Я всегда буду рядом

      Следующая неделя прошла спокойно. Удивительно спокойно, и это вызывало если не тревогу, то беспокойство точно. Алоис почти не говорил с ней, не считая пустых, ничего не значащих фраз, и старался лишний раз не пересекаться. Не заходил в комнату, не оставался ночевать, ссылаясь на дела. А между тем время приёма у Коллинзов приближалось. Так же как и время расплаты за необдуманные слова в ту ночь перед демоном.       Внутри у неё всё сжималось, когда она думала об этом. И проклинала себя тысячу раз за глупость. Что за идиотский посул — «подарить душе Сиэля новый цвет». Это было до невозможности нелепо. Однако если бы она пообещала что-то иное, Себастьяну не было бы до этого дела и он без лишних слов бы её прикончил. Может, только поэтому он и согласился, чтобы мучить её подольше?       «Здорово, умереть на полгода позже, чем могла бы».       Тогда это казалось хорошей идеей, всяко лучше, чем ничего. А сейчас… За оставшееся время она ничего не успеет, как не успела за шесть месяцев, как не успела бы и за несколько лет. Потому что это — Сиэль Фантомхайв. Он уже изменился после трагедии четыре года назад: бесповоротно. И нужен толчок определённо посильнее, чем появление в его жизни какой-то странной девчонки. И до неё были свои люди, так же выполняющие разные поручения, и для него они пешки. Верные, полезные, но пешки. Пожертвовать ими ради чего-то большего — обычное дело. Значит, и она сама — пешка?       Она знала, что это так, и всё равно становилось невыносимо грустно. Но делать было нечего. Как снег накрыл двор непроницаемым белым покрывалом, так ожидание смерти накрыло её душу. Она не чувствовала спокойствия, но и ничего не делала, чтобы оно пришло или чтобы изменить своё незавидное положение, и это бессилие убивало.       Алоис молчал, молчала Эмили, молчал весь их дом, и только ветер тоскливо свистел в трубах.       А ещё она стала замечать, что не знает, куда деть свои руки. Они не слушались и, казалось, жили совсем своей жизнью, если Эмили силой не удерживала их на коленях. Когда Алоис это замечал, то подозрительно косился на неё, но не говорил ничего и только раз пробубнил одними губами что-то похожее на «истеричка». Эмили не было до этого дела.       Всё чаще, когда она силилась улыбнуться Ханне, её рот дрожал и улыбка выходила кривой и нервной, и Эми оставила попытки. Больше улыбаться, даже из приличия, здесь было абсолютно некому.       Но однажды пришлось. Это случилось всего за пару дней до поездки к Коллинзам. Алоис пригласил владельца какой-то лондонской компании, своего давнего знакомого. Невесте он вскользь бросил, чтобы та принарядилась и развлекала гостя.       За столько недель изоляции от внешнего мира Эмили совсем отвыкла от визитов и ждала вечера с волнением, тем более что обычно Алоис не настаивал на её присутствии, а тут это странное требование «развлекать».       Она стояла у окна в убранной дочиста гостиной и вглядывалась в темноту аллеи, и руки её, уже по привычке, сбивали невидимые пылинки с подола. Из-за сильного огня в камине воздух был горячим и сушил горло.       За поворотом, между двумя рядами заснеженных лип, показалось какое-то движение. Не доносилось ни стука колёс, ни лошадиного ржания, но Эмили знала, что приехал этот Брэкенбери. Сглотнула, отвернулась от окна, торопливо подошла к зеркалу и поправила волосы. Лоб у неё был мокрый, то ли от жары, то ли от переживаний, неясно почему появившихся, и это было странно, ведь сколько раз так приезжали в поместье Транси, да и сколько раз выезжала когда-то она сама.       Это просто потому, что она давно не видела незнакомцев, определенно. И ещё потому, что въевшееся в мозг напоминание о скором Рождестве испортило ей нервы. Или всё-таки странное предчувствие? Только вот предчувствие чего и что может быть хуже, чем то, что произойдёт в ближайшее время и на что подписалась она сама?       Алоис рывком открыл дверь, окинул Эмили оценивающим взглядом и, кивнув, велел ждать здесь, пока он спустится встретить гостя. Эмили успела только отрывисто ответить: «Хорошо», — и почти без сил опустилась в глубокое кресло. Она хотела задёрнуть бордовые шторы, которые отодвинула, пока смотрела в окно, но не вставала и прислушивалась в ожидании шагов в коридоре. Сейчас она очень жалела, что не взяла с собой хотя бы книжку, чтобы чем-то себя занять. Кроме всего прочего, ужасно хотелось спать. Наконец, за стеной раздались голоса. — Да, да, благодарю, — негромко говорил человек. — Позволю себе надеяться.       