Дух Зимы

Past. На дороге, тянущейся меж домов, что с лихвой уже припорошены снегом будто праздничные торты сахарной пудрой, - ни души. Люди прячутся от мороза поближе к горячим печкам, к чему потом лечить кашель и отогревать задубевшие пальцы, лучше скоротать этот вечер в теплой уютной безопасности. Дух Зимы стоит на только что выпавшем снегу возле покинутого дома. Старые хозяева съехали, новые - еще не поселились, вот и стоит бывший дорогой сердцу семейный очаг обесцвеченным и пустым. Дух смотрит в его темные окна, а затем медленно переводит взгляд на серую струйку дыма, поднимающуюся над другой крышей, под которой кто-то явно готовит ужин. - Мама, а кто зажигает свет в домах? - Люди. Зима чуть медлит, прежде чем ответить, но ложь недопустима. Потому что Зима не умеет лгать. - Кто они такие? Я никогда не видел людей. - Они часто встречались нам на пути, ты их просто не замечал. - Это странно. Как можно не видеть тех, кто прямо перед тобой? Зима молчит. Ей не нравится эта деревня, ей не нравятся эти дома. Отсюда так хорошо видны Горы, что неподвластно и жесткого воскрешают былые воспоминания. Зима отворачивается от них и с надеждой смотрит на сына - сохранить бы его рядом как можно дольше. Дух ждет ответа, ему не нравится молчание после вопросов. С земли, забирая с собой ворох снежных брызг, поднимается ветер. Он подлетает к дымчатой фигуре и шутливо толкает ее к дороге, но та не слишком на это реагирует, прислушиваясь, ожидая. Не понимая. Чтобы спросить - не нужен звук. Ответ ощутим не на уровне слов, он сразу преобразуется в знание. Он как мысли в голове. И это общение - единственное из возможных. Единственное, которое Дух знает. - Просто еще не время. Зима уже далеко. Она - у самых первых деревьев необъятного леса, но Дух никогда не ощущает себя покинутым или одиноким. Он всегда чувствует свою мать. Справа хлопает входная дверь, ветер, встрепенувшись, бросается к ней, как собака на сочную кость. И попутно налетает на вышедшую на порог старушку. Она охает и сильнее кутается в вязаный платок. А затем усаживается на стоящий рядом подмерзший стул и замирает. Одна на всей широкой улице. У нее серый платок, серая шуба, серые сапоги. Она как блеклое пятно, взгляду не зацепиться. Дух Зимы манит к себе непослушный ветер, и он тут же оказывается около его рук, просачиваясь меж белых пальцев. - Ох, - внезапно выдыхает старушка. И вдруг разом становится будто сильнее и живее. - Дух Зимы, ты ли это? Она встает со стула, хватаясь сухими пальцами за услужливую палку, прислоненную к деревянным перилам. По ступеням вниз, шаг за шагом, тяжело перебирая ногами. Старушка идет навстречу тому, кого боятся все люди, живущие в этой деревне, так, будто это ее старый знакомый. Дорогой знакомый. - Да, это ты, я вижу, впервые так близко. Их двое на этой дороге. Дух Зимы играется с ветром, не замечая подошедшего к нему человека. Зима за много километров отсюда сбивает с ветки тянущий ее к земле снег. - Как давно я хотела посмотреть на тебя. Да… ты совсем такой, каким тебя рисовал Алва. Совсем как на том рисунке… я… да... У старушки на глазах выступают слезы, но она быстро вытирает их морщинистой рукой. Пальцы замерзли уже до боли, но варежки остались где-то дома, теперь постоянно забывается то одно, то другое. Но кое-что не сотрется из памяти никогда, будто сохраненное невидимым куполом, будто укрытое защитным плащом. - Алва ведь не здесь? Я сначала надеялась, но теперь понимаю, да, он не здесь. Старушка чуть прикрывает глаза будто от усталости и, смотря, как Дух Зимы вытягивает перед собой руки, как мелькают в воздухе его длинные дымчатые пальцы, начинает непроизвольно, тихо напевать простую и спокойную мелодию. Ту, которую могла бы быть колыбельной всем детям всех матерей. В том числе и могучих снежных матерей. - Ты видишь меня? Ты слышишь меня? Дух Зимы? Эй, Дух Зимы… Старушка вытягивает вперед руку, безрассудно и искренне. И отчего-то вспоминает, как когда-то, кажется, что в другой и чужой жизни Алва показывал ей рисунок, что занимал все его внимание, все его время. Рисунок, над которым он работал так усердно, отдавая всего себя, будто от этого зависела чья-то жизнь. Старушка