Love syndrome

Joy — Touch by Touch C.C. Catch — Soul Survivor Richard Sanderson — Reality

Мне было шестнадцать, когда мои родители, прихватив с собой все свое нажитое непосильным трудом имущество в виде трех огромных сумок, набитым бесполезным тряпьем, старого рыжего кота и нашей острой на язык, но по-прежнему безгранично любимой бабули перебрались в Сеул. О чем думает человек в свои неполные семнадцать? Меня, как и любого подростка моего возраста, мало беспокоили проблемы родителей со съемным жильем, я был счастлив, последние дни лета проводя в насквозь пропитанном вековой пылью старом чердаке, любезно выделенном мне родителями в качестве собственного угла. Маленьком настолько, что мои колени упирались в покатую крышу, когда я лежал на своей узкой кровати, мечтая о жизни, но зато с любовью обставленным — в своем старом доме мне приходилось делить комнату со старшим братом, которого я, к слову сказать, то ли в силу своего возраста, то ли в силу его отвратительного характера выносил с трудом. А теперь я мог закрыться ото всех в своем тесном даже для меня одного мирке, обклеенном плакатами Сисикэтч, Бонниэм, и наслаждаться одиночеством с парнями из Джой. Вопреки всем известным стереотипам о подростках я не ненавидел школу. Конечно, я подозревал, что деревенская школа столичной не ровня, но в своей бывшей школе я был в середнячках, и моей единственной целью на эти несколько лет было просто напросто не вылететь отсюда после первых же экзаменов, не оправдав надежд и стараний родителей. Все остальное время мою голову занимали мысли о различной ерунде вроде того, где достать деньги на новые найки, или симпатичной девчонки из параллельного. В первые же несколько дней учебы на новом месте я, неожиданно даже для самого себя, возымел небывалый успех среди одноклассников, а особенно одноклассниц, которые то и дело подсаживались ко мне на перемене, надувая свои неаккуратно тронутые краденой у матери помадой губы, и упрашивали помочь им с домашним заданием, будто я действительно понимал больше их. Пару раз я даже находил у себя в сумке надушенные клочки бумажек с признаниями и приглашениями на свидание, но тут же выбрасывал их, стараясь скрыться от чужих вопрошающих глаз как можно скорее. Стыдно было признаться даже самому себе, что в свои неполные семнадцать я не держал за руку еще ни одной девчонки, не говоря уж о поцелуях, или что там еще делают на свиданиях. Вот так всего за пару недель я прослыл среди большинства учеников старшей и средней школы холодным красавчиком, новичком, что успел разбить уже ни одно девичье сердце, не приложив к этому практически никаких усилий. Даже о моем шраме под нижней губой, который я получил еще в детстве, после неудачного поединка с дворовым петухом, ходили легенды. Самой популярной из них была та, где я подрался на заднем дворе школы за Юну — первую школьную красавицу — с ее парнем-старшеклассником Минсоком. Я тогда нехило накостылял ему, но и сам получил от его дружков, да так, что еще неделю не мог отмыть кровавые пятна со своих новеньких джинсов. И теперь Юна встречается со мной тайно, ходят слухи, что нас видели в парке аттракционов даже два раза, но об этом никто не должен знать. Но это, как вы понимаете, были всего лишь легенды. Юна была особенной, непохожей на других девчонок, что носили на голове забавные прически по последнему писку моды или надевали цветные водолазки под тонкие рубашки в горошек. За такую не грех было бы и подраться, иногда думалось мне, но на самом деле я видел ее парня всего лишь пару раз. Ко множеству слухов о том, что он тот еще отморозок, прогуливающий занятия и держащий в страхе весь район, прибавлялись еще и те, в которых он любил выпивать со своими друзьями на крыше школы, а один раз даже чуть не отправил своего