Я всегда буду рядом

      Их встретил высокий дворецкий в сером поношенном сюртуке. Сощурил и без того узкие глаза в щёлочки, поджал губы и наконец спросил, чем обязан гостям. Сиэль без слов показал конверт с королевской печатью. — Весьма мило, — только и сказал дворецкий, равнодушно пригласив следовать за ним.       После холла с кое-где сбитой чёрно-белой плиткой прошли в столовую, служившую, видимо, и для отдыха: плетёное кресло у камина, низкий книжный шкаф возле стены и в самой середине комнаты — стол. Суховатый старичок лет шестидесяти протёр рот и усы салфеткой и неприязненно уставился на вошедших. — Прошу прощения, что прервал ваш обед… — Сиэль снял цилиндр и хотел что-то добавить, но помешал ему трескучий голос хозяина. — В моё время, молодой человек, о визите уведомляли заранее. — К сожалению, у меня не было такой возможности, господин…? — Смолвуд. Эдмунд Смолвуд. Вы, стало быть, от Её Величества? — Да, мне поручено отправить отчёт о сельском хозяйстве в некоторых северных и центральных графствах Англии, — без запинки солгал мальчик, — и так как я спешу, я планирую задержаться здесь не более, чем на пару дней. Очень рассчитываю на ваше содействие. — Хоть у вас молоко ещё на губах не обсохло, мне придётся согласиться, — сварливо усмехнулся Смолвуд и встал из-за стола: — Лоуренс, прибери здесь. — Да.       Они вышли и неторопливо прохаживались по коридорам. Из редких окон открывался вид на лес, тёмно-зелёный, как малахит, только вовсе не блестящий, а тусклый, с обшарпанными сосновыми ветвями и редкими мглистыми просветами между ними. Невдалеке сиротливо жались друг к дружке серые тучи. — Вы до сих пор не назвали своего имени, — проскрипел мистер Смолвуд, продолжая неторопливо идти вперёд. — Сиэль Фантомхайв. — И что же конкретно вас интересует, Сиэль Фантомхайв? — Полагаю, вам должно быть известно, что происходит поблизости. Какой урожай был в этом году? Мучнистая роса не тронула смородину? Летом эта болезнь сгубила многие растения.  — Нет, здесь всё было в порядке, даже картофель принялся на удивление хорошо. Впрочем, спросите об этом Лоуренса, он заведует огородом и садом. — Ваш дворецкий отвечает и за это? — К чему держать уйму людей, если есть один — компетентный во всём, — он сделал паузу. — Можете спуститься во внутренний двор и лично увидеть, как обстоят дела. — Разумеется.       Сиэль задал ещё несколько вопросов о моркови и, чтобы совсем не вызывать подозрений, велел Себастьяну обстоятельно заносить всё в маленькую чёрную книжечку, а после — отправиться к теплицам. К тому времени в столовой уже было прибрано, и граф вместе с владельцем коттеджа вернулись и присели поближе к огню. Начинал накрапывать дождь. Забарабанил мокрыми пальцами по стеклу и крыше. — Ещё кое-что, — вспомнил Сиэль. — Не закупаете ли вы продукты у местных фермеров? — К чему это вы клоните? — Хочу узнать, кто в этом году наиболее удачлив, — мальчик улыбнулся. — Понимаете, множество, как я слышал, отоваривается у… как там его звали… ах да. Даниэль Клеменс.       Старик при этом имени брезгливо поморщился. — Знать не знаю, как зовут всех этих деревенских работников! Всё, что нужно, приобретается в Норталлертоне или на крайний случай у Хопкинса. — А как вы сами считаете, на каком уровне в Норт-Йоркшире развито земледелие? — На высоком, как и везде после аграрного переворота. — Вот как? Вы из тех, кто его приветствовал? — внимательно взглянул в серо-жёлтые глаза Сиэль. — Всякий переворот — это всегда необходимость, а не случайность, юноша, когда-нибудь вы это, даст бог, поймете.       Господин Эдмунд замолчал и, услышав какой-то звук, поднялся с резкостью, довольно необычной для его возраста. «Лоуренс возвращается», — только и сказал он, прежде чем выйти, и в его спокойном, скрипуче-высоком голосе было что-то жуткое. Всё капал нудно дождь. Фантомхайв подошёл к окну. Было темно, почти как вечером, и старый, изъеденный временем и вечной сыростью мрамор клумбы терялся под зелёным покрывалом. Чуть дальше располагались теплицы. Через минуту-две из одной из них вышел Себастьян, поднял голову в поисках господина и, заметив его силуэт на втором этаже, мрачно кивнул. Дверь позади открылась, и Смолвуд со своим дворецким позади встал на пороге. — Лоуренс приготовил для вас комнату, пока непогода не кончится. Он проводит вас, — раздражённо произнёс он и тяжело зашагал к креслу.       