Майский цветочек

Потянулись однообразные дни. Май искренне не оставлял попыток соблазнить Аскольда. *** Попытка номер раз. Исследуя свой новый дом и окрестности поблизости, Май обнаружил множество хозяйственных построек, от сараев и амбаров до чудесной баньки. Небольшая и очень уютная, она так и манила попариться. Парень всегда любил хорошо расслабиться, даже дома ему частенько доставалось от сестёр за то, что он слишком долго занимает баню. Но ведь что может быть приятнее горячего пара, томного плеска воды в полутьме парной, аромата дубового веника и чувства, что буквально растворяешься в пышущем зное печи. Эту баньку кто-то явно строил с любовью и заботой, Май оценил уединение, которое она сулила, окружённая густыми зарослями в дальнем углу двора, и пристрастился посещать её. Это была уже традиция, вся челядь привыкла, что частенько незадолго до заката "молодая хозяйка" с полотенцем наперевес идёт по извилистой тропинке прямиком в баню, а через час-полтора возвращается обратно. Однажды вышло так, что он чуть замешкался дома и спохватился, когда его обычное время давно прошло. "У-у-у, наверняка уже остыла", - недовольно подумал Май, но всё же решил, если не париться по полной, то хотя бы просто ополоснуться. Тропинку и каждый её поворот он выучил наизусть, поэтому никакой свечи брать с собой не стал. Тихо как мышь, прокрался к бане и только зайдя внутрь понял, что в парилке кто-то есть. Оттуда доносился приглушённый плеск, влажные ленивые шлепки веника по распаренной коже, шумное дыхание. Май было сделал шаг назад, не желая мешать, но вдруг одёрнул себя — в конце концов, это же общественное место, может, человек будет даже рад приятной компании. А в том, что его компания приятна, Май даже не сомневался. Только один великовозрастный девственник этого не желает признавать. Девственник сидел на полоке, с ужасом глядя на Мая, который показался в двери. Веник так и застыл у него в руке, и сейчас с его вялых листиков медленно скатывались капли. Признаться, на такую удачу Май и не рассчитывал, но в руки взял себя мгновенно. Он был вполне доволен поворотом событий и сразу же ухватил быка за рога. - Приятный вечер, чтобы попариться, - заявил он с самым непринуждённым видом. Аскольд молчал, стыдливо прикрываясь веником. - Ну что я там не видел? - вздохнул Май и игриво попытался приподнять пару листиков. Его муж вспыхнул, хотя от горячего пара и так был краснее варёного рака. - Не трогай меня! - выпалил он и отодвинулся подальше. Потом сообразил, что напрасно загоняет себя в угол, хотя гораздо безопаснее было держаться поближе к выходу, и попытался встать. - Эй! И куда это ты? - возмутился Май, преграждая ему дорогу. Он тоже успел вооружиться дубовым веником, размякшим в кадушке, и сейчас легонько помахивал им, даже не шлёпая, а щекоча чувствительную кожу Аскольда. Тот отстранялся сколько мог, не желая быть грубым, но в итоге не выдержал, выхватил веник из руки Мая и отбросил сторону. - Я уже ухожу, пропусти, - сказал он совершенно ровным голосом, который дался ему, впрочем, крайне непросто. - А как же отшлёпать меня? Хочешь, я потру тебе спинку? - голос Мая, напротив, был слаще мёда с сахаром. Испорченный мальчишка подошёл непозволительно близко, так что Аскольд снова запаниковал. Здесь было слишком тесно. Аскольд оказался прижат к дощатой стене, всей кожей ощущая её шероховатости и крохотные сучки, но, даже впивайся в него сотни заноз, он бы не обратил на это внимания. Потому что занозы это больно, а прикосновения Мая были до головокружения нежны и приятны. Его пальцы порхали по груди, бёдрам Аскольда, едва задевая, словно крылышки ночных бабочек, но от этого в ушах шумело, а глаза залила мутная пелена. Аскольд запрокинул голову, не желая видеть блеска в глазах Мая, влажных губ, его слипшихся от пота волос, которые