одноклассника, который подбивал клинья к Юне, на тот свет. На самом же деле, весь его внешний вид не вызывал у меня особого страха. До тех самых пор, пока я за один лишь неосторожный взгляд в сторону Юны не удостоился уничтожающего взгляда его резких, чем-то похожих на лисьи, глаз. Он был ниже меня на пару дюймов, но, готов поклясться, в тот момент мне показалось, что я едва достаю своей лохматой макушкой до протертой дырки на левой коленке его фирменных джинсов. У меня больше не возникало сомнений в правдивости слухов о нем. Однажды, лежа на своем излюбленном месте на чердаке вдали ото всех и почесывая свой гладкий подбородок, украшенный боевым шрамом, я задумался о правдивости всего того, о чем судачат в нашей школе. И пришел к выводу о том, что если я уже подрался с Минсоком, то мне нечего бояться. Юна нравилась мне. И раз уж она до сих пор тайно встречается со мной, что мне мешает действительно пригласить ее на свидание? Я решился сделать это на следующей неделе. Сначала я собирался подкинуть ей в сумку записку с местом и временем встречи, но в последний момент передумал. Если каких-нибудь Кимов или Паков в нашей школе было хоть отбавляй, то найти человека с именем Лу Хан не составило бы особого труда. А мне не очень-то хотелось, чтобы записка попала в руки нашего местного бандита раньше, чем ее увидит Юна. Я дождался конца ее занятий и перехватил ее у лестницы раньше, чем она попала в руки Минсока, который всегда провожал ее домой. Наверняка я выглядел не лучше одного из заикающихся дружков из компании ее парня, когда приглашал ее на свидание. И, если честно, после первого невнятного квака, вырвавшегося из глубин моей, как мне тогда казалось, по уши влюбленной души, я не надеялся, что она примет мое предложение. Но вопреки всем моим сомнениям она согласно кивнула головой, молчаливо улыбнувшись, и оставила меня там, на лестнице, одного, с мокрыми ладонями, которыми можно было помыть пол в школьном спортивном зале, и выпрыгивающим из груди сердцем. У каждого ледяного принца должна быть своя холодная королева! Я одолжил у брата рубашку и долго вертелся перед зеркалом, прежде чем выйти из дома. Вычищенные до несвойственного им блеска найки и выстиранные накануне мною самим джинсы сидели как влитые. Матушка приглаживала мои торчащие во все стороны вихры на макушке, а я по-прежнему думал, что выгляжу нелепо. Юна была прекрасна в этот вечер. Мы гуляли по парку, теряясь в толпе людей на местном празднике (на что я, собственно, и рассчитывал, приглашая ее сюда в такой день), и я все никак не мог решиться взять ее за руку. Это была первая девчонка в моей жизни, которую я решился пригласить на свидание. Изредка меня посещали мысли о ее парне, пару раз я даже оборачивался, чтобы убедиться в том, что за нами никто не следит, но старался засунуть тревогу как можно дальше и не думать о том, что это все может плохо кончиться. Мы сидели у реки на зеленом склоне уже около получаса в полной тишине. Юна смотрела на звезды, одна за другой появляющиеся на темнеющем небосклоне, а я смотрел на нее. Мне не хватало смелости первому завести разговор, да я и не знал о чем говорить. Я решил, что Ричард справится с этим лучше меня, и осторожно опустил на ее голову наушники, что весь вечер носил на своей шее, и щелкнул кнопкой на плеере. Юна не шелохнулась и через пару мгновений улыбнулась, поворачивая ко мне свое удивительно красивое лицо. Я замер, вглядываясь в глубину ее глаз, чувствуя, как мои ладони стремительно потеют, а моя голова живет своей жизнью, медленно наклоняясь к чужим губам. Я почувствовал, как перехватило мое дыхание. А в следующую секунду я услышал оглушительный треск собственной рубашки в своих ушах, повисая безвольным ничего не понимающим мешком в чьих-то руках. — Оппа! Насупленные брови