Love syndrome

Очередной ужасный рабочий день с вечными недомолвками среди коллег и традиционным субботним скандалом от начальника подошел к концу. Радовало только одно – завтра выходной, правда это совсем не помогало идти быстрее, скорее наоборот, Минсок был готов растянуть весь путь до дома до самого вечера следующего дня. Он устало шаркал запылившимися туфлями по асфальту - поднимать ноги не было уже ни сил, ни желания. Свернув с оживленной улицы в тихий переулок, Мин устало зевнул уже в который раз и едва заметно поежился от вечернего холода. Ночной ветер пробирался холодными ладонями под рубашку, расстегнутую на груди на пару пуговиц, и колол иголками лодыжки под укороченными брюками. Минсок вздрогнул, мотнув головой, но пиджак, свободно болтающийся на плече, лениво придерживаемый указательным пальцем за бирку известной фирмы, надевать не стал. До дома оставалось всего пару сотен метров, но идти бы пришлось сквозь темные, почти не освещаемые переулки. Такие, которые можно найти в каждом квартале. У него был шанс безопасно добраться до дома, но тогда пришлось бы пройти в два раза больше. И Мин готов был поклясться, что завалился бы и заснул где-нибудь посреди дороги, не преодолев и половины пути. Но ничто не действует так ободряюще и не заставляет шагать быстрее, как чьи-то чужие шаги за спиной. Такие тихие и вкрадчивые, что Минсок запоздало понимает: нужно было все-таки пойти по главной дороге, или вообще вызвать такси. Он старается не думать о том, что это маньяк, извращенец, или, хуже того, сама госпожа Смерть собственной персоной идет за ним по пятам, готовая покарать за не сданный вовремя отчет. Мин боязливо оглядывается, но никого не обнаруживает за своей спиной, предпочитая ссылаться на бредни уставшего мозга. Но он даже не успевает расслабленно вздохнуть и взъерошить волосы, как оказывается прижатым к ледяной кирпичной стене жилого дома за одним из поворотов. - И почему такая киска ходит одна по темным переулкам в такое время? – слышится чей-то хриплый голос из-за спины. С нотками издевки и интонацией, по которой явно можно понять, что говорящий улыбается. - Эта киска с яйцами, и если ты меня сейчас же не отпустишь, то рискуешь лишиться своих, - шипит Минсок, пытаясь вырваться, но незнакомец держит крепко, больно выворачивая руки, и только смеется на жалкие попытки парня освободиться из его железной хватки. - Не дергайся, киска, иначе будет больно, - Мин сдавленно хрипит, когда незнакомец прижимает его сильнее к стене, продолжая сдавливать запястья одной рукой, а второй пробирается к пряжке на его брюках и быстро расправляется с ней. Холод кирпичной стены обжигает кожу, щека начинает ныть, и на ней наверняка уже красуется ссадина или синяк. Воздуха в легких катастрофически мало, но Мин решает потратить его на то, чтобы позвать хоть кого-нибудь на помощь, пытаясь выкрикнуть что-нибудь банальное из разряда: - П... Помогите! Помогите, насилуют, избивают, грабят! – Минсок готов драть горло, выкрикивая любую ахинею, лишь бы остановить извращенца, который уже успел стянуть с него брюки вместе с нижним бельем до колен и расправиться с ширинкой на своих джинсах. А, впрочем, Мин не знает, что на нем надето, да и его это сейчас волнует в самый последний момент. - Кричи, кричи, детка, - усмехается незнакомец, нажимая на поясницу Минсока, заставляя прогнуться в спине. – Все равно тебя никто не услышит, - он смеется, а Мин с ужасом понимает, что тот действительно прав. И последующие несколько минут из подворотни больше не доносится ни громких криков, ни мольбы о помощи. Разве что только тихие и глубокие вздохи, смешанные с полустонами, а еще один – особенно громкий – когда Минсок с позором кончает в руку своего насильника, едва удерживаясь на ногах. Но даже после всего этого насильник не уходит, не позволяя Мину опуститься коленями на грязный асфальт, а удерживает его в своих объятиях, заботливо натягивая на его зад испорченные брюки. - Мин... - ласково тянет «извращенец», поглаживая Минсока по волосам. И он не успевает среагировать, как его щеку обжигает неслабым ударом. - Придурок! – Мин выпутывается из объятий и толкает парня в грудь, в тусклом свете уличного фонаря узнавая до боли знакомые черты лица, которое хочется теперь разукрасить в разы сильнее. – Идиот! Кретин озабоченный! - Мин, - парень снова перехватывает многострадальные запястья сопротивляющегося Минсока и вновь прижимает его к стене. На этот раз спиной, от чего Мин морщится и предпринимает слабые попытки освободиться. - Ты идиот, Лухан, - шипит он, зло глядя в почти черные глаза напротив. – Ты что, до дома подождать не мог? Нахрена было устраивать весь этот цирк? - Еще скажи, что тебе не понравилось, - смеется Лухан и приближается к лицу парня. – К тому же ты бы снова заснул, как только добрался до постели. Наша кровать уже давно забыла, для чего была создана. Мин был прав. Лухан - озабоченный кретин, который считает, что кровать создана не для сна, а для регулярного безудержного секса. - Ты... Ты идиот, - устало выдыхает Минсок, расслабляясь и позволяя себе вновь упасть в теплые объятия. - Да-да, - снова улыбается Хань, наклоняясь, чтобы подобрать пыльный пиджак Минсока и закинуть его себе на плечо. – Идем домой, я сделаю тебе твое любимое какао.