Я всегда буду рядом

      Утро третьего августа выдалось хмурым и пасмурным, мокрая ещё зелень приобрела холодный малахитовый оттенок. Эмили, как можно было предположить, не выспалась, сонно привела себя в порядок и спустилась вниз: завтрак, в отличие от обеда и ужина, подавали именно там. Постояльцев было всего двое, они молча устроились в высоких креслах, один покуривал трубку, другой — толстую сигару. Дым сизыми клубами повис в помещении, залитым бледным светом с улицы. Миловидная девушка принесла ей поднос с яичницей и тостами с джемом, спустя минуту на столе появилась дымящаяся чашка с чаем, и служанка неслышно удалилась. Эм, изо всех сил борясь с зевотой, принялась за еду, попутно рассматривая мужчин в дальнем углу. Они были похожи друг на друга: оба с аккуратно постриженными бородками и шляпами-котелками на головах, на лицах следы бурной умственной деятельности.       Тот, что сидел спиной, что-то пробормотал, сжал пальцами виски. — Такого просто не бывает, — донёсся его приглушенный голос. — Мистер Герберт, ещё нет точных сведений, — попытался ободрить его младший из них, молодой человек лет девятнадцати, но вышло не очень уверенно.       Первый грустно усмехнулся, поблагодарил и вновь ушёл в себя. В зале установилась тишина, нарушаемая только редким позвякиванием вилки о край тарелки. Через минут десять завтрак был окончен, и Эмили поднялась к себе: каким бы сильным ни был соблазн остаться и послушать разговор, настало время собираться на работу. Она накинула тёплую вишнёвую шаль на плечи, поплотнее закуталась в неё и вышла из гостиницы. Воздух был свеж и даже прохладен, под ногами то и дело попадались зеркальца-лужи, отражающие низкое серое небо.       Едва Карнаби-авеню показалась за поворотом, стало понятно, что покупателей, и так редких в погожие дни, сегодня можно не ждать: людей не было совершенно. Все они, казалось, попрятались в домах, решив сделать себе внеплановый отпуск — иного объяснения не находилось, ведь по этой улице всегда, сколько она помнила, спешили служащие с чёрными кожаными чемоданами.       Эми решила прождать до полудня, и, если уж совсем никто не подойдёт, отправиться обратно: сырая погода вовсе не располагала к долгому пребыванию здесь, свистели сквозняки. Часы тянулись медленно, монотонно стучали капли, которые падали с намокших ветвей, но никто так и не показался. Через неопределённое количество времени привычный звук смешался с чем-то другим, похожим на шорох, как если бы кто-то пробирался сквозь высокие заросли, и девочка обернулась.       За её спиной кусты жимолости раздвинулись, и через прутья решётки пробралась тощая маленькая дворняжка, жалостливо глянула большими блестящими глазами и уселась рядышком. Эта собака, каких десятки бродит в городах, вызвала укол сострадания. Роусфорд с радостью взяла бы её к себе, но хозяин был категорически против: мистер Дуглас на дух не переносил каких бы то ни был домашних питомцев и от их шерсти начинал чихать, бесцветные глазки его обильно слезились. Ей представился случай лицезреть эту неприятную картину, когда однажды на первый этаж забрела бесхозная кошка: мужчина, чихая да ругаясь, потрясал кулаком и грозился пнуть «это дрянное животное и того, кто его сюда пустил».       Пятнистая собачка пошевелила ушами, и Эмилия вдруг решилась — надо только сделать так, чтобы она не попадалась в поле зрения мистера Дугласа. Она поманила её за собой, посадила в лоток для цветов, накрыв своей шалью, и надеялась, что всё пройдёт благополучно. У стойки её встретил Рэймонд, хмыкнул: — Чего это вы вернулись? — На улице холодно и совсем никого нет, сэр. — Какие мы нежные! Холод ещё никого не убил. — Я бы осталась, если бы были покупатели. — Набрала Мардж в работницы лентяйку, так она ещё оправдывается! Погодите, я всё ей расскажу, — проворчал Дуглас. — Миссис Дуглас мной довольна. С вашего позволения, я пойду к себе. — Куда, куда, а цветы занести?! — Я… занесу позже, ваша жена позволила мне взять те, что слишком долго стояли, — на ходу придумала юная мисс и как ни в чём не бывало поднялась по лестнице.       