Вечная музыка и пустые рифмы

Бар «69» базировался в подвале потрепанного временем здания, отыскать которое в запутанном лабиринте столичных улиц было не так-то просто: Рюичи убил здесь на полчаса больше, чем предполагал. Неприметная вывеска с подсветкой, в гирлянде коей предательски не хватало лампочек, если честно, доверия не внушала, а пушистый снег, наметенный практически до нижней границы цифры «6», придавал безлюдному тупику еще большее ощущение заброшенности. Вздохнув и поежившись (к вечеру серьезно похолодало), музыкант посильней уткнулся в поднятый воротник пальто, и, осторожно придерживаясь за скользкий поручень, спустился вниз по не менее скользким ступеням. Внутри, к удивлению Руи, помещение выглядело значительно уютнее, нежели снаружи: полукруглые стойки, освещенные мягким светом, отделанные под дерево стены, невысокие столики пробуждали у гостя добрые ассоциации с кабачком на заснеженной дороге – местом, где вкусно готовят и много пьют. Вроде бы на душе тут же должно было потеплеть, но, увы, Ямамото отнюдь не разделял восхищений поклонников стиля кантри. Поэтому, лишь скептически осмотрев «пошарпанную забегаловку», как он немедленно окрестил ее, музыкант, понурившись, направился к свободному стулу. Нет, вкусы грубоватого Казу все-таки совершенно не повторяли предпочтения эстета Руи, привыкшего к дорогим кафе с образованной публикой, обсуждающей Брамса и Моцарта... Но ничего не попишешь. После долгого пребывания на улице Рюичи чудовищно хотелось согреться, потому он без колебаний заказал глинтвейн, к которому пристрастился в Австрии, и, устроившись поудобнее, принялся терпеливо ждать. К счастью, любителя приезжать на встречи заранее ожидание вовсе не раздражало: он привык всегда иметь в запасе лишнее время. Хмыкнув, музыкант вдруг припомнил Шнайдера, пожалуй, единственного, кто мог обойти Ямамото в пунктуальности (не преминув при этом подчеркнуть свое превосходство, ибо в заносчивости оба не знали меры). «Но он немец, у него хроническое, не в счет», – улыбнулся себе Рюичи. Подумав про агента, Руи справедливости ради мысленно сказал искреннее «спасибо» умнице Кентаро: сославшись на тот бесспорный факт, что уже через месяц в Вене, аккурат накануне открытия нового сезона, обязательное общение маэстро с журналистской братией принесет последней куда больше плодов, агент наотрез отказался проводить пресс-конференцию в Токио. Так благодаря заботам Шнайдера, замученный чужим вниманием музыкант мог сегодня спокойно поболтать с другом, а не выслушивать однообразные тупые вопросы вроде «над чем вы сейчас работаете?» или «ваши дальнейшие творческие планы?». Как славно. Не ошибся в свой час Ямамото с менеджером. - Эй! – вдруг окликнул знакомый голос. Пианист вздрогнул, вырвавшись из воспоминаний, когти которых оказались чересчур крепкими. Вошедший в темноватое помещение невысокий, но крепкий молодой человек в модной кожаной куртке приветственно поднял руку. Казуки. Его сложно было не узнать несмотря на перекрашенные в пепельно-русый волосы. Более того, со стороны казалось, что за минувшие годы парень ничуть не изменился: все та же непосредственность в манерах, уверенность в каждом движении и неподдельный заразительный задор в темно-карих посмеивающихся глазах. Душа компании. Человек-праздник. Пробравшись сквозь разношерстную толпу посетителей питейного заведения, он поравнялся со спрыгнувшим с высокого стула Рюичи и, широко улыбаясь, толкнул того в плечо. - Руи Ямамото, – произнес с наигранной серьезностью, точно проверяя, не мерещится ли ему с перепугу старый приятель. - Казу Сато, – хмыкнул в ответ Рюичи, секунду спустя уже принимая горячие дружеские объятия. – Сколько зим. - Сколько лет! Вечность тебя не видел! – рассмеялся Казуки. – Давай выпьем чего: на улице сегодня полный трэшак. Усевшись вполоборота к стойке, он жестом потребовал у бармена пива и тут же, согласно заведенной привычке, принялся расспрашивать друга обо всем на свете, ловко вворачивая в скромное повествование Ямамото собственные красочные истории, подшучивая, заставляя того по-настоящему расслабиться рядом с ним, как в старые добрые времена. Чем дольше Рюичи слушал Казу (а говорил, по обыкновению, в основном общительный Сато), тем решительней убеждался: некоторые люди никогда