Сердце Его Величества

Путь до селения дикарей не занял много времени. Калеб был мрачен и хмур, постоянно оглядывался на Френсиса, которого вели позади, а после взгляд соскальзывал на волка, который рвался на защиту Френсиса: веревки туго стягивали даже его пасть, потому и рык выходил приглушенный, немного отчаянный, но Калеб знал, что Морган не сдастся. И, как только его отвяжут, вновь ринется в бой, отвоевывая своего омегу у врагов. И это нужно было предотвратить — Калеб понимал лучше остальных, что сейчас, на пути к цели им не нужны конфликты и помехи, но животная сущность уже завладевала его сознанием, а человеческая сторона тонула в глубинах души Моргана. Селение, в которое их привели, оказалось совсем не большим. Да оно и понятно — эти дикари были кочевниками, постоянно переселялись с места на место, не застраивая больших домов, а разбивая лагеря на время, чтобы все можно было сжечь в случае угрозы без сожалений и больших потерь. Моргана заперли на псарне в отдельную клетку, а Френсиса увели в отдельный дом, так и не развязав. Калеба же втолкнули в один из домов, — явно дом вожака — где он едва ли не ударился головой о потолок: он был очень низкий и провисший. Из щелей сочился холод, а на полу лежали толстые шкуры, в углу горел очаг, но в помещении все равно было холодно. — Развяжите его, — кивнул Харен, садясь на скамью и оглядывая пленника. Он не боялся его, Калеб выглядел здравомыслящим, а такие не кидаются в драку, находясь в помещении, которое полно вооруженных врагов. Веревки перестали стягивать руки Калеба, и тот поспешно и инстинктивно растер кожу там, где они касались ее. После чего резко вскинул голову и, прищурившись, взглянул на Харена, стараясь понять, что тот хочет, и чего им от него ожидать. — Мы не причиним вам вреда, — сказал он, вступая в диалог. Им нужно было двигаться дальше, пока животная сущность окончательно не поглотила Моргана, задерживаться — это терять драгоценные даже не дни, а секунды. Время слишком быстро утекало, и не хотелось, чтобы оно утекало сквозь пальцы. — Ты уже говорил это, я имел неосторожность поверить тебе, — хмыкнул Харен, доставая из внутреннего кармана своей шубы трубку и принимаясь набивать ее табаком, запах которого тут же густым ароматным облаком заполнил комнату, явственно чувствуясь в холоде помещения. — Его Вел… — Калеб вовремя себя оборвал и исправился: — Морган — волк, который привязан к Френсису, и он никогда не даст его в обиду кому бы то ни было, поэтому ничего странного в том, что он набросился на вашего омегу, нет. Рассказывать об истинной цели их путешествия, о том, кем на самом деле является Морган, не хотелось. Это могло принести нежелательные последствия и дополнительные вопросы. Еще с самого начала пути они договорились о том, что будут держать все в строжайшей тайне, чтобы не столкнуться с врагами или теми, кто может стать их врагами. О том, чего могут хотеть их недруги, и Калеб, и Френсис не говорили, но каждый знал, что у другого в мыслях — Морган слишком необычное животное, магическое, сам факт того, что это человек-волк, мог взволновать умы самых разных людей, пожелающих использовать его в своих целях. Харен наклонил голову набок и еще раз внимательно осмотрел Калеба: — Что вы ищете в лесах Нотинг-Визердрэй? Туда не идут просто за приключениями, желая вернуться домой целыми и невредимыми. Оттуда почти никто не возвращается, а те, кто возвращается, предпочитают не то что не говорить, но даже не думать об этом. Зачем вы держите туда путь, да еще в компании омеги? Уж где-где, но там точно ему не место, даже с защитником в виде волка. — Мы ищем одного человека, только он может нам помочь, — совсем скрывать правду смысла не было. Калеб общался с такими людьми, как Харен — они слишком любили удовлетворять свой интерес, не отпускали, пока на их вопросы не ответят. Таким был Себастьян. Калеб имел неудовольствие общаться с ним в приватной обстановке, когда бывший король пытался выяснить местоположение Моргана и желание Калеба служить ему, Себастьяну. — И в чем вам требуется помощь? — вскинул брови Харен, выпуская изо рта облако ароматного дыма, постепенно рассеивающееся