Под чужими звездами

Дни становились теплее. По утрам я вставала, подходила к окну и замечала, что в саду начинают распускаться бутоны цветов. А если открыть окно и прислушаться, то можно даже уловить их тонкий запах. - Ты так в окно смотришь, словно пытаешься суженого углядеть, - усмехнулась Инес, закрывая за собой дверь. Утром она нередко приносила мне воду для умывания, хотя ей совершенно не обязательно было это делать. Слуги должны заботиться о соберано, а не друг о друге. Но Инес с присущей только ей мягкой настойчивостью продолжала таскать мне воду, а иногда даже усаживала перед зеркалом, чтобы расчесать волосы. - Ты только представь, всяким барышням знатным так каждое утро делают. Расчесывают, одевают, приносят драгоценности, - мечтательно протянула Инес, завязывая мои волосы в хвост. - Эти барышни не способны даже одеться самостоятельно, чему тут завидовать, - пожала я плечами, глядя на Инес в отражении зеркала. - Вот тебе точно можно завидовать, - сказала она вдруг. - Если ты действительно не мечтаешь стать знатной дамой. Я посмотрела на свое отражение. Стать знатной дамой? Для чего? Да и кому я здесь нужна? Для этого нужно купить титул или удачно выйти замуж, а последнее предполагает приданое. Приданое... Боги, какое устаревшее слово. Оно иногда использовалось в моем прошлом, но я толком не понимала его значения. А здесь у каждой молодой девицы оно было. И чем больше, тем лучше. После слов Инес я впервые серьезно задумалась о своем будущем здесь, в этом мире. Я не находила ответы в книгах, и шансы на возвращение были мягко говоря минимальны, поэтому оставалось лишь привыкать к новой жизни. Но как можно привыкнуть к миру, где для женщин не было какого-либо выбора, кроме цвета ниток в очередной вышивке? Я с ужасом осознавала, что у меня нет никаких возможностей. Раньше я была вольна учиться, выбирать профессию, строить карьеру или вкладываться в семью, жить путешествиями и приключениями, а еще любить и не любить, рожать или не рожать. Это было ужасно сложно — осознать, что ты ничего не стоишь здесь, потому что женщина. В начале месяца в один солнечный день я гостила у Лиз. Мы пили травяной чай и болтали о каких-то пустяках, когда за дверью зазвонил колокольчик. К Лиз приходили часто — матери дочерей, которые вот-вот собирались родить, взволнованные отцы, старшие дети и соседи. Лиз выслушивала торопливые объяснения, подхватывала все готовую сумку с инструментами, и уносилась делать добрые дела. Лиз с видимым недовольством поставила чашку на блюдце и пошла к двери. Я успела углядеть, что это был мужчина в простой рабочей одежде и шляпе, взволнованный, как все будущие отцы. - Винная улица. Недалеко отсюда. Проводишь меня? - Конечно, - кивнула я и потянулась за своим темным плащом. Вместо главной улицы Лиз выбрала короткий путь — через мелкие тесные улочки между домами. Мы шли быстро, но я сразу заметила разительную перемену. Между старых домов, которые казалось вот-вот развалятся, были натянуты веревки с желтыми простынями. С некоторых из них вниз капала мыльная вода. Одна капля попала мне на щеку и я брезгливо стерла ее рукавом. Из окон стали выглядывать женщины в засаленных платьях. Я в строгом платье служанки на фоне этой нищеты казалась настоящей леди. - Прости, что пришлось выбрать эту дорогу, - сказала Лиз, огибая какого-то пьяницу, разлегшегося на дороге.