***
Пусть с тренировки и последующего душа прошёл не один час, Найтуолкер чувствовала себя лучше. Она привыкла к нагрузкам, но стоять оказалось делом не из лёгких, особенно по вторникам и четвергам — эти дни Король посвящал аудиенциям в тронном зале. Стоять приходилось идеально, презентабельно и… «подавать пример», как в Вертелках высказался Франсер. Последние конфликтующие с яростью смотрели друг на друга: точно подерутся вне зависимости от решения Франсера. Толстый купец, принадлежавший к богатой коалиции, надел на аудиенцию лучшее сукно, вычесал длинную, до пупка, бороду, сверкал дорогими камнями в перстнях на каждом пальце и беспрестанно потел, опиравшись на изящную трость. Его оппонент, рыбак из Минура, деревушки к северо-западу от Горички, был противоположностью: грубая кожа облупилась, и солнце спалило её почти до черна, выжгла цвет из коротких волос и бороды. Суть спора была донельзя пошлой: купец за бесценок скупал товар в близлежавших деревнях и продавал в городе, лишав рыбаков возможности выйти на городской рынок и продать товар дороже, чем купцу. Рыбак был недоволен, а купец не собирался «заниматься благотворительностью». Король вздохнул и потёр переносицу. Все вопросы были заданы, все претензии высказаны — как культурно, так и не очень. Мистган обдумывал решение не первую минуту, потому в тронном зале царило беззвучье. Столпотворения из вельмож Франсер, как и отец в последние годы правления, не допускал, а Яджиму отозвал ещё до обеденного перерыва. Эрза видела, как его обветренное лицо покрывала испарина. Замечала пульсацию в висках, пелену размышлений в потемневшем взгляде. Когда пауза затянулась достаточно, чтобы обеспокоить, молодой Король выпрямился, могучей спиной прижавшись к спинке трона. — Завтра я издам указ, содержание которого сведётся к следующему: цены на ряд продовольственных товаров, таких как зерно, хлеб, молоко и — регионально — рыба, будут ограничены по минимальному порогу. Это значит, что определённые товары запрещается покупать или продавать за цену, что будет ниже указанной в законе. Не успел Франсер закрыть рот, как купец заворчал в чёрную бороду и поднял мясистую руку в длинных одеждах. — Да? — терпеливо спросил Король. — Ваше Величество, позвольте спросить: уменьшится ли размер пошлины на ввоз товара в столицу? Пошлина, ещё весной переведённая в проценты, была главным доходом казны. — Нет, — просто и без жестокости ответил Франсер. — Она, как и прежде, будет составлять десять процентов от общей стоимости ввозимого товара. Купец подавился воздухом, жир на его животе затрясся, как холодец на шатком столе. — Возмутительно, — фыркнул он себе под нос, и Найтуолкер схватила копьё, шагнула к нему с левой ноги. Король остановил её движением руки — сухой от ветра, со сбитыми костяшками, с глубоким шрамом на ребре. Найтуолкер молча выпрямилась и уткнула копьё в пол. — Если Вы располагаете внятными, аргументированными возражениями, мессер Бобишá, я готов их выслушать и принять к сведению. Толстопуз задыхался от жары, духоты, своего веса, дорогих одежд и возмущения. Эрза знала, что его аргументом было лишь уменьшение собственной выгоды. — Помимо этого, — продолжил Франсер, — от ввозной пошлины освобождаются индивидуальные производители. — Что?! — взбеленился купец, а взгляд оппонента вспыхнул радостью. — Но, Ваше Величество, это ведь несправедливо! — он брызнул слюной. Король, явно готовый к такой реакции, вздохнул: — Вы путаете равенство и справедливость, мистер Бобиша. Равенство о приравнивании категорий, а справедливость о предоставлении каждому возможностей в соответствии с нуждами. Пусть достичь справедливости невозможно, в моих силах подтолкнуть социум к формированию чего-то отдалённо на неё похожего. Потому-то пошлина взимается в долях, а не в цифрах. Напоминаю, что никто — ни купцы, ни производители — не освобождается от торгового налога, составляющего пять процентов от выручки. Разговор окончен. Желаю всего хорошего, господа, — он встал и кивнул им. Купец сцепил зубы и резко развернулся спиной к королю. Найтуолкер разозлилась против воли и здравого смысла, когда от Бобиша раздалось нечто похожее на «сопляк… ты у меня попляшешь». — В-ваше Величество… — прошептал рыбак, мужчина тридцати лет. Короткие выгоревшие волосы и синие, ярчайшие на памяти Эрзы глаза сияли в свете солнца. Рыбак прижимал к худой груди соломенную шляпу и не мог закрыть разинутого в неверии рта. — Да, Сэм из Минура? — мягко отозвался Франсер, и Найтуолкер против той же воли и того же здравого смысла смягчилась, успокоилась. — Спасибо, — только и вымолвил рыбак слабо, на выдохе. Король кивнул и улыбнулся. Эрза хмыкнула. Пока что его улыбка была мягкой, доброй, одновременно по-детски очаровательной и по-отцовски обнадёживающей. Найтуолкер гадала, сколько месяцев пройдёт, когда от этой улыбки останется лишь пустое движение губ, делавшее лицо юноши приятным на вид. Рыбак поклонился и вышел из зала спиной вперёд. Мистган улыбался и думал, что если и проводить аудиенции, то для таких, как