Сиэль вынужден был отправиться за мужчиной, миновал пыльно-серые коридорчики с гобеленами на стенах и, оказавшись, наконец, один, нетерпеливо повёл бровью. Себастьян что-то узнал. Вопрос — что именно. Словно отвечая его мыслям, вошёл Михаэлис и, плотно затворив за собой дверь, вынул что-то из-за полы плаща. — Как и ожидали, милорд, — безразлично проговорил он. — Омежник шафранный, — твёрдо сказал мальчик, и кулаки его решительно сжались. — Не своди с них глаз, Себастьян.       До ужина всё было тихо. Лоуренс снова провёл их в столовую, а после удалился по делам. Уже доедали пюре, когда он вернулся и, тихо докладывая что-то хозяину, окинул неприязненным взглядом маленького лорда. Не считая этого, ничего по-прежнему не выдавало напряжения. И только когда гости вернулись в отведённую им комнату, они заметили: королевский конверт исчез. Это значит, они всё же не избежали подозрений. Развязка, надо думать, близка.       И действительно, их вызвали часов в восемь вечера, когда на улице стоял абсолютный мрак, а первым вопросом было: «Что вы на самом деле тут забыли, граф?» — Как я и сказал, я здесь по повелению Её Величества, — невозмутимо отвечал Сиэль. — А что может доказать ваши слова? Вот это было пусто, когда Лоуренс доставил мне его. — Уж не полагаете ли вы, что я настолько опрометчив, чтобы оставлять на виду королевские поручения? — Ни к чему насмешка, юноша, — прокряхтел господин Эдмунд, — вовсе ни к чему. Лучше сами объясните, что вам понадобилось в такой глуши, а то не больно правдоподобно вы выглядели. — Это вам стоит объясниться, чем вам помешали ваши соотечественники. Миссис Уимблдон, Макфинн, барон Хэвишем, — перечислял Сиэль, давая понять, что ему всё известно. — Бесполезно отрицать. Для чего вы убили их, или, вернее, зачем вам понадобилась их смерть, ведь вершили её вы чужими руками? — А не рано ли вам знать подобные вещи? Графёныш ещё слишком мал, — и старик залился визгливым отвратительным смехом. — Всё ещё верите в благородную и честную королеву? Верите, что, служа ей, все эти сословные выскочки приведут страну к процветанию? Ничерта! Деньги! Деньги правят миром, а никак не льстивые, ни на что не годные придворные. Хороши, наверно, были времена, когда старина Оливер* только подвёл к власти буржуазию… — Что вы хотите этим сказать?       Смолвуд замолк, как будто позабыв свою реплику, и в это же время зашёл Лоуренс, поставил поднос на стол и выпрямился. — Забыли, что дальше, господин? — презрительно осведомился он, наливая чай. — Или с тех пор, как вы обеднели на этих поставках, запоминаете только то, что касается денег? — К-ак ты разговариваешь?! — Извратили всю мою идею, — наигранно разочарованно вздохнул дворецкий, словно находился один. — Рано или поздно это должно было случиться. Ладно уж, к чему теперь разговоры. Вам нарезать сыра? — Что городишь?       Мужчина закончил резать тонкие ломтики нежно-белого цвета и, не оставляя ножа, подошёл к тому с тарелкой. Мистер Смолвуд недовольно выхватил из его рук блюдце и проворчал: «Хочу напомнить, Лоуренс, что я покрывал тебя всё это время, и неплохо сказать хотя бы спасибо».       Эти двое продолжали вести себя так, будто их не заботит наличие слушателей. Впрочем, Сиэль был слишком удивлён, чтобы вымолвить хоть слово. — Спасибо, — резко сказал Лоуренс, и после его «спасибо» Эдмунд вдруг поперхнулся, а в глазах его забегал страх. — Что за дрянь ты мне подсунул? — прохрипел он, хватаясь за горло. — Ничего особенного.       Лицо Смолвуда пожелтело, скривилось, по тощим щекам стекли капельки пота. Себастьян в мгновение ока заломил слуге руки, но было уже поздно: старик сполз со стула, пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь скрючившимися от судороги пальцами, шумно, как загнанная гончая, дышал, и беспрестанно крупно вздрагивал всем телом, пока не свалился ничком и не затих. Когда его перевернули, тонкие потрескавшиеся губы мертвеца сошлись в отвратительной улыбке. Всё было кончено.       