на наши отношения с Франциском мои успехи не повлияли. Госпожа Фаянто, которая вскоре узнала, что у меня появился любовник, не одобряла мои действия, но и выгонять из дома не решилась. - Ты впервые за полгода выглядишь счастливой, - произнесла она. - Теперь видно, что ты молодая девушка, а не убитая горем старуха. И она была права. Я стала часто оставаться у Франциска и ему это, кажется, приходилось по душе. Не знаю отчего, но мы не говорили на какие-то серьезные темы. Все шло, как шло. Он был легок на подъем, красив, помогал мне в рисовании и был отличным любовником. А я становилась счастливой рядом с ним. К концу весны я практически перестала продавать на улице. Сарафанное радио сработало и заказы стали поступать прямиком ко мне через гонцов. Людям нравилось, как я рисую и они готовы были платить за это. Мое финансовое состояние резко улучшилось, я даже думала снять дом, но решила не бросать госпожу Фаянто одну, ведь ее сын так редко навещал ее, хоть и писал исправно. Однажды я поймала себя на мысли, что уже долгое время не вспоминаю о герцоге. По началу ловила каждую новость, каждый слух о нем. О его возвращении в Олларию, о попытках утвердить его на пост регента, которые впрочем провалились. Регентом при малолетнем короле стала Ее Величество Катарина, которая уже полностью оправилась от покушения и своей раны. Слышала об очередных военных действиях, после которых Алва принес королеве победу, а потом я просто перестала слушать и слышать. Жизнь затмила прошлое, как ей и положено. Лишь иногда, приходя к морю, я вспоминала наши ночные встречи на берегу и распитие бутылок. Я сидела на камнях, смотрела на уходящее солнце и думала о замке Алвасете, о герцоге и словно воочию видела, как он сидит у камина, отблеск света на его перстнях и бокал красного вина на подлокотнике. Это было так давно, что действительно казалось прошлой жизнью. Теперь моя жизнь была здесь, в Фельпе, с краской на руках, постоянным творчеством и чудесным любовником. Дни шли, становились все теплее. Я много работала, много времени проводила с Франциском и была довольна жизнь в той мере, которой можно было. Но иногда прошлое врывается без стука. - Афина! Я забыла, как звучит мое имя. Он говорил со мной. Кто-то вдруг начал трясти меня за плечи и я очнулась. Франциск с испуганным лицом навис надо мной. - Лиззи! У тебя кровь! - Что? - прошептала я, приподнимаясь на локтях. Мы были у него в спальне, за окном уже вовсю светило солнце и от яркого света хотелось щуриться. - Рука, - Франциск отвел от запястья платок, который уже успел окраситься красным. - Как ты умудрилась пораниться в постели? Кровь и его голос. Мы ведь… я никогда не думала об этом, но значит ли это, что мы до сих пор повязаны друг с другом? - Может гвоздь в кровати? - отрешенно предположила я.- Ты же знаешь, я беспокойно сплю. - Я слышал. Ты повторяла «герцог, герцог». Что тебе снилось? - Не помню, - честно ответила я. Кровь практически перестала идти, но на всякий случай я завязала новый платок потуже. После этого случая в душе поселилась тревога. Я продолжала жить, рисовать и продавать, но слишком часто ощущала, как подтачивает нечто противное внутри. Франциск не видел моего беспокойства, он в принципе ничего не видел, кроме себя и своих картин. Вечерами я часто отправлялась к морю, а после того сна приходила почти каждый день и сидела, пока солнце не скроется в воде. Мне казалось, что я отпустила, забыла, но стоило раз услышать его голос, да еще и во сне, как тоска, как древнее чудище, зашевелилась внутри меня. Я поняла, что скучаю. Тщетны ли были попытки построить новую жизнь? - Глупо так, - проговорила я, сидя на теплом камне. Море сегодня волновалось, сильные волны обрушивались на берег, принося с собой водоросли и ракушки. Иногда мелкие капельки воды добирались до меня и попадали на лицо. Однажды к моему излюбленному месту пришел Франциск. Он был доволен и улыбался. - Пойдем со мной, - сказал он, протягивая руку. - Зачем? - У меня подарок для тебя, - шепнул он. - Пойдем ко мне. Его дом, как и мой, был недалеко от пляжа, но мы вернулись, когда уже окончательно стемнело. Он привел меня в спальню и кивнул на белую коробку на кровати. - Что там? - Смотри, - сказал он и с довольной ухмылкой уселся в кресло. Я недолго думая сняла крышку и замерла. Внутри лежало платье нежного персикового цвета, расшитое жемчугом и коричневой вышивкой. Я прикоснулась к ткани, такой чудной и приятной, и нерешительно вытащила платье из коробки. - Франциск! - Тебе нравится? - Да, конечно. Но с чего вдруг? - Помнишь, ты жаловалась, что у тебя нет ни одного приличного платья? Теперь есть. Ты ведь не можешь появляться при заказчиках в твоих домашних? Он был прав. Приличные платья стоили дорого, у меня были деньги, но на такую чепуху их совершенно не хотелось тратить. К тому же, некоторые краски так подорожали, а простые мещанские платья больше всего подходили для того образа жизни, который я вела. - Это прекрасно. Франциск, спасибо тебе. Его губы пахли черникой. Он притянул к