- Бедные кварталы. - На нас так смотрят, - прошептала я, когда очередная женщина, стоящая на пороге своего дома, окинула нас презрительным взглядом. - На тебя, - ответила Лиз. - На тебя так смотрят. Меня здесь все знают. Я часто принимаю роды у здешних женщин. Единственная во всем районе повитуха, которая соглашается работать здесь. - Почему? - Никто из них не может заплатить. Это край, Афина. Грязь, нищета, пьянство, разврат. И много голодных детей, которые спят вчетвером на одной кровати. Мы подходили к какому-то кабаку. На крыльце стояли женщины в ярких платьях, разукрашенные сверх всякой меры. Обычные шлюхи. - Ох, Лиззи, давно мы тебя не видели, - воскликнула одна из них радостно. - Заткнись, - отозвалась другая в зеленом платье. - Лучше будет, если мы никогда ее не увидим. - Я тоже рада, девушки. Удачного вам дня, - засмеялась Лиз и пошла дальше, а я поспешила за ней. Но как бы я не спешила, все равно успела заметить в окне танцующую девушку, которая уже снимала с себя нижнее платье. - Ты и здесь роды принимала? - спросила я у подруги. Она усмехнулась, но как-то горько. - Я не только повитуха, Афина. Не хотела тебе рассказывать. Есть травы, я их собираю и они покупают. И не только они. Очень много женщин. Но иногда они не помогают. - И как это происходит? - спросила я, глотая ком. Анестезию здесь еще не придумали и я могла только внутренне сотрясаться от мысли, какую боль терпели здесь женщины, делая аборты на живую. - Ты действительно хочешь это знать? - Но почему ты делаешь это?! - воскликнула я. - А разве есть выбор? - Лиз остановилась и посмотрела на меня. - Не только шлюхи, но и добрые матери рожают и топят младенцев. Потому что этот ребенок тринадцатый или десятый, рожденный перед зимой, и которого они не смогут выкормить. Такие матери воют от горя, когда рожают. Избавиться от нерожденного ребенка гораздо легче, чем от кричащего младенца. Я промолчала, не зная, что ответить. На глазах сами собой навернулись слезы. Ведь я могла оказаться среди тех девушек. Если бы прошлой осенью я не упала в обморок перед домом Алвы, если бы он не согласился принять меня, я бы вряд ли смогла выбраться. И когда-нибудь мы бы встретились с Лиз не как подруги. Я вдруг осознала, что в свои двадцать два года я почти ничего не знала. Знала в Москве, где научилась зарабатывать на жизнь в пятнадцать лет, где связалась с алкоголем, а потом избавилась от зависимости, где развратничала, но у меня не было шансов залететь, где дважды поступала в разные университеты, где любила и ненавидела, где жизнь всегда была впереди, открытой и полной возможностей. Но что я знала о безысходности и настоящей нищете, когда само общество не оставляет выбора? - Но ведь должна быть помощь, - сказала я, когда мы вышли на Винную улицу. - Таким людям, таким женщинам. - Таким падшим женщинам не помогают, Афина. Прости, что я повела тебя такой дорогой. Не думала, что ты такая впечатлительная. На тебе прям лица нет. - Я никогда не видела, не знала... - Молчи, - приказала Лиз. - Ступай домой, выпей чай с печеньем и перестань думать обо всем этом. Оно нас не касается. Но мне пора, та дама ждет. - Да, ступай, - сказала я и пошла вдоль улицы мимо красивых домов с цветами на окнах, за станами которых жили люди, которым бедность не дышала в спину. Тогда все и началось. Я постоянно мысленно возвращалась в тот день, а еще часто вспоминала день, когда попала сюда. Было ли что-то необычное, что я могла не заметить, что-нибудь, что дало бы мне подсказку о будущем? Я вспомнила тот осенний день до мельчайших подробностей, но так ничего и не поняла. На вопросы, которые роились в голове, не было ответов. Почему я ничего не помню о перемещении сюда? Почему ночью я сворачивала именно на те улицы, которые привели меня