Сердце Его Величества

— Поднимайся, — грубый и хриплый голос заставил Френсиса разлепить веки. Мороз стоял такой, что, кажется, замерзли даже зрачки. Снег с неба больше не сыпался. Френсис сморгнул и попытался понять, сколько времени они провели в пути: несколько часов или весь день? Тело затекло, оно даже перестало реагировать на холод. Если в самом начале дрожало, потому что его никто не накрыл ни одеялом, ни хотя бы старой телогрейкой, то после смирилось и впало в спячку. — Эй, ты слышишь? Вставай! — Френсиса пихнули в плечо, и он поморщился, только сейчас понимая, что мышцы так замерзли, что любое движение причиняет боль. А еще через секунду до впавшего в бессознательное состояние мозга дошло, что веревки сняли, и Френсис может даже попробовать бежать. Омега попробовал пошевелиться, но вышло плохо. Кровь в жилах застыла, мышцы стали каменными, потому Френсис не смог даже сесть. Лишь беззвучно застонал, приподняв голову. — Бери его, Норн, — тот же голос, который резал слух, как острый нож бумагу для письма. Френсис ощутил, как его поднимают и взваливают на плечи. А после вновь закрыл глаза — желания сопротивляться не было, хотелось сдаться холоду и забыться окончательно. Казалось, застыли даже мысли: о Моргане, о цели их путешествия, о желании выбраться из ситуации, в которой он снова становится заложником. В следующий раз Френсис пришел в себя от дикой боли, ломившей его тело — оно отогревалось, мышцы взрывались тысячей обледеневших осколков, а загустевшая кровь проталкивались сквозь сузившиеся сосуды. — Идиоты, — уже другой голос, — кретины! Вы бы его еще по снегу сюда дотащили! — А чем бы мы его накрыли по-твоему? С себя снимать шубы предлагаешь? — а этот уже знаком, только теперь тон более рассеянный. — Да хоть с себя последние штаны, Зар! Как его теперь показывать Вараону? Он уже подал приказ привести омегу, а этот вряд ли сможет нормально двигаться в ближайшие пару дней. Еще и температура наверняка поднимется. Идиоты! — Да ладно тебе, ну, хочешь я сам скажу, что произошло? — И Вараон там же порешит тебя, — фыркнул незнакомый голос. Френсис понял, что ужасно хочет пить, но в горло словно тысячу иголок воткнули — его нещадно драло, а слова никак не шли наружу. — О, очухивается, — на него все же среагировали, заметив легкое шевеление. — Иди, Зар. Иди подальше, чтоб глаза мои тебя не видели. С Вараоном я сам поговорю, хотя надо бы, чтобы тебя лишили твоей безмозглой головы. Послышался неразборчивый бубнеж, а после скрипнули половицы и хлопнула дверь. На лоб Френсиса легла горячая, почти обжигающая крупная ладонь. — Ты как, мальчик? Совсем плох? — Френсис смог разглядеть, что над ним грузный омега с круглыми щеками, за которыми почти не было видно узких глаз. Ответить Френсис не смог, лишь неопределенно двинул головой. — Давай я тебя напою, — догадался о его желании незнакомец, поднося к губам большую деревянную кружку с чем-то отвратительно пахнущим, но теплым. Френсис стал жадно глотать, пробивая ком из иголок в горле. Вкус, как и запах, не отличался вкусовым изяществом, но он не обращал на это внимания — главное, тепло прокатывалось по небу, проходило по пищеводу и попадало в желудок, где распадалось греющим комом. — Молодец. Ты не морщись, это не отрава. Только сбор трав, быстро поставит тебя на ноги, а то эти идиоты шубы-то на себя напялили, а ты вообще без движения в тонкой телогрейке ехал. И сразу же Вараону отчитались: мол, привезли подарочек, принимай. Тот уши развесил и давай уже отдавать приказы. А то, что подарочек ходить не может самостоятельно да говорить — кого волнует? — причитал незнакомец, откидывая одеяло. Френсис почти не слушал его, хотя старался не пропускать слова. Но они никак не складывались в смысловые предложения, оставались лишь обрывками и отдельными