этот человек. Он устало выдохнул и потёр вспотевшее лицо. В голову всё настойчивее приходила мысль, что если он наденет набедренную повязку и топ, то такой костюм справедливо назовётся дресс-кодом. «Мозги у тебя плавятся, мальчишка», — подумал он то ли иронично, то ли строго, вроде своим, но каким-то иным голосом. Он обернулся на Найтуолкер. Мужчины были последними записавшимися на сегодня и Коко не докладывала о новых желающих, потому Джерар мог обсудить нечто действительно важное: — Всё-таки Яджима прав. Нам действительно надо что-то сделать с твоей одеждой. Девушка дерзнула фыркнуть и уперла руку в бок. — Извольте изъясняться конкретнее, Ваше Величество. — Твои каблуки, — кивнул Мистган и ввёл Найтуолкер в ступор. — В твоём досье написано, что твой рост составляет 169 сантиметров, однако ты едва ниже меня. Итого они сантиметров восемь — десять? Это увеличивает и без того повышенную нагрузку на голеностопные суставы, колени, икры и поясницу. По больше части Найтуолкер стояла из-за самого Мистгана. И если юноша уставал сидеть, то при мысли о болях в теле девушки его сжирала вина. — Носи, пожалуйста, берцы, — попросил Джерар, но подумал, что в них сейчас, наверное, жарко. — Или грубияны, — Мистган не особо понимал, чем берцы отличались от грубиянов, если вообще отличались, и потому посчитал взгляд Найтуолкер полным презрения. — Знаешь, я не особо осведомлён в этом. Давай я отправлю к тебе компетентного человека: расскажешь ему, какую обувь тебе сделать. Эрза Найтуолкер сжала копьё и потупила взгляд. Да, именно так — Охотница на Фей, чьим именем пугали детишек-магов, жестокая методами и взглядами женщина, смущённо отводила взгляд, не знав, что сказать. Не в первый раз, стоило добавить. Она не обманула Яджиму: Найтуолкер пользовалась своей внешностью, чтобы воздействовать на состояние врагов и союзников. Её рост служил той же цели, особенно если принять во внимание оценку солдат. Верность своих бывших подчинённых Эрза завоёвывала. На часть работало вдохновение — символ силы, воплощённой в женщине с тяжёлой поступью, с сокрушительной мощью, с пламенным взглядом и кровью горящей гривой. Эта часть была в меньшинстве. Остальных требовалось держать в ужасе, а задирая голову внушать страх было проблематично. То, как смехотворно она выглядела на фоне других капитанов (особенно Пантерлили), если не надевала каблуки, стоило бы умолчать. Однако Найтуолкер в самом деле не раз подворачивала ноги. В иной раз серьёзно, в другой не очень, когда с хрустом, когда без. В конечном итоге она привыкла сражаться на каблуках и настолько прикипела к ним, что носить нечто иное казалось чуждым. Чем-то чуждым казалась задумчивость (назвать это заботой противилось нутро) о её состоянии. Эрза, пусть игнорировала порой, знала этикет, как верующий — молитву, но не могла найти, что ответить в этой ситуации. — Не стоит… — запнулась Найтуолкер и выдохнула, успокоившись. — В этом нет решительно никакой необходимости, Ваше Величество. Я не первый год сражаюсь на каблуках. Король ответил немедля: — Я настаиваю, Найтуолкер. Для суставов куда тяжелее стоять, чем двигаться. Согласись, ведь будет нелепо, если такой первоклассный боец, как ты, преждевременно уйдёт на пенсию из-за такого пустяка. — Льстить вздумали, — цыкнула Эрза. — Нет, констатировать факт, — Мистган пожал плечами. — Это действительно будет нелепо. К тому же, не думаю, что твоему образу навредит списание нескольких сантиметров роста. В конце-то концов когда-то тебе всё равно пришлось бы начать борьбу со своими комплексами. — Начать борьбу с моими чем?! — завопила Найтуолкер и вспыхнула праведным гневом, вздувшим вену на лбу. Мистган засмеялся и отвернулся, прикрыв рот. Нападение на Короля предотвратил приход Коко. — Ваше Величество! Ваше Величество, разрешите доложить! Коко остановилась у трона и отдала честь, вытянулась. Все уже понимали, что её ноги навечно останутся покрыты уродливыми, морщинистыми шрамами, однако девочка уверяла, что бег не причинял ей боли. — А, а, а, всё, чур не бить, у меня работа! — Мистган поднял руки и с озорством отскочил от шипевшей Найтуолкер. — Я не вовремя, да? — Коко захлопала глазами и наклонила голову в бок. — Во имя революции — да, — низко, с угрозой произнесла Эрза, потемнев. Франсер и Тариталь прыснули, что заставило лицо девушки дёрнуться. — Что стряслось, Коко? — выдохнул Король и спустился к девочке. — К Вам письмо от Ваана Ранкилла, помеченное высшим приоритетом! Дошли вести о восстании в Асдарзе. Асдарз являлся самым отдалённым от Сенсо королевством и управлялся отнюдь не этим «Вааном Ранкиллом». Мистган нахмурился и спешно принял конверт. Только боги знали, с каким опозданием вести о восстании дошли до столицы. — Благодарю за быструю реакцию, Коко, — он потрепал её по голове. — Не ушибись. Когда решу, что делать, зайду к вам с Лахаром. — Поняла, Ваше Величество. Так точно, Ваше Величество. И Коко откланялась. Мистган, хмурый, вздохнул и сорвал печать с конверта. Эрза, напряжённая, тихо выпрямилась и принялась следить за