Дух Зимы

Наруто лежал и смотрел в потолок. Заснуть не получалось совершенно - все события дня кружили и жужжали в голове будто рой пчел. Тишина вокруг гудела, а стоило только закрыть глаза - как тут же в этой предсонной темноте вырисовывались белые контуры. Они скользили туда-сюда, собирались в кучки, пытались плести какие-то фигуры. Орнаменты то увеличивались, то уменьшались, даря иллюзию пульсации. А затем их перекрывали, сжигали плавные языки огня, что горел и, наверное, до сих пор горит в печке на другом конце деревни. Разные голоса то и дело вспыхивали в переполненной голове, и их невозможно было даже приглушить, чего уж говорить о полном уничтожении. Среди них затесался и свой собственный как олицетворение личного мнения, и он явно был в замешательстве. Новая информация вяло переваривалась - и не давала спокойно лежать на месте. Наруто то и дело переворачивался с одного бока на другой, то накрывался одеялом, то сбрасывал его с себя, то выпрямлял ноги, то поджимал их. А затем ухватился за прутья спинки кровати и замер. Будто нащупал в пустоте руку, которая его успокоила. Сколько же лет Духу Зимы? Неужели он и впрямь взрослеет веками? А сейчас - как ребенок двухлетний, толком ничего не понимая, только подражает другим. Пытаясь угадать значение слов по жестам. Наруто нахмурился. Похвала побуждает идти на большее. Узумаки же нравилось, как Дух управляется со снегом и льдом. Поэтому тот пошел дальше? Все ради чужого удивления и восхищения? Все ради аплодисментов. Наруто открыл глаза и молча уставился в стену. Снова вспомнилось собственное детство, и то, как Дух Зимы, стоя возле этой самой кровати, приложил белый палец к едва различимым губам. Его глаза смотрели неотрывно, внимательно. Серьезно. Он не был похож на ребенка. Быть может, снег со временем заметает все. Стирает в памяти нечто важное - и вот уже возврата к прежнему нет. И не нужно думать. И не нужно хранить открытия и обиды. Ведь помнить - тоже не нужно. Вот только Наруто помнит. То, как Дух смотрел день назад. И как четырнадцать лет до этого. А еще не замело снегом пронесенный сквозь года вопрос без ответа: зачем Дух Зимы приходил тогда? Почему не остался на улице, почему зашел в дом? Он когда-нибудь вообще раньше заходил в чей-либо дом? За окном не было слышно ни скрипа. Только ветки обледенелых деревьев иногда задевали закрытые прочные стекла, будто просились внутрь. Наруто начал проваливаться в сон. Тишина по-прежнему гудела, но это уже воспринималось как обычный, будничный фон. Нужно было сделать какой-то вывод, найти решение. Но Узумаки был слишком уставшим для всего этого. Он успел лишь подумать, что обязательно нужно спросить обо всем этом Саске - и успокоено засопел. Примостив голову на самом краю подушки и медленно, будто неуверенно, отпустив прутья спинки, что сжимал до сих пор. *** Мир холоден. Мир бел. Мир прекрасен. Дух Зимы стоит в самом центре метели - и ему хочется, чтобы так было всегда. Этот сильный ветер, этот полет тысячи тысяч снежинок, эти глубокие полосы на снегу после каждого порыва могучего ледяного дыхания. Дух Зимы закрывает лицо белыми ладонями - и оказывается в полной темноте. Она как дом, она уютна и знакома. Она всегда приходит с весной. Мама где-то рядом. Дух Зимы чувствует это. Он слышит, как она поет. А люди в деревне, что прижалась к земле неподалеку, называют это воем ветра в трубах, плотнее закрывают окна и забираются под одеяло. Они вообще странные. Они смотрят лишь для того, чтобы отвернуться. Говорят - лишь для того, чтобы потом замолчать. Мама же не затихает ни на миг. Даже не говоря ни слова - она рассказывает многое. Такое толком и не понять, если не почувствуешь, каково это - всей своей сутью тянуться к кому-то, и именно поэтому слышать. И именно поэтому иметь возможность говорить. Дух Зимы купается во вьюге будто в вязком туманном озере. Наслаждается ею. Любит ее. Как и свою мать. Вопреки распространенному людскому поверью. "Зиму никто не любит". Белый холм будто отгорожен от всего внешнего мира гигантской морозной стеной. За этим роем ледяных осколков не видно ничего. И не слышно. Раньше так было. Вот только Дух Зимы внезапно убирает руки от лица и поворачивает голову влево. Что там? Вот оно - снова. Мелькает, дергается что-то красное. Кто-то шепчет или кричит. Там точно кто-то есть. - Мама, ты слышишь? Зима мгновенно оказывается рядом. Огибает, обнимает снегом, гладит сына по голове. - Ветер, как и всегда. - Нет, не это. Глубокий вздох полон осколками ледяной мозаики. Они никогда не соберутся в единую картину. И никто