прилипли к мокрой шее. Он собирался с силами, чтобы отстранить Мая и выйти, но каждый раз ничего не получалось. "Мне надо бежать... мне надо... надо...", - мысли закрутились и свернулись в спираль. Что надо? Зачем? Куда? Ничего не надо. Просто расслабься, чувствуй тепло, нежность, мягкие прикосновения и чуточку поддавайся, самую малость. Отпусти желания на волю. Шумело уже не только в голове, казалось, что сама тьма закружилась вокруг него вихрем, стискивая в свои тугие объятия. А средоточие всего находилось где-то в низу живота, куда, кажется, рухнуло его сердце, не удержавшись на своём законном месте. Там творилось нечто невообразимое. Волшебство? - М-м-м-м... - раздался сдавленный звук, и Аскольд вдруг очнулся от морока. Он с ужасом разглядел в полумраке парной светлую голову, которая что-то забыла в районе его бёдер. Май опустился на колени и облизывал его член. И это было до безумия, до непристойности, до отвращения приятно. Аскольд внезапно осознал, что тот вульгарный стон секунду назад издал он сам. Самое поганое было в том, что ему ну никак не хотелось останавливать Мая. - Убери от меня свои руки, - зло, сквозь сжатые зубы, выдавил он. Быстро и решительно, чтобы сам не успеть передумать. И точно так же резко, он отбросил парня в сторону, рванул к выходу и выскочил наружу, как и был, голышом. Если кто-то из слуг заметил хозяина, бегущего домой в чём мать родила, то вида не подал. Маю оставалось только с досады перевернуть кадушку с водой, к счастью холодной, так что он не ошпарился, а только громко завопил благим матом. *** Попытка номер два. У Аскольды была дурная привычка — много времени проводить в библиотеке. Слишком много, по мнению Мая. Уж точно куда больше, чем следовало. Парень считал, что вместо книг, муж мог бы уделять внимание ему. Несколько раз он заходил в кабинет, который всегда был открыт, снимал с полки наугад пару фолиантов в дорогих красивых обложках, но ничего стоящего в них не находил. Конечно, он умел читать, но что толку от этого умения, если книги были слишком скучными. "Говорят, среди заморских книг бывают такие, что полны непристойных картинок, - мечтательно думал Май. - Вот бы на такую хоть глазком взглянуть". Но у его мужа совсем не было вкуса к хорошей литературе. Но с другой стороны, если Аскольд проводит здесь так много времени, то именно тут следует почаще бывать и Маю, чтобы супруг не забывал милого личика своей "жены". - Что ты читаешь? - невинным голоском спрашивал он, сидя в кресле напротив, пока Аскольд сидел погружённый в книгу. Тот отвечал не сразу, предпочитая игнорировать вопрос. Но после очередной попытки завязать разговор, наконец, реагировал. - Это книга по истории. Или - Это книга по географии. Или - Экономика. - Металлургия. - Астрономия. Май неизменно закатывал глаза и терял всякий интерес. Только однажды он оживился, услышав, что Аскольд изучает животноводство. - Знаешь, животные спариваются... Тот чуть дёрнулся, но попытался не реагировать. - Люди тоже должны... Аскольд почувствовал, как помимо его желания, к лицу приливает краска. - Если жеребцы с кобылками не будут этого делать, то они вымрут и всё... - Жеребцы с кобылками! - побагровев окончательно, прошипел Аскольд. - А не жеребцы с жеребцами! На этот аргумент у Мая не сразу нашлось, что сказать. Он надулся в своём кресле и на несколько минут воцарилась благословенная тишина. Впрочем, читать Аскольд уже не мог, у него в мыслях засел непрошеный образ одного жеребца, покрывающего другого. И почему-то у второго была волнистая светлая грива и голубые глаза. - Звери размножения ради, а люди удовольствия для, - сообразил, в конце концов, Май. - Этим мы от них и отличаемся. - И где тут удовольствие? - ядовито поинтересовался Аскольд, и тут же сообразил, что вопрос был лишним. Май мгновенно среагировал, словно