к поместью герцога Алва? Почему я упала в обморок? Почему не очнулась спустя несколько минут? Почему меня нашли кэналлийцы? Все это мне казалось огромной удачей, особенно после того, что я увидела на улицах бедного района Олларии. От выматывающих раздумий меня спасала работа служанкой. Я мыла, стирала пыль, разносила вещи, помогала на кухне, убиралась в покоях герцога. И в этих хлопотах находила частичное умиротворение, ведь книги давно перестали меня успокаивать, а кисти напоминали о доме слишком сильно. Иногда очередной бессонной ночью, которая делала меня сонной клушей днем, я доставала из-под кровати свою рюкзак. Там до сих пор лежали все мои вещи — телефон, конспекты, книги по рисованию, чеки из магазинов, записки-напоминалки, кошелек с деньгами и карточками разных банков. А еще лекарства. Странным было то, что за время пребывания здесь я ни разу не заболела, хотя не отличалась крепким здоровьем дома. Я сидела на полу и разглядывала свои вещи. Каждый раз новым взглядом, понимая, как сильно скучаю по своему прошлому. Мне не хотелось все это выбрасывать. Зачем? Прошлое все равно останется со мной навсегда, так почему бы не научиться вспоминать о нем без боли? Работа была моим щитом от прошлого и будущего. Я надевала темное платье служанки с белым передником и спешила исполнять свои задачи. И было еще кое-что. Тренировки по утрам с герцогом, которые стали возможностью чувствовать себя собой. Да и просто чувствовать. Несомненно, спорт всегда был и останется лучшим антидепрессантом. - Ох, вот ты где, - Инес всплеснула руками. - Вечно приходится тебя искать. Я посмотрела на чашку с остывшим чаем и пожала плечами: - Задумалась. Что-то случилось? Инес села за стол напротив меня и покачала головой. - Ничего особенного. Хотела предупредить тебя, чтобы ты не ходила мимо покоев соберано. - А что такое? - Какая ты любопытная. Он играет на гитаре, - ответила Инес. - Он часто так? Запирается ночью и отыгрывается на гитаре, - спросила я, ставя чайник на растопленную печь. - Бывает. У соберано сложная жизнь. Сложная? Он сын великого рода, повелитель, герцог Алва, Первый маршал Талига, у него много обязанностей, но разве таких как он не приучают к этому с самого детства? Я усмехнулась. Сложная жизнь у молодой бедной семьи, которая едва сводит концы с концами, или у талантливого музыканта, который работает по двенадцать часов в сутки у кого-нибудь в подмастерье, а сам мечтает о музыке. Сложности наступают, когда невозможно выбирать. А Рокэ Алва волен делать все, что угодно. У него для этого достаточно денег, власти и сил. - Эй, ты куда? - воскликнула Инес, когда я направилась к двери. - Пойду к себе, - буркнула я в ответ. Надеюсь, Инес привыкла к моим переменам в настроении. Я действительно хотела пойти к себе. Или в библиотеку. Но когда я вошла на третий этаж, то услышала песню и его голос. Дверь одной из комнат была открыта, из нее лился свет камина, и я с досадой вспомнила, что Инес сказала про покои герцога, а не про его кабинет. Следовало уйти, но я всегда говорю себе, что нужно уйти. На этот раз я осталась. Застыла в коридоре, слушая рвущие душу напевы. Мелодии сменялись одна за другой, а я все стояла и слушала. Ноги предательски начали болеть, к тому же я целый день сегодня бегала по мелким поручениям, но уйти было выше моих сил. Следующая мелодия оказалась не такой надрывной, с натяжкой ее можно было назвать веселой. Я улыбнулась и тут послышался голос герцога: - В ногах правды нет, Афина. Заходите и садитесь. Сердце екнуло и провалилось куда-то в район пяток. Как он