в воздухе, щекоча нос. — Боюсь, что я не смогу ответить на этот вопрос. Я лишь сопровождаю Френсиса и не имею права разглашать его личные мотивы, — твердо ответил Калеб, встречаясь взглядом с собеседником, который только лишь усмехнулся. — Ты верен своему господину, да? — Френсис не мой господин, — в этот раз голос Калеба стал холоднее. Харен хрипло рассмеялся, откладывая в сторону трубку, поднялся и подошел почти вплотную к Калебу: — Тогда какие у тебя мотивы идти на верную смерть? Может быть, ты имеешь виды на этого омегу? Калеб оскорбился. Знай Харен истинное положение вещей, он бы не стал делать такие выводы. Рыцарь лишь гордо вздернул подбородок и посмотрел в глаза собеседнику, показывая твердую уверенность в том, что того его мотивы не касаются. Харен вновь усмехнулся, вернулся на свое место и взялся за трубку. — Где гарантии того, что, если мы вас отпустим, вы не вернетесь вновь? — У нас нет времени на это. Можете быть уверенными в том, что наши пути больше не пересекутся. Харен постучал торцом трубки по крышке стола, переводя задумчивый взгляд на Калеба, а после, поджав губы, сказал: — Хорошо, я отпущу вас. Завтра утром отправитесь в путь, ночь переждете. Ожидается снежная буря с востока, вас в любой пещере занесет. Будете ночевать под охраной, волк останется на псарне. Надеюсь, омегу не смутит ночевка в одной комнате с альфой? — Не смутит, — сказал Калеб, не став уточнять, что они и так довольно часто ночуют рядом. И вряд ли вообще Френсис его воспринимает, как альфу. Скорее, просто как спутника и сопровождающего, что может дать защиту. Когда Калеба привели к Френсису, он отметил, что того тоже развязали, но держали под жестким надзором двух альф, переговаривающихся друг с другом и не обращающих никакого внимания на своего «заключенного». Но когда вошел Калеб, на него среагировали гораздо более оживленно — тут же подняли оружие и провожали взглядом ровно до тех пор, пока Калеб не опустился на скамью рядом с Френсисом. В этом доме тоже было холодно, здесь на полу никто не удосужился раскидать шкуры, чтобы закрыть щели в полу. Френсис поднял голову и вопросительно посмотрел на Калеба. Тот понял его без слов: — Уйдем утром. Все в порядке. — А Морган? — Пока останется на… псарне, — у Калеба с трудом повернулся язык, чтобы сказать это. В его голове никак не могло уложиться, что Его Величество король Морган спит почти под открытым небом на грязных досках в тесной клетке. Френсиса тоже заметно передернуло, и он поджал губы. Его этот факт оскорблял, но не из-за того, что Морган — король, пусть и свергнутый с трона, а потому что он был его мужем. И это стало уже не внушением, как выглядело сначала. Френсис действительно проникся Морганом всем сердцем, хотел его вернуть и стать по-настоящему семьей. Даже если они не предназначены друг другу судьбой и природой, как с Себастьяном. От воспоминаний о нем Френсиса вновь передернуло, он поморщился и повел озябшими даже под теплой одеждой плечами. В помещении гулял сквозняк, а он никаким образом не способствовал сохранению тепла. — Все в порядке, — Калеб позволил себе положить руку на плечо Френсиса и немного развернуть его к себе. — Ночь предвещает бурю. Так сказал Харен. — Почему он решил нам помочь? — Френсис нахмурился. — В этом нет никакой логики: сначала взять нас в плен, а потом укрыть от непогоды. — Я смог убедить его в том, что мы не причиним вреда. — Вы уверены? — выражение на лице Френсиса указывало только на его сомнение во внезапном милосердии Харена. Калеб уверен не был, но все же кивнул, чтобы не будить в омеге еще больше тревог. Тому нужно было поспать, он слабее и менее вынослив. Силы для продолжения пути ему просто необходимы, потому ни к чему тревожить его лишними сомнениями, которые могут еще и не оправдаться, — так думал Калеб, кивая с совершенно спокойным лицом: — Я уверен. Отчего-то к Калебу пришла мысль, — еще в начале их пути — что, пока Морган не может заботиться о муже, поговорить с ним и унять шторм метаний в его душе, это должен делать Калеб, пока у него есть слова и доводы, пока Френсис ему доверяет. Потому что Калеб хотел помочь Моргану, помочь им обоим, а