никогда не повесит ее на стену. - Пожалуйста, спаси его... Ты слышишь, Зима... Слова, чужие, далекие, достигают туманного сознания, но остаются непонятыми. Все, кроме последнего. - Мама, кто-то зовет тебя. Духу любопытно. Его тянет ближе к тому пяточку земли, откуда вместе с ветром прилетели слова мольбы. Тянет туда, где погружается в свой последний сон женщина с красными волосами. И ее маленький сын. Дух Зимы останавливается возле них, смотрит, ожидая, что хоть кто-нибудь из них поднимет голову и заглянет в глаза в ответ. Ветер стихает, дабы дать возможность расслышать еле различимый шепот. -... пожалуйста... он будет тебя... Дух Зимы хмурится и наклоняется ниже. Ближе. Но голос уже исчез. Лежащее на снегу тело кажется спящим. Его заметает вялыми белыми волнами, снежинки впитываются в волосы, покрывают их идеальным слоем цвета верхушек самых высоких гор, даря необычайную красоту. - Мама, что она хотела? Зима неслышно появляется рядом. Она непостоянна. Изменчива. Иногда она обретает очертания призрачного песца с длинным пушистым хвостом, иногда - раскидистого дерева с ледяными тяжелыми ветвями, иногда - женщины с изящными руками или мужчины с легкой поступью. Дух же всегда неизменен. Он привык к переменам форм, но не сути. И он совершенно не понимает, почему людей не защищает и не хранит снег, что укрывает их, как до этого - землю. - Она хотела согреть своего ребенка. Мать всегда защищает свое дитя. Но она не согреет, а он замерзнет. Белый холм умолкает. И как в знак уважения Зима припадает на одной колено - и смотрит, как дрожит в руках женщины маленький светловолосый мальчик. Зима знает, что такое смерть. Но жизнь не исчезает от потери одного существа. Прикосновение холодным пальцем до маленькой щеки на прощание. Вот и все, что она может дать людям. Что всегда могла подарить им, оказавшимся в самом центре вьюги. "Зима никого не щадит". Она уходит. - Мама, ты слышала, что она говорила? Мне кажется, я что-то понял. Какие-то слова. Мама? - Я ничего не слышала, - доносится откуда-то издалека. Метель начинает раскачиваться как маятник. Ее медлительность и меланхоличность убаюкивают. Отвлекают от возможности будущего буйства. Дух Зимы снова опускает глаза - и видит, как мальчик сильнее прижимается к матери, тянется к ее теплу, бесконтрольно, неосознанно. Не понимая, что она уже не в состоянии его согреть. Не понимая, что он скоро и сам замерзнет окончательно. - Согреть... замерзнуть... что такое мерзнуть? Что такое холодно? Дух Зимы опускается на землю и аккуратно касается белыми пальцами красных волос женщины. Они такие яркие, такие непривычные. Они как те листья утром, когда только открываешь глаза, а мать призывает с небес первые снежинки. Они падают на вот такие - красные или желтые или оранжевые шапки деревьев и окрашивают их в белый цвет. Духу всегда это нравилось. Мир красив именно таким. Стремление. Оно может сыграть с вами злую шутку. Оно может перевернуть все с ног на голову. Не нужно задавать вопросы, когда не хочешь получить ответы. Не нужно желать чего-либо, когда в действительности толком и не хочешь, чтобы это сбылось. Дух Зимы не хотел спасать этого мальчика. Он даже не хотел, чтобы его любили. И он не стремился понять, в чем значимость человеческой жизни или в чем загадка смерти. Но в его сознании возник вопрос, который там ранее не возникал: что такое мерзнуть? Почему замерзают птицы, звери, люди? Почему этот мальчик умрет от холода? От холода, который неведом Духу Зимы. Его можно согреть? Белые пальцы касаются маленькой щеки, как до этого ее касалась Зима. Но это не знак прощания. Ребенок слабо дергается и перестает сжиматься в комок. Он морщит нос, разжимает кулачки, расслабляется, пристроив голову на снегу как на мягкой домашней перине. Дух Зимы смотрит на него во все глаза - и вздрагивает, когда на него обрушивается очередной порыв ледяного ветра. Что-то острой иглой проникает внутрь, под несуществующую кожу. И от этого становится страшно. - Мама! Ее не слышно. Ее впервые не слышно. - Мама! Зима появляется рядом и заглядывает в глаза своему сыну. Обеспокоенно, суетливо. А затем нежно берет его за руку, успокаивая нехитрой мелодией, рожденной снежной вьюгой. Шшшшух, шшшшшух. - Зачем, ну зачем? Не бойся, мы все поправим. Дух Зимы понимает: что-то изменилось. Но он привык верить той, что всегда была рядом. Той, кого он помнил столько, сколько и себя. Они оставляют Белый холм за спиной, двигаясь к далеким горам, что устремляются к небу двумя гигантскими стенами. Дух не видит ничего кроме снежных полей, они