реакцией Короля. Асдарз был странной страной. Пусть его жители признавали этническое родство (или хотя бы связь), асдарзцев чаще других замечали за крамолой, братоубийством и раздробленностью. Найтуолкер заинтересовало содержание письма и задумка Ваана Ранкилла. Мистган опустил длинное обращение к собственной персоне и перешёл к сути: «Надеюсь, моё письмо найдёт Вас в добром здравии и светлом расположении духа. Прошу Вас, Ваше Величество, простить мне мою дерзость: являясь скорее полководцем, дельцом, честным мужем и прямолинейным отцом, нежели политиком аль интриганом, я считаю благоразумным писать не хитро, но просто и прямо. Да, я устроил мятеж и возглавил его 5 июня х784 года. В течение трёх месяцев я собирал согласных со мной князей, губернаторов, вольных воителей, мелких имущих и рабочих, а потом подошёл к стенам Зарэя. Стоит сказать, что я выдвинул свои требования, и мне открыли ворота (но не главные, а восточные) жители самого города, и вошёл я в него не насильственно. Однако, увы, не все жители мне сочувствовали, и не обошлось без боя. Погиб 6331 человек, прежде чем я во главе своих приближённых воителей ворвался в замок Инзул и арестовал ставленника отца Вашего Фауста Франсера, Зрегрида Уильфиса, володевшего Асдарзом с Легионерской бойни и казни майора Легиона Игнила Драгиона в х776 году. Пусть слухи не отравляют Вашу светлую голову: Зрегрид и его семейство содержатся в человеческих, богоугодных даже условиях: они населяют старые свои комнаты, едят трижды в день то же, что и я сам ем, и охраняются элитным отрядом моих самых воспитанных и благоразумных воителей. За сим заявляю, что считаю своё володение Асдарзом куда более полезным самому Асдарзу, Эдоласу и Вам, Ваше Величество, ибо: 1) моими взглядами прониклись 63 князя из 77-ми, добровольно поддержав мой мятеж; 2) врата Зарэя, как было сказано, открылись изнутри, о чём будет свидетельствовать память очевидцев; 3) Зрегрид Уильфус не раз подозревался в казнокрадстве и прикормке ближайшего своего кружка, обходе законов Эдоласа и предвзятом отношении к одной крамольной группировке; И наконец 4) до событий х776 г., как Вы знаете, именно я держал Асдарз и именно я встал на сторону отца Вашего Фауста Франсера во время объединения Эдоласа. Я хранил верность отцу Вашему и намерен делать то же самое по отношению к Вам, Ваше Величество, да и с куда большим рвением и душевным порывом. Мою верность обеспечивает не только забота о моей Родине, но и личная моя к Вам приязнь, объясняемая благодарностью за амнистирование Легиона и за сохранение жизни Эрзы Найтуолкер. Это заставляет меня видеть в Вас не только своего повелителя, но и своего союзника. В доказательство этому присылаю вслед за письмом корабль даров на благо казны (список приложу в конце письма). Кораблём будет править мой наследник — Инвел Ранкилл, что присягнёт Вам от имени своего и имени своего отца. Так же напоминаю, что не вынес приговора Зрегриду и его семье — жду Ваших приказов, Ваше Величество. Ныне положение дел в Асдарзе шатко — по моей, признаю, вине, поэтому я предпочёл бы отложить свой приезд на поклон до успокоения настроений. Пустые слова на бумаге, но Я клянусь Вам в верности, Ваше Величество Джерар Франсер. Когда враг постучится в Ваши двери, я выбью ему зубы. Когда Вас будет искать вражья сталь, я приму её своей грудью. Когда вы устроите пир, я подниму кубок свой и восхвалю Вашу честь. Когда Вам придёт время умирать, я позабочусь о вечной Вашей жизни в сердцах и умах детей своих и последую за Вами. Готов внимать Вашим приказам и оборонять границы своей Родины, с уважением и наилучшими пожеланиями здоровья и всевозможных благ, Ваан из рода Ранкиллов, вассал Асдарза, князь Зарэя и шестой Палладин Священной Дюжины». Мистган не стал читать список. Он оглядел два листа размашистого крупного почерка и вздохнул. Франсер не знал, но у него потемнело лицо — мысли стесняли раскалённый мозг. Мистган подошёл к Найтуолкер и протянул ей письмо. Она изогнула бровь, однако заложила копьё за спину и взяла бумаги. Пока девушка читала, юноша ходил по залу и разминал шею. Думал. Найтуолкер едко усмехнулась, когда дочитала. Мистган разгадал в её выражении странное удовлетворение. — Есть, чем поделиться? — Да, — она кивнула. — С ублюдка Уильфуса давно пора снять кожу. Он утаивал не только деньги, но и магию. Такое не прощается. «Сам Фауст утаивал большую часть магии, знаешь ли», — Мистган вспомнил Дрома-Аниму и устало выдохнул. — Почему же Фауст ничего не предпринял, м, Найтуолкер? — Не могу сказать точно, Ваше Величество. Возможно, господин Фауст не видел в Уильфусе серьёзной угрозы. Возможно, не доверял источнику, предположив, что тот клевещет ради собственной выгоды. Впрочем, Легион никогда не врёт, стоит отдать им должное. — Он, Ваан то есть, — продолжил Франсер хмуро, — упомянул о казни Игнила Драгиона и о Легионерской бойне. Расскажи об этом подробнее, пожалуйста. Мистгану приходилось изучать историю с двух концов одновременно. Ситуацию усугубляла нехватка времени на изучение