узнал?! Я сделала шаг, второй... и заглянула в комнату. Герцог сидел в кресле напротив камина с гитарой в руках, а рядом кубок с вином. - Как вы узнали, герцог? - Вашу походку не спутаешь, - отозвался Алва. - Но... на лестнице и в коридоре ковры, - сказала я и вошла в комнату. У стены оказалось еще одно кресло и я, схватившись за ручки, пододвинула его к камину. - И что с моей походкой? - Поэтому я и выбрал эти покои. А походка... Леворукий, если все женщины вашего мира похожи на вас, то можно сразу спиться. Я и не думала обижаться. Герцог был пьян и к тому же прав. По сравнению с здешними красотками, которые хорошие манеры впитали с молоком матери, я выглядела знатной колхозницей. - Не хочется вас огорчать, но да, только большое количество вина спасет положение, - с усмешкой произнесла я и в подтверждении своих слов дополнила кубок герцога "Дурной кровью". - И себе налейте, - сказал он и я послушно взяла второй кубок с подноса на столе. Никогда еще не отказывалась от хорошей выпивки за чужой счет. - Если я вам так не нравлюсь, тогда почему, зачем тренировки, портрет, даже этот вечер? - спросила я, усаживаясь обратно в кресло. - Разве я утверждал подобное, дорита? - произнес Алва и посмотрел на меня взглядом, в котором так и читалось: "она еще и глупенькая". - Мне трудно судить о ваших словах,- только и сказала я. - Видимо, вас все это безумно веселит. Алва не стал отвечать, просто склонился над гитарой и вновь запел, а я слушала. Как и много раз до этого. Вино кончалось быстро, даже слишком быстро. Я наполняла наши бокалы и слушала песни на кэналлийском. Иногда проскальзывали напевы на других языках, острых как кинжалы, тяжелых как грозовое небо. И в этот час, который он пел, я мечтала услышать лишь одно - русскую речь. Но петь здесь и сейчас, особенно после нескольких кубков вина, я не собиралась. - Вы нашли свои ответы? - неожиданно спросил Алва и я почти сразу поняла, о чем речь. - Нет. Зато нашла много книг, которые были интересны вам. - Чем только не интересуешься в юности, - пожал плечами герцог. - Это могло быть весело. - Что? - Если бы я оказался в вашем мире. Он пьян, определенно. - Ничего бы хорошего не вышло, - ответила я. - Хотите знать, кем бы вы были там? Герцог повернул голову, синие глаза нехорошо блеснули в свете огня, но я не могла уже остановиться. - Вся правда в том, что вы были бы никем. Вы не представляете, насколько мой мир иной. Вы бы не выдержали этого... инфантилизма. - О чем вы говорите, дорита? - О безразличии. - Меня давно не трогает чужое равнодушие, как впрочем любовь и ненависть. - Я не сомневаюсь в этом, но... у вас не было бы возможностей. Без денег, имени, в стране полной бюрократии, где нет места тем, кто выделяется. Я бы не смогла вам никак помочь. Талиг принял меня с оговорками, но Россия вас бы сломала. - Кем вы были? - спросил он вдруг, словно пропустив мою тираду мимо ушей. А я не знала, что ответить. - Вам интересно узнать историю моей жизни? В двух словах сочинение на тему "моя прошлая жизнь" не будет. - Говорите, - приказал герцог и начал перебирать струны. - Определенно я не была там служанкой. Я была... свободной. Вольной выбирать собственную жизнь, выбирать себя, а не работу, мужчину, чужие мнения и чувства. Я начала работать в пятнадцать, чтобы уйти из-под опеки моей матери, которой всегда было слишком. Отец был моряком и его долго не бывало дома. В шестнадцать, переехав в отдельное жить с подругой, я зажила почти по взрослому. Ну знаете, работа, счета, ночные пьянки, которые нередко заканчивались в постели с