Юны — было первым, что я увидел, когда, наконец, откашлявшись, пришел в себя и смог твердо стоять ногами на земле. На мое плечо грузно опустилась чья-то рука, отчего я вздрогнул и по моей вмиг сгорбившейся под чужим весом спине пробежал холодок. Я боялся повернуть голову, хотя каждым волоском моей несуществующей щетины ощущал чужое дыхание в опасной близости от моего лица. Юна скрещенными руками на груди выражала все свое безграничное недовольство тому, кто так бесцеремонно обломал ей первый (?) поцелуй. — Кажется, ты не в курсе… — прохрипели мне в ухо, и я исподлобья огляделся вокруг. Не безызвестная компания из четырех человек во главе с Ким Минсоком, чья рука лежала неподъемным грузом на моей ставшей вдруг хрупкой по сравнению с ней спине, всем своим видом старалась мягко намекнуть мне, что пригласить Юну на свидание было не самой моей лучшей идеей. Один из них мастерски играл с карманным ножиком, другой, зажав зубами изрядно помятую сигарету, прятал сжатые кулаки в карманах спортивной куртки, ну а третий хрустел костяшками длинных пальцев, еще больше нагнетая атмосферу. На Минсока я взглянуть не решился. Смотреть ему в глаза было страшнее, чем отдаться кулакам того низкорослого дружка из его компании. Но он не спрашивал меня, впившись своими пальцами в мой подбородок и повернув мое лицо к себе. На какой-то момент мне показалось, что его лицо оказалось ко мне ближе, чем я успел наклониться к Юне тогда. Но я готов был признать, что вблизи его лицо оказалось настолько же красивым, насколько устрашающей была его репутация. И если бы не она, то за ним, возможно, бегала бы такая же толпа поклонниц, как и за Юной, ну, или как, на крайний случай, за мной. Теперь я был почему-то ничуть не удивлен, почему первая красавица школы встречается с таким, как он. Хотя, подождите… — Ступай домой, — сказал Минсок вполне спокойным голосом, обращаясь к Юне. Не знаю, чему я удивился больше: тому, как недовольно девчонка топнула ногой в ответ на слова Минсока, или тому, с какой скоростью менялось его лицо и настроение, когда он переключался от разговора с ней на меня. — Ты снова все испортил! — канючила она. — Что теперь скажут в школе? Я почувствовал, как пальцы Минсока сжались на моем плече. — А он никому не расскажет, — улыбнулся он, и я в очередной раз удивился тому, как эта улыбка в одно мгновение преобразила его лицо. — Ведь правда? Мне показалось, будто я услышал скрип его зубов, и, вздрогнув, тут же согласно закивал головой, так до конца и не поняв, о чем именно я должен был умолчать. — Вот и молодец. — С деланным дружелюбием снова улыбнулся Минсок. — И чтобы я тебя рядом с ней больше не видел. Свободен! Он хлопнул по моей спине с такой силой, что мне едва ли не пришлось выгребать из карманов усевших джинсов мой позвоночник по дороге домой. Я шел, понуро опустив голову, сам не зная, что больше всего огорчало меня. Юна, которая ушла, не удостоив меня даже взглядом, окруженная целым отрядом защитников, или то, что мой единственный шанс поцеловать девчонку только что накрылся медным тазом, благодаря одному очень неприятному типу с его до несправедливого красивым лицом для такой репутации. Я корил себя за то, что так опрометчиво мог подумать, что слухи в нашей школе — всего лишь слухи и им не стоит доверять. На Юну я больше не смотрел, да и она тоже старалась меня не замечать. Это породило новую волну разговоров за нашими спинами, которые меня, впрочем, давно перестали волновать. Все мои мысли, как ни странно, занимал Ким Минсок. И если раньше я виделся с ним в школе всего пару раз, то в последнее время он вместе со своей компанией все чаще попадался мне на глаза. Была ли это случайность, или я, сам того не осознавая, намеренно искал встречи с ним, не знаю. Но я практически постоянно ощущал на