Way to self-destruction

Параноидальное мышление или паранойя означает, что у вас есть убеждения, что вас преследуют. Это может также относиться к убеждениям общей подозрительности в отношении мотивов или намерений других. Параноидальные идеи — это не то же самое, что ложная паранойя, которая может возникать во время психоза. Бредовая паранойя основана на ложных мыслях и убеждениях, а не на восприятии преследования.

Он приходит в себя далеко не сразу. После того, как я отключаю капельницу, Джерард находится в полусознательном состоянии, а еще через несколько минут засыпает крепким сном. Но потом он приходит в себя, просыпается резко, будто не видимая сила выталкивает его из мира грез. Парень садится на кровати, тяжело дыша. Глаза с широко расширенными зрачками сканируют комнату. Кажется, он еще не здесь. За несколько месяцев работы с ним я уже должен бы был привыкнуть к таким приступам Джерарда, но нет. Каждый раз, когда парня накрывает, будто каменная тяжесть ложится и на мою душу. Это невыносимо. — Фрэнк, — хрипло произносит он. — Да, Джи, — я аккуратно, тихо, крадучись словно хищник, присаживаюсь на край кровати, — ты что-то хотел сказать? — Я никогда не говорил этого, не произносил вслух… может думаю, что, если этого не говорить в слух какая-то часть меня будет считать этого не было, — очень тихо проговаривает Джерард. — В твоих словах есть доля истины, — отвечаю я, хочется задать вопрос, о чем он, но я прикусываю язык. — Когда она пришли за мной, я спал, — говорит медленно, как будто ступает на тонкий лед. Но я не подгоняю его, он и так впервые говорит о своем похищении. Я видел дело, читал, изучал, пытаясь понять, кто это был и что им было нужно от десятилетнего мальчишки. Внутренний голос, который прячется глубоко даже в самом закоренелом скептике оживает и нашёптывая: «необычном мальчишке, мальчишке с даром». — Я не понял, как так случилось вообще. Единственное, что я запомнил это запах цитрусового эфира, как от тебя в первую нашу встречу. Очнулся я уже в том холодном помещении, где от стен веяло сыростью и было очень холодно. Я не помню действий, которые они делали, что это было. Все — оставшееся в моей памяти — яркие цвета, холод и запах. — Ты помнишь, как сбежал? — я легко беру его за руку, мягко с долей нежности. По прошествии многих дней общения Джи не отталкивает мою руку и даже не вздрагивает. На мой вопрос мальчик отрицательно машет головой. — Я помню только холод, обжигающий мои ступни, а потом резко стало тепло и светло. — Тогда ты добрался до придорожного кафе? — Да, черно-белый кафель… на полу и все, следующее воспоминание — больница и куча вопросов, на которые я не знаю ответов. И все чего-то от меня хотят — правды, имен, мест, чтобы я стал, как был прежде… — совсем тихо заканчивает говорить Джерард, будто эти слова забирают у него все силы. — Родители? На этот раз парень только кивает. — Еще поспишь? — Нет, хочу продолжить работать. — Не стоит, Джерард. — Нет, я должен еще раз посмотреть на фотографии. — Мы тысячу раз на них смотрели, сопоставляли факты, кроме нескольких общих черт — ничего. — Ты не прав. Эта похожесть является определяющей, главной. Я пока еще не знаю почему, не знаю…не знаю… — Джерард начинает медленно раскачивается из стороны в сторону и прикрывает глаза. Так продолжается долгих пять минут, пока я легко касаюсь его руки, вырывая Джерарда из транса. — Ты в порядке? — Да, — Джерард трясет головой и внимательно смотрит куда-то поверх моего плеча. Оборачиваюсь, чтобы узнать что же так привлекает внимание Джи. На стене возле зеркала висит календарь, на нем крупными выделены даты выходных. Ничего необычного, но зрачки Джерарда с каждой секундой расширяются все больше и больше. — Джерард, что случилось? — Как я мог не понять этого, Фрэнк! — вскрикивает он. — начало весны всегда символизировало новый цикл во многих оккультных верованиях. Плюс все убитые рождены в весеннее полнолуние, это невероятно…  — Джи, мы знали это и прежде, но ничего из этих фактов не приближает нас к разгадке личности убийцы. — Убийц, детектив Айеро. Убийц. — С чего ты взял? — я удивленно смотрю на него. — Я могу сказать даже больше, — еще тише договаривает Джерард, — я думаю, это… те же самые люди, которые тогда похитили меня, — под конец своих слов парень начинает дрожать. -Эй, Джи, как ты можешь знать? — я тянусь к нему, чтобы обнять, но в последнюю минуту просто крепче сжимаю его руку. — Я родился в начале апреля, нечетный год, не совсем уверен на счет полнолуния, но… — Джерард перестает контролировать свои действия, его руки дрожат, дыхание поверхностное и прерывистое. Кажется, паника накрывает его все сильнее. — Джи, посмотри на меня, — пытаюсь встряхнуть парня, но мне это не удается. Он продолжает дрожать, а его зрачки не просто расширены, оны расфокусированы. Отпускаю руку Джерарда, чтобы принести воды ему. На кухне помимо стакана с водой беру еще пару таблеток. За полтора месяца общения с ним я немного узнаю о его приступах и таблетках, которые он от них пьет. — Возьми, выпей, — я придерживаю его, аккуратно заставляю проглотить лекарство и пару глотков воды. Дрожь все еще не отпускает Джерарда, но дыхание постепенно выравнивается. Он