Дух Зимы

Наруто медленно прижал ладонь к закрытой входной двери и замер, неотрывно смотря в пол. На сердце давило тяжелым прессом, в голове, не переставая, глухо стучал иллюзорный для внешнего мира колокол. Но для Узумаки он был самым что ни на есть настоящим, и он бил, настойчиво бил по мыслям и воспоминаниям, припечатывая их, собирая в кучу и выталкивая из общей массы чужие далекие и близкие слова. Секреты, рассказанные ночью, самые важные. Самые глубокие. И иногда самые страшные. Секреты сближают и отдаляют людей. Высказанные - порой освобождают, порой - еще больше сковывают. У Наруто было такое чувство, словно ему нужно бежать куда-то, но он не может. Кричать что-то, но голос куда-то пропал. Провалился в ноги и не дает им двигаться. Саске ушел, а Узумаки не стал его останавливать. За окном снова принялся крапать дождь. Он стучал по оголившейся земле, и чудилось, будто это огромное сердце бьется короткими и дрожащими ударами. Или сотни маленьких сердец выбивают синхронные ритмы. Наруто все также медленно, заторможено даже, прошагал вглубь комнаты и сел на кровать. О сне можно было даже не думать, внутри была такая бурлящая опустошенность, что она непременно станет выбрасывать из целебной дремы, как не старайся ее унять. Взгляд скользнул вниз и наткнулся на белизну бинта, что окольцовывал правую руку. И в сердце что-то кольнуло. Остро и больно. Тянуще, звеняще. Кольнуло и оставило после себя не проходящий отзвук. В печке потрескивали дрова, вдалеке залаяла собака. Наруто сидел на кровати и разматывал белый бинт, весь пропахший целебной мазью. И с каждым новым витком в сознание проникал новый осколок старых разговоров. "- Получается, ты пришел к выводу, что Дух Зимы убил твоих родителей и спас тебя. Ты ненавидишь его? Или благодарен? - Это не имеет никакого отношения к тому, о чем я тебя спрашиваю! - Прежде, чем искать кого-то, нужно понять, кто он тебе". - Кто ты мне... - тихо вслух проговорил Наруто, пальцы непроизвольно и бесконтрольно чуть сжались и почти почувствовали чужое тепло. "- Хорошая такая... сказка. Надеюсь, ты мне расскажешь и другую. - Какую? - Сказку о тебе. Я бы послушал. - Нет". - Я бы послушал... еще, - Узумаки закрыл глаза. За окном водяные капли ритмично разбивались о старую дорогу возле старых домов. Наруто не стал врать самому себе, ему и правда хотелось узнать так много. Ему хотелось, чтобы Учиха не жалел о том, что все же начал свою "сказку". Но в то же время теперь появилось что-то, что сковывало все движения, обрывало все слова. Наруто пытался, но не мог понять, что это. "- И что ты сейчас приобретаешь? - Дружбу". Наруто вспомнил, как Саске спал на этой самой кровати. Каким спокойным он был, каким далеким, но домашним одновременно. Каким красивым. Узумаки впервые подумал об этом, не отгоняя такие смелые и странные мысли. Каким красивым Учиха был, когда смотрел на Наруто, ловя едва заметными движениями головы отблески огня, и когда протянул руку и коснулся щеки. "- Ты что - не удивлен? Дух Зимы может стать человеком! Это что - обычное дело? Ничего невероятного? Эй, да это же просто обалдеть как удивительно, разве нет? Это же так круто! Интересно, этот Алва получил от Гор, что хотел? Стал Духом снова? - Не получил". Все так просто. Все могло бы стать понятным уже давно. Но Наруто не мог разглядеть всего этого в словах, в поведении, даже в этих странных и категоричных знаниях. Не мог или не хотел. Не мог или не хотел вспомнить тот самый взгляд, который пугал его в детстве. Тот, который потом снился много раз. Тот, который спустя много лет после того, как в доме Узумаки перестали