Дух Зимы

Past. День не заладился с самого утра. Все валилось из рук. Все было слишком громким и раздражающим. В печке сгорел старательно помещенный туда хлеб, в комнате обвалилась под тяжестью литровых банок деревянная полка, а край домашнего платья порвался, зацепившись за коварный и по сути никому не нужный крючок на стене. В итоге тетка Цу просто бросила все и в самом скверном из всех возможных настроений села на табурет, стоящий возле окна, подперла рукой подбородок и принялась бездумно смотреть, как медленно падают на землю чистые, почти невесомые снежные хлопья. С тех пор как очередная свежая и красочная весна унесла с собой за края жизни ее мужа, тетка Цу часто застывала именно так – скорбно сгорбившись и прикрыв глаза. Не думая ни о чем и ничего не ожидая. Она приняла и пригрела на груди свое одиночество, никого не пуская в свой дом и к своим рукам. Отчетливый стук в дверь вывел из оцепенения и побудил сдвинуть брови – женщина никого не ждала. А на пороге – ждали. Черноволосый мальчик чуть склонил голову и поздоровался, смотря прямо в глаза. - Простите за беспокойство. Но мне сказали: у вас есть свободная комната. Я могу работать и платить за нее. - Мне не нужны жильцы. Раздражение неотвратимой волной поднялось к горлу. Хотелось накричать, захлопнуть дверь, а затем вернуться на кухню и выбросить к чертям на улицу сгоревший хлеб. - Это вы? Странный вопрос отвлек от собственных мыслей. Женщина вопросительно дернула головой и наклонилась вперед. - Что значит "вы"? Я – это… Хотела договорить, но не смогла, осмысленно уже наткнувшись на чужой взгляд, в котором проглядывалось что-то знакомое и странное. Густое и далекое. Тетка Цу вглядывалась и не могла поверить, оттого и дернулась, как от удара, после фразы, что последовала за молчанием: - Вы теперь живете в деревне, не у леса? - Быть не может… что ты здесь делаешь? Эм… - Саске. Мое имя. - Да, конечно, Саске. - Мне нужно остаться здесь, но у Джирайи я жить не могу. Вы не берете жильцов? Тетка Цу не знала, что ответить. Она непроизвольно выпрямилась и ухватилась пальцами за дверной косяк. Правдой был бы ответ "да", женщина не хотела видеть чужих людей в своем доме. Но… Но муж столько раз грозил ей пальцем и говорил, что она слишком доверчива. Что не все дети невинны и достойны ласки. Или хотя бы нуждаются в ней. Что в том мальчике, объявившемся в их доме прямиком из снежной, холодной метели было что-то пугающее. Что-то нечеловеческое. Что-то такое, от чего следовало бы держаться подальше. - Ты ведь слышала о Духе Зимы? – муж тогда завел этот разговор сразу после ухода странных гостей. – Конечно, слышала. И хватит отмахиваться от этого. Ты же его видела, вспомни, какие у него глаза, меня просто жуть берет. Говорит так, будто слова раньше не произносил. Одежды, опять-таки, нет. Хорошо, что они ушли. Это точно к беде – пускать в свой дом зимнего демона. - Он не выглядел опасным. - Конечно, дурочка. Хорошо, что я тут всю ночь шумел и караулил, а то бы он прокрался к нам в спальню и заморозил бы. - Брось, опять чушь какую-то городишь. - Ты видишь, как Зима бунтует? Явно злиться, не к добру все это. Не нужно было их в дом пускать. Предостережения из прошлого стучат в голове. Саске смотрит так, будто чувствует это. Будто видит, как опасения сковывают язык и пальцы. Ведь ты уже даже не тот потерянный ребенок, доверчиво принимающий из рук доброй женщины теплые вещи. Опасения и предрассудки. Страхи и чужие взгляды. Тетка Цу не знает, имеет ли она право предавать память своего мужа. Не знает, сможет ли она теперь быть настолько безрассудной. - Почему ты не можешь жить у Джирайи? Он против? - Однажды он попросил меня уйти, не хочу ждать, когда это произойдет снова. На это и ответить нечего. Сейчас и вовсе не хочется ничего решать, любой выбор уже заранее кажется поспешным. Выходит, сгоревший хлеб оказался не самой большой проблемой в это утро. Тетка Цу старательно отмахивается от этого, но память - непослушный уж. Он безостановочно ползает внутри, задевает холодной кожей чувствительные края сознания, заставляя вздрогнуть. Женщина смотрит на Саске и, помимо воли, видит все того же маленького мальчика, который когда-то потянул ее за рукав. И обжигающим воспоминанием приходит осознание того, что тогда давно муж тоже попросил зимних путников покинуть свой дом. Женщина