теории: весь день Короля был наполнен встречами, ответами на письма, расчётами, заседаниями (часто бессмысленными) и написаниями указов. Редкое время отдыха он предпочитал посвящать тренировкам: они разгружали умственную нагрузку. — В семьсот семьдесят пятом году началась Противомагическая война. Её наименование, полагаю, весьма прозрачно. Через год орден Легионеров свершил подвиг: сдержал натиск Коллегии магов — объединения крупнейших гильдий и сочувствовавших — в ущелье Керберовой глотки. Легион сумел истребить всех нападавших, однако из-за неудачного положения погибло четыре тысячи девятьсот девяносто пять Легионервов. После битвы Игнил Драгоион напал на сэра Фауста, чем свершил государственную измену и за что был приговорён к смертной казни в соответствии с кодексом Легиона и законом Эдоласа. Когда наступил день свершения приговора, генерал Легиона, Рубилакс Найтуолкер, прервал казнь и устроил мятеж. Имя «Рубилакс Найтуолкер» числилось в личном деле Эрзы в графе «Родители», но это был первый раз на памяти Мистгана, когда девушка произносила его. — Обе стороны примирила Ваша мать, королева Кая, впрочем, не сумев добиться помилования для Игнила Драгиона. Оставшимся в живых Легионерам: Рубилаксу Найтуолкеру, Вайсологии Вилкверу, Сильверу Сёрджу и Бухусу Вакху — выжгли руны, которые взорвались бы, соберись более одного человека в одном месте. Все были изгнаны из Горчики. От дел отстранены все, кроме Вакха и Найтуолкера, чьи руны намеренно запрограммировали не реагировать друг на друга. Мистган молчал на протяжение всего рассказа. Эрза не придала значения тому, как темнело его лицо, как дыхание становилось тише. Пот смочил его шею и спину, но Франсеру было холодно: грудь стягивал лёд и его пары жалили пищевод. — Как ты служила ему после такого? — Мистган смотрела ей в глаза. Холод сцепил его лицо, содрал эмоции. Эрза Найтуолкер устало вздохнула и в раздражении закрыла глаза. Будто с надоедливым ребёнком говорила. — Ваше Величество, информация о моих семейных отношениях не принесёт Вам или государству решительно никакой пользы. — Найтуолкер, он изгнал твоего отца. — А Вы изгнали своего и что дальше? — фыркнула она, побледнев от гнева. — Ежели Вам так интересно, скажу вот что, — Охотница на Фей выпрямилась и гордо, надменно выдержала его взгляд. До дрожи сжала свободный кулак. — Мой отец может выглядеть, словно стальной голем, и казаться воплощением идеального воина, но всё это не более, чем оболочка для трусливого, ничтожного и слабохарактерного слизняка, — цедила она сквозь зубы. — Он предал Эдолас и заслужил всё, что с ним произошло. Джерар вспомнил громаду Дрома-Анимы и то, какое количество магии он поглощал. — Какое облегчение, что не только твой отец заслуживает такую оценку. Мистган редко говорил так хладнокровно. Найтуолкер поняла, о ком он, и сжала письмо в кулаке, зарычала: — Да как ты смее!.. Король заткнул её жестом: поднял руку и сжал ладонь в кулак. Эрза сцепила челюсти, скрипнула зубами и отвела взгляд в бок, в пол. «Интересно, что из этого её собственные мысли и что ей вбили насильно? Сколько ей было в семьсот семьдесят шестом? Десять? Одиннадцать?» — Оставим эту тему. Почему отставка Ваана Ранкилла связана с этими событиями и откуда он тебя знает? Найтуолкер выдохнула и нашла в себе силы успокоиться. — Он меня и не знает. Он и Рубилакс Найтуолкер вскормлены одной женщиной. Так же, если не вдаваться в подробности, та ветвь Найтуолкеров, что не служила в армии Сенсо, каждые семь поколений обновляла родственные связи с Ранкиллами. Асдарз по своим нравам не далеко ушёл от родоплеменной общины, потому такая связь почитается и ревностно охраняется. Принято считать, что сэр Фауст опасался, что Ваан выберет семью в ущерб долгу и поддержит Найтуолкера — поэтому Ранкилл разграничил концепты «повелителя» и «союзника». Это заставило господина Фауста лишить Ранкилла титула. Полагаю, его заинтересованность во мне объясняется давней традицией и предрассудками родоплеменной общины. «Стало быть Инвел Ранкилл едет сюда получить роль не только потенциального заложника, но и жениха? — насколько Франсер знал, Эрза и её отец были последними Найтуолкерами. — Что ни день, то новость». Мистган выдохнул. Помассировал шею, хрустнув. Ваан Ранкилл не написал об этом, но отдавать свой престол без боя он не собирался. Об этом вопила его подпись: Ваан вернул себе каждый до последнего титул, начиная вассалом и закачивая Палладином Священной Дюжины. Последний сан носили приближённые Фауста, отмеченные особыми почестями умелые воины. Мистган точно знал, что среди них числились Байро, Зеро Преяр и бывшие капитаны. Впрочем, сейчас этот титул был пустым звуком: нумерация нуждалась в пересмотре, как и сам смысл существования сана. После слов Эрзы, Франсер убедился, что Ваан не лгал насчёт общественного одобрения. Более того, он отдавал родного сына в заложники. Ранкилл будет обязан ему, если Король оставит асдарзцу титул вассала и не организует поход. Франсер в кампании заинтересован не был: это дорого, это