вспоминает, как пошутила тогда, что тот, кто получился в итоге похож на еще не рожденного их с Алвой сына. И вот сейчас будто сойдя со старой пожелтевшей страницы и очистившись от налета времени, этот кто-то стоит на заснеженной дороге возле старого дома, в котором женщина прожила всю ту жизнь, что была после прощального письма. Дома, в который она вошла с хорошим и заботливым человеком, но который, конечно же, не смог заменить ей утерянного когда-то любимого. - Дух Зимы, - снова тянет старушка, пальцы дрожат, на серый рукав падает белый снег. Ветер сдувает его беспричинно и бесцеремонно, в соседнем доме гаснет в окне свет. Дух пару секунд заинтересованно смотрит во внезапно почерневший квадрат, обрамленный деревянной узорчатой рамой, - и переводит взгляд на дорогу. На белую неподвижную ленту, на которой неожиданным серым пятном выделяется что-то странное и незнакомое. Это необычно. Дымчатая фигура подается вперед и старательно всматривается в этот концентрированный продолговатый туман. И внезапно понимает, что это рука. Такая же как у него, только куда более четкая и материальная. Такая же материальная, как ветви деревьев или скамейки возле некоторых домов. Дух Зимы поражен. Он скользит взглядом вверх и натыкается на ответный. Чужие карие глаза смотрят удивительно ласково, почти радостно, а собственные черные расширяются от удивления. Это определенно кто-то живой. Как лисы в зимнем лесу, как снегири на ветках, усыпанных рябиной. Дух отшатывается назад, ветер услужливо сворачивается на его плече. То ли насмехаясь, то ли подбадривая. - Нет-нет, не бойся. Я Иви, это я - Иви, не бойся. Старушка все еще тянет руку, еле удерживаясь на ногах – ей явно тяжело стоять, особенно, увязнув ногами в рыхлом снегу. Она смотрит так, будто просит чего-то, будто ждет чего-то. Будто еще не потеряла ту надежду, о которой говорила всегда минуту назад. Она тянет руку, и Дух Зимы безрассудно и в чем-то доверчиво протягивает свою в ответ. Иви задерживает дыхание. Она знает, что это опасно и неправильно. Но ей уже нечего терять. Ей давно уже нечего терять. Замерзшие сухие пальцы достигают чужих почти иллюзорных. Иви не чувствует прикосновения, это совсем как погрузить руку в густой предрассветный туман. Ничего, за что можно ухватиться. Ничего, что можно сжать. Холод. Только холод, который постепенно проникает под кожу, несмотря на теплую одежду. Он медленно скользит по пальцам вверх и не дает спокойно выдохнуть. Иви понимает, что замерзает, но ей все равно. Она смотрит на Духа Зимы и улыбается. Смотрит в черные глаза, которые кажутся такими знакомыми, и представляет другие. Представляет, какими они были тогда, когда Алва тоже бродил меж домов вместе с зимним ветром. Холодно. Но Иви не опускает руки, только с каждой секундой все тяжелее опирается на старую палку. Хочется спать, очень, очень хочется спать. Дух Зимы теряет из вида чужой взгляд, наклоняется ниже, пытаясь уловить, пытаясь понять, кто это, что оно хочет и что делает. Ниже, ниже к самой земле. Серое не белом, уже без взгляда и без стремления. Ветер ободряюще прижимается к щеке, не давая даже намека на то, что произошло нечто плохое. Иви замерзает, а Дух Зимы громко зовет свою мать. - Мама, мама! Совсем рядом скрипит от мороза деревянное крыльцо. Луна выходит из-за серой тучи и затапливает деревню равнодушным светом, от которого серебрится снег и не согревается никто. - Мама, кто это? Я никогда раньше никого подобного не видел? ...Это человек? *** Наруто ловит на себе пристальный взгляд хозяйки дома и открыто смотрит в ответ. Та отчего-то резко отводит взгляд, но уже через секунду улыбается, будто извиняясь. - Хотите еще лепешек? - Нет, спасибо, я уже наелся. Но вы очень вкусно готовите, правда. Снова улыбка. Женщина кивает и отходит вглубь комнаты. Скрипит входная дверь, и в дом входит Кита. Она громко топает ногами по дощатому полу и поспешно стаскивает с себя аккуратную серую шубку. - Где ты была, Кита? Завтрак давно готов. И что я говорила про зимние прогулки? - Я всего лишь ходила на задний двор, мам, честно. Женщина вздыхает, а девочка радостно подбегает к Наруто, который уже укладывает свои вещи в