открывать зимой окно на ночь, так небрежно размылся в памяти. "- Если бы Зима никогда больше не наступила - ты бы обрадовался? - Зиму никто не любит. - Теперь я ни капли не жалею, что мерзну". Последняя воскрешенная в мыслях фраза, произнесенная здесь, вот в этой комнате совсем недавно - снова резанула по сердцу. Наруто запутался. В том, что было, в том, что открылось, в том, что чувствует, в том, что должен чувствовать и что не должен. Родители погибли на Белом холме, а рядом бродили Зима и ее сын. Метель пришла с ними и закрыла для самых близких Наруто людей путь обратно в жизнь. Если бы Зимы и Духа не было рядом - родители остались бы живы, и все эти одинокие годы заменились бы на семейное тепло. И был бы холод от зимнего ветра. И была бы дрожь от попадания снега за шиворот. Но было бы тепло. А Дух Зимы все также смотрел бы в небо, все также слышал бы пение матери и никогда бы не пришел в деревню, чтобы увидеть маленького мальчика, который должен был быть им спасен. Но это ведь измененная реальность, это непредсказуемая череда несостоявшихся событий. Все могло развиться бы иначе, так, как сейчас и не придумаешь. Наруто закрыл глаза ладонями и медленно выдохнул. Главное - настоящее. Главное - что сейчас ценно и что сейчас важно. Главное - та боль, что чувствуешь и то тепло, что рождается внутри. Не нужно было отпускать Саске. Не нужно было позволять ему делать свои выводы. Наверняка, категоричные. Не нужно было выпускать его руку. Не нужно было бояться и позволять туманным образам прошлого брать верх. Горизонт едва заметно светлел. Дождь прекратился, а Наруто все также лежал на кровати без сна, прокручивая в голове каждый разговор с Саске. Многое стало таким понятным. Многое перевернулось с ног на голову и заиграло иными красками. Узумаки помнил, как Учиха смотрел много лет назад, когда они впервые встретились в лавке Джирайи. Ненависть, так вот что это было. Узумаки помнил, как Учиха смотрел несколько часов назад. В горле пересыхало, и все словари мира сыпались из рук, так и не явив нужного определения. "- Потом был только холод". Наруто убрал руки и повернулся к пляшущему в печке огню. В голове немного прояснилось, но мысли все равно продолжали наскакивать друг на друга и рассыпаться в панике. Утро поможет. Утро непременно прогонит весь этот балаган. Утро непременно покажет, куда теперь устремится дорога, что петляла вокруг да около столько лет. *** Алва избегал этого много лет. Он боялся, что если хоть еще раз сделает это - то уже не сможет не оглядываться назад. Так и случилось. Иви осталась в соседней деревне у заболевшей подруги. Дом был пуст и глух. Дом был холоден, но Алва этого, конечно же, не чувствовал. Он долгое время стоял у окна и смотрел на заснеженную улицу, не решаясь даже двинуть плечом. А затем резко развернулся и зашагал к входной двери. На четко очерченных дорожках то и дело встречались прохожие. Они здоровались, они улыбались, и Алва улыбался в ответ, запоминая каждого до мелочей, едва взглянув на него. Он был способен сохранить в памяти любой вид. Чем дальше от деревни - тем неприкосновеннее снег. Ветки деревьев потрескивали от мороза, изредка с них падали легкие белые хлопья - это встревоженная птица спешила найти себе новое уединение. Она тяжело взмахивала крыльями и садилась в отдалении, провожая круглыми черными глазами незваного гостя. Алва прошел сквозь рощицу, смахнул с головы нападавшие белые хлопья и замер. Впереди было широкое поле. Белоснежное, чистое, светлое. На нем не было ни души, и оно дарило простор каждому, кто рискнет забрести сюда зимой. Оно было прекрасно. Внутри