Мальчик скорбно закрыл глаза покойнику и перевёл взгляд на убийцу. Тот был спокоен и, казалось, уверен в своей правоте — это раздражало. — Себастьян, запри его где-нибудь до завтра, — только и сказал Сиэль, не желая тратить на Лоуренса ни слов, ни времени. — Эта жертва — последняя.       Михаэлис повиновался. Повисла тишина, нарушаемая только стуком капель и потрескиванием одинокого огонька в камине, будто он знал: он лишился хозяина, которого грел долгое время.       На следующий день Фантомхайв заглянул к Кэрротам, чтобы поблагодарить их за оказанное гостеприимство. Мистер Кэррот встретил его радостно-удивлённым возгласом: «Так ты жив, мальчик мой!» Как выяснилось, он считал, что тот вместе со своим дворецким сгинул в болоте, и вечером отправился на их поиски, сам едва не увязнув в трясине. — Не стоило так волноваться, — вынудил себя улыбнуться Сиэль и пожал мужчине руку. — Вы оказали мне куда большую помощь, чем считаете. Примите мою искреннюю благодарность.       Он также оставил ему немного денег, аргументировав это тем, что «скоро зима, а дрова с каждым годом дорожают», попрощался с Джимом и, ступая гордо, как всегда, удалился. Забрал из Смолвуд-холла мистера Лоуренса, передал его полиции Норталлертона с просьбой вскоре отправить под конвоем в Лондон для вынесения приговора, а самого Смолвуда похоронить как полагается и, удостоверившись, что все эти распоряжения будут исполнены, отправился на вокзал. Уже через час поезд, глухо стуча, уносил его из седых вересковых далей, безмолвных и одиноких, как стены маленького кирпичного коттеджа за холмом. Дождя не было, и пустошь стояла, сжавшаяся под низко нависшим пасмурным небом, безликая, унылая, но отчего-то казавшаяся наполненной таинственной силой — силой, которую приносит обладание секретов, древних, как само мироздание.       Сиэль лежал в пустом купе, приподнявшись на локте, и пробегал глазами коротенькое письмо, полученное на станции. Мальчишка-посыльный, раскрасневшись от бега, вручил его, когда уже раздался гудок поезда, возвещающий об отъезде, и почему-то странно было читать это сейчас. Эмилия спрашивала о его здоровье и о том, всё ли проходит гладко на севере, спросила, может ли она узнать, что к тому времени стало известно. Разумеется, может, что за вопросы. Она также писала, что Ханна, служанка из поместья Транси, согласилась помочь ей, и теперь, если понадобится, сможет передавать письма.       Вошел Себастьян, и Сиэль машинально смял лист бумаги в руке. Дворецкий на это только хитро улыбнулся, поставил на стол тарелку с рубиновыми бусинками клюквы и предложил господину попробовать. — Я-я не голоден, — сипло проговорил граф и отвернулся, досадуя на себя за то, что даже голос его выдаёт непонятно откуда взявшееся волнение. — Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете? Как ваше горло? — Отстань, я в порядке, — отмахнулся он, возвращаясь в сидячее положение. — Когда вернёмся, приготовь для меня ванну. — Как скажете, господин. И, как обычно, вы вышли победителем, — ухмыльнулся Себастьян, приложив палец к губам. — Не забывай, что старик всё-таки убит. — Но вы же не настолько опрометчивы, чтобы спасти всех.       Снова этот лукавый тон, сладкий и опасный подобно самому тонкому яду. Но сейчас противостоять ему, умело парировать, попросту не хотелось или не хватало сил. Наверное, по этой причине реплика осталась без ответа. А возможно, потому что демон не нуждался в словах, неслышными отголосками которых была напитана звенящая тишина. Он и без того знал, что бы сказал его господин, знал его самого, но всё же не настолько, чтобы пресытиться им. Этот человек, нет, скорее — Человек — умеет удивлять. Вот почему порой в мире людей удаётся всё-таки поразвлечься… — Прекрати так смотреть, твои глаза могут тебя выдать, — фыркнул мальчик. — Да, милорд.       Сиэль хмуро перевёл взгляд на окно, за которым расстилалась долина. Они неподалёку от Хелмсли, а значит, ехать ещё долго, и на возвращение можно рассчитывать не раньше, чем через пять часов. Усталость давала о себе знать. Он откинулся на подушку, слегка склонил голову к плечу и почти сразу же задремал. В руке у него всё так же было сжато письмо. А поезд всё покачивало и покачивало на рельсах из стороны в сторону, как корабль в море, и трава шумела точно так же, колышимая ветром.