себе чей-то взгляд, и со стороны, наверное, был похож на параноика, спустя пару недель постоянного страха за свою собственную жизнь, притом, что я был свято уверен в том, что еще столько не успел сделать за все свои шестнадцать лет, чтобы прощаться с ней так рано. Вечерами я был занят подготовкой к предстоящим экзаменам, а если выдавалась свободная минутка, предавался размышлениям о своей никчемной жизни. Мне даже приходила в голову мысль заручиться такой же репутацией, как у компашки Минсока. Стать таким же крутым как он, ведь вся моя крутость основывалась лишь на слухах, ни один из которых не был подкреплен настоящими фактами. Однажды я даже умудрился ввязаться в драку с местными стражами порядка, попав в самую гущу событий в центре города, но кроме разбитой губы, ссоры с матерью и новой порции слухов в школе больше ничего из этого происшествия не вынес. Я завидовал Минсоку. При всей своей миловидной внешности, хоть я и не мог назвать себя экспертом в области мальчишеской красоты, он походил больше на примерного ученика, чем на грозу школы и всего района. Конечно, если снять с него эти джинсы, украшенные боевыми потертостями, застегнуть небрежно распахнутый ворот рубашки и аккуратно подстричь. Он был невысокого роста и, должно быть, носил под всей этой одеждой целую груду мышц. Я же при всем своем росте и телосложении таких эмоций, увы, не вызывал. И не имел абсолютно никакого понятия, как при всем при этом можно заслужить себе такую грандиозную репутацию. Еще через какое-то время я поймал себя на мысли, что постоянно слежу за ним. Подолгу разглядываю украдкой, стараясь отыскать в нем что-то особенное, скрытое от посторонних глаз, и незаметно для самого себя нахожу. Было ли это лишь тем, что я желал видеть, или Минсок, не подозревая о моих истинных намерениях, действительно позволял мне увидеть чуть больше, чем другим, но иногда я так и замирал с идиотской улыбкой на губах, пялясь на него во все глаза, и одергивал себя только тогда, когда обнаруживал, что он смотрит на меня в ответ. Наверное, в этот момент я был похож на одну из тех влюбленных девчонок, что наблюдают за объектом своего обожания поверх раскрытой книги, и только получив от учителя длинной линейкой по забитой совершенно не учебой голове, прячут в развороте учебника свое бордовое до самых ушей лицо. Я не заметил, как совершенно перестал бояться Минсока и его друзей, мимо которых, как школьная программа по математике, проходили все наши с ним переглядки. Я все еще не решался с ним заговорить, не до конца уверенный в его отношении ко мне, и с ужасом осознавал, что ни в одном толковом словаре школьной библиотеки не найдется такого слова, чтобы объяснить все то, что происходило между нами. Нас нельзя было назвать друзьями, ведь дружба не начинается со страха и зависти и не кончается красноречивыми взглядами с первой на последнюю парту. Мы не были врагами, иначе чего бы стоило Минсоку давно подкараулить меня за углом школы и отпинать за мое странное поведение. И лежа на своей кровати в один из пасмурных весенних вечеров под аккомпанемент барабанящего по крыше дождя, я пришел к выводу о том, что Минсок, должно быть, уверен в том, что я окончательно и бесповоротно, как некогда одна из моих тайных поклонниц, в него влюблен. Это умозаключение совершенно поразило меня, ведь если бы я мог видеть себя со стороны, я бы подумал точно так же, хотя сам был абсолютно точно уверен в том, что это не так. Но больше всего меня пугал тот факт, что в таком случае, рано или поздно это все закончится. Лужей моей крови на заднем дворе школы. С тех пор я старался все время контролировать свои взгляды и любые действия, которые могли вызвать хоть малейшее подозрение. Но вопреки всем моим стараниям я все чаще находил свои глаза приклеенными к