каким-нибудь парнем, - я усмехнулась. - Половину имен я даже не помню. А потом пришло осознание, что у меня реальные проблемы с выпивкой и связями. Я даже за ум взялась, в университет поступила, но потом все опять пошло под откос. Но вместо выпивки я решила поработать на будущее. Я ведь всегда хорошо рисовала. Год безудержного веселья в виде работы и учебы в художке, и вот я уже в художественной академии. А потом я попала сюда, герцог. В начале своего пути. Я могла стать художницей, рисовать на заказ, купить свое жилье, найти человека, с которым проживу всю жизнь, но я здесь и не на своем месте. И поэтому все очень плохо, хотя я сознаю, что могло быть хуже. Но я никогда не смогу прожить ту жизнь. - Вы проживете свою жизнь здесь, - сказал герцог. - Смирение вам не к лицу, но выбор у вас есть. - Какой? - У вас довольно необычная внешность, сударыня. Вас можно назвать красивой, - проговорил герцог задумчиво. - Выходите замуж. Вы вполне сможете получить графа, у которого будет золото, а золото — славный слуга. Будете учиться, рисовать и что-нибудь еще. - Отлично, - фыркнула я.- Я не дура, герцог. Сейчас я в лучшем положении, чем можно представить. Герцог улыбнулся краешком губ. Мелькнуло на секунду осознание его слов, но тут же потухло под натиском вина. Он меня... проверял? - Заходи и садись. Я дернулась и уставилась на герцога, не понимая, кому он говорит. Но смотреть надо было не на герцога, а на дверь, где стоял герцог Окделл. Мальчишка послушно зашел и сел на первый попавшийся стул. - Не туда, иди к огню. Вы очень вовремя, юноша. Девушку, на которую вы так беззастенчиво пялитесь, зовут Афина. Она будет составлять нам компанию на тренировках. Юноша вспыхнул до корней волос, а я едва поборола желание неприлично заржать. Юный герцог выглядел малость офигевшим. Ну, конечно, едва ли он предполагал, что тренировки с Алвой включают тренировки со служанкой. Вот только я подумала, что он промолчит. - Но она ведь... - Кто, юноша? - перебил его Алва. - Она служанка, - ответил герцог. Почти твердо. - Она моя служанка, а вы мой оруженосец. Хотите удовлетворения, извольте заниматься, как я хочу. А сейчас налей и выпей. И дорите тоже. Кислая физиономия юного герцога говорила сама за себя, но вино он мне налил. - Пей, - приказал герцог и юноша послушно выпил. Я лишь пригубила, не желая напиваться слишком сильно, но у вечера были свои планы. Герцог склонился над гитарой и полилась песня. Я слушала, прочем следя за наличием вина в кубках. Юноша разомлел быстро, даже слишком быстро. Откуда-то взялся незнакомый человек с королевским гербом на плече, и музыка смолкла. - Господин Первый маршал! - Посланец был явно ошарашен. Я представила, что он видел: рьяного маршала, девушку и полупьяного парня. Одного герцога было бы достаточно для удивления и даже испуга. - Вы должны быть у Его Величества. - Я никому ничего не должен. - Рокэ отложил инструмент и взял бокал. - Сегодня я хочу сидеть у камина и пить «Дурную кровь». И я буду сидеть у камина. - Его Величество… - Во дворце целая армия придворных. Полагаю, они в состоянии чем-то занять одного короля. Ступайте назад и передайте, что маршал Рокэ пьян и предлагает всем отправиться к кошкам и дальше. - Но, господин герцог, я не могу… - Ну, тогда соврите что-нибудь куртуазное. Хотите выпить? - Нет… - Врете. Хотите, но боитесь… Ладно, идите. - Рокэ повернулся к Ричарду: - Можешь считать это уроком, Дикон. Никогда не надо мчаться на зов, даже к королям. Королей, женщин и собак следует держать в строгости, иначе они обнаглеют. Уверяю тебя, нет ничего