долго, это психически губительно для неокрепшего Эдоласа. Два риска вязали Короля по рукам: затруднённый расстоянием контроль политического климата Асдарза и возмущения других вассалов, посаженных Фаустом. Джерару пришлось пообещать людям отца оставить их на местах, чтобы обеспечить себе хотя бы малую отсрочку на приспособление. Мистган верил в лучшее в людях и всё же понимал, что будет обязан нарушить обещание. Понимал, что многие захотят угробить Эдолас вне зависимости от принимаемых Королём решений. Вне зависимости от того, кто носил корону. Джерар лишь надеялся, что повод будет куда более благоприятным и появится не так скоро. — Довольствуйся тем, что есть, — выдохнул Мистган и направился к выходу. — Пойдём, — махнул он Эрзе, — напишем указ и письмо. Не успела Найтуолкер нагнать Короля, как в зал вбежала Коко: — Ваше Величество, разрешите доложить! — Франсер кивнул ей и нахмурился, увидев её поджатые губы и встревоженный взгляд. — Его… — она вздрогнула, и Мистган сел на колено, сжал её плечи, настороженно, по-отцовски взглянув в глаза. — В чём дело, Коко? — Его княжеское высочество Зеро Преяр прибыли для свершения присяги, Ваше Величество. Эрза Найтуолкер побледнела.***
Чай пах мятой, а Зеро Преяр — одеколоном и дорогой кожей. На нём было раза в три меньше одежды и раз в семнадцать — украшений, чем на купце Бобиша, однако Мистган видел: настолько добротное сукно мог себе позволить не каждый. Чёрные военные сапоги с тесным голенищем сверкали, лоснились, словно шкура благороднейшего из зверей. Свободные штаны военного фасона были то ли шёлковыми, то ли хлопковыми и имели настолько насыщенный чёрный цвет, что, казалось, он поглощал весь свет в комнате. Объём сильных бёдер, обрамлённых кожаными ремнями по типу портупеи, выгодно подчёркивался. Впрочем, как и объём того, что было между ними. Мистган не поморщился, пусть хотел: что-то в этом вызывало в нём отвращение. Из верхней одежды у Зеро Преяра была лишь рубашка: кристально белая, чуть ли не сверкавшая, и огромная, она напоминала облако. Зеро расстёгивал её так, что воротник свободно торчал, выделяв могучую красивую шею, и было видно гладковыбритую грудь и верхний пресс. При такой вальяжности торс Зеро особенно строго обрамляла кожаная портупея, новая, начищенная и матовая. Она в два ряда обвязывала талию и уходила на плечи, за спину. Помимо портупеи у Зеро было ещё два украшения. Первое — серебряный перстень на большом пальце правой руки с таким тёмным рубином, что Франсеру становилось тревожно. Вторым украшением был глубокий вертикальный шрам, что рассекал грудь и живот Преяра до самой шеи. Кривой, выпиравший и тёмный, он был оставлен, очевидно, тупым и зубчатым инструментом по типу пилы. Гладковыбритый Зеро Преяр откидывался на спинку кресла, опирал локти на подлокотники и улыбался белоснежным ртом. Его глаза красного густого цвета смотрели приветливо, покровительственно, но раздражали Мистгана. «Как на дитё смотрит». — Глупая всё же традиция, — с благосклонной улыбкой сказал Зеро. Он обладал глубоким басом, щекотавшим барабанные перепонки. — Вдруг я болен, сам того не подозреваю и так глупо Вам наврежу? Он огладил большим пальцем четыре остальных. Порез уже закрылся, но, как и у Джерара, неприятно кололся, щипал. Мистган разделял это мнение касательно обычая присяги. Король разрезал пальцы себе и своему вассалу, и тот, коснувшись руки повелителя, клялся в верности на крови. У Франсера чудом (и мастерством владения ножом) не осталось шрама, хотя первые месяцы пальцы из-за частоты обряда не заживали. — Склонен согласиться с Вами, мессер Преяр, — ответил Мистган, пока Коко, бледная и одеревеневшая, наливала чай. — Однако, полагаю, в том и смысл: ответственность за сохранность друг друга в равной степени несут и король, и подданный. Зеро довольно и протяжно хмыкнул, подперев щёку расслабленным кулаком. Коко, разлив чай, удалилась. Преяр взял чашку на блюдце, отпил. Мистган дотронулся до ручки. — Благодарю Вас за любезность и благосклонность, мой король. Мистган согласился поговорить с Зеро по двум причинам. Во-первых, Преяр владел четвертью земель Эдоласа, то есть был самым любимым вассалом Фауста. Франсер хотел понять, каких принципов придерживался Зеро, что намеревался делать, чего хотел от Короля. Во-вторых, Мистган хотел выяснить его причастность к Легионерской бойне. Нутро шептало, что Преяр играл в ней не последнюю роль. Детский голос на периферии сознания кричал, но Мистган не слышал, о чём. — Что Вы хотели обсудить, мессер? — Если откинуть формальности и окольности, то мою Эрзу, конечно, — он отпил из чашки, прикрыв глаза, и пожал плечами. Король только сейчас обратил внимание, насколько тихо было за его спиной. Найтуолкер после их мартовского конфликта держалась с ним вполне учтиво, была молчаливой, лишь наедине позволяв себе развёрнутые ответы и откровенные реакции. Однако Король всегда её слышал. Улавливал изменения в её дыхании, замечал, когда она фыркала или усмехалась, гладила или сжимала копьё. В общем, Найтуолкер активно