ждал именно этих слов. Не подошёл, не приблизился, даже не подкрался — он подтёк к Аскольду, выскользнув из кресла, словно кусочек масла из нагретой ложки. Принц позвоночником почувствовал тревогу, когда парень оказался сзади — от него буквально веяло чем-то опасным и... сладким. - А ты попробуй, - жарко и едва слышно зашептал он в ухо Аскольду. Сообрази тот на пару секунд раньше, конечно, он бы успел встать и сбежать из кабинета, но сейчас его уже обвивали две цепкие руки. Май пристроился сзади, наклонившись так, что его длинные, слишком длинные для парня волосы, щекотали Аскольду шею. - Тебе точно понравится, и главное, тебе совершенно ничего не грозит, - мурлыкал тем временем стервец. - Просто будь милым мальчиком и позволь мне... Договорить он не успел, прядка пушистых волос попала в нос Аскольду, и тот резко чихнул. От неожиданности Май едва не подпрыгнул на месте, ещё больше став похожим на кота. - Даже и не пытайся, - почему-то Аскольда это насмешило, так что он даже не стал злиться на глупого мальчишку. Это было скорее похоже на состязание, кто первый сдастся. Пока победа оставалась за Аскольдом. - Не понимаю, от тебя убудет что ли? - с досадой выпалил Май, уже на выходе. Он резко отвернулся, но Аскольд был готов поклясться, что заметил, как подозрительно блестят у него глаза. Май ушёл, хлопнув за собой тяжёлой дверью, а он всё сидел и сидел, уткнувшись в книгу, хотя не прочитал больше ни строчки. Отчего-то на душе было пакостно. Аскольд как мог гнал от себя тяжёлые мысли, но на самом деле понимал, что это — чувство вины. Фактически, он вынудил парня приехать сюда, наобещав золотых гор, а в итоге заставляет страдать, отталкивая прочь. Да, он ждал девушку, другой вариант даже не приходил Аскольду в голову. Положа руку на сердце, он признавал, что изначально эта затея с женитьбой была не совсем честной. Тогда ему хотелось одного — вырваться из шкуры чудовища, а каким именно способом, неважно. Да, он бы женился на девушке, обеспечил ей приятную жизнь, и на самом деле уважал и исполнял капризы. Но вот любил бы? Скорее, чувствовал благодарность, может, со временем и привязался, но настоящая любовь... Чтобы избавиться от нахлынувшего и совершенно ненужного чувства, Аскольд затряс головой. Заодно избавился от сладкого горячего шёпота, который до сих пор шелестел у него в голове "Позволь мне..." Позволить? Позволить. Позволить... *** Попытка номер три. Май оказался жутко привередливым в плане одежды. Аскольд искренне недоумевал, чем ему не угодила та или иная рубашка — все они были сшиты из добротного полотна, вполне крепкие и удобные. Но тот требовал каких-то невообразимых вещей — из невесомых тканей, с вышивкой, кружевом или бисером. Слуги сбились с ног, пытаясь угодить, пришлось выписать ткань из-за моря, а до тех пор Май ходил надутый и срывался по любому пустяку. Пока не нашёл себе развлечение. Вдруг слишком грубые, на его вкус, рубашки, стали не такими уж плохими. Май утащил сразу несколько штук в свою комнату и долго крутился перед зеркалом, примеряя. Ему очень понравилось, как плотная, сильно накрахмаленная ткань, контрастирует с его нежной кожей. Сукно было жёстким, грубоватым, но именно это придавало ему особый шарм. Май окинул себя взглядом с ног до головы в последний раз, остался доволен, и вышел на поиски Аскольда. Тот нашёлся на кухне, где обсуждал что-то с поваром. Муж был чертовски хорош в образе хозяина дома — чуть нахмуренный лоб, сосредоточенный взгляд, а то, как он покусывал ноготь большого пальца, привело Мая в состояние дикого возбуждения. Парень даже забеспокоился, не будет ли это заметно окружающим. При виде него все слуги остолбенели, а муж, напротив, покраснел и едва не закипел от ярости. Его "жена" стояла посреди кухни в одной рубашке, наполовину расстёгнутой, так, что все желающие, да