Дверь открылась как по волшебству (волшебством, конечно, был Клод), и Алоис пропустил вперёд высокого, худощавого мужчину. Он важно снял шляпу, как только увидел, что комната не пуста. — Доброго вечера, юная леди, — противно прогнусавил он, склонив голову набок. — Здравствуйте. Алоис одними глазами приказал ей встать. — Я о ней вам и рассказывал, господин Брэкенбери, — мило улыбнулся он. — Прелестна, — выдал вердикт тот и, дождавшись приглашения от хозяина, опустился в кресло, а длинную гладкую трость приставил рядом. Трость. Как давно она не встречала людей, которые ходили бы с ней. Кроме… — Ну. Чем занимаете свой досуг? Вышиваете? Или, может, музицируете?       Эмили удивлённо подняла брови. Если этот человек пришёл по делу к Алоису, то почему спрашивает её о таком? Но потом она вспомнила, что это, должно быть, всего лишь вежливость, которой требовал разговор, и потому коротко ответила, опустив глаза: «Немного рисую». Ей не хотелось признаваться, что последнее время она не занималась ничем, и пусть последний набросок был сделан едва ли не полгода назад, это тоже считалось. — Замечательно, — снова похвалил её Брэкенбери. — Я вам скажу, это дело очень достойное для барышни. — Да, — согласилась Эмили и кое-как улыбнулась. — Знаете, мой знакомый — один очень хороший человек, уверяю вас, — работает в издательстве. И если ваши произведения окажутся достойными, вы понимаете, какой это уровень, верно? Так вот, если они окажутся достойными, я, так сказать, могу оказать вам покровительство как своей протеже. По старой дружбе с графом, разумеется. — Боюсь, я не настолько талантлива, господин Брэкенбери. «Почему он пристал ко мне, черт возьми!» — Не скромничайте, мисс! — воскликнул мужчина, но это прозвучало так визгливо, что Эми невольно поморщилась. — Позвольте мне оценить ваши таланты, у меня, поверьте, немалый опыт в таких делах. Ну? — Но я и вправду не очень… — Она сейчас принесёт, — громко вмешался Алоис.       Единственного взгляда, злобно брошенного им, хватило, чтобы девочка встала, степенно кивнула и вышла. Только в коридоре она беззвучно выругалась сквозь сцепленные зубы и быстро, широкими шагами, направилась к своей комнате. Ей хотелось что-то ответить, отказаться или даже дерзко хлопнуть дверью, но умом она понимала, что это обычная просьба, и никак не могла взять в толк, почему так разозлилась. Когда она, запыхавшаяся, прошла к своему столику, чтобы достать старый альбом, то почти плакала от бессилия. Что происходит?       Эмили, чтобы не зажигать лампу, пошарила рукой в полке, но она была пуста, открыла вторую, третью. То же самое. Отвратительный холодок прошёл по спине, а сердце будто нацепили на крючок и с силой дёрнули вниз, так что оно ухнуло и уже было решило попрощаться. Не пропажа каких-то неумелых рисунков вызвала этот ужас, но пропажа кое-чего более ценного, того, чего ни в коем случае нельзя было терять. Как, как можно было быть такой неосторожной?       Вспомнилось и молнией мелькнуло перед глазами то утро неделю назад, когда Алоис стоял у зеркала, облокотившись о столик, и вполне мог заметить приоткрытую полку, в которой лежали письма — её письма. С тех пор она ничего не писала и даже не трогала их, как бывало, когда ей становилось скучно и она перечитывала заученные наизусть строчки.       Но сейчас… от осознания, какой-то ужасной тяжестью легшего на грудь, было тяжело дышать. Эми с трудом сделала один неловкий, хриплый вдох, выдохнула через дрожащие губы. Она пыталась успокоить себя тем, что Алоис, узнав о ней вещи похуже, ничего не сделал, но всё равно отчаянно билась мысль: это всего лишь затишье перед бурей. Грозной и уже угрожающе рычащей бурей.       Эмили зашагала одеревеневшими ногами к выходу, но только у самой двери вспомнила, зачем на самом деле пришла, и спешно двинулась к резному комодику в углу — альбом был там. Она взяла его с необъяснимой ненавистью, будто он был виноват в случившемся, и, едва держась на ногах от внезапной усталости, вернулась в гостиную.       С её ухода в комнате стало как будто ещё более жарко и душно, хоть это и казалось невозможным. Гость что-то втолковывал с энтузиазмом Алоису, и хотя тот и пытался выглядеть хоть мало-мальски заинтересованным, в его глазах явственно читалась скука. Когда они оба, наконец, заметили её, Брэкенбери в предвкушении закивал, приглашая девочку поскорее присесть, а Алоис улыбнулся. Не зловеще, не жадно, не наигранно, как обычно. Облегчённо?       Это было странно. Эмили резко выдохнула и, стараясь не смотреть на него, протянула альбом мужчине. Села, почти упала в кресло, подпёрла щёку рукой, потому что сил держать голову и тело в целом не было, а на все вопросы и комплименты её рисункам только кивала.       Когда она, наконец, решилась поднять взгляд на Алоиса, он снова улыбался, на этот раз гордый от того, что её работы произвели такое впечатление на Брэкенбери. Это и вовсе сбило её с толку, но она не думала об этом, она не думала вообще ни чём, только старалась продержаться в этой горячо натопленной комнате. От духоты и от разговоров, в которых она, правда, могла уже не участвовать, у Эмили кружилась голова. На лоб налипали взмокшие пряди.       