всколыхнулось что-то давно забытое, запрятанное под домашним уютом, теплой печкой и любящими руками на плечах. Что-то, о чем так долго тосковалось, что Алва пытался выразить в своих бесчисленных рисунках, что пытался заглушить постоянными вопросами и отрицанием ответов. Свобода и единение с миром. Весь он - в одной точке. Весь он - перед глазами, над тобой, под тобой. Его даже не нужно видеть - его нужно чувствовать. Его легко можно понять, ему не нужна суета или размеренность, рутина или восторг, любовь или вражда. Ему нужен лишь ты, твое присутствие. Раньше так просто можно было выйти в точно такое же поле или проведать Горы. Можно было запрокинуть голову вверх и часами всматриваться в чернеющее небо, слушая легкий шепот матери. Или ее молчание. Иногда она пела снежную колыбельную, и это были лучшие моменты той далекой жизни. Впрочем, вряд ли это можно назвать так. Жизнь неделима, и она продолжается. А еще раньше можно было вглядываться ввысь не только глазами, но и всем своим существом, до тех пор пока время не принесло неизбежное и отрицаемое очеловечивание. Алва сделал шаг вперед, потом еще один и еще. И еще. А затем поспешно, будто опаздывая на корабль, что способен унести тебя в иные прекрасные страны из опостылевшего мира, скинул с себя тяжелую куртку, теплую шапку, варежки, что Иви так любовно вязала этой осенью. Последним был - длинный красный шарф. Он упал на белый снег ярким неуместным пятном. А Алва приземлился рядом, прижавшись спиной к холодному снегу, раскинув в стороны руки и устремив взгляд в чернеющее небо. Сердце забилось глухо-глухо и часто-часто. И радостно-радостно. Алва лежал в снегу и смотрел в темное полотно, растянувшееся над ним. Такое глубокое, такое необъятное. Лежал и пытался в шуме ветра, что скользил совсем рядом, хотя бы едва различимо услышать знакомую мелодию. Знакомую колыбельную. Но тщетно. Время плыло над белоснежным полем. Время пролетало у самого носа, кончиками секунд задевая ресницы. Время, ни разу никем не остановленное и не ухваченное, отбирало минуты, которые так хотелось продлить. Нужно было возвращаться домой, но Алва все оттягивал этот момент. Ему хотелось бежать далеко-далеко, но он знал, что через пару шагов увязнет в снегу. Это не тот полет над землей, о котором он так тоскует. Сердце щемяще сжалось, Алва закрыл глаза и почувствовал, как ветер лизнул незащищенные никакой тканью руки. И показалось, что рядом зазвенела чуть слышимая струна. Едва-едва, на уровне вибрации, на уровне догадки и отголоска. Алва открыл глаза. Дух Зимы стоял рядом и неотрывно смотрел на красный шарф, что лежал недалеко от игнорируемого им человека. Яркая длинная ткань, такая странная и непривычная. Дух еще ни разу не видел осени, ни разу не замечал ничего кроме серого, белого и черного - а тут такое алое пятно на привычном мире. Алва не двигался, будто боясь спугнуть дикое животное. Он смотрел на того, кем был раньше и не видел ничего от себя. Потому что это уже другой Дух. Потому что это уже не его стихия. В сознании будто страницы старинной книги перелистывались все те рисунки, что уже были закончены, все те - что только начаты. Алва смотрел на Духа Зимы и с горечью понимал, что ни один портрет не был истиной. Так много деталей, но перенести их на бумагу невозможно. Алва не знал, в чем причина. А еще Алва не знал, почему он так сильно и неотвратимо хочет нарисовать своего... брата. Почему это так важно - в один прекрасный день положить в ящик стола законченный правдоподобный портрет. Алва медленно сел и протянул руку. Дух Зимы не шелохнулся. Он не видел его - вот в чем суть. Алва