и не желающие, могли лицезреть круглые розовые соски. Зад был прикрыт ровно настолько, насколько позволила не слишком длинная рубашка, из под неё торчали довольно тощие ноги. И всё. Зрелище было не для слабонервных. Май пару секунд наслаждался произведённым эффектом, потом направился прямо к Аскольду. Совершенно не обращая внимания на окружающих, он обхватил того руками за шею и буквально вцепился губами в губы. При этом, ему пришлось встать на кончики пальцев и сильно потянуться наверх. Рубашка задралась ещё сильнее, открыв зрителям две розовые круглые ягодицы. От возбуждения задница Мая чуть сжалась, и на её боках появились небольшие ямочки. Но это было для всех, кто находился на кухне, Аскольду же досталась передняя часть Мая. А именно, напряжённый член, который упирался в его собственный пах. Парень оказался на удивление сильным и цепким, Аскольд крутил головой, но высвободиться не получалось, а устраивать скандал при всех, отталкивая Мая, ему не хотелось. Лишь когда Май сам начал страдать от нехватки воздуха, он выпустил мужа из своих рук и с жадностью принялся дышать. К тому времени большая часть слуг предпочла убраться долой с глаз хозяина, который явно был в ярости. Остался лишь поварёнок, который вынужден был постоянно присматривать за жарившимся гусем на вертеле. Впрочем, кажется, мальчишка был не столько шокирован, сколько заинтересован происходящим. Аскольд подавил первое желание размозжить голову Мая о стол и попытался придать своему голосу ровное звучание. - Не мог бы ты надеть штаны? - Прости, любимый, они слишком натирают мне тут, - виновато залепетал Май, с готовностью задирая рубашку и демонстрируя то место, где одежда доставляла ему дискомфорт. Под ней топорщился вверх чуть потемневший розовый член, окружённый светлыми золотистыми волосками на лобке, почти незаметными на гладкой коже плоского, хоть и без намёка на мышцы, животика. Аскольд поспешно отвёл глаза, надеясь, что не покраснел ещё сильнее. Напрасно — уши у него мгновенно заалели, как маковые бутоны. - И всё же, веди себя прилично, пожалуйста, - снова взял себя в руки Аскольд. - Всего несколько дней я прошу тебя походить в той одежде, что у меня есть, а потом привезут те ткани, что ты пожелал. Он резко повернулся, и направился к двери. Для этого Аскольду пришлось сделать большой крюк, да ещё он упорно отворачивался, чтобы только ненароком не упасть взглядом на член Мая. У самой двери он не выдержал и, помимо воли, обернулся. Май, как ждал, он стоял уже полностью сбросив с себя рубашку, а рукой легонько поглаживая член, играя с головкой, пощипывая собственные соски. И всё это на кухне, в окружении кастрюль, шипящих сковородок, половников и запаха специй. Аскольд только и смог прорычать: - Ты!!! И выскочил, чуть не снеся дверь с петель. Май грустно вздохнул: - Он никогда меня не захочет? Поварёнок в очередной раз перевернул гуся и пожал плечами: - Может, и захочет. Подобрав рубашку, Май медленно и флегматично застегнул наглухо все пуговицы и поплёлся к выходу. Он не слышал последних слов поварёнка: - Он вообще у нас туговат в этом плане. *** Попытка номер четыре Как ночной воришка, Май прокрался в столовую. Огляделся по сторонам, насколько позволял тусклый огонёк свечи, и принялся за дело, он обшаривал все ящики, которые только мог разглядеть. Внутри было, что угодно: столовые приборы, от деревянных до серебряных; скатерти, полотенца, тарелки, рюмки. Не было самого главного. Из столовой Май, точно так же украдкой, проник на кухню. Благо, двери здесь никто не запирал. Тут простор для поисков был куда обширнее. Он очутился в царстве специй, кастрюль, сушёных яблок, вяленой рыбы, муки, изюма, половников, ножей и всего остального, что используют повара, когда колдуют над стряпнёй. Но нужного опять не нашёл. Май плюхнулся на пол посреди