медлит, и Учиха отводит взгляд, засовывая руки в карманы. - В первую очередь - это ваш выбор, я понимаю. Пускать чужих людей опасно, таких как я - наверное, опасно вдвойне. Не бойтесь меня обидеть - это ни к чему и такое не в первый раз. Внутри что-то обрывается. Премерзкое чувство собственного бессилия на пути к своим же желаниям. Тетка Цу качает головой, попутно понимая, что уже начинает мерзнуть. И не понимая того, когда и почему она стала такой же мелочной трусихой как и ее муж. Ее любимый, но не идеальный муж. - Спа... - Ты умеешь забивать гвозди? У меня отвалилась полка в комнате. Саске прерывают на полуслове. Он вновь поднимает глаза на женщину, смотрит так словно пытается прочитать ее мысли, ее побуждения. И ее причины. - Да, брат научил меня. - А где он сейчас? - Он ушел. Прости, дорогой муж. Женщина отходит в сторону, кивком приглашая нежданного гостя зайти в дом. Учиха медлит сначала, а затем переступает через порог, снизу вверх наблюдая за тем, как неожиданно светлеет лицо нелюдимой тетки Цу. Она улыбается. Она догадывается. Она знает. Но все равно впускает в дом. *** Дождевые капли глухо стучали за окнами. Мерно выбивали о потемневшую землю одну и ту же мелодию или строку. Будто раз за разом повторяли неизменную фразу с остывшей уже надеждой в своем посыле - вдруг кто услышит и поймет. Наруто молча смотрел, как Саске подкидывает в печку разжигательный порошок, как тянет к вспыхнувшему огню белые, чуть дрожащие пальцы. Жители этой деревни были самыми молчаливыми из всех, кого Узумаки встречал. Ему было неуютно под их пытливыми взглядами и мысленными выводами. Они молчали так, будто что-то знали. О Наруто. О Саске. И Зиме. О Горах, подножие которых так просто сейчас было увидеть в окно. Жители дарили неловкость и неуверенность. Жители не задавали вопросов. Молодая женщина, укутанная в теплый белый платок, приняла из рук Учихи пару монет - и в ответ положила ему на ладонь длинный темный ключ. Дом у самой дороги - дом для кочевников, пристанище на одну ночь. - Здорово они придумали, - Наруто неуверенно нарушил стоящую в комнате тишину. – Хотя, я слышал, в городах такое уже не редкость. Они это называют гостиницами. Учиха промолчал. Он стоял к Узумаки спиной и неотрывно смотрел на пляшущий в печке огонь. - Правда, в городах такие дома куда больше, - не сдавался Наруто. – Они специальные, высокие, и… - Не люблю города. Голос Саске прозвучал приглушенно, но отчетливо. - … почему? - Их все больше и больше. И из них Зима ушла даже раньше всего этого. Остался только снег. - А разве Зима – это не снег? Ну… это не ее… эммм… спутник? Учиха обернулся. И одарил Наруто весьма красноречивым и снисходительным взглядом. Таким обычно взрослые смотрят на неразумного ребенка. Узумаки улыбнулся. Беседа завязалась – и этого было достаточно. - Ладно – ладно, я понял: города – это плохо. А что насчет этой деревни? Тут все какие-то молчаливые, тебе не кажется? - Как по мне – это плюс. - Это из-за Гор, да? Саске не ответил. Он подошел к окну и замер возле него, сложив руки на груди. Это уже было так знакомо и так привычно, что навевало мысли о доме. Мысли о том, как долог был путь сюда. Какие люди пролетали, проходили мимо. О песнях, чьи отголоски все еще ощущались на краях сознания и на кончиках пальцев легким покалыванием. - Знаешь, Саске, пока я шел к тебе, я встретил одну девочку. Она могла слышать Ветер, ты знал о таком? Она сказала, что ее предком был Дух Зимы с серыми глазами. И они такие, потому что он много смотрел в метель, на снег. А вот у тех, кто смотрел в небо – глаза черные. Учиха даже не пошевелился. - Ее зовут Кита, и она очень славная. И… она любит Зиму и ждет ее возвращения. - Кита. Имя, произнесенное едва слышно. Наруто кивнул. - Да, Кита. И она рассказала мне историю Зимы, она более подробная, но суть та же, что и у той, которую рассказывал мне ты. - Значит, эта девочка не выдумывала. - А еще она сказала, что видит "плащ" у меня на плечах. И он не дает мне мерзнуть. Саске чуть поднял подбородок вверх и выдохнул: - Интересная девочка. - Ты тоже его видишь? - Конечно, это ведь мой "плащ". - Хочешь забрать его? Я могу тебе его отдать? Я хочу! Он ведь твой, он нужен тебе, забери его! Ты ведь можешь, если я готов его отдать? Дождь замедлил свой бег. Редкие капли неуклюже шлепались о землю и