красивы, как и прежде. Вот только игла, что ударила там возле того мальчика и его мамы, иногда колет то руку, то лицо. То все разом. Вот только идти стало тяжелее, но Дух упорно скользит в омуте из белых холодных, снежных хлопьев, как делал и раньше. - Горы! - зовет Зима. - Горы, верните все, как было! Эхо гудит меж каменных высоких стен. Безмолвных стен. С высокого уступа с мягким шлепком падает снежный ком. Он разбивается о землю, и тут же теряется среди своих белых собратьев. Дух Зимы смотрит вверх. И видит удивительно чистое темное небо. Звезды неподвижно застыли на черном полотне - они ведь тоже прекрасны. Неужели все прекрасное безжизненно? Странная тревога витает в воздухе. Зима тоже смотрит вверх с мольбой и благоговением, гладя холодные камни пушистым дымчатым хвостом. И новая порция снега, что стремительно летит с высоты вниз - неожиданно замедляет свое падение. Тускнеет, становится более прозрачной - внутри будто от солнечных лучей вспыхивает многоцветием ледяной сгусток. Дух Зимы подставляет руки - и ему на ладони опускается невесомое подтверждение чуда. Ветер гудит в каменных трещинах, а где-то далеко жители деревни с удивлением смотрят на мальчика, который спокойно дышит, уютно видя сны на холодном снегу. *** На работу Наруто по обыкновению опоздал. Но в этот раз весьма терпимо - всего на полчаса. Влетел в широкую комнату и сразу наткнулся на выразительный взгляд Джирайи. Тот стоял за прилавком и красноречиво протирал его видавшей виды тряпкой. - Я это... здрасьте. Узумаки обезоруживающе улыбнулся и скользнул взглядом за спину мужчины. Уголки губ тотчас же опустились - стол, за которым обычно сидел Учиха, был пуст. - Саске сегодня не придет, - ответил на не прозвучавший, но явно предполагаемый вопрос Джирайя. - Приболел. Он придирчиво оглядел прилавок, кивнул в подтверждение своих мыслей и убрал тряпку в ящик. Узумаки прекрасно понимал, что удивляться тут нечему - после того, что случилось на Белом холме, любой нормальный человек заболел бы. Но все равно было тоскливо. - Мичи, кстати, все еще тут - в дальней комнате. Пусть недельку полежит, нечего на мороз выпрыгивать. А то их дом все-таки далековато. - С ним все хорошо? - Не переживай. Я ему настойки своей дал, быстро на ноги встанет. Благо не успело его до состояния сосульки подморозить. - Я пойду его проведаю. Джирайя вздохнул. Затем кивнул. А затем спросил то, о чем вообще нужно было узнать в первую очередь: - Нашел Духа Зимы? Наруто промолчал. Ему не хотелось врать, но и правду говорить не хотелось. Поэтому он просто кивнул. - Ясно. Потом придется все рассказать, знаешь ли, не спорь. А сейчас - иди, проведай друга. Что-то снова давило на грудь. Это ощущение уже стало настолько привычным, что начинало настораживать. Наруто вяло прошел к двери, что вела в дальнюю комнату и взялся за ручку. Нужно было хоть как-то, хотя бы внутренне приободриться, и Узумаки принялся судорожно искать в памяти то, что поспособствовало бы обретению уверенности и относительной бодрости духа. Мысли лихорадочно кружили в голове, пока не наткнулись на слова, которые в сущности никто бы не смог назвать мотивирующими. "Я знаю твои любимые мелодии, ты их мычишь постоянно". Это было так глупо, так странно. Но Наруто предпочел больше не медлить и потянул дверь на себя. Мари сидела возле кровати Мичи и гладила того по щеке. Парень выглядел бледным, но вполне довольным ситуацией. Он что-то тихо говорил своей жене, а та улыбалась. Слегка дерганой улыбкой, но все же. На звук открывающейся двери никто не обернулся. Узумаки замер на пороге, не спеша заявлять о себе и наблюдая удивительную нежность, с которой пальцы Мари касались щеки и волос Мичи. В этом касании было все. И Наруто мгновенно почувствовал себя лишним. И мгновенно кольнуло в сердце как тонкой иголкой. Узумаки был рад за них. Это счастье - обрести друг друга. Но сейчас и почему-то именно сейчас, а не прежде и не позже, смотреть на них было почти больно. У них было то, чего никогда не было у Наруто. То, что он так хотел обрести - связь настолько крепкая и обоюдонужная, что не хотелось размыкать рук. Узумаки искал ее, пытался вязать, но все разрывалось. Голова сама собой опускалась, будто на шею привесили камень. Но Наруто с усилием поднял ее, вскинул подбородок - и широко улыбнулся. Сейчас не время для грусти. Для нее вообще не должно быть времени. Все живы. Мичи поправится - и все будет, как прежде. Саске поправится тоже - и снова сядет за свой стол за спиной у Наруто. И возьмет в руку перо. И будет переписывать книги. И все. "И все".