буквами, повисшими где-то в воздухе. Веки снова смыкались, тяжелили, Френсис не пытался сопротивляться — в темноте, в которую он падал, было лучше, чем наяву. Последнее, что отпечаталось в его сознании, — это как его растирают чем-то очень пахучим и жгучим. «Перец», — определил мозг запах, прежде чем вновь погрузиться в сон. Следующий несколько дней Френсис то приходил в себя, то снова засыпал. Его лихорадило, он почти ничего не ел, хотя незнакомый омега все же впихивал в него еду, а после вливал все те же вонючие травы. Френсис отворачивался и плотно смыкал губы, но был слишком слаб, чтобы противостоять здоровому человеку. Когда Френсис наконец немного очухался, то тут же предпринял попытку сбежать, но его лекарь и надзиратель в одном лице поймал его еще возле выхода из комнаты. Долго ругал и сетовал — ведь он столько лечил «подарочек», а тот босой да в одной рубахе вылез из кровати. В тот же день, вечером хмурый Френсис уже сидел в кровати, наотрез отказываясь есть. Он рассматривал омегу, сидящего напротив: действительно очень полный, с большими щеками с совершенно здоровым румянцем, словно у младенца, а щелочки-глаза не казались злыми. Скорее, сочувствующими. Отчаявшись, лекарь отставил миску с едой и, вздохнув, сказал: — Меня Гейбл зовут. — Френсис, — от неожиданности такого поворота разговора ответил омега. — Хорошее имя, — кивнул Гейбл. — Скажи мне, Френсис, почему ты упорно пытаешься сбежать: то на тот свет, то в заснеженные горы, судя по тому, как резво ты вскочил с кровати? Френсис отвел взгляд и уже по привычке плотно сжал губы. Делиться с недругом своими переживаниями он не собирался. Гейбл понял это. Пересев к нему на кровать, он заглянул Френсису в лицо и спросил: — Тебя кто-то ждет? Не отвечай. Вижу, что ждет. Так вот, — он вновь вздохнул, — забудь про побег. Если ты сбежишь, то тебя найдут и определят в худшие условия, чем те, что ты получишь, прислуживая Вараону. Смерть тебе покажется избавлением, но избавления ты не дождешься. Вараон жесток с теми, кто его предает, даже если они с самого начала и не были верны. Понимаешь о чем я говорю? — Гейбл подхватил лицо Френсиса под подбородок и развернул к себе. Френсис встретился своим взглядом с его, но упорно продолжал молчать. — Если ты не понравишься Вараону, то будешь помогать по хозяйству. Если понравишься, то станешь грелкой в его постели. Одной из многих. Возможно, очередь до тебя будет доходить не чаще наступления течки. Но не спеши не нравиться ему: те, кто не нравится, тут же становятся доступны для других альф. Теперь понимаешь о чем я? Френсис нехотя кивнул, хотя ни одна из обрисованных перспектив ему не нравилась. Он хотел обратно к Моргану, зарыться руками в его шерсть, прижать к себе и слушать его мерное дыхание рядом. Хотел спасти его, хотел снова жить вместе с ним и быть только с ним в постели, не делить ее вообще больше ни с кем. И то, что он наверняка не сможет сбежать, — по крайней мере, в ближайшее время, — угнетало и заставляло тоску внутри него разъедать душу, уже покрывшуюся налетом отчаяния. — Лучше Вараон, чем любой другой альфа из тех, кто ему служит, поверь, — закончил Гейбл, поднимаясь на ноги. — Поешь. Тебе нужны силы. Завтрашним утром тебя вызывает Вараон. Он хочет наконец посмотреть на тебя. К еде Френсис так и не притронулся, ночью почти не спал, не зная, чего ждать от предстоящей встречи. В голове крутились воспоминания о том, как его впервые вели к Моргану. Тоже в качестве подарка. Как он шел, гордо подняв голову, не желая быть униженным даже такой долей. В этот раз ситуация была совершенно другой, но Френсис твердо решил, что и здесь не даст втоптать себя в грязь положением, в которое попал. И не покажет своего страха и отчаяния ни перед Вараоном, ни перед Гейблом, ни перед кем-либо еще. Френсис