Я всегда буду рядом

      Внизу абсолютно белого листа темнела незамысловатая подпись. Знак этот давно стал условным — дело провалилось, и за каждый пустой лист Алоис придумывал новое наказание. Вот почему Эмили вздрогнула, выводя своё имя, — потому что знала, что в этот раз он такого промаха не простит.       Она давно пожалела о своём минутном порыве: дети каждый день остаются без семьи, и вмешиваться было безрассудной глупостью, которая неизбежно приведёт к новой порции издевательств, и хорошо, если на них всё закончится. В таких вопросах её жених был поразительно изощрён, его никогда не смущали ни статус, ни возраст жертвы, если он избрал для себя таковую. Помнится, когда она три года назад только поселилась в его доме, запуганная, грязная девочка, он со смехом вылил на неё ушат ледяной воды со словами, что не потерпит у себя такого жалкого вида. Когда Эми, как и ожидалось, простудилась, мальчишка лишь пожал плечами.       Никто из посторонних не знал, что творилось за безмолвными стенами особняка, а те, кому известно было, что граф Транси приютил маленькую бродяжку, на полном серьёзе считали его благодетелем: он одевал свою подопечную в лучшие наряды, водил на праздники и городские фестивали, закармливал леденцами. Но кто мог заподозрить, что спасённая им девчушка, пусть теперь обретшая вполне благосостоятельный вид, и дочь забытой герцогини Роусфорд — одно и то же лицо? Впрочем, от титула осталось только название, цены он не имел; как особа женского пола, Эми не могла претендовать на наследство, их бывший особняк с крытыми галереями и колоннами, перевитыми плющом, сдавался внаём, а в свете она была представлена не иначе, как в качестве названой сестры графа. Он показывал её дамам, как прелестную зверушку, с покровительственной улыбкой брал за плечи, однако всё показное добродушие в любую секунду могло смениться неудержимым гневом, любое движение или «недостаточно почтительный тон» приводили Алоиса в бешенство.       В то утро она, кажется, посмела возразить ему, когда он небрежно назвал её своей собственностью. — Вздумала перечить мне? —  в потемневших в одно мгновение льдисто-голубых глазах подростка заблестел яростный огонь. — Неблагодарная дрянь! — вскричал он и толкнул девочку на холодный блестящий паркет.       Она всхлипнула, посмотрела на разодранную коленку, а потом на него — жалостно и укоризненно. Взгляд этот разозлил мальчика ещё сильнее, и тут же удар пламенем обжёг щёку. Алоис бил наотмашь, не жалея сил, перед лицом мутнели пастельно-розовые пятна света, который лился сквозь окна. Только эти лучи были спасительным маяком в море боли. Из глаз капали слёзы и мешались с кровяными подтёками, располосовавшими бледную кожу. — Ну же, Эм, реви! Не надо меня стесняться, — он тяжело дышал и под конец наградил её пинком. Выпрямился, вытер выступивший пот со лба, довольно улыбнулся. — Наконец-то.       В голове невыносимо гудело. Алоис ушёл, стуча каблуками, но вернулся скорее, чем хотелось надеяться. Его глаза жадно блестели, когда он, выхватив из рук дворецкого какой-то металлический прут с раскалённым наконечником, быстрым шагом приближался к Эмилии. Боль взорвалась тысячью кострами на крепко сжимаемом плече, девочка, не в силах терпеть, завизжала, и её крик долго, нескончаемо долго отражался в безразличных коридорах. Потом она упала на пол, обессиленная, в слезах, и с тех пор больше никогда не плакала. — Ты принадлежишь мне. Запомни это хорошенько.       С того дня он больше открыто не мучил её, только дразнил и изредка одаривал снисходительной улыбкой, когда та или иная его просьба была выполнена с надлежащим усердием. Он нашёл в её вечном молчании преимущество для самого себя: Эмили не раскололась бы даже под страхом смерти. Поначалу ей давали мелкие поручения, чем не занимался Клод, которые через довольно короткий срок переросли в нечто настолько секретное, что об этом предпочитали не упоминать на людях. Первое серьёзное задание состояло в том, чтобы разведать, сколько задолжал мистер Граннингс мистеру Фоксу, и выудить из него не только деньги, но и информацию.       