Wild

— Скотт сказал, что Айзек заперся в квартире Арджентов и отказывается говорить с ним, — вздыхает Лидия, глубокомысленно глядя в свою чашку с горячей водой. Я хмыкаю. На месте оборотня я бы тоже отказалась выходить после того, что устроили эти блюстители справедливости. Да рыжая ведь лично чуть не выцарапала ему глаза! На самом деле, много месяцев назад, в ту самую злополучную пятницу, когда я вроде как стала присматривать за Лейхи, я и представить себе не могла, что полгода спустя буду сидеть на кухне Лидии Мартин, обсуждая свое разбитое сердце. Но человеческая жизнь — довольно забавная штука. Я пожимаю плечами в пространство и кручу в пальцах кружку с красными овечками — нелепую, мою любимую. На дне плещется травяной чай с ромашкой. Может быть, это из-за него я такая инертная и отстраненная. — Да пусть сидит там хоть до посинения, — доносится до ушей шипение Лиама. Он вместе со Стайлзом смотрит футбол в гостиной. То есть, не то чтобы эти двое были такими хорошими друзьями, просто Данбар увязался за мной (он почему-то считал, что должен круглосуточно дежурить около моего дома, — а ведь это смешно: отец постоянно шутит на тему моих навязчивых поклонников!), а Стилински уже был в гостях у банши, когда мы пришли. Лидия его слов не слышит, но почему-то я уверена, что они бы с ними согласилась. Я… я не знаю. С одной стороны, я хочу, чтобы он объяснил, что происходит, а с другой… да пусть катится к черту! — Малия, что ты теперь будешь делать? — Мартин наклоняется над столом, чтобы дотянуться до моего запястья, сжать его холодными пальцами. — Нельзя оставлять это просто так! Пусть этот засранец даже не думает, что подобное может так просто сойти ему с рук! — Она действительно зла. — Лидс, я чертовски устала, — признаю я. – Все, чего я хочу — просто забыть о нем. Лидия сверлит меня глазами. Конечно. Ей хорошо рассуждать. У них со Стайлзом все конфетно-шоколадно. Потому что в семье Стилински так принято: если кого-то любят, то отдают этому человеку все, что есть — тело, душу, сердце. Банши это устраивает. Мне же нужна свобода. Потому и не сложилось. Другое дело Айзек. Он тоже хочет быть свободным, как ветер. Поэтому, казалось бы, мы должны идеально подходить друг другу. Но все не так просто: именно с этим человеком я хочу быть единым целым. Провести с ним рядом всю жизнь — каждую секунду. И плевать на все. На свободу — тоже. Потому он и сбежал. — Ладно, может быть, ты и права, — кивает рыжая. — Черт с ним, с Айзеком. Но… — она выдерживает эффектную паузу, сверкает глазами, — раз уж ты теперь свободна, может, обратишь внимание на кого-нибудь еще? — На кого? – Ох, Лидия, я бы и рада. Но, вопреки голосу разума, смотреть хочется только на своего глупого волчонка. Вернее, уже не своего. — Ты знаешь. — Закатываю глаза. – Нет, серьезно. Он очень милый. Симпатичный. И влюблен в тебя до потери пульса. Только посмотри на него! Я послушно оборачиваюсь, кладу подбородок на спинку стула, наблюдая за Лиамом. Я почти вижу, как его уши шевелятся: малыш хочет узнать, о ком банши отзывается так восторженно. Я усмехаюсь. Если бы он знал… — Все это замечательно, — я шепчу, хотя знаю, что против слуха оборотня такая уловка — бесполезна. — Он действительно очень мил и я даже могу допустить мысль, что нравлюсь ему. Но. Какой смысл в новых отношениях? Все равно я собираюсь уехать. Лидия совсем не по-королевски открывает рот и хлопает длинными ресницами. — Чего-о? .. — Колледж. Я уже присмотрела себе один. — На другом конце материка. Подальше от всего этого кошмара. — Выезжать собираюсь послезавтра. Мартин сжимает виски тонкими пальцами. Лиам в гостиной нервно сжимает кулаки. — Подожди, я ничего не понимаю… А как же выпускной бал, аттестаты… Я со звоном ставку кружку на