прикрывает глаза Я не тороплю его, жду пока он сам решит, что рассказывать мне. — Я не знаю точно, я чувствую это, Фрэнк, что это они. Что я могу сказать на эти слова, я не подвергаю его предчувствия сомнениям, из-за них я здесь. Но я также знаю, что у Джерарда крупные проблемы с психикой и его предчувствия вполне могут оказаться просто паранойей. — Тогда, объясни мне логику, потому что я не вижу ее. Джерард поднимает на меня свои глаза, в них можно прочитать миллион различных эмоций — от негодования до презрения. Мне кажется, сейчас он раскричится и прогонит меня, как уже бывало не раз. Но на этот раз все по-другому. Он продолжает молчать и сверлить дыры во мне своим тяжелым взглядом. — Ее нет. Нормальным людям ее не понять, — раздается спустя пять минут, — я не нормальный, такой же псих, я понимаю все и вижу зачем. — Ты не ненормальный, Джерард, ты не убиваешь людей, не приносишь их в жертву, не рисуешь пентаграмм и не бегаешь в весеннюю луну за людьми. Джерард встает и начинает ходить по комнате, подходить к шкафу, прикрывая дверцу, поправляет шторы. Совершает механические движения, которые похожи на определённый ритуал. Ритуал, который помогает ему успокоиться и привести свои мысли в порядок. С ним тяжело, но оно того стоить. Все догадки и совпадения принадлежат ему. — Весеннее полнолуние считается самым главным, самым сильным. Начало весны символизирует — начало жизни, возрождение или перерождение. Эти люди стремятся что-то возродить, теперь я знаю даже то, что они не хотели меня убивать, я был им нужен, скорее всего, из-за своих способностей. — Они у тебя с рождения? — аккуратно интересуюсь я. — Да. Иногда они засыпают, но потом возвращаются снова. Я сжимаю его руку в ободряющем жесте, он молча благодарит меня. Я почему-то знаю, что он именно благодарит меня. Незаметно приходит рассвет. Он освещает комнату Джерарда, прогоняя полумрак. Причудливые тени отражаются от предметов спальни. Джерарад дремлет, свернувшись на постели, а мне стоит уйти домой, чтобы хоть немного поспать. Стараюсь не шуметь, когда покидаю дом Джерарда, не забыв при этом закрыть двери. Тревожно его оставлять здесь одного, но мне стоить заняться своими делами, а также проверить его версии. POV Gerard Просыпаюсь, спустя несколько часов, когда солнце уже достаточно высоко. Удивительно, но я чувствую себя неплохо, настолько насколько можно оценивать мое состояние в таких категориях. Слабые отголоски головной боли после панической атаки не сравнить с тем, что бывало раньше. Невыносимая ослепительная боль, которая могла мучить меня часами. Медленно поднимаюсь с постели, подхожу к окну, но я не открываю шторы. Я никогда не открываю шторы, потому что за окном летнее солнце, а оно поразительно яркое, оно знает все мои секреты и может сделать их видимыми для других. О них и так знают слишком много человек. Среди них — детектив Фрэнк Айеро. Он настойчивый и назойливый, но почему-то подпускаю его ближе. Я чувствую, как он настойчиво проникает под мою кожу, а всего его слова и действия, как зуд, от которого не избавиться. Спускаюсь на первый этаж, чтобы повторить привычный утренний ритуал. Механические действия, которые повторяются оказывают положительное влияние на мое внутреннее состояние. Успокаивают и настраивают на нужный лад. В голове тысячи мыслей, они роятся, как осы, но не находят успокоения. Я не могу выстроить определенные логические цепочки, понять зачем этим людям все эти убийства, какой смысл, кроме мистического. И то явно преувеличенного, тот кто стоит за этим также болен, как я. Именно поэтому они выбрали меня, потому что я тоже был болен… с самого начала. Мое прошлое такое смутное, я не помню никаких деталей только запах, цвет и холод. Что если я еще до похищения был таким. Я не помню себя до того времени, а после я всегда был тем, кем был. И есть сейчас. С каждой новой мыслью, которую я упорядочиваю, все яснее и яснее становится, что именно эти же люди, что убивают сегодня, похитили меня тогда. Но какая между этим всем связь, зачем им был нужен маленький мальчик, который ничего не знал и не умел. И к чему эти убийства, похожие на ритуальные, а может таковыми и являются. Я так путаюсь во всем этом, никогда не просил и не хотел быть ввязанным во что-то подобное. Но у меня нет выбора, он попросту мне не предоставлен. Мое прошлое постоянно настигает меня, как только мне кажется, что я успеваю вырваться из его цепких объятий, оно тут же напоминает о себе зловонным запахом болезни, паранойи и страха, от которого кровь стынет в жилах. Я думаю об этих убийствах даже чаще, чем о своем похищении. И это съедает меня изнутри, бездействие и новая схема поведения, которую мне стоит еще осмыслить и принять, чтобы она стала частью меня и моих тайн, частью мой болезни. За такими размышлениями время незаметно проходит, я завариваю чай и собираюсь на работу. Роуз, скорее всего, меня уже ждет. Когда я выхожу на улицу новый день уже полностью вступил в свои права. Громкие шумы от машин, крики птиц, гомон города. Он и привычен мне и в то же время все кажется новым и непознанным. Может быть, мне становится легче, а может быть моя болезнь начинает играть новыми неизведанными ранее гранями.