кухни, не обращая внимания, что весь перемазан мукой и вареньем, и сердито засопел. Впрочем, сопение скоро перешло в подозрительное всхлюпывание. - Эй, ты чего там? - раздался прямо над ухом громкий шёпот. От страха Май чуть слышно взвизгнул и подскочил. В неярком круге света от его свечи маячила фигурка. Парень нахмурился, вспоминая, где он мог его видеть. - Ты же тутошний? - неуверенно пробормотал он то ли спрашивая, то ли утверждая. - Кухонный я. Помогаю здесь. Поварёнок запалил ещё одну свечу и стало гораздо светлее. Май даже не подозревал, что умудрился устроить тут такой разгром, ему казалось, что он шарил по ящикам и шкафам очень аккуратно. - Чего искал-то? - любопытствовал поварёнок. - Я... это... У вас тут выпить нечего? Тот на минуту задумался. - Бражка есть. Май скуксился: - А как же «вина заморские сладкие»? Ответом ему были разведённые руки. - Это не ко мне, дорогим вином только старший повар ведает. - Тогда тащи свою бражку, - милостиво согласился Май. Через несколько минут они сидели на полу кухни, распивая кислый мутный напиток из одной на двоих жестяной кружки. Май опьянел мгновенно и вывалил на нового знакомого все свои горести: - Понимаешь, он же муж мой. А обращается хуже, чем с дворнягой. Ни словечка ласкового от него не слышу. Нет, он, конечно, не кричит, не бьёт меня, что скажу, всё купит, да разве только это надо?! - и он принимался лить пьяные слёзы. Поварёнок пытался утешить, неловко похлопывая по спине молодого хозяина, но особых успехов не добился. - Вот я ему кто, домашняя зверушка? Я же человек, и относиться ко мне надо по-человечески! - снова Май шмыгал носом и требовал налить ещё. - Может, надо какой подход к нему? - несмело предложил ночной собутыльник. - Именины у хозяина скоро. Вот подарок ему сделай, от чистого сердца поднеси, наверное, и подобреет. - Именины! - взвыл парень ещё громче. - А я и этого не знаю. Ничего мне не рассказывает, как чужие друг другу. Он внезапно замолчал и запустил пятерню в волосы. - Подарок, говоришь? - Да, - с готовностью подхватил поварёнок. - Полотенце вышей или рукавицы свяжи. Взгляд Мая мог бы заморозить на месте. - Я тебе не красная девица, чтобы рукавицы вышивать. Нам нужен торт. - Торт? - Торт! На следующее утро старший повар долго поносил их на чём свет стоит — сначала за разгромленную кухню, потом по причине выпитой браги, и, наконец, ворчал на Мая, который прицепился к нему с бредовой идеей, отвлекая от жаркого. Но в итоге торт был ему обещан, и полный приятных фантазий Май оставил повара в покое. В день именин Аскольд был хмур, он никогда не любил их отмечать, но слуги упорно напоминали о знаменательной дате. Вот и на этот раз челядь ходила, перешёптываясь, бросая на хозяина многозначительные взгляды и пряча улыбки. Аскольд нервничал и порывался спрятаться в кабинете. Но ближе к вечеру его отыскали, в кабинет ввалилась целая делегация. Лица слуг по какой-то неведомой ему причине сияли, словно им все одновременно повысили жалование. Аскольд решил не спорить с судьбой и смиренно переждать сей «счастливый момент». В комнату, сопровождаемая четырьмя слугами, вкатилась огромная кремовая конструкция. Он удивлённо поднял бровь — его повар был приверженцем традиционной кухни, поэтому никаких заморских сладостей не признавал, предпочитая им пироги со всевозможными начинками. И вот, пожалуйста, торт. В сладкую белоснежную массу были воткнуты свечи, но исключительно для вида — здесь время текло чуть по-другому, поэтому никто точно не знал, сколько прошло лет. Он набрал в грудь воздуха и сумел-таки за один раз задуть все огоньки. И как только погасла последняя свеча, глазированная сахарная корочка наверху пошла трещинами и тут же словно взорвалась изнутри. Аскольд отпрянул от неожиданности, когда из торта вылетела фигура Мая. Кошмарный мальчишка