стол. — Нечего ждать. Экзамены сданы (и даже неплохо, чему я искренне удивлена), значит, школу я уже фактически закончила. — Я цинично щурюсь. — У Питера есть кое-какие связи… Я попросила его о помощи, поэтому уже завтра мой диплом будет у меня на руках. — Ты попросила Питера? Да он же сущий дьявол! И… и… так же нельзя, Малия… — Лидия беспомощно смотрит на мальчишек в гостиной поверх моей головы. Я чувствую, что Лиам уже готов сорваться с места и привязать меня к батарее, чтобы удержать. Но Стайлз пока еще ничего не подозревает. — Он изменился, — с нажимом напоминаю я. — Правда, он стал очень хорошим. И ты… — лукаво улыбаюсь, — ему очень нравишься. Лидия морщится. — Фу. Я не из тех, кто ведется на богатых старикашек. Зря она так. Питер — папа-Питер — еще совсем не старый. И крайне симпатичный. То есть, мне нравится Стайлз, он замечательный, но если бы я выбирала между ним и Хейлом… Ну, в общем, понятно. Банши грозно хмурится. — Не уводи меня от темы! Малия! Ты не можешь уехать прямо сейчас! Мы же… мы же планировали наш выпускной бал еще с Рождества! Ты, я… Я уже даже платья присмотрела! Нельзя все портить из-за Айзека! Можно. — Лидс, пойми, я больше не могу оставаться в этом городе. Я задыхаюсь. Мне надо уехать. — Но… до учебы еще целых три месяца, что ты будешь там делать? Где будешь жить? — Питер договорился об общежитии. Приеду, посмотрю, что и к чему. Поработаю где-нибудь… Все будет хорошо, я обещаю. — Малия… Я понимаю ее. Честно. Однажды она уже потеряла одну подругу. А теперь и вторая хочет уехать навсегда, бросив ее одну. Конечно, есть еще Кира… Но она ведь не я. Мне больно так же сильно, как и Лидии. Правда. У меня ведь никогда не было подруг до нее. Да еще таких замечательных, невероятных. Если бы я могла, я бы обязательно осталась с ней. Но я не могу. — Лидс, прости, но я уже все решила. Пытаюсь не плакать. Хватит и того, что у Мартин глаза на мокром месте. Мы обнимаемся. Долго, крепко, шмыгая друг другу в уши. Лидия сдается. — Обещай, что будешь звонить. — Киваю. — Каждый день! — Киваю. — И… и завтра мы устроим тебе проводы! — Киваю. На этот раз — обреченно. — Я серьезно. Завтра, в шесть. У меня дома. И только попробуй не прийти! — Я приду, — обещаю, хотя не очень верю в это. Не хочу объяснять свой поспешный отъезд всей стае. Я вытираю слезы о ее плечо и, наконец, отстраняюсь. Вместе мы выходим в коридор. — Я собиралась забежать в лофт, так что… — Лидия молча сжимает мою руку. Лиам подскакивает с дивана. — Я с тобой! Стайлз только вопросительно поднимает брови. Я киваю ему на прощание, запоминая каждую родинку. Грустно, что мы видимся последний раз, а я даже не могу его обнять. Только не сейчас. Только не при расстроенной Лидии. Я криво улыбаюсь ей и выхожу на крыльцо. Дверь захлопывается, словно отрезая меня от мира друзей. Я прикрываю глаза, воскрешая в памяти комнаты дома Мартин. Резким жестом отбрасываю волосы с лица, словно стирая эти воспоминания. Хватит с меня сантиментов. Или я сорвусь и никогда никуда не уеду. *** На самом деле, я соврала Лидии. Я не собиралась навещать свою недавно приобретенную семью, просто хотела поскорее сбежать от ее печально-упрекающих глаз. И вот мы с Лиамом бредем по пыльной пустой дороге. Он идет чуть сзади и сердито сопит. Он очень зол на меня за мое поспешное решение и уже несколько раз пытается открыть рот, чтобы что-то сказать. Почему-то не решается. А я не собираюсь ему помогать. Еще не так поздно, но небо уже темное с одной стороны и апельсиново-красное — с другой, с той, где садится солнце. Я вдыхаю резкий, пропитанный бензином, воздух, оставляющий легкую горечь во рту. Подошвы старых кед мягко отталкиваются от асфальта; я чувствую пальцами его тепло: он нагрелся за целый день, а теперь медленно