слишком уважал себя, чтобы выбрать другую линию поведения. И, в конце концов, он муж Моргана, пусть не короля уже, но он его муж — и должен вести себя соответственно. С утра, когда его в обычной рубахе и штанах вели по узким коридорам от темной комнаты, в которой содержали до этого, к более широкой зале, Френсис невольно вспоминал, как слуги наряжали его на встречу с Морганом: в шелковые одежды, в золотые браслеты и драгоценные камни. Вплетали в тогда еще длинные волосы цветы и завивали сами волосы в локоны. Френсис никогда не был падок на подобное, но сейчас очень хотелось выглядеть так. Хотя бы для собственной уверенности. В зале, в которой он оказался, было не много людей: два человека по бокам двери и один за массивным столом — широкоплечий, явно высокий, с кустистой бородой альфа. Это и был Вараон — ошибиться просто невозможно. Конечно, он не встал, чтобы поприветствовать вошедших. Да и те «сторожа», что ввели Френсиса, тут же нырнули обратно в двери, скрываясь от глаз своего господина. — Ты — омега из южных земель, что Харен прислал, как подарок? — Вараон откинулся на спинку стула и положил руки на подлокотники. — Что ж, вынужден признать, что у Харена неплохой вкус. Как тебя зовут? Френсис молчал. Он даже не смотрел на Вараона. Уйдя глубоко в себя, он молил собственную выдержку лишь об одном — не сорваться. Просто молчать. Вараон нахмурился — такая ответная реакция ему не нравилась: — Ты немой или язык отмерз? — голос у него был резковатый, низкий, с чуть проседающими гласными. Френсис отлично это слышал, привыкнув к совершенно другому диалекту. Не выдержав, Вараон поднялся со своего места и подошел к омеге вплотную, беря его двумя пальцами за подбородок и поворачивая лицо к себе. Взял крепко, почти до боли стискивая, что Френсис едва сдержался от того, чтобы не поморщиться. Он не знал, насколько правильно себя ведет: итог-то все равно один, но хотел выиграть хоть немного времени. Надежда на то, что Морган и Калеб придут за ним, не угасала, хоть и тлела всего только маленьким огоньком. — Со мной такие игры не пройдут, — проникновенно сообщил Вараон, глядя прямо в глаза Френсиса. — Если ты не будешь отвечать, то я найду того, кто будет, а ты отправишься удовлетворять паршивых овчарок на псарне. Ну, представляешь, как тебя будет оприходовать пес? — Все лучше, чем ты, — не выдержал Френсис, выплевывая фразу. Он знал, что нужно молчать, но желание ответить зарвавшемуся ублюдку, считающему себя королем и богом в одном лице, оказалось слишком велико, чтобы ему сопротивляться. — Даже так? — Вараон стиснул его подбородок сильнее и приподнял так, что Френсису пришлось подняться на носки и вытянуть шею. Альфа всматривался в его лицо, усмехаясь. От него пахло вином и прогорклым дымом, а ногти на пальцах были грубо и нервно обстриженными и грязными. Френсис морщился. Его передергивало от одной мысли, что кто-то, — не Морган, — да еще и столь мерзкий, дотрагивается до него. Вараон отпустил его спустя несколько секунд. — Что ж, если твоя жажда сопротивления так горяча, то тебе стоит ее остудить, — проговорил он, насмешливо глядя на Френсиса. Весь его вид говорил о том, что он не сомневается в своей силе и умении укрощать любого, кто посмел пойти наперекор. Альфа кивнул тем, кто сторожил вход: — Заприте его в дальней комнате, печь не топите, еды не приносите. Воду горячую раз в сутки, чтобы совсем не окочурился, — и перевел взгляд на Френсиса. — Посмотрим, как ты запоешь уже завтра. Выполняйте, — кивок, и Вараон вернулся к трапезе, теперь уже совершенно не обращая внимания на омегу, которого взяли под локти и вывели за двери. Он не сопротивлялся, стараясь не думать о физических муках, вскоре его ожидавших. Главное, он смог выстоять. Пусть и проиграл, но все равно выстоял, не уронив свою гордость.