душевное равновесие Френсиса — это первое, что заботило Моргана, даже когда омега был всего лишь претендентом в фавориты. Френсис лег спать на скамью, плотнее закутавшись в одежду. Калеб не мог сомкнуть глаз до самого рассвета, мучаясь мыслями о том, что может ожидать их утром, если Харен все же солгал. Калеб понимал, что они находятся в стане не врагов, но и не друзей, потому стоило держать ухо в остро. На рассвете Калебу удалось вздремнуть, но только лишь несколько минут. Почти сразу, как его веки потяжелели, он услышал шаги за дверью и оживившихся «сторожей», что до сих пор стерегли их (это было еще один поводом сомневаться в словах Харена: тех, кого хотят просто уберечь от бури, не сажают под стражу); Калеб сразу же распахнул глаза и напрягся, настороженно глядя на дверь. Та отворилась буквально через мгновение. На пороге появился Харен, кивнувший их «стражникам», и посмотрел на Калеба, успевшего встать со скамьи. Френсис, спавший не очень крепко под утро, тоже открыл глаза и привстал. — Берите его, — кивнул Харен, указывая на Френсиса. — Люди Вараона прибыли. Калеб среагировал почти моментально. Он перегородил дорогу к Френсису, бросив, чтобы тот не высовывался вперед. Френсис понял с полуслова, отходя к задней стене и едва ли не прилипая к ней напряженной спиной. Он не знал, что именно происходит, как и Калеб, но опасность чувствовал нутром. — Какого черта? — едва ли не прорычал Калеб, исходя злостью на ожидаемый обман и отчаянно пытаясь придумать, как сражаться с тремя вооруженными альфами. — Вараон любит подарки и омег. Почему бы не угодить ему? — усмехнулся Харен. — А я люблю своих людей, которым надоели постоянные набеги людей Вараона. Так почему же нам с ним не совершить выгодный обмен? Видишь, я тебе говорю о своих мотивах, — Харен повел бровью и перевел взгляд на Френсиса. — Ты вряд ли будешь доволен своей участью, но все лучше, чем погибнуть в темных лесах. Френсис невольно сглотнул, глядя ему в глаза. Воображение моментально нарисовало ему его будущее, и оно было совсем не таким радужным, как то, что он представлял себе, уезжая из отчего дома в столицу в качестве подарка. Тогда он был готов заплатить долг своей семьи за оказанную услугу, а сейчас никакой услуги не было. И Вараон… Это не тот человек, в чье распоряжение хотелось попасть. Слухи о нем были очень яркими и разными, сходилось в них лишь одно — Вараон относился к тем, кого называют бесчестными негодяями. Когда оба «стража» двинулись от двери вперед, Калеб бросился им наперерез, но без оружия и ослабленный непривычным холодом и бессонной ночью не смог долго сражаться, хотя бился до последнего, ведя бой не только за Френсиса, но и за честь своего короля. Проигрыш оказался быстр и унизителен: Калеба не ранили и даже не лишили сознания, просто скрутили веревками и не давали двигаться. Он только и мог смотреть, как сопротивляющегося Френсиса Харен берет под руки и волочет к выходу. Френсис пинался и рвался из его рук, но пальцы Харена были слишком крепки, а хватка просто смертельна, от нее конечности даже начали неметь, несмотря на толстый слой одежды. — Морган! Морган! — Френсис едва ли не завыл в голос от собственного бессилия. Издалека послышалось громкое рычание, приглушенные звуки стука — Морган бился о перекладины своей клетке, видя разворачивающуюся картину и горя разорвать обидчиков мужа, но не имея никакой на это возможности. Ему только и оставалось скрести когтями по сырому дереву и пытаться прогрызть перекладины, но клетка не поддавалась. Френсис продолжал его звать: снова оказываться в ловушке безволия не хотелось, оставлять Моргана он не мог, но сил на сопротивление уже не оставалось. Особенно, когда его руки с усилием связали и втолкнули на повозку, привязав и ноги к ней. Быстро перекинувшись фразами с Хареном, два рослых альфы презрительно что-то сказали вожаку дикарей на прощание, а после сели на лошадей: одна везла повозку, вторая была верховой. Френсису оставалось смотреть в серое небо, в котором крупными хлопьями плыли снежинки, и слышать отчаянный вой Моргана, слышимый сейчас, словно через толстый слой ваты — беззвучные и бесслезные рыдания оглушали.