себе, усадил на колени и по обыкновению обнял. - Надо выпить вина, Лиззи. И я буду пить его с твоих губ. Идея была прекрасной, но вспомнили мы про нее только утром. Платье было первым подарком, но далеко не последним. Украшения, чулки, ленты. Я едва ли не каждую неделю получала новый подарок и, признаться, это было чертовски приятно. Так приятно, что моментально вскружило голову, пока однажды чудесным летним утром ко мне не пришел гонец с письмом от Франциска. Госпожа Фаянто как раз была дома, она сидела в кресле на крыльце, а я стояла подле с письмом в руке и тревогой на сердце. - Оно не исчезнет, если будешь на него только смотреть, - проговорила госпожа. - Открывай, может что-то случилось. - Он никогда не посылал письма. Записки — да, но не письма. Я вскрыла печать и развернула листки. Письмо не было длинным, конечно, письма о расставании длинными не бывают. - Что пишет этот молодой человек? Элизабет? - Он женится. - Женится?! - удивленно воскликнула госпожа Фаянто. - На ком? Вопрос остался без ответа. Он просил не приходить, но как так можно? Злость, страх и боль кипели во мне, практически выплескивались через край. Я влетела в его лавку уже через полчаса. Франциск сразу кинулся ко мне: - Нет, нет, Лиззи, не устраивай сцен. - Что все это значит?! - Лиззи, успокойся. - Успокоиться?! - выкрикнула я. - Еще вчера мы с тобой гуляли по пляжу, а сегодня ты присылаешь мне это письмо. Почему? На ком ты, черт побери, женишься? - Ты ее не знаешь, - проговорил Франциск. - Думаешь мне от этого легче станет?! Почему ты на ней женишься? Он молчал. Только пошел красными пятнами. - Почему?! - снова воскликнула я. - У меня нет выбора, - сломленно проговорил он. - Прости меня. - Простить?! Ответь мне, почему ты женишься на ней? - Она носит моего ребенка. Дыхание сперло, я попыталась сделать глубокий вдох и закашлялась. Франциск молчал, опустив глаза, словно нашкодивший ребенок. Хотя именно так и было. - Поверить не могу, - проговорила я. - Ты мне говорил, что никогда... - Если мы не поженимся, ее отец, он влиятельный человек, он уничтожит мою лавку. Лиззи, у меня нет выбора. Я не хочу этого, поверь, но иначе я все потеряю. - Значит, чтобы выйти за тебя, нужно было пригрозить закрытием лавки. Какая прелесть! - я саданула рукой по стойке и вылетела наружу. Сукин сын! Я рванула вверх по улице, не разбирая дороги. И шла до тех пор, пока не запыхалась окончательно. Черт побери, он женится! Быть может, будь другая ситуация, я могла бы понять. В конце концов, мы не признавались друг другу в высоких чувствах и не собирались в скором времени жениться. Но только не сейчас. Мы всегда были с ним осторожны в вопросах детей, но в начале лета я поняла, что вполне могу носить его ребенка. Тревога была ложная, но я успела поговорить с ним на эту тему. - Ребенок, - проговорил он тогда. - Я был женат, Лиззи. Это не для меня. Я художник, посмотри на все это, - он вновь обвел рукой свою мастерскую, такой излюбленный жест, который вмиг стал мерзким. Этот разговор состоялся буквально месяц назад и сильно обеспокоил меня, а теперь я вышагивала по мостовой в злости и отчаянии из-за его скорой женитьбы. Сукин сын! Домой я вернулась под вечер. На столе меня ждала бутылка вина и бокал. Госпожа Фаянто явно знает, что нужно в таких случаях. Я усмехнулась, взяла бутылку, села на кровать и отхлебнула прямо из горла. Он не стоил того, чтобы печалиться даже несколько дней, но сегодня я буду пить. Через несколько дней гонец принес мне записку и коробочку, в которой лежало кольцо. Я даже не стала читать записку, а украшение просто отдала госпоже Фаянто. Та хмыкнула и продала его, кажется, в тот же день. К сожалению, разрыв с Франциском повлиял не только на мое душевное равновесие, но и на работу. Раньше я часто рисовала в его мастерской, где было много пространства и правильного света. Теперь же мне приходилось как-то выкручиваться и рисовать в доме госпожи Фаянто, что было крайне неудобно из-за полумрака и отсутствия места. В конце концов, через пару недель, я арендовала комнату при торговой лавке по соседству, потратив на это изрядную долю денежных запасов. А еще через месяц я поняла, что поток клиентов, которых обычно приводил ко мне Франциск, иссяк. Деньги заканчивались быстро, поэтому мне снова пришлось выйти торговать на улицу. День за днем, неделя за неделей, я рисовала и продавала, живя без особых излишеств, но и не голодая. Я продолжала ходить к морю с тяжелым чувством того, что нахожусь не на своем месте. Легко быть счастливым, когда тебя боготворят, да и признаться, я сама была немного влюблена во Франциска. Но с его исчезновением моя жизнь немного потускнела. Словно я была взаперти, находилась лишь в одной комнате и смотрела на жизнь из окна. И в конце концов, я поняла эту горькую правду — я никогда в жизни не была счастлива по настоящему. Меня делали счастливой мужчины: Максим, Алва, Эрнест, Франциск. И это так безрассудно. Я приняла это осознание, выдохнула и стала работать над собой, но как же судьба любит иногда посмеяться.