остывает. — Скажи, что ты пошутила, — просит Данбар в итоге. Он шаркает и запинается, хотя — я уверена — смотрит себе под ноги, не поднимая глаз ни на секунду. — Ты ведь не можешь просто так уехать. То есть… я понимаю, колледж и все-такое… Я был к этому готов… Но я думал, у нас впереди еще целое лето, чтобы… — У нас? — резко вскидываю брови. Я не хочу покидать родной город, где знаю все: от самой маленькой улочки до самого потаенного уголка леса. Но я так устала грустить… Поэтому я отдаю власть внутреннему зверю: ведь койоты не умеют печалиться, они умеют злиться. И я злюсь. — Чтобы что? .. Лиам молчит. Но он хватает меня за запястье, заставляя остановиться, и разворачивает лицом к себе. У него в глазах столько невыразимых чувств, что я теряюсь. — Чтобы попрощаться, — шепчет он, сглатывая. Свободной рукой заправляет прядь моих волос за ухо, ведя пальцами по щеке. Я рычу сквозь зубы — невольно, поддавшись инстинкту. Просто мой койот говорит, что Лиам — друг, но не больше. А друзья не делают такие вещи. Может быть, я не все знаю о мире людей, но в этом уверена на сто процентов. Данбар опускает руки и косо ухмыляется. Мы снова идем молча, пока не останавливаемся перед забором моего дома. — Лиам, послушай… — начинаю я, честно собираясь прояснить ситуацию. — Я чую его запах! — перебивает малыш, прищуриваясь и водя носом. Я морщусь. — Я тебя умоляю. У меня весь дом давно пропах им. — Мы никогда не называем имя Айзека. — Нет, здесь что-то другое… Я закатываю глаза. Часть меня хочет поверить в то, что Лейхи действительно забрался в мою комнату через окно, как раньше, и ждет там, пока я нагуляюсь. Я помню, когда-то давно, он сидел на моем крыльце. Разбитый. Надеющийся на меня. Но не узнающий мой запах из-за сладких духов. Тогда я видела в его взгляде ледяной океан, в котором он сам же и тонул, отчаянно тянущий руку для помощи. И я протянула ему свою. Но теперь… теперь он забыл все это. И даже если ему станет ужасно плохо, вряд ли он посетит именно этот дом. По крайней мере, я надеюсь на это. Или на то, что это не так. Не слушая возражений, я прощаюсь с Лиамом, привычно целуя его в щеку и говоря спасибо за все. Она так же привычно краснеет, мямлит что-то в ответ и, махнув рукой, уходит. Я жду, пока его силуэт скроется за поворотом, и запираю ворота. Ухожу в дом. В моей комнате почему-то дымно и ужасно сильно пахнет ментоловыми сигаретами. Сердце пропускает удар от внезапной догадки. Случилось то, чего я боялась и на что надеялась. — Лейхи? — хриплю и демонстративно разгоняю дым руками, скрывая свое замешательство и свою… радость? Айзек фыркает и, так же демонстративно затушив сигарету о подоконник, кидает ее в открытое окно, вниз, в сад. Он одет во все черное: джинсы, рубашка, ботинки. Под глазами глубокие круги. Он не очень-то похож на счастливого человека. — Что ты здесь делаешь? Скрещиваю руки на груди, прислоняюсь спиной к дверному косяку. Словно током дергает. Когда-то ОН сам стоял так на пороге квартиры Криса Арджента и смотрел на меня исподлобья, испытывал. Мысленно ругаю себя за такие параллели и выгибаю бровь, напоминая, что жду ответа. — Лидия сказала, что ты уезжаешь, — признается. — Это так? Недоумение из фальшивого становится искренним. Я не понимаю. Зачем Лидия, которая так долго и грязно ругала его, которая хотела исцарапать ему лицо и почти убить, зачем она позвонила ему? Зачем рассказала, что я собираюсь сбежать от него в другой штат? Почему девушки такие странные? Неужели я, когда привыкну к этому миру окончательно, стану такой же? А если… если я уже такая?! — Малия! Это так? — нажимая на каждое слово, повторяет Айзек. Невозмутим. Спокоен. Холоден. Отстранен. Он никогда не был таким со мной. Даже когда мы едва знали друг друга. Все равно все было не