***
Вечернее солнце светит в лицо, окрашивая кожу в медно-золотистый. Этот цвет особенно идет Чонину, делая его и без того смуглую кожу поистине сказочного оттенка, глаза превращая в живой янтарь, а торчащие волосы в раскалённую лаву. Кёнсу же слишком бледен даже в оранжевых лучах, и Киму кажется, будто До в любой момент может растаять, исчезнуть, как последний лучик закатного солнца, как сизый дым костров на закате. Ветер ерошит непослушные волосы и забирается под тонкую ткань футболки, от чего по телу пробегают мелкие мурашки. Кёнсу разбегается, подставляя лицо холодным струям воздуха, и прыгает в стог сена. За ним сразу же следует Ким, прижимающий к груди той терьера Солли, совсем странно, по-девичьи пискнув при падении. До не знает, был ли это писк Солли, когда Чонин невольно сжал её хрупкое тельце в руках, или самого Чонина, но смеётся, широко раскинув руки в разные стороны. Когда рядом появляется макушка брата, Кёнсу невольно запускает руки ему в волосы, очерчивает кончиками пальцев уши и гладит затылок, а после взлохмачивает коротко стриженные темные пряди, делая голову Кима похожей на гнездо. Чонин бурчит что-то неразборчивое и пихает брата в бок. Солли жалобно лает, и парням приходится отпустить несчастное животное. До смеётся всё громче, продолжая портить прическу брата, на что Ким сразу же запускает освободившиеся руки Кёнсу под футболку и начинает безжалостно щекотать. До судорожно хватает ртом воздух, пытаясь оттолкнуть Чонина, но все бестолку. Ким перекидывает ногу через Кёнсу и садится сверху, не останавливая свою пытку. До брыкается, пытается сказать брату, чтобы тот его отпустил, слез с него, но из груди вырываются только резкие вздохи, вперемешку с какими-то полусмешками-полустонами. Но Чонин не думает отступать и, вдоволь насладившись мучениями старшего, целует его в нос, потом в щеку, уголок губ, шею и ключицу. Кёнсу улыбается и закрывает глаза, обнимая младшего и подставляя шею для очередного поцелуя. Ким нежно, почти невесомо целует выступающий кадык и переходит на губы. До сильнее прижимает брата к себе, прикусывая его и без того пухлые губы, представляя, как осуждающе будет смотреть на парня мать, воображая, что он опять целовался с какой-нибудь красавицей за сараем, но никак не со своим старшим братом. Чонин мягко целует До в шею, проводит влажную дорожку языком к уху и засасывает мочку. Парень давит в себе громкий вздох, когда Ким обводит языком ушную раковину и прикусывает выступающий хрящик. Они всё ещё полностью одеты, но Кёнсу кажется, будто он наг перед Чонином, будто он открыл перед ним не только всё своё тело, но и свою душу. Ким медленно проводит рукой по спине Кёнсу под футболкой, от чего тот вздрагивает всем телом, и оставляет на шее ярко-алый укус, улыбаясь так, как может только он. Самодовольно, нагло, но при этом невероятное тепло и нежность плещется в его карих глазах. Кёнсу кусает губы и смотрит брату прямо в глаза. Их лица разделяет всего лишь несколько сантиметров, и До быстро сокращает это расстояние, замирая прямо у губ Чонина. Тот только ухмыляется и грубо притягивает парня к себе, по-хозяйки опуская руку на поясницу, и целует снова. Теперь уже грубо, властно. Кёнсу стонет сквозь поцелуй, чувствуя, как рука Кима очерчивает его внутреннюю сторону бедра и ложится на пах, несильно сжимая. Даже сквозь тонкую ткань джинсов До ясно ощущает, какие у Чонина горячие ладони. Кёнсу не может сдержать громкий вздох, когда рука младшего касается его разгорячённой плоти. Почему-то он упустил тот момент, когда оказался с приспущенными штанами да, вдобавок, и боксерами. До закусывает нижнюю губу и закрывает лицо руками, в то время как Чонин, улыбаясь поведению брата и его трудно скрываемому румянцу, обхватывает член пальцами и медленно ведёт ладонью вверх-вниз. Кёнсу, в придачу к губам, начинает кусать костяшки пальцев, дабы заглушить рвущийся из горла стон. Он не сразу понимает, что Ким остановился и пристально смотрит на него. Даже на его смуглой коже отчётливо проступает легкий румянец, с которым в красочности и яркости может соперничать только румянец самого Кёнсу. Этот странный зрительный контакт продолжатся с минуту, пока До не опускает глаза и не видит, как сильно выпирает из штанов член Чонина. Судорожный всхлип, когда Чонин опускается к члену брата и обхватывает губами головку, получается, пожалуй, слишком резким и рваным. Он ведет языком по всей длине ствола, легонько дует на головку, полностью вбирает член в рот и тянется свободной рукой к своей ширинке, в то время как Кёнсу бессвязно мычит от удовольствия. До кончает с высоким стоном, прикрыв рот ладонью. Чонин, еще несколько секунд надрачивая себе, смотрит на брата из-под опущенных ресниц и кончает с коротким, похожим на вздох звуком, а после последний раз целует Кёнсу в щеку и утыкается носом ему в шею, впервые позволяя себе полностью лечь на него. До медленно перебирает тёмные волосы брата, и ему кажется, что он готов лежать так вечно, лишь бы рядом с Чонином.***
Лето… Сколько прекрасного и удивительного кроется в этом коротком слове. Чонин произносит его резко и весело, пожимая руку Кёнсу перед остановкой, хотя на душе невыносимо пусто. — Лето. До следующего лета. До кивает и впервые позволяет себе поцеловать Чонина в людном месте. Они увидятся. Они обязательно увидятся ещё.