Минсоку. Мне казалось, он замечал все мои скудные потуги и лишь снисходительно улыбался, когда я поспешно отводил взгляд, и смеялся, когда я был готов приклеить свой подбородок к груди, проходя мимо него, только бы не столкнуться взглядами. Он был горд и уверен в себе, я — нет. Я никогда не думал, что такие, как он, ходят в библиотеку. Посещение таких мест для уважающих себя плохих парней считалось чем-то постыдным, как думалось мне. И поэтому, случайно обнаружив хорошо знакомую джинсовую куртку в просвете соседнего стеллажа, я, решив, что такое весьма удачное стечение обстоятельств играет мне на руку, набрался твердой уверенности в том, чтобы высказать ему все, что я о нем думаю, прямо сейчас. Я отложил свой с трудом найденный учебник и, напустив на себя максимально безразличный вид, оглянулся по сторонам. Свидетелей вокруг не наблюдалось, и поэтому я, бесшумно подкравшись к Минсоку из-за спины, замер, раздумывая о том, как мне стоит его окликнуть. Наверное, я простоял там не меньше пяти минут, приходя в себя только в тот момент, когда он захлопнул книгу прямо перед моим носом. Я вздрогнул и попятился назад, стоило мне снова так близко столкнуться с ним, как тогда, на берегу реки, на что он только усмехнулся и сделал шаг вперед. И так до тех пор, пока я не остался прижатым к стене, окруженный со всех сторон высокими книжными стеллажами и Ким Минсоком. Мне против моей воли снова пришлось взглянуть на него, и как только я это сделал, все мои доводы и оправдания, которые я собирался высказать ему, застряли у меня в глотке. — Н-не знаешь, к-как н-найти т-ту книгу п-по л-литературе, к-которую н-нам з-задали?.. Книгу я прочитал еще две недели назад, но это было единственным, что я мог выдавить из себя в тот момент. Я не надеялся на ответ, ведь он наверняка даже не знал о том, что нам что-то задали. Но когда он усмехнулся, отводя свой насмешливый взгляд от моего до смерти перепуганного лица, я почувствовал, что впервые в жизни готов свалиться в обморок прямо посреди школьной библиотеки. Я вздрогнул и зажмурился, когда его ладонь со звонким шлепком уперлась в стену позади меня. Я ожидал чего угодно, но только не того, что его большой палец с нажимом пройдется по коже моего подбородка, стирая случайно оставленную моей шариковой ручкой неаккуратную линию. — И о чем ты только думаешь на занятиях? Разве сонсенним не говорил тебе, что на уроке всегда нужно слушать учителя, а не витать в облаках? — Снова усмехнулся он. Я еще долго приходил в себя после этой встречи, и на следующий день даже хотел попросить у матери остаться дома. Я понимал, что все, чего я боялся раньше, — ничто по сравнению с тем, что мне еще предстоит пережить. Тогда, в библиотеке, было всего лишь предупреждение — он посмеялся надо мной, а я и не знал, почему так до сих пор и не смог ничего ему объяснить и развеять все его ложные домыслы обо мне. Поэтому я с грустью и неизбежным смирением готовился к скорому часу расплаты. И в один прекрасный день я обнаружил в своей сумке очередную записку. К слову сказать, я давненько их не получал, и сей факт, признаться, иногда на фоне прочих событий немного расстраивал меня, поэтому этот клочок бумаги я развернул как только он попался мне в руки. Но стоило мне прочесть то, что там было написано, я тут же свернул его, воровато оглядываясь по сторонам. К счастью, никто этого не заметил, и я тяжело выдохнул, пытаясь привести колотящееся в груди сердце в норму. Все учащиеся знали, что крыша школы закрыта для посторонних. Для самих школьников в том числе. За исключением, конечно же, Ким Минсока и его доблестной команды, для которых везде и всегда были открыты все двери. Вряд ли записка, обнаруженная мною в сумке, принадлежала уборщице, которая собиралась избить меня шваброй без лишних свидетелей