просачивались в нее, пронырливые и изворотливые. Учиха покачал головой. - Не стану я ничего забирать. - Почему? Ты мне говорил, что хотел! Ты ведь для этого ко мне и приходил в детстве? Наруто вскочил со стула, на котором неотрывно сидел до этого, и сделал шаг вперед. Но тут же замер, будто наткнувшись на стену. - То есть ты ради этого за мной шел? Чтобы предложить? - Нет, я… - Ты не знаешь, что такое мерзнуть. Это неприятно. Это останавливает и причиняет вред. Лучше этого не испытывать. В груди заныло. Узумаки в два счета преодолел расстояние до окна – и замер рядом с Учихой. Тот медленно поднял глаза. - Ты ведь не собираешься делать ничего глупого, Саске? Ты ведь знаешь, что делать, что говорить Горам? - Прыгать с них не буду, если ты об этом. - Не только это, я не знаю, что, но не только это. Наруто резким и неосознанным порывом хватает Учиху за запястья, крепко сжимая их пальцами. - Вообще, я столько хотел всего рассказать, а сейчас – ничего в голову не приходит. - Совсем ничего? - Совсем. - Не похоже на тебя. Учиха не пытается отстраниться, Узумаки перебирает пальцами, сквозь теплую ткань пытаясь прочувствовать чужие руки. - Я слышал столько песен о Зиме по дороге сюда. И, ты знаешь, от них становится грустно, но я бы слушал их и слушал. Я шел один в полях и знал, что ты тоже где-то идешь. Я всю ночь тогда думал обо всем об этом, и так ничего толком и не понял. Но знаешь, мне не нужно представлять то, что могло бы быть, если бы не было того дня на Белом Холме. Мысли скачут от одной к другой, плюют на время и на последовательность. - Я… не считаю тебя спасителем или убийцей. Я не стану называть тебя Духом Зимы, бывшим или настоящим, потому что бывших не бывает. Да, мне хочется, чтобы ты рассказал о своем прошлом, но важнее не это. Важнее то, что я хочу, чтобы ты сейчас был рядом. Кажется, что воздуха не хватает. Кажется, что чужие глаза прожигают насквозь. Наруто уже и сам не понимает, что говорит, потому что нет таких слов, которые смогли вы выразить все то, чему именно сейчас захотелось перемахнуть через привычные края и наплевать на устои. - Пожалуйста, не уходи никуда. Если даже Зимы больше не будет - ты ведь никуда не денешься, да? - Я человек, люди ведь могут жить без снега. - Но ты сам сказал, что Зима - это не только снег. Что будет с тобой, если она все же не вернется? - Думаю, нынешний Дух Зимы погибнет. - Я не про него, я про тебя! - Ты слишком... - Скажи мне честно! У Наруто требовательные горящие глаза. Он мертвой хваткой сжимает чужие запястья, будто это вынудит Учиху не врать. Чушь, Саске все равно может избрать молчание. Но в этот раз - выбор иной. - Возможно, я замерзну. Не уверен, но с каждый днем мне все холоднее, хотя на улице теплеет. Это... странно, так не должно быть. Раньше такого не было. Наруто меняется в лице, требовательность пропадает, уступая место обеспокоенной растерянности. Узумаки поджимает губы и сглатывает. В груди - тяжело, в сознании - тоже, все тело - один тяжелый камень. - Тогда какого черта ты не хочешь забирать у меня этот свой дурацкий "плащ"? Наруто глубоко вдыхает и видит, как Саске медленно и молча качает головой. Что? Не поможет? Не хочется? Не нужно? Не стоит? Сплошные "не, не, не". Узумаки шмыгает носом и выпускает из пальцев руки Учихи. А затем порывисто и несколько грубо обнимает его. - Мне хочется тебя ударить, честное слово. Без шуток совсем. - Почему не ударишь? Вопрос звучит как эхо, как параллель, как отголосок. Узумаки утыкается носом в чужое плечо и закрывает глаза. - Я пойду с тобой к Горам, плевать, что ты этого не хочешь, ты меня понял? В соседнем доме гаснет свет, погружая улицу в темноту. Луна сегодня не в силах пробиться сквозь плотные тучи. - Тебя не остановишь. Это раздражает. Наруто улыбается. И обнимает еще сильнее, чувствуя у себя на спине чужие руки. Установка, уверенность - все будет хорошо, вы все исправите. Как же иначе. А за окном дождь продолжает заливать, топить в воде с небес опустошенную Зиму. Она не прекословит, продолжая отсчитывать минуты и часы. Зима забилась в угол и забыла о своих детях. Дети должны идти сами, взявшись за руки и сбившись в кучу, как брошенные котята. И они идут. Саске не может оставить своего бестелесного брата. Наруто не может оставить Саске. И кто знает, какую из этих цепей Горы будут способны разрубить.