Только затворив за собой двери комнаты, она выпустила зверушку, и та в знак благодарности лизнула ей руку шершавым язычком. — Будешь Мартой, — тихо сказала девочка и улыбнулась.       Солнце, кажется, решило больше не показываться этим летом, и дни стояли бесцветные, оживляемые только пока ещё зелёной листвой в парках. Эйфория от получения работы прошла, её сменила тоскливая рутина, и Эмили не могла дождаться восьми, чтобы пойти домой. По правде говоря, ни одно место, где она жила, начиная с того момента, как её взяла к себе тётушка, не могло называться домом: ни поместье Сиэля, ни тем более Транси, что уж говорить о грязной улице. Зато стены её комнаты, оклеенные простенькими обоями, стали родными менее, чем за полтора месяца. Сюда хотелось возвращаться.       К этому времени у неё скопилось уже около двух фунтов и десяти шиллингов — сумма, на которую среднестатистический рабочий мог безбедно скоротать три недели. Деньги, однако, девочка почти не тратила, кроме условной платы за номер, так что могла считать себя вполне обеспеченной на данный момент. О приобретённом питомце она рассказала Мардж в тот же день и упросила оставить его; женщина скрепя сердце согласилась. — Только смотри, чтобы Рэй не увидел, не то выселит вас обеих, — предупредила она.       У самой миссис Дуглас когда-то было четыре кошки, но в угоду мужу пришлось от них отказаться, как ни сильна была её любовь к животным. Она посылала горничную сообщать, когда её супруг отлучится по делам, и Эм, украдкой озираясь, выходила с Мартой на прогулку. День за днём та поправлялась, уже не щеголяя просвечивающими рёбрами, шерсть, прежде свалявшаяся, теперь была чистой и ухоженной, да и сама собака то и дело весело носилась по улице. Иногда получалось брать её на Карнаби-авеню, тогда время проходило не так скучно. Жизнь текла более или менее спокойно, пока не приходилось снова возвращаться в ненавистный особняк, терпеть опротивевший голос Алоиса и его цепкие ладони, когда ему вдруг вздумается поцеловать её.       Он привык до боли мять хрупкие плечи и мимолётно касаться губами бледной кожи, отчего Эми когда-то неизменно вздрагивала. Алоис доверял ей меньше, как помощнице в чёрных делах, но и на секунду не мог предположить, что она предаст его самого. Умненькая тихоня Эм, которая обычно и слова лишнего не скажет? Бросьте. Ему нравилось с ней забавляться: впиваться ногтями в запястья, покрывая затем поцелуем место, где остались алые следы-полумесяцы, сжимать в объятиях так, что после болели рёбра. Теперь, когда она появлялась реже, удовольствие переросло в истинное наслаждение, и он позволял себе откровенно распускать руки. Когда это случалось при Клоде, тот не отводил золотых глаз, а продолжал наблюдать с ледяным презрением.       Когда это случилось в очередной раз, девочка отпрянула, поправила смятый воротничок и как ни в чём не бывало продолжила отчёт. — Фантомхайв в среду прибудет в Аллердейл-холл на званый вечер. — Один? — Не считая Себастьяна, да.       Фаустус при этих словах поморщился, будто в нос ему ударил резкий запах, а подросток хищно улыбнулся. — Очень хорошо. В таком случае, мне тоже следует явиться. Роусфорд в ответ растерянно пробормотала: — Я думала, у тебя другая встреча. — В ней нет надобности, со стариком Эрнестом уже не о чем разговаривать. Этот олух не польстился ни на что и убрался в тот же вечер, — фыркнул он и перевёл тему. — Может, останешься на ужин? — Благодарю, Алоис, но мне пора. Меня ждут. — Подождут. Я настаиваю.       