противней обнаглевшего короля… - Люди Чести служат своему Очете… Отечеству и своему королю, - запинающимся языком пробормотал Ричард. Я посмотрела на парня и слегка покачала головой, никогда не любила эту стадию опьянения — когда большей части компании хотелось поговорить о политике. - Эк тебя разобрало, - вздохнул Рокэ, перебирая струны, - счастлив тот, кто спьяну кричит о бедах Отечества… Ветер… Ярость молний, стойкость скал Ветер… Крики чаек, пенный вал Ветер… Четверых Один призвал Ветер… Скалы… Лед и Пепел, с гор обвал, Скалы… Миг и Вечность, штиль и шквал Скалы… Четверых Один призвал Скалы… - Откуда вы это знаете?! - почти выкрикнул Ричард и я вздрогнула от неожиданности. - Я при всей своей подлости рожден Человеком Чести, - засмеялся Алва, - тут уж никуда не денешься. Мне это нужно, как Моро пятая нога, но я - Повелитель Ветров, сын Восхода и Полудня и прочая, и прочая, и прочая. Просто все об этом забыли… Вы, потому что вам зазорно быть в одной упряжке с отродьем предателя, я, потому что меня тошнит от талигойской тупости. - Вы… вы… - Мы же договорились, юноша, - поморщился Рокэ, - научитесь держать шпагу и получите свое удовлетворение. Убивать вас сейчас пошло… К тому же мне любопытно, смогу ли научить Окделла драться, как Алва… Если у меня получится, я возьмусь за Моро. - За Моро? - Именно. Я обучу его играть на гитаре. То, на что вы таращитесь целый вечер, называется гитарой. Ее придумали мои предки-мориски, и души в ней поболе, чем во всех лютнях и мандолах мира. - Ворон засмеялся и взял несколько аккордов. - Мы, мерзавцы, иногда бываем сентиментальными, а иногда - веселыми. Люди благородные всегда до отвращения серьезны. Мой вам совет, Ричард Окделл, - сильные пальцы вновь побежали по струнам, — если не хотите сдохнуть от скуки, держитесь подальше от напыщенных павлинов вроде Придда или Штанцлера. Я слышала о семействе Приддов — Повелители Волн, но второе имя было совершенно незнакомым. Юноша тем временем покрылся пятнами. - Это окско… оксорбление, - не очень уверенно выговорил Дикон. - Да ну? - Алва отложил гитару и налил себе вина. - Вы доверяете кансилльеру, юноша? - Разумеется. - Дикон решил встать и уйти. Подняться ему удалось, но затем его повело в сторону, и он неуклюже свалился обратно в кресло. - Вы слишком много выпили, - поморщился маршал, - так что сидите смирно. Я не желаю знать, что вы ели на ужин, а станете дергаться — вас вывернет наизнанку. Но вернемся к вашему кансилльеру. Он знает, что я о нем думаю, но молчит. И вы молчите. Иначе вашего драгоценного Штанцлера придется считать трусом, глотающим оскорбления. Впрочем, он и есть трус… - Эр Аугггуст… не тур… трус! - Трус, - отрезал Алва, - в отличие от вашего отца. Именно поэтому Эгмонт мертв, а Август всех нас переживет. - Ккак вы смеете говорить о… о моем отце… Вввы… - Я смею все, юноша. И буду сметь. Мне не нужно ничьей милости — ни от Создателя, ни от людей, если предположить, что люди на нее способны. Но и от меня милости не ждите. - Я… и не жддду, - возмутился Дикон. - Правильно, вы ее лопаете нежданной. Вы были рады, Окделл, когда я раз за разом прогонял от вас волка. Рады и счастливы. И это правильно - нет ничего глупее смерти в семнадцать лет из-за дурацких фанаберий. Жизнь одна, юноша, и ее нужно прожить до конца. Глупо самому укорачивать то, что с восторгом укоротят другие. Какого змея вы, ничего не понимая, влезаете во все эти драки, склоки и передряги? Вам что, там медом намазано? - Вввам не понять… - Изумительный довод! Лучше выглядит только гордый уход, но это у вас