участвовала в диалоге и советовала Франсеру даже тогда, когда он не просил. Сейчас девушка стояла беззвучно. Словно не дышала. Мистган отпил, чтобы не хрустнуть кулаками. «Моя Эрза» из уст Преяра звучала до странного раздражающе. «Это не ревность, — знал он. — Это куда серьёзнее». Франсер кивнул Преяру. Тот, не изменив ухмылке, начал так: — До меня дошли вести, мой повелитель, что Вы амнистировали Легион. Действительно ли это мудро? — Да, — без промедления отозвался Король. Рассуждения об этом решении были делом минувших дней. — Если Ваше сомнение питают угрозы и страхи других вассалов, то напомню, что Легион был и останется верен короне вне зависимости от того, кто из семьи Франсеров её носит. Если возразите на это и помяните Легионерскую бойню, то, раз мы пользуемся персональными категориями, скажу, что я всё же не мой отец, и у генерала нет причин мне перечить. Он исправно несёт службу и уже не раз оказал неоценимую помощь в разрешении конфликтов на северо-востоке Сенсо. Джерар издал указ о помиловании действующего состава Легиона сразу же после того, как получил письмо от Рубилакса Найтуолкера. Он просил помилования для своих учеников, а у Мистгана не было причин ему отказывать. Генерал изъявил в письме нежелание приближаться к столице, пока не удостоверится, что руны утратили магический запал, и Франсер его понял (пусть тогда не знал, за что именно солдата так наказали). Обещал отсылать задания через доверенного гонца и принимать письменные отчёты. — Генерал отчитывается по выполнению каждого задания и раз в две недели по ситуации на его участке. Я не получал никаких жалоб на его работу. Тут Джерар слукавил отчасти: жалобы были, однако касались они самого Легиона, а не его действий. Король больше опасался за сохранность ордена из четырёх человек, чем за безопасность сотен вельмож с вооружённой охраной. Зеро вновь протяжно хмыкнул, отпил. Посмотрел поверх чашки. — Прошу простить мой скептицизм: он питается не сомнением в Вашем благоразумии, а опасением и осторожностью. Это оставляет отпечаток, знаете ли, — зашептал он без намёка на былую игривость, — видеть, как человек, которому доверял больше всего, заносит меч над головой короля. «Прожорливый Дрома-Анима на тебе отпечаток не оставил, а, сволочь?» — Мистган отпил, чтобы утопить клокотание в горле. «Успокойся, мальчишка, — одёрнул он себя повелительным тоном. — Сохрани хладнокровие и думай здраво». Эрза была тихой. — Полагаю, Рубилакса уже нельзя назвать образцом рыцарства и верности короне. Впрочем, думается, потому Вы и оставили в живых мою ученицу, — Зеро усмехнулся и горделиво вздёрнул подбородок. Положил ногу на ногу: правую голень на левое колено. — Удобно иметь её под рукой, не так ли, Ваше Величество? Зеро осмотрел Найтуолкер с ног до головы с голодом во взгляде. У Короля задрожали пальцы, но он не сжал кулаки. Он чувствовал не ревность, а не нечто другое. Нечто куда более серьёзное, чему не знал названия. — Эрза Найтуолкер — мудрый полководец, первоклассный боец и прежде всего опытный человек. Её советы и воинские навыки не раз помогали мне лучше оценить ситуацию и принять оптимальное решение. Так что, отвечая на Ваш вопрос, мистер Преяр, скажу: да, мне удобно присутствие Эрзы Найтуолкер в зоне досягаемости. — М? — Зеро вздёрнул брови и перевёл взгляд на Короля, будто даже не слушал его. — Ах, разумеется, Эрза умнейшая женщина во всей эдоласовской армии — я был бы никчёмным наставником, будь иначе. Я о том, что она Вам к лицу. «Она не зажим для галстука, знаешь ли». Эрза была тихой. Король ощутил то беспокойство, которое присуще родителю, чей больной ребёнок перестал дышать. — Жалко, конечно, что тебе пришлось отстричь волосы, девочка моя. Надеюсь, вынудивший тебя так поступить того стоил — они едва ли когда-либо отрастут так же хорошо. Он отложил пустую чашку и подпёр щёку кулаком, пялясь на Найтуолкер. Мистган видел отражение девушки в его красных тёмных глазах. Зеро оскалился, как пёс, увидевший текущую суку, и Франсер, чтобы не ударить его, долил себе чай. — Тц, всё же красива — дороже всяких колец и прочих стекляшек и, конечно, куда лучше красит сильного и статного мужчину, — он провёл большим пальцем по скалящимся губам. Рубин в перстне перелился кровью. — Уже молчу, что восхищаюсь Вашими способностями как манипулятора: ладно её простофиль-сослуживцев помиловать, это естественно, но вот оставить в живых мою Эрзу было действительно мудро. Твари её боятся, потому, видя её покорность и послушание, боготворят Вас. Те же, кто посильнее, видят, что с Вами благоразумнее договориться. Видят черти, я и сам не подумал бы Вам присягать, если бы Вы её казнили. Он пялился на неё. Мистган следил за его взглядом и видел, что Преяр пялился на её губы, пялился на её грудь, пялился на её живот, пялился на бёдра, пялился на лобок. Джерар вспомнил, как плотно штаны Зеро облегали его член, и запил желчь чаем. «Прекрати, — рык утонул в глотке. — Прекрати». Эрза была тихой. — Вынужден огорчить, мистер Преяр, — хладнокровно начал Король, не