дорожную сумку. - Уже уходишь? – Кита заметно грустнеет, но уже через секунду в ее серых глазах загорается яркая и живая искорка. – Мне нужно кое-что тебе рассказать. Это секрет. - Какой секрет? Девочка складывает треугольником ладошки и тянется вверх. Узумаки непроизвольно наклоняется, подчиняясь этой невинной игре. - Я расспросила ветер. Я знаю, где сейчас Дух Зимы. То есть не Дух Зимы. То есть они оба, ну ты понял. Кита шепчет в самое ухо, глотая слова, торопясь и зябко перебирая ногами. Наруто задерживает дыхание, удивленно выпуская из рук только что сложенное полотенце. Сердце пропускает удар, а затем принимается учащенно биться о грудную клетку. - Скажешь мне, где? - Конечно, скажу, - голос звучит немного обиженно, будто девочка крайне недовольно тем, что Узумаки усомнился в том, что она поделится с ним этим знанием. – Нужно идти на север. Это туда, - Кита быстро указала пальцем в нужную сторону. - Сначала будет небольшая деревня в десять домов, потом еще одна - побольше, а потом после моста над речкой та деревня, которая тебе нужна. Они только на пути туда, так что тебе повезло. Успеешь? Кита выглядит очень радостно, а Наруто еле удерживает себя от того, чтобы не сорваться с места прямо сейчас. Он смотрит на девочку сверху вниз и говорит с особой теплотой в голосе: - Спасибо, Кита. Девочка краснеет, блестящими глазами следя за тем, как Узумаки застегивает сумку. А затем чуть мрачнеет и отрывисто дергает того за рукав. - Ветер сказал еще кое-что. - Что? - Он сказал, что ему страшно. Наруто переводит взгляд вглубь комнаты. Хозяйка дома укладывает в шкаф чистое белье. Отчего-то кажется, что она все слышала, но не подала вида. Она ведь хороша в притворстве, ведь так? - Не стоит бояться, мы с Саске все поправим. - Так его зовут Саске? Кита смотрит серьезно, без хитрецы во взгляде, без радости от того, что нежданно узнала имя того, с кем так хотела бы встретиться. Наруто мысленно бьет себя ладонью по лбу, фраза вылетела непринужденно, необдуманно. За окном завывает ветер. Узумаки невольно прислушивается – как в этом свисте можно услышать слова, в вое – просьбу, а в резком порыве – страх? Кита все еще сжимает в пальцах край чужого рукава, а затем просто и открыто смотрит на того, кто поверил ее словам без каких-либо доказательств. Кто придал отвергаемым ее матерью способностям особый смысл, истинную важность. - Наруто и Саске, - Кита, мотнув головой, выпускает из пальцев теплую ткань чужой кофты и улыбается. – Я запомню. Хозяйка дома с отрывистым щелчком закрывает шкаф и выходит из комнаты. С виду - беззаботно, на деле - напряженно. У нее внутри все сжимается от противоречивых чувств, она знает, что ей следовало бы упрекнуть дочь за подобные разговоры. Но когда она смотрит на этого странного путника и видит у него на плечах едва заметную белую иллюзорную ткань - ей отчего-то становится горько. Это похоже на сомнение в собственном выборе с нежеланием его менять. - Если вдруг будете возвращаться этой дорогой - заходите к нам, ладно? - Кита говорит быстро, смущенно, но с удивительно светлой надеждой. - Ладно. - Передашь кое-что Саске? Скажи ему... скажи ему, что я очень люблю зиму и очень хочу, чтобы она вернулась, - девочка чуть краснеет и неловко переминается с ноги на ногу. Как это прекрасно по-детски считать, что для кого-то незнакомого и далекого будут важны твои слова. Наруто улыбается и кивает. Обязательно передаст, ведь Учихе будет приятно такое услышать. И узнать, что крылатая почти фраза о том, что "Зиму никто не любит" - чушь. *** У Узумаки не хватает дыхания. Он несется по грязному полю, застревая в талом снегу, обратившемуся в воду вперемешку с комками земли. Нельзя было даже думать о том, чтобы потерять еще один день, еще один час. Быстрее, быстрее, пока не потерялся след, пока чужие слова как звезда путеводная влекут за собой, вытягиваясь впереди как нитки из клубка, что обязан привести к искомому. Наруто «пролетает» первую деревню, даже не оглянувшись на громкий оклик какого-то старика. Тот был то ли недоволен чем-то, то ли удивлен. Узумаки не думал о том, что скажет. Не думал о том, как Учиха отреагирует, когда увидит его так далеко от дома