не меняются. Сколько Руи помнил своего товарища, тот всегда отличался оптимизмом и страстью к приключениям: избалованный поздний ребенок из семьи журналистов с удовольствием влезал в гущу происходящих событий, умудряясь затем вполне успешно выбраться даже из самых невообразимых передряг. Везучий. Забавный. Милый. Руи обожал его, а он никогда не считал Руи скучным. Вот и сейчас, вспоминая, как они в младшей школе, желая провести морскую битву кораблей, исполненных в древней технике оригами, устроили потоп в туалете, Казуки не прекращал ржать, пихал товарища, словно все это случилось намедни и еще не успело затянуться взрослыми сухими проблемами. - ...Ладно, приятель, я же вообще-то дело с тобой обсудить хотел! – вдруг спохватился Сато, отдышавшись после очередного приступа гомерического хохота. – Касается нашей группы. Руи, прекращая смеяться, посмотрел на него внимательно: работая в ином музыкальном стиле, он, тем не менее, как любой профессиональный артист интересовался, чем живут рок-исполнители, как проходят их будни, какие мысли посещают на сцене и вне ее. Иногда он даже ловил себя на том, что по-хорошему завидует им... их свободе, отсутствию каких-либо рамок, нежелательных тем для творчества. Порой, закрыв глаза, Ямамото представлял себя под софитами не в строгом элегантном костюме, а, скажем, в драных джинсах, широкой футболке с английскими надписями – агрессивно накрашенным, увешанным кольцами, браслетами, цепочками из металла. Не за роялем, а с наплечным синтезатором, клавиши которого способны извергать безумную россыпь звуков. Так круто, так здорово, так... - Хочешь с нами поработать? – прямой и точный, будто стрела индейца, вопрос рассек смелые мечты Рюичи. Сморгнув, пианист ошарашено уставился на товарища, до конца не въезжая в смысл только что озвученных слов. - Что? – подавился Ямамото, еле сдержавшись, чтобы не спросить шнайдеровское «was» – первое из приходящего в голову. Мысли пианиста тут же смешались, правда, Казуки, эгоистично не заметив растерянности собеседника, как ни в чем не бывало пустился в разъяснения. - Понимаешь, Руи-кун, мы окончательно погрязли в рутине, – вздохнув, скорбно сообщил гитарист. – Пятнадцать лет наша группа тупо рубит металл, не прогрессирует, практически не развивается, не растет. Каждый уже чертовски устал от этой ежедневной однообразной мути, жаждет чего-то нового, непривычного... – он прищелкнул пальцами в поисках нужных слов. – Глотка свежего воздуха. Чтобы раз – и поперло! Чтобы огонь в глазах, чтоб руки чесались! Ну... ты знаешь, о чем я говорю, – он виновато посмеялся, обменявшись с Ямамото понимающим взглядом. – Правда, пока попытки хоть что-то изменить одна за другой проваливались, – пожаловался Казуки. – Мы пытались экспериментировать – не прониклись, вплетали в музыку модную электронщину – не получили должную поддержку фанатов. Мы были в отчаянии, но пару недель назад я вдруг подумал: какого хрена велосипед-то изобретать? Нам просто нужно выпустить сингл, совершенно не похожий на то, чего от нас ждут! Совершенно другой – понимаешь? Руи автоматом кивнул. - Слияние стилей, – увлеченно пояснил Казу, активными жестами и тоном в данный момент напоминавший Кентаро в припадке трудоголизма. – Единство противоположностей, провокация, взрыв. До сих пор чего только в рок не вплетали: и джаз, и блюз, и попсу... А мы запишем совместную пластинку с мастером классики, с виртуозом рояля – то есть, с тобой, – последнюю фразу гитарист отчеканил, и пугающий блеск его глаз поглотился чернотой расширенных зрачков обалдевшего визави. - Со мной? – пробормотал Рюичи. - Именно. - Но... я играю не совсем классику, Сато-кун... – растерявшись, Ямамото поспешил отвести взгляд, нервно потеребил наполовину опустевший бокал с глинтвейном. – Все, что ты мог слышать в моем исполнении, – переработка, переложения произведений знаменитых авторов. Я пишу свою музыку на основе существующей, создаю вариации, импровизирую... - То, что нам и нужно, – нетерпеливо прервал его гитарист, хватая за плечи. – Это же знак, парень: наши дороги снова сошлись! Ты лучший! Ты тот, кого мы так долго искали! - Но Казу... – начал было Рюичи, однако тот не позволил ему завершить реплику, деловито подбоченившись и продолжив крайне самоуверенно: - Все уже на мази, дружище, мне удалось зажечь идеей свое руководство: согласившись, что подобный ход скажется на карьере Screw положительно, оно посулило приглашенному артисту баснословный гонорар. Соглашайся, старина Руи! Такая халтурка на дороге не валяется! Заговорщицки пихнув Рюичи в бок, гитарист с неподдельным интересом уставился на приятеля, настроившись лишь на успех, впрочем, принимать важные решения сгоряча не значилось в правилах жизни Ямамото. - У меня нет нужды в деньгах, Казуки, к тому же я планировал отдохнуть, потому что третий год работаю точно проклятый, – заметил пианист. – Бесконечные перелеты, репетиции, записи, концерты... Сегодня в Японии, завтра в Австрии, послезавтра в Америке – круговорот событий и стран, – краткий вздох, маленькое зерно отчаяния в честных очах Казу и – как реакция – снисходительная улыбка Рюичи. – Но опыт уникален. Мне интересно. - Крутяк!! – проорал рокер, бросившись обнимать друга и едва не своротив по пути локтем свое пиво. – Я знал, что ты поддержишь! Спасибище!!.. В общем, Руи-кун, план действий следующий, – мгновенно переключившись, принял серьезный вид, – ты выберешь любую классическую вещь, абсолютно любую, какую пожелаешь, – не суть, затем сваляешь переложение, обязательно со всякими фортепьянными сложностями, мишурой, наш поэт сочинит слова, мы все саранжируем, разобъем на партии и в итоге запишем супер-пупер-крутую песню в неповторимом винтажном стиле! Для нас это будет новая, ранее не ведомая грань, для тебя тоже, поверь. А еще... Он продолжал говорить – много и красочно, талантливо, как самый лучший на свете рекламист, расписывая плюсы проекта, расхваливая гипотетические результаты, вознося до небес талант Ямамото... а Ямамото думал. Смотрел на старого друга, улыбался и думал о том, как же все-таки неисповедимы пути: казалось бы, совсем недавно – вот-вот – он наяву грезил, как будет целый месяц сидеть в квартире, закрывшись от мира, от суеты, вкусно есть, сладко спать и даже не вспоминать о пускай и горячо любимых, но все же поднадоевших клавишах – а теперь фактически все бросает. Отказывается от долгожданного отпуска, от сна до полудня, японских ресторанчиков, священного ничегонеделанья, право на которое заслужил стертыми пальцами и километрами выжженных дотла нервных клеток. Отстраняется от всего, что еще вчера вечером манило, а теперь ни с того ни с сего посерело на фоне шанса, замаячившего на горизонте. Вот черт. Сколько раз Рюичи представлял себя рок-музыкантом, завидовал искренности, что живет, кажется, в каждой ноте рок-композиций, сумасшедшей свежести, соблазнительной вседозволенности гула натянутых струн? Он тоже хотел их свободы – обрушения рамок, стирания границ, но прекрасно понимал, что это недостижимо: путь у каждого свой. И тут, когда он уже и не надеялся, на рулетке судьбы выпал шанс. Конечно, чтобы им воспользоваться, придется забыть про отдых, опять работать, но... кто знает? Вдруг что и получится. Вдруг такой возможности больше никогда не предвидится, откажешься сегодня – завтра будешь локти кусать. К тому же, для него, известного виртуоза, покорявшего мировые площадки, участие в подобном проекте не представляло ничего сложного: можно развлечься, ощутить желанную свободу, заодно помочь старому приятелю. Все сразу. Против выступала, пожалуй, только матушка-лень. - ...Ну что, коллега? – подводя итог рекламным речам, Казуки выжидающе воззрился на Руи: мысленно гитарист уже вовсю праздновал победу. - Знаешь... – протянул Ямамото, взяв краткую паузу перед следующей фразой, дабы немного потянуть время, помучить самоуверенного приятеля, запомнить этот простой момент. На секунду ему вдруг почему-то совершенно не по теме представилось, что метель за пределами маленького прокуренного бара уже, наверное, намела сугробы возле вывески, наполовину скрыв витую шестерку. «Многовато снега для Токио», – подумал Руи, а вслух произнес: – Вообще-то я давно мечтал поработать с настоящими рокерами. - А я – с настоящим пианистом! – радостно подхватил Казуки. – Иногда мечты сбываются, – и, прищурившись, уже окончательно уточнил: – Значит, ты за? - Да, – отодвинув бокал вместе с последними сомнениями, Рюичи улыбнулся, произнося с почти незаметной иронией в спокойном приятном голосе: – Я согласен.