Девочка помнила, как на дрожащих ногах впервые подошла к Уильяму Граннингсу и, сказав, что она от Фокса, передала ему заветный конверт. Мужчина долго вглядывался в посыльную — вид у него был такой, словно он обо всём догадался и сейчас кликнет констебля, чего, к счастью, не произошло. В письме, безукоризненно написанном Фаустусом, говорилось, что кредитор намерен увеличить проценты, если долг не будет немедленно возвращён, и это возымело своё действие: началась переписка. Там были и просьбы об отсрочке, и увещевания, и угрозы, наконец, нужная сумма оказалась перечислена.       Транси не интересовали деньги в привычном их назначении, более того, он презирал эти бумажки, за которые многие шли на преступления и похуже, но они были нужны для очередного дельца. Узнав от бедняги Уилла, кто сейчас пользуется наибольшей благосклонностью королевы, он перевёл их этому человеку, чтобы тот был его личным и неусыпным информатором. Так, ему было известно всё, что творилось при дворе: основные новости, слухи и интриги. В последних он отнюдь не брезговал участвовать. Для Эми все поручения вскоре сплелись в паутину лжи, лицемерия и предательства, которая сеткой окутала её сердце без надежды на освобождение. Ей столько раз приходилось надевать самые разнообразные маски, что она едва ли помнила, что на самом деле под ними скрывалось, а если и помнила, то прятала где-то глубоко в душе.       Она превратилась из тощего, обиженного судьбой ребёнка в очаровательную девочку-подростка, похожую на куклу в своих изысканных нарядах, а сходство это усиливали глаза, безжизненно застекленевшие. Именно они поражали всех, кто видел её, и ещё то, что она никогда не смеялась, как положено детям. Кто мог заподозрить её в каких бы то ни было преступлениях? Эмилия продолжала жить у своего жениха, который праздничную церемонию далёким утром решил заменить клеймением. Её существование так бы и тянулось гнетущим шлейфом без конца, если бы привычный уклад жизни не изменило появление в ней нового лица — Сиэля Фантомхайва. Она приметила его сразу, хмурого, с единственным, скорбно смотрящим синим глазом, помнила, как встрепенулся его взгляд при виде неё. Девочка поспешила исчезнуть в глубине аллеи и из-за фонарного столба наблюдала за каретой. Она знала, что ждало Фантомхайва, знала, какую роль должна была сыграть в его «смерти», и впервые за долгое время волновалась. Нет, это даже не промелькнуло на её восковом лице, тень не легла на него, но зато нервы были напряжены до предела.       «Глупо, глупо, чёрт возьми!» — повторяла Эм, сжав кулаки и направляясь к особняку бархатно-голубым вечером, окна на верхних этажах сверкали, оживлённые последними лучами заката. Она взяла себя в руки и глубоко, до лёгкого головокружения вздохнула, прежде чем войти, дальше было легче. Она выдержала разговор с Сиэлем, и наконец-то почувствовала себя свободнее, едва за нею закрылись двери новой спальни. Здесь было куда приятнее, любимый сиреневый цвет успокаивал, прохладный ветерок охлаждал кожу и развевал волосы, в темноте казавшиеся почти белыми. Следующий вечер, когда послание о неудаче, замаскированное под просьбу прислать за ней карету, было отправлено Алоису, наступил совершенно безлунный.       Разве можно было поверить, что Сиэль просто так даст себя убить, тем более имея подле себя идеального дворецкого? Который ни за что не допустит, чтобы кто-то прикоснулся к его господину, не говоря о намерении причинить тому хоть мало-мальский вред. Он наверняка обо всём догадался. Именно поэтому она должна скрыться из особняка как можно скорее, бежать прочь, если хочет сохранить свою жизнь.       Девочка помотала головой, отгоняя мысли о возможной расправе, и, быстрым шагом подойдя к двери, открыла её. Убедившись, что длинный коридор абсолютно пуст, она зашагала во мрак. Сейчас старый, исходящий из детства страх темноты пугал её куда меньше, чем встреча с Михаэлисом. Выдуманные чудовища под кроватью не идут ни в какое сравнение с чудовищем настоящим, которое может растерзать тебя без малейшего сожаления, презрительно отведя взгляд в сторону, будто ты не стоил и толики внимания. Сердце предательски стучало в груди, несмотря на кажущееся спокойствие, маской застывшее на лице. Эмили продолжала идти, по памяти стараясь найти верный путь к выходу, но нужной лестницы нигде не было видно, она просто будто испарилась. Только многочисленные двери, но большинство из них были либо заперты, либо вели в совершенно незнакомое место.       