Транси кивком выпроводил Клода, сам же подошёл к балкону, перевёл взгляд на окно, за которым мрачнели тучи. — Кажется, собирается гроза. — Да.       В подтверждение вдалеке заурчал гром, как большой недовольный пёс. Большая часть гостиной была погружена в полумрак, бордовые шторы ниспадали до самого пола. На стекло упали первые косые полосы дождя. Алоис, вопреки ожиданиям, не стал донимать её, а только поинтересовался неожиданно севшим голосом: — Где ты живёшь? — В гостинице у Риджент-стрит, — сама не зная почему призналась девочка. — Тебе разве хватает денег? — Я начала работать и неплохо зарабатываю. — Вот как. Потому что не хочешь брать от меня?       Её встретили потухшие васильковые глаза, которых она никогда не видела — без ноток хитрости, презрения или жестокости, привычно вплетённых. У неё даже на миг перехватило дыхание от этого отчаявшегося взгляда, ответа не было. Юноша повернулся на каблуках и тихо присел рядом, убрал со лба невесты тонкую прядь волос: точь в точь, как во время их первой встречи. — Всё ведь в порядке? — Да, — у неё вдруг тоже задрожал голос.       Небо расчертило сверкающим зигзагом, и в ту же минуту оглушительно загрохотал гром; ливень усилился, стало совсем темно. — Я никогда не думал, что тебе может быть тяжело, Эми. Ты никогда не рассказывала, а я не спрашивал. Прости меня…       Эмили не поверила своим ушам и недоумённо уставилась на Алоиса — тот совсем сник, едва держался в кресле, будто вот-вот соскользнёт на пол. Так и случилось. Паук Её Величества затрясся от немых рыданий у её ног, и совесть обожгло огнём. Впервые за долгое время она увидела не безжалостного мучителя, а мальчика, всего лишь маленького мальчика, рука нерешительно протянулась к спине и провела по ней сверху вниз ласковым движением. — А-лоис, не нужно. Я правда в порядке.       Во мгле забелела пара пронзительных голубых глаз, на ресницах которых поблёскивали слёзы. — Правда? — пролепетал он со странной улыбкой.       Но не успела Эмили ответить, как дверь отворилась. — Ужин готов, ваше высочество, — доложил Клод Фаустус и не сразу заметил своего хозяина, скорчившегося на полу.       На его лице появилась гримаса отвращения. Он подошёл, поднял его на руки, как поднимают какую-нибудь гусеницу с земли, и покинул комнату. За ужином Алоис выглядел немного получше, но веки его всё равно припухли и покраснели от плача, и трапеза проходила в тишине, под ровным светом свечей. Когда с десертом было покончено, Транси отпустил её.       Закрывая за собой двери столовой, Эмилия успела заметить, как болезненно искривилось лицо мальчика от каких-то слов дворецкого, и вышла во тьму, со злостью пробормотав: «Чёртов демон». Дождь кончился, влажная трава пружинила под ногами. По пути мысли всё вертелись вокруг произошедшего, тысячи раз прокручивая сцену во время грозы; изумление никак не проходило, когда она вспоминала затравленный взгляд Алоиса в сером мраке. В нём читалось сожаление, вопрос только — настоящее ли? Как бы то ни было, в душе смешались жалость и раскаяние, уверенность в правильности своих поступков отступила. «Никогда, никогда он не был… таким».       Промелькнула догадка, что привычный образ на самом деле был ложью, коркой, защищавшей от реальных невзгод, и теперь её действия казались непростительным предательством. Второй голос возмущённо заметил, что, даже если так, вовсе не обязательно терзать окружающих отвратительным поведением. «Он только хочет защититься». Раздираемая противоречиями, мисс Роусфорд вернулась к себе, отказалась от еды и легла в постель. Спать не хотелось, но усталость всё же дала о себе знать, и через час она задремала, а в сновидениях ещё долго блестели ясные лазурные глаза.       