прекрасно знал - каково это. Пальцы коснулись чего-то легкого, чего-то удивительно тонкого, как перо синицы. Невидимая струна дрогнула, и Дух Зимы перевел взгляд. Чернота встретилась с чернотой, и Алве неожиданно захотелось улыбнуться. - Не знаю, видишь ли ты меня, но я теперь тебя увидел. По-настоящему увидел. Воздух дрогнул. А затем снова застыл, подернувшись морозной дымкой. Алва снова был на поле один. Сидел, постепенно сжимая правую ладонь в кулак и отрешенно смотря на лежащий рядом красный шарф. И не зная, как теперь вернуться домой, когда так близко подошел и прикоснулся к своему прошлому. Когда так глубоко вдохнул лишь малую часть той необыкновенной желанной гармонии. И захотел обратно в то время, когда не был человеком. И не знал, что люди могут мерзнуть. *** Наруто кажется, что это уже было. Что он уже когда-то это уже слышал, что он должен был быть готов к чему-то подобному - но эта новость все равно всколыхнула в нем какую-то отчаянную злость. И скрытую под ней панику. Джирайя вздохнул и покачал головой. Он прекрасно знал, что все будет именно так. Что Узумаки не тот человек, который способен все спокойно выслушать и понять. Без обиженного и требовательного вопля: - Почему он мне ничего не сказал?! - Он сказал мне, я передал тебе, я не вижу в этом ничего... - Почему ему понадобилось куда-то отлучаться именно сейчас?! Куда он пошел? Далеко? Я по лицу вижу, что вы знаете - говорите! - Ты слишком разошелся из-за ерунды. - Из-за ерунды?! Да вы понятия не имеете, что происходило... что было... в общем, не знаете вы ничего! Наруто замолчал, воинственно взирая на Джирайю, который пару секунд неотрывно смотрел на него, а потом неожиданно улыбнулся. Узумаки удивленно прищурился в ответ. - Я столько лет ждал, что вы двое поладите - и вот это свершилось. Даже не верится. - Ждали? - Конечно. С тех самых пор когда Саске в первый раз соврал мне, что ты на заднем дворе, хотя ты просто проспал и опоздал, как и всегда. Наруто не знал, что на это ответить. В теле появилась особая легкость, особое ощущение, с которым все кажется выполнимым. - Он сказал, что вернется, что ему нужно сделать какое-то дело, решить какую-то проблему. Ты хочешь, чтобы я рассказал тебе то, чего не знаю. - Решить проблему? Наруто растерянно подошел к прилавку и облокотился на него. В голове снова закрутились слова-воспоминания. И на поверхность всплыло то, что вчера беспокоило Саске больше всего. Зима ушла. Зима ушла. И Учиха тоже решил куда-то уйти. И хоть Джирайя и заявлял так спокойно и уверенно, что он скоро вернется, в груди неотвратимо набухал пульсирующий ком тревоги. Плотный и темный. - Что он еще сказал? - Что ты теперь все знаешь. Наруто резко вскинул голову и наткнулся на чужой внимательный взгляд. В нем невозможно было прочитать ничего определенного, но внезапно возникшая в нем мудрость сбивала с толку - Узумаки привык, что этот старик не особо углубляется в суть каких-либо вещей. Он всегда казался простым. Добрым, понимающим, но простым. - Да. И этого я тоже долго ждал. Знаешь, Наруто, я ведь уже много лет пишу книгу о Духе Зимы. - Вы? Пишете? - Неужели не верится? - Нет, ну... Джирайя хмыкнул и посмотрел на Узумаки так, как учитель обычно взирает на своего неразумного ученика. Неразумного, но крайне перспективного. - Я писал ее еще до твоего рождения. Но мне всегда казалось, что выходит какая-то ерунда. Мне хотелось правды, но я опирался лишь на слухи. Мне хотелось подробностей, но везде была только общая картина. Но теперь, я думаю, что из-за помощи Саске получится замечательная книга. - Дадите мне ее почитать? В окно ударил