А снег за так и незанавешенным окном всё падал, падал и бесследно проваливался в глубокую черноту ночи.       Она не помнила, как добралась до своей постели поздним вечером. Сама или, что скорее всего, её кто-то отвел, потому что на коже ещё чувствовались следы чьих-то мягких рук, кажется, Ханны. Она же, наверно, и переодела ее, сняла тесное, слишком теплое платье, так что теперь её знобило в одной сорочке. Все тело было мокрое. Голые ступни давно заледенели, но было слишком тяжело переворачиваться и натягивать на себя тяжёлое одеяло.       Эмили повернула голову набок и увидела, что окно приоткрыто. Понятно, почему так холодно. От того, что ещё недавно она изнывала от жары, а теперь никак не может согреться, у неё совсем сбилось дыхание.       В комнате было темно. Нечетко вырисовывались контуры мебели, еле заметно светлели ручки полок в столике. Когда её взгляд упал на них, она долго смотрела, пытаясь что-то вспомнить, потому что смутно ощущала их причастность к её состоянию, и наконец вспомнила. Это не было озарение, скорее удар тупым концом ножа. Теперь ей было все равно. Спокойствие, которого она так жаждала последние пару недель, накрыло её.       Она знала, чем все может обернуться, но размышляла об этом как-то лениво, через силу. В самом деле, что может сделать Алоис? Если не убьёт, так её все равно ждёт смерть в скором времени, а если ему это всё-таки удастся, не придётся иметь дело с демоном. Сплошные плюсы.       Эмили лежала без движения ещё немного, пока не почувствовала, что и вовсе одеревенела от мороза, собралась с силами и нырнула, как в сугроб, под одеяло. Но время шло, она понемногу согревалась, и даже, кажется, задремала, когда окно вдруг стукнуло, и ее резко выдернуло из полусна.       Она скорее догадалась, чем увидела, что дверь открылась, потому что, по всей видимости, сквозняк и ударил рамой, другого объяснения просто не нашлось. Перебирала в голове немногочисленные варианты, кто это мог быть: Ханна что-то занесла или пришёл Алоис? Клод, как правило, в покои госпожи не заходил без крайней необходимости.       Но вошедший молчал. Ханна бы окликнула её или вышла, заметив, что она спит. Оставался Алоис.       От его ночных визитов Эмили не то чтобы отвыкла, слишком мало для этого времени прошло, но предпочитала спать одна. Немыслимо, как совсем недавно она была рада такому его приходу. Её оправдывало то, что это было всего однажды и потому, что тогда она замерзла, почти как сейчас. Но сейчас-то она не хотела его видеть. И слышать. И чувствовать. И хотя её руки до сих пор были холодны, она все равно бы выбрала просидеть в ледяной постели до утра, чем делить её с кем-то.       Но этот кто-то её желания не учитывал, как и обычно, и, неслышно пройдясь по ковру, лёг рядом. Эмили подумала, что должна, просто обязана сейчас отодвинуться, пусть всего на сантиметр, но не быть рядом с ним. Да, можно было сделать вид, что она спит. Можно было сделать вид, что она не заметила исчезновения писем. Но она и так слишком долго притворялась. Однажды им придётся поговорить, ведь так?       Она дернула плечом как раз в тот момент, когда на него легла узкая ладонь Алоиса. Он помедлил, как бы раздумывая, а потом убрал руку. — Хорошо, Эмили, — тихо сказал он. Ждал долго, так что казалось, уже не продолжит. — Хорошо. Ты знаешь, верно?       Ей не требовалось спрашивать, о чем именно она должна знать. Только кивнуть. — Хорошо, — повторил Алоис и громко сглотнул, будто едва сдерживался от чего-то. — Я хотел, — опять пауза, — хотел немного подождать, но уже плевать, ладно. Тебе же тоже было плевать… на меня, правда?       Как ни хотелось Эмили не видеть сейчас его глаз, она снова ощутила, что должна повернуться. Алоис приподнялся на кровати, и по то и дело открывающемуся рту было понятно, скольких усилий ему стоило не сорваться. Только зачем он держится? Разве когда-либо, когда злился, он это делал? — Я не собираюсь кричать на тебя, — демонстративно ровным голосом начал он. — Упрекать или даже наказывать за что-то. Теперь мне тоже плевать, — он особенно подчеркнул последнее слово. — Просто когда ты мне понадобишься — а это, поверь, совсем скоро — я тебя выкину. Выкину, как куклу.       На этой фразе его голос задрожал от злости. Но ничего не случилось. Вздорный, взрывающийся по пустякам Алоис молчал, и только слишком часто поднимающиеся плечи говорили о его волнении. — Я даже не собираюсь больше ничего тебе объяснять. Ты этого не стоишь. Грязная, вшивая кукла с улицы. Такой ты и осталась.       Видно было, что он не был намерен говорить это, по крайней мере, сегодня ночью, но получилось так, что сказал. Сказал и ушёл, оставив Эмили раскрытой, вмиг замерзшей снова, и окно опять стукнуло в тишине.