Утро началось с гудящей головы и абсолютной тишины вокруг. Белёсый свет из окна заливал постель, в ногах удобно устроилась Марта, тихонько посапывая. Девочка с трудом разлепила веки, приподнялась на локтях и пригладила растрёпанные со сна волосы, когда вдруг поняла, что проспала. Она вскочила, наскоро привела себя в надлежащий вид и торопливо спустилась по ступеням.       Внизу было пустынно, даже господин Рэймонд, обычно словно приросший к своему месту, отсутствовал, на некоторых столиках стоял недопитый кофе и краснели ломтики бекона вперемешку с зеленью. Создавалось впечатление, что все вдруг повскакивали со своих мест и бросились бежать. Срочные дела?       В ногу требовательно уткнулся влажный нос, и в этот же момент входная дверь со звоном отворилась, пропуская хозяина и шедшего с ним мужчину. Эми поспешила притаиться под лестницей, прижала к себе собаку. Лицо мистера Дугласа было ещё более мрачным, чем в иные дни, он хмуро внимал своему спутнику. — Вам с женой ещё неделю назад следовало уехать из города, — выговаривал ему тот. — Вспышки начались ещё в Ист-энде, вас должно было это насторожить. — Да я знаю, знаю. Кто ж ожидал, что это так быстро разойдётся? Да и бизнес, сами понимаете… Ещё эта девчонка, Мардж не хотела оставлять её без работы и жилья. Чушь, будто ей некуда пойти! — Что? Она здесь? — Дьявол её разберёт, может и здесь, — он буркнул, поплёлся к стойке и сгрёб с неё всё в одну большую сумку.       Эмили затаила дыхание, когда шаги стали приближаться, но решила, что прятаться глупо, и вышла из своего укрытия. Она держалась прямо, не желая выдать своей растерянности. Подошедший был ей знаком — мистер Герберт, который с сокрушённым видом сидел в столовой около недели назад. — Вы? Что вы здесь делаете? — изумился он. — Я здесь живу. Почему мне нельзя быть тут? — Вы ей не сказали, мистер Дуглас? Почему, чёрт возьми, вы не разбудили ребёнка, когда всё только началось?       Тот неопределённо хмыкнул, у меня, мол, и без того забот по горло. — Идите собирать вещи. У вас есть родственники, кто-то за Лондоном? — Мм… да-а. — Хорошо, мы подождём вас, поторопитесь.       Девочка сделала, что велено, и вернулась с крохотным чемоданчиком, одолженным у миссис Дуглас, в зелёном дорожном платье. — Объясните, что происходит, сэр, — наконец попросила она, подозвав к себе Марту.       При виде животного Рэй чуть не захлебнулся слюной от ярости, но смолчал. — В большей части города свирепствует холера, уже есть погибшие. Нужно немедленно выбираться.       Это известие ошеломило Роусфорд, как будто кто-то свалил на неё сверху огромный сугроб. Какая холера, когда? Ещё вчера всё было тихо и спокойно. Когда они неслись в наглухо запертой карете по улицам, им представилась страшная картина: множество тел с выпученными от страха глазами, конечности, сведённые судорогами. От этого зрелища непроизвольно затошнило. Как оказалось, ночью, когда она крепко спала, царила неописуемая паника, то и дело раздавались истошные вопли умирающих и тех, кто спасался бегством. Как, как можно было этого не слышать?       Сердце внезапно замерло в леденящем страхе: в памяти всплыл момент, как совсем недавно она пробиралась по переулкам Ист-энда. Что если…? Такого не может быть. Столько пережить и умереть от той же болезни, что сгубила милого Колина — такой конец казался неправдоподобным и в то же время иронически логичным. Оставалось надеяться, что ей удастся выиграть для себя хоть сколько-то времени жизни.