порыв ветра. Хлестнул по стеклам и осел на землю под аккомпанемент хрустального дребезжания. - Разумеется. Когда допишем ее. В ней несколько частей, для каждого Духа - своя. Саске рассказывает о них всех, вот только о себе не говорит. В комнате стало тихо. Джирайя с добродушно-мечтательным взглядом смотрел в пустоту перед входной дверью. Наруто стоял возле знакомого и привычного прилавка, краем глаза улавливая пустое рабочее место Учихи. - Мне нужно за ним пойти. - Зачем? Он ведь вернется. - Мне нужно, что тут непонятного? - То есть причины ты не знаешь? Наруто знал, но, отведя глаза, не сказал ни слова. Это не стоило озвучивать, не сейчас и не здесь. Пресловутой дружбой или упрямством отмахнуться не удастся. Это будет фальшиво. Это будет звучать жалко, какой бы уверенный тон не был избран. Но сказать что-то иное, не прочувствовав это до конца, - все равно что врать. Узумаки не мог открыть кому-то глаза на истинность, не распахнув свои. - Но ты ведь не знаешь, куда идти. Наруто поджал губы и промолчал. Он действительно не знал. И в этот бесснежный день никак не могут помочь следы на снегу, ведь его в этой реальности и на этой земле больше не существует. Джирайя с легкой улыбкой смотрел на решительное выражение лица мальчишки, который совсем недавно задирал подбородок повыше, едва завидев своего необщительного коллегу, который каждый день молча сидел за столом и переписывал книги. - У меня есть пара рисунков, хочу, чтобы ты на них взглянул. Джирайя выдерживает короткую паузу, а затем устремляется к вытянутому шкафу, что ютится в углу комнаты. Тянет за ручку скрипучую дверцу, изогнутым ключом открывает тяжелый с виду небольшой сундук и вытаскивает из него стопку старой бумаги. - Мне кажется - тебе нужны Горы. Протянутая рука, протянутый лист. Наруто моргает и поворачивается к подернутому временем рисунку. Поворачивается к черному, серому и белому на пожелтевшей по краям бумаге. Поворачивается к Горам, которые высокими стенами возвышаются над землей. К деревушке, что расположилась поодаль от этих гигантов, к стройной башенке в ее середине. К небу, на котором ни облачка - только ночная бесконечная глубина. Наруто протягивает руку и принимает этот нежданный подарок. Под этим рисунком - целая стопка, перетянутая тонкой веревкой. Узумаки разматывает ее, как совсем недавно разматывал бинты на своей руке - и все его естество наполняется непередаваемым чувством предвкушения. На первом листе - только глаза. Смазанные, нечеткие. Черные. На втором - очертание лица. Рот, нос, невесомая челка закрывает лоб. Но глаз нет. На третьем - уже полноценные портрет, в котором все будто бы знакомо, но не хватает достоверности и правдивости. На четвертом - еще одна попытка. Глаза явственно выделяются на нарисованном лице, будто кто-то отчаянно и безрассудно, что есть силы нажимал на заветный уголек. На пятом - снова попытка. На шестом - снова. И снова. И снова. И снова. И снова. И снова. Последний лист кажется таким легким, почти невесомым. Пальцы держат его бережно, но крепко. Наруто разглядывает четкие линии, аккуратную ретушь и отточенную прорисовку. И подпись автора в правом углу: "Алва". По спине пробегает цепкая дрожь. Это удивительно. Узумаки смотрит на портрет Саске, написанный так давно, что это кажется неправдой. Смотрит в нарисованные глаза - и действительно узнает их. Смотрит - и его внезапно охватывает бесконтрольная нежность. Наруто поднимает глаза, встречаясь с ожидающим взглядом Джирайи. И широко улыбается. В сознании все тот же кавардак, но теперь в нем так хорошо видно давно горящую и ждущую там искру. - Спасибо.