каким-то образом исхитрился спрятаться внутри, где и дожидался своего часа. Он сам был, как торт — перепачканный кремом и обсыпанный сахаром, весь бело-розовый и совершенно голый. Хотя нет, на шее у него красовалась алая атласная лента, завязанная пышным бантом. - Я — твой подарок, любимый! - пропел он хриплым от сладости голосом. Слуги хранили тяжёлое молчание, но Аскольд чувствовал, что в глубине души каждый едва удерживается от смеха. Да уж, ситуация была смешная, если бы он не взрывался от ярости. Этот мелкий ублюдок умудрился окончательно испоганить и без того поганый день. А тот словно и не замечал ничего, самозабвенно припрыгивая вокруг него. - Ну же, милый, сегодня твой праздник, почему ты такой хмурый? Он обхватил руками Аскольда за шею и попытался притянуть к себе. Но тот с ужасом смотрел на его перепачканное кремом лицо и отстранялся, как только мог. Капли крема размазались по шее, к ним прилипли волосы, ощущение было просто ужасным. Аскольд понимал, что ещё немного, он просто придушит своего мучителя. «И как меня угораздило влипнуть в такую историю!», - мысленно простонал он. Влипнуть, как муха в сладкий крем. Он прикрыл глаза, досчитал до десяти, позволяя в это время — слишком долгое время — Маю делать всё, что заблагорассудится, обнимать его, целовать, облизывать липкую шею, обхватить ногами и повиснуть, а потом отодрал от себя назойливое насекомое. Просто взял за руки, за ноги и отцепил. Май возмущённо завопил, мол, кто так с подарком обращается, но никакой реакции не дождался. Аскольд спокойненько оттяпал кусок торта на тарелку, которую ему услужливо протянул кто-то из зрителей, потёр шею, пытаясь избавиться от засохшего крема, и вышел. Этой же ночью Май сидел посреди кухни, рыдая в плечо поварёнку. - Скотина! Ну скотина же бесчувственная. Вот так взять и выкинуть меня. А я так старался... - он хлюпнул носом и потёр кулаком глаза. - Эх, неужели мне надо было связать ему полотенце? *** Попытка номер пять В огромной, мягкой, уютной, тёплой кровати было, тем не менее, так одиноко. Май сворачивался клубочком потуже, подтягивал коленки к подбородку, обхватывал себя руками, но так и не мог согреться. Здесь всегда было лето. Несмотря на то, что прошло много дней, как он тут жил, Май ни разу не видел даже намёка на смену времён года. но тепло было только снаружи, внутри его терзал холод отчаяния и собственной ненужности. За окном поднялся ветер, и ветви дерева, что росло снаружи, забарабанили по стеклу. Май вздрогнул и поёжился. Снова порыв ветра, снова клацают ветви. Он вдруг понял, что рядом с ним нет ни одной живой души — слуги ночевали в другом конце огромного дома, Аскольд, наверняка, забаррикадировался от него в своей комнате. На улице кто-то взвыл — низко и протяжно — от этого звука у Мая по спине заметались испуганные мурашки. Он крепко стиснул подушку, словно ища в ней защиты, и постарался не дышать. Непогода разбушевалась, дерево уже не робко постукивало в окно, а, подчиняясь неистовству стихии, буквально ломилось внутрь. Белая короткая вспышка затопила комнату, выхватив уродливые извивающиеся тени от веток на полу, и тут же снова всё заволокла темнота. Пока Май пытался разлепить веки, судорожно сомкнувшиеся от яркого света, гулко рыкнул гром, заставив парня вжаться в перину. Ещё одна молния и снова оглушительный грохот. Май чувствовал, как колотится его сердце, отчаянно стремясь вырваться наружу. Через пару минут всё стихло, по листве забили тяжёлые капли дождя. Мерный звук ливня немного успокоил, Май рискнул выползти из-под одеяла и осмотреться. Комната была прежней: вот сундук с одеждой, стол и зеркало под ним, чуть колышущиеся занавески над кроватью. Он решительно откинул одеяло и не без опаски спустил ноги на дощатый пол. На цыпочках двинулся к двери, вздрагивая при каждом скрипе половиц. Едва не запутался в длинной рубахе, в которой спал — сшитая из тонкого шёлка и кружев, она ластилась к телу, как назойливый любовник. Дверь отворилась без скрипа, выпустив его в тёмный коридор, благо, что Май успел как следует изучить расположение комнат, поэтому мог сориентироваться. ...