отняв чашки от лица. — Вынося приговор, я стремился к пацифизму. Вот и всё. Впрочем, не стану отрицать, что не думал, какому именно наказанию подвергнуть осуждённых. Это правда. Мистган просто не хотел убивать — тем более девушку с лицом Скарлет — и понимал, как воспользоваться образами капитанов во благо. Ко встречам с настолько прямолинейной деперсонализацией и сексуализацией его приказа он, как оказалось, был не готов. Зеро хохотнул, не отрываясь от Найтуолкер. Она не издала ни звука, не породила ни единого движения, не изъявила ни довольства, ни отвращения. Просто стояла позади, пустыми глазами смотря вперёд. Как кукла. «Прекрати». — Вижу, вы цените её, мистер Преяр. «Оторвись ты от неё, кобелина. Прекрати». — И не один, — Зеро хохотнул и прикрыл глаза, пожав плечами. — У господина Фауста — царствие ему небесное и да рассудит оно его — были на неё планы. У моей Эрзы жених есть, знаете ли? Заскрипели ремни на амуниции Найтуолкер: она не просто в оцепенении, она в ужасе от новости. Король пожал плечами: — Если это не сам Фауст, уверен, он сможет унять свой пыл и гордыню и потерпеть до семьсот девяносто первого года. Авось к тому моменту научится обходительно ухаживать за дамой и учтиво сделает предложение, потому что лично я кого-либо насильно женить или выдавать замуж не намерен. Зеро засмеялся. Загладил намеренно неряшливые пепельные мягкие волосы. — Ваша правда, Ваше Величество. Признаться, я сам не знаю, приступил ли господин Фауст к написанию указа в принципе. Но точно помню, что Ваш отец как-то обмолвился со мной, что с моей Эрзой «надо что-то делать». Как с куклой, да. Мистган отпил. — Думаю, девочка — Коко — знает, где бумаги, если господин Фауст к ним приступал. Он мало что скрывал от неё. — Зачем Вы спрашиваете, мистер Преяр? Сами метите в женихи? — Мистган смотрел на него исподлобья. Говорил ровно, без игривости. — Упаси Шаготта, я же не выживу! — засмеялся Зеро, взявшись за подбородок. — Если она сделала это, — он показал правое ухо, раковина которого оказалась пришитой, — на людях, то вообразите, что она вытворит в постели. Король сжал ручку чашки, и фарфор рисковал расколоться. — Эх, шучу, конечно. Она мне как… — он запнулся, усмешка сошла с лица, но лишь на миг. — Я ей в отцы гожусь: спускать её на такого старика, как я, весьма расточительно. Просто хочу убедиться, что таким кладом не завладеет некомпетентный сопляк, не знающий, что происходит в его же штанах. — Можете унять волнения, мистер Преяр, — ответил Франсер, сцепив пальцы. — Теперь ответственность за сохранность Эрзы Найтуолкер несёте не Вы, а она сама. Итак, — Король сидел прямо, смотрел уверенно, — её отец помилован и находится под моей опекой, воля Фауста ныне неактуальна, а Эрза Найтуолкер никогда более не перейдёт под Ваше покровительство, и её Хранителем я Вас не назначу. Все вопросы закрыты? Зеро затих. Посмотрел на Короля и прищурил глаза. Франеср понял, что разгадал истинную причину Преяра просить об аудиенции. — Знаете, Ваше Величество, — Зеро прикрыл глаза, хмыкнул и засмеялся, — никто не вложился в неё столько же, сколько я. Ну, помимо Фауста, конечно. Смотрите, не замарайте её: она мой лучший проект. «Прекрати!» — Мистер Преяр, прошу Вас прекратить отзываться о Найтуолкер как о предмете. — М? — он сцепил кончики пальцев, чуть склонив голову на бок. — Ах, я неудачно выразился, прошу у Вашего Величества прощения. Я лишь хотел сказать, что жизнь моей ученицы слишком ценна, чтобы пускать её в расход, а талант слишком велик, чтобы растрачивать его на тривиальности и собачьи свадьбы. Не говорю, впрочем, что ей это неподвластно, — он усмехнулся, кончиком языка лизнув уголок губ. — В конце концов, это и делает её столь смертоносной. «Это слишком», — Мистган выпрямил бледные, ледяные пальцы. «Да, мальчишка, — вторил тот самый властный, императорский голос, который был всё менее чужим. — Это слишком, и я вырву ему челюсть». — Каждая жизнь ценна, — Мистган налил чай в надежде согреть хладные от ярости пальцы. — Не говорите так, будто её можно измерить. — Но ведь можно, — Зеро пожал плечами. — Ваш тезис справедлив, если отнекиваться от ответственности выбора меры. Моя мера — польза миру, — он сложил широкие, большие ладони лодочкой, будто подставляя под воду. — Зачем ценить жизнь богатенького жополиза, никогда не державшего меч? — Преяр сжал кулак. — Он печётся только о себе, о своём статусе и о том, что скажут другие, а не о мире. Зачем ценить жизнь священника, который сидит в толстых стенах и молится о спасении выдуманного спиритического сгустка? Он никого не защитил, никого не спас, никому не помог. Зачем ценить жизнь девки, которая родила для галочки? Она породила ублюдка, который не нужен ни миру, ни себе. Неужели Вы, Ваше Величество, правда приравниваете жизни ничтожных, жадных, слабых, ленивых потаскунов и сук к жизни моей Эрзы, в которой не осталось ничего, кроме пользы государству? Пользы прежде всего Вам, мой король? — Зеро уткнул локти в колени и подался вперёд, вгляделся Джерару в глаза. Франсер