Последствия правды

      Мерлин искренне жалел, что магия не дает ему потерять сознание. Боль была везде. Она окружала, туманила сознание и расцветала яркой вспышкой, заставляя забыть обо всем. Чародей чувствовал её каждой клеточкой своего тела и не знал, сколько еще он сможет выдержать.       Сенред приходил каждый день. Предлагал еду и воду, учтиво улыбался и задавал один единственный вопрос, который, казалось, навсегда закрепился в сознании чародея.       ― Ты согласен служить мне? ― и злорадная ухмылка, да блеск в глазах, явно говорящие о безумии черноволосого короля. Видимо, он все-таки любил Моргаузу, раз так переживал из-за её смерти.       Мерлин не понимал Сенреда, хотя и стремился понять. Разве не очевидно, что он никогда не согласиться предать Артура? Разве он не доказал этого бесчисленное множество раз? Однако у чародея было не так много времени на рассуждения, ведь стоило разгневанному очередным отказом Сенреду захлопнуть дверь, как в камеру вваливался до безумия изобретательный палач.       Мерлин не знал, что приносило ему большую боль: мастерские действия палача, явно наслаждающегося криками пленника и отчаянными попытками бушующей внутри чародея магии, стремящейся защитить своего обладателя, или осознание того, что никто не придет на помощь. Мерлин понимал, что выглядит предателем в глазах Артура, и знал, что Сенред лишил его последнего шанса на оправдание. Надеяться на то, что король примет его и попытается защитить, Мерлин не мог.       С того момента, как Артур узнал о его магии, прошла неделя.

***

      Прикованный к стене чародей почувствовал странную перемену в поведении Сенреда, когда на восьмой день черноволосый король вошел в камеру. Что-то изменилось и это что-то одновременно радовало короля и приводило его в замешательство. Сенред выглядел нервным, то и дело оглядывался на дверь, а из сверкающих гневом глаз исчез и намек на доброжелательность.       ― Ты согласен служить мне?       Эта фраза, каленым железом отпечатавшаяся в подсознании чародея, сегодня звучала иначе. В голосе слышалось превосходство и нетерпение, Сенред нервно постукивал пальцами по влажным камням темницы и ждал ответа с явным нетерпением.       ― Нет, ― выдавил из себя Мерлин, стараясь не прислушиваться к тому, как жалко звучит его сорванный хриплый голос.       Сенред резко переменился в лице, но тут же справился со своими эмоциями. Уставший чародей не успел понять, какое именно выражение отразилось на лице жесткосердечного короля.       ― Пожалуй, дам тебе еще одну попытку, ― нараспев произнес он, и Мерлин, чье сердце и так билось сильнее с каждой секундой, почувствовал неладное. Что-то было не так. Сенред знал что-то, что могло повлиять на решение чародея. Мерлин отчаянно цеплялся за собственные затуманенные болью воспоминания. Сенред уже говорил что-то важное, только тогда чародей не придал этому особого значения. Только вот что?       Король посчитал своим долгом усмехнуться. Он два раза громко хлопнул в ладоши и в камеру вошел рыцарь, держащий в руках какую-то тряпку, практически насквозь пропитанную кровью. От потока мыслей у чародея закружилась голова. Рыцарь подошел ближе и Мерлин сумел разглядеть в грязной кровавой тряпке рубашку, купленную им для матери на рынке и отправленную ей месяц назад. Чародей почувствовал жуткий кровавый спазм в горле, дышать становилось все труднее с каждой секундой.       ― Подумай, ― тем временем размышлял темноволосый король, ― что тебе важнее? Жизнь человека, отвернувшегося от тебя и оставившего одного умирать в моих руках, человека, который никогда не принял бы тебя таким, какой ты есть, и который, несомненно, даже не задумывается о том, где ты и что с тобой, или же жизнь твоей дорогой милой мамочки, что так опрометчиво не сбежала в другое королевство... Хотя, ей ведь никто не сообщил, что ей, возможно, грозит опасность, так что винить её явно нельзя.       Мерлин чувствовал, как под кожей огненными потоками бушует яростная магия, готовая в любой момент разорвать Сенреда на части, он чувствовал, как бьется сердце, а мысли путаются, словно кровь в поцарапанном тонким кинжалом горле, которую чародей не мог ни выплюнуть, ни проглотить.       ― Итак, я повторю, ― оскалился Сенред. ― Ты согласен служить мне?       Мысли окончательно запутались, боль расцвела новой краской, стоило попытаться выпустить на свободу магию или хотя бы слегка шевельнуть затекшими руками. Мерлин смотрел прямо в глаза Сенреду и не видел в них ничего, что могло бы принести спасение. Только уверенность в том, что он наконец-то победил. Только уверенность в положительном ответе.       ― Нет.       И мир летит под откос, а чародей знает, что никогда себя не простит, но именно это правильно и Мерлин не жалеет, когда брови Сенреда резко подлетают вверх, а глаза наливаются кровью.       ― Убить её! ― кивает он рыцарю, прежде чем сердце Мерлина окончательно перестает чувствовать.