за то, что я приклеил жвачку под подоконник в коридоре на прошлой неделе. Но то, что меня собираются избить, я знал определенно точно. Я был готов к этому. Толкнув уже открытую кем-то до меня дверь, я осторожно ступил на залитую весенним солнечным светом крышу. Я сожмурился, втянув голову в плечи, самого себя убеждая в том, что это от слишком яркого света, но ни в эту же секунду, ни в следующую минуту, я не почувствовал ничего, кроме прохладного сквозняка, гуляющего по крыше. Никто не набросился на меня с кулаками, никто не повалил на землю и не стал пинать ногами, при этом издевательски усмехаясь. Я открыл глаза, оглядываясь по сторонам. Может быть, я пришел слишком рано? Минсок сидел спиной ко мне, опираясь руками позади себя, зажав пальцами правой руки тлеющую сигарету. Он определенно ждал меня, и удивлением для меня стало только то, что он был один. Я хотел по-тихому смыться, думая, что он меня не заметил, но его рука, настойчиво похлопывающая рядом с собой, говорила об обратном. Я бесшумно опустился рядом с ним, вцепившись руками в ручку своей сумки и опустив голову. Мы еще несколько минут сидели рядом друг с другом в полной тишине, после чего он достал из пачки сигарету и протянул ее мне. Я было дернулся от внезапно проявленной щедрости, но как настоящий уважающий себя плохой парень принял ее, немного наклоняясь, чтобы позволить Минсоку поджечь ее. Стоит ли говорить о том, что я, человек, никогда не державший во рту сигареты, тут же закашлялся, грозясь оставить на крыше свои легкие, а Минсок на это только хрипло засмеялся, даже не взглянув в мою сторону. И пока я, согнувшись пополам, вытряхивал из себя вместе с горьким дымом последний дух, он поднялся со своего места, отряхнув ладони о джинсовые штанины, и куда-то ушел. Я подумал о том, что так и не успел попрощаться со своим любимым котом, и даже не осмелился обернуться, готовясь проститься со своими неполными семнадцатью. Мои уши мягко сдавило, и я в ту же секунду как по мановению волшебной палочки перестал кашлять, оборачиваясь на Минсока, присаживающегося рядом на прежнее место. Ричард сладким голосом напевал мне о том, чтобы я сказал о том, что это правда. Чтобы сказал, что делать дальше, но я почему-то не мог сказать ничего, пялясь на лицо Минсока как умалишенный. Его лицо, которое снова оказалось ко мне критически близко настолько, что я почувствовал, как мои веки тяжелеют и безвольно опускаются. Он поцеловал меня, осторожно и тепло, едва коснувшись моих губ, и я еще долго, как самый настоящий придурок сидел напротив него с закрытыми глазами до тех пор, пока сквозь тишину в наушниках до меня не донесся его смех. Он смеялся над моей глупостью и наивностью по-доброму, взъерошивая волосы на макушке, а мне так хотелось объяснить ему, насколько сильно я был глуп, что не смог за все это время разобраться в самом себе. О чем думает человек в свои семнадцать с хвостиком? Меня, как и любого подростка в моем возрасте мало волновали проблемы с учебой, подпорченная репутация и бесследно стертые подошвы найков, купленных на с таким трудом собранные карманные деньги. Я был счастлив, прогуливая уроки на закрытой от посторонних крыше школы, куда никто не имел доступа, кроме меня. И еще одного человека. Который, держа мою руку в своей, крутил ею в воздухе, перематывая ленту одной из любимых кассет, нанизанную на обгрызанный карандаш. Под прозрачным небом, которое трудно было охватить одним взглядом, мне казалось, что и этого мира мало для того, чтобы разделить его на двоих. Я до сих пор не знал, что обычно делают на свиданиях. Зато я прекрасно знал, чем можно заняться на пустующей крыше вместе с Ким Минсоком во время занятий в школе. И мне ни секунды не было страшно и стыдно признаться ему в том, что я был по уши в него влюблен.