так. — Да, это так, — я равнодушно пожимаю плечами, принимая его игру. Его лицо не меняется. От слова совсем. Я выдыхаю, принимая удар. Пора привыкнуть, что ему все равно, Малия. И вдруг. Резко. Неожиданно. Легко, словно плюшевую игрушку, подхватив рукой стул, он кидает его в дверь. Я нервно вздрагиваю, когда в нескольких сантиметрах от меня обрушиваются на пол деревянные обломки. Рычит сквозь зубы. Смахивает ладонью милые моему сердцу безделушки с прикроватной тумбы. — Айзек! Ты с ума сошел! — почти визжу, безуспешно отмахиваясь от навязчивых воспоминаний. Вот он стонет и скулит сквозь зубы, громя кухню. Разбивает зеркало. Я вынимаю осколки из его ладони, бормоча какие-то глупости. – Эй! Я здесь живу вообще-то! — Уже нет, — сипит, отворачиваясь от меня к окну. — Ты же уезжаешь. Я замираю, подавившись словами возмущения. Он предъявляет мне претензии? Он — уехавший и вернувшийся совсем другим? Он – тот, из-за кого я и бросаю свой город, свою стаю, свою семью? — Айзек, зачем ты пришел? — устало вздыхаю. — Громить мою комнату? Читать нотации? «Чтобы ты сказала, что Лидия меня обманула», — невысказанным висит в воздухе между нами. Лейхи все так же смотрит в окно, стараясь выровнять дыхание. Я становлюсь рядом с ним, стараясь даже краем глаза не видеть его лица. Смотрю на солнце, полоска которого виднеется где-то далеко, на краю неба. — Айзек, чего ты ожидал? Ты сорвался с места, бросив меня одну. Без объяснений. А вернувшись, превратил меня в пустое место, — я говорю тихо. — И я хочу навсегда забыть, что произошло со мной в этом городе. — У меня были причины уехать. — Я знаю. — Я должен был спасти задницу Криса из очередной передряги. — И как, спас? — Вроде того. Я слышу, как бьется его сердце. Я слышу, что он не совсем врет, а скорее говорит полуправду. — Почему ты не сказал мне? Я бы помогла, — пытаюсь подловить его. Он снова молчит. То ли не знает, что соврать, то ли просто не хочет говорить. Так тихо, что я слышу тиканье настенных часов. Это чертовски треплет нервы. От Айзека не пахнет ничем, кроме сигарет. Сколько он выкурил их, пока ждал меня, сидя в кресле? Он стоит рядом со мной. Так близко — только руку протяни и коснешься его острых скул. Но между нами непреодолимая пропасть. Стена, которую мы возвели своим молчанием. Хочется кричать от осознания этого. И я кричу. Я срываюсь и кричу ему в лицо: — Почему, Айзек? Почему, черт возьми?! — толкаю его в грудь. — Ты хоть представляешь, что я подумала? Как я себя чувствовала? Я думала, я умру здесь без тебя! Я показываю слабость, но теперь — уже все равно. Пусть видит. Пусть видит, как по моим щекам катятся слезы. Пусть видит, что сделал со мной. Несгибаемая. Сильная. Хейл. Вранье это все. Все члены семьи Хейл чувствуют так же, как и другие люди. Даже сильнее. Потому что мы пытаемся подавить, подчинить бурю в душе. И когда она вырывается — а она обязательно вырывается, — крушит все вокруг со страшной силой. — А самое главное, знаешь что? Каждый уголок, каждый сантиметр этого ублюдочного города связан с тобой! Поэтому я не хочу видеть ни тебя, ни его! Айзек хватает меня за руки, прижимает к себе. Я отчаянно вырываюсь, бросая ему обвинение за обвинением. — Малия, успокойся! Я все объясню, только успокойся! Рык клокочет в груди, койот во мне говорит — выпусти, и мы разорвем его на части. Он больше не причинит тебе зла. И я позволяю ему выпустить когти, тянусь к беззащитному горлу, царапаю выступающие ключицы. Уже не плачу, а по-звериному вою. — Малия, послушай, дай мне шанс! Я правда люблю тебя! Что-то обрывается внутри. Ярость исчезает так же внезапно, как появилась. Я ощущаю абсолютную пустоту там, где должна быть душа. — Если бы ты любил, не бросил бы, — шепчу, опуская руки с уже человеческими