сейчас не получится. - Маршал вновь склонился к гитаре. - Будьте осторожны, Ричард Окделл, - у Добра преострые клыки и очень много яду. Зло оно как-то душевнее… Пейте, юноша. Утром вам так и так будет худо, так постарайтесь вытянуть побольше из вечера. А я спою вам песню о ветрах далеких… Нет, петь юному Окделлу герцог не собирался. Так начиналась новая песня. Возможно, разумнее было убраться из комнаты, чтобы не становиться невольной свидетельницей таких разговоров, но когда я вообще поступала разумно? У них явно непростые отношения. Судя по разговору, герцог не раз уже вытаскивал парня из передряг, а юноша это, кажется, не до конца осознает. Интересно, что нужно сделать, чтобы он понял? Плакат ему что ли нарисовать? Хотя не мое это дело, далеко не мое. Юный герцог вырубился первым. Герцог продолжал перебирать струны, а я смотрела на него. Вино, огонь и близость к нему сделали свое дело - я смотрела на герцога почти влюбленными глазами. Невозможно столько выпить и не захотеть человеческого тепла, которого так давно не было. Я усмехнулась собственным мыслям и закрыла глаза. Искуситель хренов. Не знаю, сколько продолжался вечер. Видимо, я умудрилась уснуть в кресле, но разбудили меня чужие голоса, говорящие на кэналлийском. В комнате стоял дежурный паж, герцог был рядом и держался так, словно мы не распили около десятка бутылок на троих, точнее на двоих с половиной. Паж ловко подхватил герцога Окделла на руки, словно только и делает, что таскает тяжелых мужиков до их спален, но тяжелая поступь все же выдала, что ему тяжеловато. Герцог обернулся, увидел, что я не сплю и молча протянул кубок с вином. Я сделала глоток, но поняла, что он явно лишний. - Мне бы спать уже, - произнесла я, вставая с кресла. Мир, конечно, закружился и не сказать, что я не была готова к этому. Руки герцога были горячие, я почувствовала их сквозь ткань платья. - Поставьте обратно, я дойду. У меня знаете ли большой опыт. - Не сомневаюсь в вашем опыте, - усмехнулся Алва, выходя в коридор со мной на руках. Его самого качало, все-таки вино действует на Алву как и на простых смертных. - Вы шатаетесь, герцог. - Это никогда не значило, что я не мог довести эреа до спальни. Я не выдержала и засмеялась. Герцог действительно дотащил меня до спальни, но с трудом. Особенно тяжело далась лестница. Герцог открыл дверь в мои покои и в полной темноте как-то нашел кровать. И тут я вспомнила, что это уже не в первый раз происходит - когда герцог тащит меня пьяную спать. Не знаю, что подвело - темнота, скользкие полы, которые я сегодня полирнула специальным воском для пущего блеска, или то, что мы были пьяны вдрызг, но герцогу не удалось красиво уложить меня на кровать. Завалились мы оба, при этом я явственно ощутила, что герцог оказался тяжелым для его телосложения. - Простите, дорита. Кажется, я подскользнулся, - произнес герцог, переваливаясь на спину. Значит, чертовы полы. Какая прелесть. - Нет, просто мы пьяны. Я переползла на подушку, одной рукой нащупав ремешки на обуви. Хорошо бы еще платье стянуть, но тут я как-то осознала, что герцог и не думает вставать. Я приподнялась на локти. - Герцог? Леворукий! Алва спал. Я была пьяна, но даже в этом состоянии поняла, что дело дрянь. Придет завтра Инес и увидит меня и герцога, пускай и одетых, но с характерным душком после попоек. Ох, она мне устроит. От одной этой мысли я подскочила и дернула Алву за плечо. На удивление он даже проснулся. - Был бы у меня пистолет, я бы в вас выстрелил, - произнес он. - Вы спите в моей спальне. - Которая находится в моем доме. - Вас