стойко принял его тёмный, серьёзный, полный желчи и презрения взгляд. — Неужели жизнь человека, до последнего исполняющего долг, соизмерима с жизнью слизняка, готового ввергнуть мир в хаос, уничтожить его, лишь бы не чувствовать себя виноватым? М, Ваше Величество? Король услышал, как Найтуолкер сжала копьё, но не посмел отвернуться. Он выдерживал кровавый взгляд и отвечал ему строгим, суровым и непоколебимым. — Я не эксперт, мистер Преяр, — начал Мистган, — но есть вещи явно дороже жизни любого, кто живёт по таким принципам. Зеро плутовски усмехнулся и откинулся на спинку кресла с таким довольством, будто не с королём поговорил, а получил оральные эскорт-услуги. — И тем не менее Вы только что оценили мою жизнь, Ваше Величество. Только мера у Вас иная, — он закрыл глаза и улыбнулся. Мистган сжал кулаки и вскочил с места: кресло неприятно заскрежетало о пол. Зеро лениво засмеялся и тоже встал. Приложив руку к сердцу, он поклонился. — Не гневайтесь Вы так, Ваше Величество, я ведь шучу. Я часто так же полемизировал с Эрзой — ох, она ненавидела трепаться со стариком! — он развернулся к Найтуолкер и показал ей язык. Она взглянула на него, как на идиота, и этот взгляд сказал о многом. Прежде всего о том, что напряжение ушло. — Благодарю, что уделили мне Ваше время, Ваше Величество. Это было занимательно. Надеюсь, не наскучил Вам так же, как Эрзе. — Ни в коем случае, — Мистган вышел из-за стола и встал рядом с Зеро: на десяток-другой ниже, в два раза меньше и почти в два с половиной раза младше. — Хорошего пути, мессер Преяр. — Благодарю, мой король, — мужчина поклонился. Франсер уже проводил его до двери, но Зеро остановился, посмотрел Мистгану в глаза и мягко сказал: — Знаете, я всегда мечтал жить в мире, где Ваша мера — милосердие, тактичность, понимание, человечность — является единственной возможной. Потому на всё готов, чтобы претворить его. Правда, — он поправил воротник и надел шляпу. — Да здравствует король. Когда дверь закрылась, Король не отнял руки и всё смотрел на дерево. Эрза винила свет закатного солнца, ибо тени обложили молодое лицо и превратили короля в Фауста. В злого Фауста: бледного, с ходящими желваками, выпученными глазами, искривлёнными немыми губами и каменным, тяжёлым взглядом. С Зеро Преяром Найтуолкер трепетала. С Джераром Франсером она по-настоящему пришла в ужас. Она вцепилась в копьё и, бледная, склонила голову. Мистган увидел это и посмотрел на неё. — Прости, — прошептал он и жёсткими пальцами сжал лицо. — Полюшка как-то сказала, что у меня «омерзительно рожу косит», когда я злюсь. Прости. Он дышал. Долго и глубоко. Король потёр лицо, хрустнул шеей. — Знаешь, ещё ни разу мне не хотелось так сильно сблевать после разговора с кем-либо. А я ещё тебя блядью назвал, мудак двуличный, — он закрыл нижнюю челюсть и скрипуче засмеялся. Бледное лицо исходило испариной, мешки под глазами зияли чернотой. — Тебе не кажется, что ему стоит откусить и левое ухо? Для симметрии? Эрза бы засмеялась, не будь ей так страшно. — Он знает, — сказала она сдавленно и натянула шарф на нос. — Да… — вторил Франсер. — Он знает… Мистган развернулся к окну. За ним над Горичкой пылал алый закат — тихий и очень красивый. — Эрза… — называть её по имени до сих пор было странно, но в этот миг Мистган не хотел иначе. — Ты ведь охотница? — Да, Ваше Величество. — Выследи для меня такого человека, которому не составит труда жить в командировках и лезть в пекло ради обличения. Выследи Гажила. — Журналюгу? — фыркнула Найтуолкер. Король посмотрел на неё с пламенем заката в глазах и улыбнулся: — Да. Журналюгу. Я напишу ему письмо, а ты, выдав себя, передашь его. Если всё сложится удачно, то Зрегрид Уильфис станет первым, а Зеро Преяр вторым. Он направился к выходу и у дверей обратился к остолбеневшей Найтуолкер: — Пойдём чай заварим что ли. — Прошу прощения? — фыркнув, нахмурилась Охотница. — Чай, — Мистган недоумённо пожал плечами. — С мятой. Н-на кухне в столовой. Тебе нельзя садиться за мой стол, но вот мне за твой — вполне дозволено, я проверил. Заодно устрою им внеплановую проверку. Честно сказать, я на иглах от этого разговора, потому не представляю, каково тебе. Найтуолкер выдохнула, одёрнула себя и ответила: — Не стоит беспокоиться о таких мелочах, Ваше Величество. — Я сам как-нибудь разберусь, спасибо. Послушай, Найтуолкер, если тебе так нервозно, что ты не можешь ходить, то я готов тебя донести, просто скажи мне об этом. Эрза фыркнула, скинув с себя оковы оцепенения, и сдёрнула шарф, оскалившись: — Боги, да иду я, иду, чтоб Вас петух клюнул, Ваше… — она запнулась, багровея от раздражения, — Манипуляторство!.. Мистган засмеялся и не стал отбивать сдержанный удар по плечу.***
Коридор был свободен и тих в свете закатного солнца. Они недалеко ушли от кабинета, когда Найтуолкер, успокоившись, заговорила: — Ваше Величество, с опаской зовите кого-то заваривать или пить чай. — М? Почему? — Это эвфемизм. — ДА ЧТО С ВАМИ, АРИСТОКРАТЫ, НЕ ТАК?! Эрза возненавидела себя за то, что не выдержала и прыснула в шарф.