Вторая, третья, четвёртая дверь по левую руку. Это была спальня Аскольда, та самая, где прошла их, так называемая, "брачная ночь". При воспоминании об этом парень скривился — его ещё ни разу так не отталкивали. Но сейчас было не до обид, жутко хотелось хоть какого-то тепла, живого человеческого тела, чтобы избавиться от давящего чувства одиночества. Странно, но спальня Аскольда была не заперта, дверь даже не скрипнула, легко повернувшись на смазанных петлях. Ему хватило узкой щёлки, чтобы скользнуть внутрь комнаты. Там Май остановился в нерешительности, прислушиваясь к тишине. Еле слышно доносился шелест дождя, откуда-то из глубины раздавалось глубокое и редкое дыхание Аскольда. Муж чуть повернулся во сне, издал неясный короткий стон и снова мерно засопел. Решившись, наконец, Май подкрался к его кровати, такой же огромной, как и его собственная. Осторожно, чтобы не потревожить спящего, парень вскарабкался на перину и легко, ужиком, скользнул под одеяло. Внутри было тепло и уютно, пахло Аскольдом, и Май с упоением втянул запах сильного мужского тела, его кожи, волос, слабого пота. Парень чувствовал обиду — вот всё это по праву принадлежит ему, но так недостижимо. Он подполз чуть ближе, ещё чуть, и ещё, оказавшись совсем рядом. Аскольд и не подумал проснуться. Тогда Май нежно прижался к сильному тёплому телу, уткнулся носом в грудь, обнял за спину и на мгновение почувствовал себя абсолютно счастливым. Было до безумия приятно ощущать, как вздымается широкая грудь Аскольда, как стучит внутри его сердце, как он что-то бормочет во сне, как трепещут его ресницы на сомкнутых веках. Вот он повернулся, перекатился на бок и одной рукой обхватил Мая за плечи, подтянул к себе, прижал и засопел ещё крепче. Тот чувствовал себя на вершине блаженства в объятиях Аскольда, пусть и неосознанных. Он прикрыл глаза от удовольствия и почти сразу провалился в сон. Утро застало их в обнимку. Май умудрился даже обвить бёдра Аскольда ногами, а руками мягко ерошил его волосы. В первый момент Аскольд не понял, что происходит, а когда сообразил, налился краской от злости. Хотелось схватить тонкую шейку и свернуть её, как курёнку, хотелось врезать по лицу, так, чтобы выбить все зубы, хотелось пнуть его, чтобы мальчишка отлетел на другой конец комнаты, хотелось остаться лежать в тепле и смотреть, как он смешно надувает губы во сне. От этой последней мысли Аскольд разозлился ещё больше, но он уже научился себя контролировать. Просто постепенно, короткими выдохами выпускал из себя гнев. Скоро краска спала с его лица, Аскольд сжал зубы и решительно, хотя и аккуратно, оторвал от себя руки-ноги Мая, цепкие, как плющ. Тот проснулся, пытался было протестовать, но муж ухватил его за пояс, выволок извивающееся тело в коридор и попросту швырнул на пол. - Не смей даже приближаться к моей постели, - холодно проговорил Аскольд. И захлопнул дверь раньше, чем Май успел хоть что-то возразить. Парень почувствовал, как губы у него задрожали помимо его воли. Не хватало ещё только пустить слезу посреди коридора. Нет уж! Он вскочил на ноги, снова чуть не запутавшись в своей рубашке, и отправился к себе, высоко задрав голову. Аскольд скрипнул зубами и снова плюхнулся на кровать. Перина ещё была тёплой и примятой. Ненавидя себя за то, что делает, он совсем чуть-чуть, легонечко, провёл ладонью по неровной вмятине, хранящей очертания тела Мая. Потом с остервенением ударил кулаком по тому месту, которое только что гладил. Не вздумай давать слабину и поддаваться его похотливым проделкам!