и так близко к себе. Он просто бежал, делая короткие передышки, чтобы восстановить дыхание и дать отдохнуть не привыкшим к подобному ногам. В голове – ни одной четко сформированной мысли. Даже о зиме как-то не очень и думается. Все, что есть внутри – предвкушение встречи. Все, что есть внутри – «эй, а ты слышал, какие песни поют в некоторых деревнях?» Наруто хотелось рассказать Саске обо всех странностях, которые повстречались ему на пути, обо всех открытиях, которые сами предстали перед ним, даже искать не нужно было. Хотелось рассказать о той тишине, которая окружала и обнимала, когда на многие километры вокруг – ни души, только мокрое поле, с редким снегом, в укрытых от солнца нишах. Или о целом ворохе белого зимнего великолепия, который сохранился вопреки всему. И отчего-то видеть его было как встретиться со старым добрым другом. Наруто бежит, пересекая небольшую торговую площадь с самодельными палатками в самом ее центре. Взгляд скользит по цветастым платкам на одном из прилавков, и отчего-то в сердце впивается невидимая тонкая игла. Быть может, такие проникают под кожу, когда становится холодно? Очередная деревня позади, а дыхание уже и вовсе сбивается через каждые две минуты. Наруто видит впереди тот самый мост, о котором говорила Кита – и сердце сжимается от предвкушения. Саске точно где-то там, иначе это будет совсем нечестно. А затем – прошибает жаром и оглушительным стуком, когда видишь темную фигуру на самой середине этого моста. Река не очнулась от зимнего сна, тонкий лед все еще покрывает ее гладь, да и сама она явно отмахивается от столь раннего пробуждения, рано еще, вы что, еще совсем рано. Наруто прибавляет скорости и кричит, толком не выровняв дыхание: - Саске! Фигура замирает, а потом медленно, неверяще оборачивается. Узумаки взбегает на мост, громко стуча сапогами по деревянным бревнам. Вихрем «подлетает» ближе и радостно тормозит в метре от замеревшего со странным выражением лица Учихи. Наруто упирается ладонями в колени, сгибается, силясь отдышаться. И смеется счастливо, поднимая глаза на того, кого так отчаянно и глупо пытался найти. Саске выглядит ошарашенным. Он стоит неподвижно и молчит, широко раскрытыми глазами смотря на то, как Узумаки смахивает со лба налипшую на него светлую челку. - Привет. Наруто улыбается, смотря открыто и добродушно. Учиха моргает и все еще удивленно хмурится. Его взгляд скользит по измазанным в грязи чужим сапогам и штанам, по распахнутой куртке и по шарфу, который еле держится на шее, сбитый со своего законного места от быстрого бега. И только потом выдавливает из себя: - Что ты тут делаешь? - Я тебя догонял. Это, знаешь ли, нечестно было ничего мне не сказать. Это было нечестно уходить одному. И тем более - это было нечестно заставлять меня искать тебя. - Я не заставлял. Нет причины меня искать. - Да куча причин! Наруто выпрямляется и решительным взглядом приковывает к себе внимание Саске. - Их столько, что мне их придется до ночи рассказывать. Но есть главная – знаешь, какая? - Какая? Учиха смотрит как-то странно. Еще страннее, чем в первую минуту, когда осознание, кто перед тобой еще не достигло своего сформированного состояния. - Я хочу тебе помочь. Повисает тишина. Даже ветер еще не добрался до этих мест. Саске отводит взгляд и качает головой, попутно пытаясь разглядеть кого-то в отдалении. Где-то там у самых первых деревьев густой рощицы. - Это просто ужас, какой ты все-таки дурак. Иди домой. - Чего? Чего?! И не подумаю даже! Наруто возмущен, Наруто полон праведного гнева. Но Учиху это, конечно же, не впечатляет. - Как ты собрался помогать? - Ну... я... подстрахую, буду на подхвате. Смотря, в чем там именно дело. Узумаки чешет рукой затылок, немного подрастеряв свой боевой пыл. - То есть ты не знаешь, как? - Я просто пойду с тобой и все! Я просто пойду - а там видно будет. Саске смотрит, поджав губы, и снова качает головой. С неба начинает моросить мелкий и мерзкий дождик. Крохотными мокрыми каплями он ударяется о землю и дарит подтверждение того, что бесснежная беда никуда не делась. Беда, которую неизвестно, как преодолеть. Беда, которая для большинства людей бедой вовсе и не является.