утром увидят, герцог! - воскликнула я и схватила его за руку. Герцог приподнялся, в свете неполной луны я увидела его глаза и даже успела испугаться. Он схватил меня, слишком резво для пьяного мужчины опрокинул обратно на кровать и оказался сверху. Пахнуло вином, его лицо было совсем близко, а рука даже с нежностью очертила ключицы. - И что дальше, насилие? - прошептала я. - Не следует этим шутить. Вы переходите границы, Афина. - Для меня не существует границ, - прошептала я в ответ и осознание яркое, живое, острое врезалось в меня. Я вдруг поняла, заглянула в глаза надо мной, которые смотрели, нет не с желанием, с интересом. - Как вы это делаете? - То, что вы придумали ко мне не относится, дорита, - сказал Алва. Рука его поднялась выше. Алкоголь может заставить полюбить даже тех, кого в трезвом уме ни за что. Например, меня. Как это смешно - герцог и служанка. А если герцог и девушка из другого мира? И это было не насилие. - Вы ждете моего ответа? - Нет. - Тогда зачем? - Потому что я так хочу, - ответил он. О, как я хотела. Не потому, что он был герцогом, Рокэ Алвой, а просто потому, что он был живым и так близок, а я пьяна и одинока как никогда. Я провела рукой по волосам, лицу, а потом плечам, медленно и чувственно, ощущая, как он напрягается под моими прикосновениями. Рука на груди могла смотреться даже трогательно, если бы не отталкивала. Герцог сел. - Интересная особенность. - О чем вы? - Остались разумной при таких обстоятельствах, - ответил он. Интересно, задета ли его гордость? Точнее, как скоро я начну кусать себе локти? - Вам нужны причины? - Нет. Но сон - определенно, - герцог встал. - Доброй ночи, Афина. - Завтра в семь? - Возможно, - ответил он и ушел, а я осталась одна. Утро после таких ночных приключений должно было быть более неприятным, но проснулась я с относительно нормальным самочувствием. Рядом с кроватью на полке стоял кувшин с отваром горичника. Интересно, кто постарался? Если Хуан, то он меня убьет. Я встала. Произошедшее ночью казалось невозможным, но от воспоминаний кожа горела теплом его рук. То, что было - произошло, и глупо это отрицать. Я быстро оделась в штаны и рубашку, умылась, выпила целебный отвар и спустилась в столовую для слуг. Инес сидела там совсем одна и натирала тарелки. Вид у нее был слегка недовольный и какой-то встревоженный. - Что случилось? - спросила я. - Ты странно на меня смотришь, перестань так смотреть. - Началась война, - сказала она два слова, от который я осела на стул. Война? Какая война? Почему? Что случилось? И самый главный вопрос: - Где герцог? - Уехал, - пожала плечами Инес. - Напился горичника, отказался от завтрака и сорвался. Ничего не сказал, хотя тебе должно быть все известно. - Паж? Она кивнула. - Ничего не было, - сказала я. - Мы напились, потом герцог Окделл пришел, но он быстро уснул, а потом мы кое-как разбрелись по спальням. Где, кстати, Окделл? - Спит до сих пор. Там на кухне для него доваривают отвар, принеси ему. - Почему я? - Хуана от него тошнит. - От отвара или юноши? - От обоих, - прыснула Инес. Я засмеялась и пошла на кухню. Спальня юноши находилась на третьем этаже. С похмелья я даже запыхалась, пока дошла. Дверь была, к счастью, не заперта, а юноша как и было ему положено дрых в постели. Я поставила поднос с отваром на тумбу. - Герцог Окделл. Юноша разлепил глаза, увидел меня и едва не подскочил в кровати. - Отвар горичника, сударь, - произнесла я. - Эр маршал... - Уехал. Возможно, вам будет интересно узнать, что началась война. Одной мне что ли страдать от внезапных новостей.