ногтями. Обгрызенными до крови и криво (как и в первые разы) накрашенными бирюзовым лаком. Я упорно избегаю взгляда Айзека. Вместо этого смотрю, как на его груди стремительно затягиваются глубокие царапины. Остаются только тонкие красноватые полоски, но я знаю, что и они скоро сойдут на нет. И только засохшие капли крови на рубашке останутся, как последние следы моей вспышки. — Это странное объяснение и тебе оно вряд ли понравится, — начинает Лейхи, — но я уехал именно потому, что люблю тебя. Хмыкаю. Что еще за новости? — Слушай, не тебе мне рассказывать о том, что было, когда Эллисон… кхм… умерла. Я думал, сойду с ума или наложу на себя руки. Потом вроде бы стало отпускать. И я решил, что больше никогда и никого не полюблю. Слишком уж больно. — Он смотрит мне в лицо, не отрываясь. Я стараюсь сохранять маску отстраненности, но с каждым словом мне все больше хочется крепко обнять его и сказать, что теперь все хорошо, что ему больше не будет больно. Вот только есть одна проблема: больно мне. — А потом появилась ты. Я не представлял, что все будет так серьезно… Он, наконец, отворачивается. Я понимаю, что до сих пор не дышала, и судорожно глотаю воздух. Противный, с привкусом ментоловых сигарет. — Я испугался, ясно?! — кричит он, ударяя кулаком по подоконнику рядом с маленьким черным пятном. — Просто испугался! — он говорит все быстрее. — Ты заняла слишком большое место в моей жизни. А если бы ты все-таки решила выбрать Стайлза? Или своего Лиама? Или кого там еще? А если бы я тебе надоел? А если бы… если бы ты… как Элли… Глаза снова застилает пелена слез. — Так ты… ты просто решил уйти первым? Не дожидаясь, пока это сделаю я? — слова с трудом проходят через горло. Боль в груди почти нестерпимая. Значит, я ошиблась. Проблема не в любви Айзека к свободе. Наоборот. Проблема в моей к ней любви. — А если бы я не сделала этого никогда? Если бы я захотела прожить с тобой всю жизнь? Лейхи оборачивается. В его глазах блестит что-то новое. — Правда захотела бы? — Ну, теперь мы этого уже не узнаем. Настала моя очередь скрывать лицо. Я наклоняюсь, чтобы вытащить из-под кровати чемодан, и беспорядочно кидаю в него одежду из шкафа. Какие-то футболки, джинсы, шорты, платья (наверное, взяла поносить у Лидии, а потом они так и остались в моем гардеробе). У каждой вещи есть свой запах. Он состоит из запаха моего и того, что я пережила за свою небольшую человеческую жизнь. Он включает в себя запахи людей, с которыми я больше всего общалась. В моем шкафу почти все пахнет Айзеком или Лидией. Но больше все-таки Айзеком. Поэтому первым делом в своей новой жизни я все постираю, вымывая его из волокон. — Почему? — он растерян. — Потому что я уезжаю. И это не обсуждается. — Ты обижена на меня, я понимаю. Но мы все исправим, я обещаю. — Нет. Я не хочу снова чувствовать себя пустым местом, если что вдруг не так. — Никогда не забуду, как он прошел мимо меня в коридоре, пока я ждала его слов, зажмурив глаза. Он обреченно выдыхает. — Малия… — Нет. Я уезжаю. И на этом все. Я громко хлопаю крышкой чемодана, чтобы убедить нас обоих в моей правоте. А когда выпрямляюсь, Айзека уже нет в комнате. Только колышутся занавески на окне, да сигаретный дым все еще жжет легкие. Если закрыть на это глаза, можно представить, что волчонка никогда и не было. Давлю рыдания в груди и достаю телефон из кармана. Листаю контакты. Замираю на привычном «Лейхи». Когда-то у меня так и не дошли руки, чтобы исправить на «Айзек», а сейчас я думаю, что это к лучшему. Безжалостно стираю номер. Смахиваю слезы. Добираюсь до «Питер». Звоню. — Пи… пап, ты можешь помочь мне еще раз? — Голос на другом проводе отвечает обеспокоенным согласием. — Мне срочно нужен мой диплом и… поговорить. Мы с Лейхи, кажется, окончательно расстались.