Это начинало ей не нравиться. Несмотря на то, что ночью всё действительно кажется иным, сейчас не оставалось сомнений — это дело рук дьявола. Из-за стоявшей повсюду гробовой тишины поместье, казалось, было окутано непроницаемой пеленой. Ни привычного скрипа половиц, ни свиста ветра в трубах — не было слышно ничего, кроме собственного прерывистого дыхания, как вдруг... где-то сзади раздался ритмичный, повторяющийся звук. Это были шаги. Громкие и гулкие, они отдавались эхом в пустом помещении. «Нет, — мгновенно пронеслось в голове. — Только не это». Эми ускорила шаг, почти перейдя на бег. Она знала, кто у неё за спиной. Демон.       Несколько в спешке пройденных поворотов, и взору представился новый коридор, длинный и окутанный мраком, даже редкие свечи, которые попадались прежде, не освещали его. Раздумывать было некогда, оставалось следовать вперёд. По спине пробегала дрожь от каждого шороха позади, но тратить время на страх попросту безрассудно, дорога была каждая минута. Внезапно зрение различило где-то справа спасительную лестницу, и ноги инстинктивно двинулись ей навстречу. Она стремительно спускалась по ступеням, едва касаясь перил, но темнота не упустила случая сыграть с ней злую шутку. Запнувшись на последних ступеньках, девочка упала вниз, но, кажется, только разодрала в кровь колени. Собравшись с силами, она поднялась и, уже несравнимо медленней, пошла дальше. Спустя некоторое время беглянка заметила приоткрытую дверь и свернула туда в надежде спрятаться. В комнате, куда она вошла, не было видно ни зги, и темноту словно можно было прощупать руками.       Неожиданно дверь позади неё захлопнулась с глухим стуком. Во мгле вспыхнули два алых глаза с вертикальными зрачками, и тьма ожила, рассыпавшись множеством чёрных перьев. По паркету застучали высокие каблуки. — Надо же, какая занятная гостья, — прозвучал бархатистый мужской голос. — Ещё и двух дней не прошло, а вы уже хотите отравить господина. Как невежливо с вашей стороны. — С-стойте. — Неужели вы думаете, что это так просто сойдёт вам с рук? — шаги неумолимо приближались. — Граф даже не успел окончательно избавиться от подозрений на ваш счёт, а вы уже решительно исполнили приказ… Алоиса Транси, не так ли? Нельзя было не догадаться — в тот же день после встречи с графом Транси в поместье появляется таинственная незнакомка. — Чьё-то лицо приблизилось, сверкнув острыми клыками, и возле самого уха раздался зловещий шёпот: — Скажите, сколько дел вам поручал паук её Величества?       Девочка продолжила стоять, не глядя в глаза демону, похолодевшие пальцы рук дрожали от страха. — Больше, чем вы можете себе представить, — коротко ответила она. — Да неужели? И всё же попытаюсь. — Я не могу этого сказать. — Даже когда ваша жизнь висит на волоске? — ухмыльнулся дворецкий. — Тем более, когда моя жизнь висит на волоске. — Довольно пустых разговоров, — Себастьян шагнул ей навстречу, перья мгновенно взметнулись в разные стороны, создавая мрачный ореол. По стенам поползли чернильные тени, напоминающие грешников в аду — они тянули свои руки-щупальца вверх, тщетно пытаясь спастись от алого пламени.       Эмили в ужасе попятилась, но в ту же секунду какая-то неведомая сила подняла её над землей и направила прямиком к чернеющему силуэту, глаза которого горели дьявольским огнём, а губы изогнулись в хищной улыбке. Когтистые руки приблизились к самому её горлу и замерли в нескольких сантиметрах от него. — Знаете, почему никто не знает, как Он расправляется с неугодными? Потому что...— пауза, заставившая всё внутри перевернуться. — Мертвецы не говорят.       Жуткая боль пронзила в тот же миг до кончиков пальцев. Как будто раскалённым ножом проводили под кожей, раздирая мышцы, ломая сосуды. Невидимое пламя охватило её — кости, казалось, вот-вот обуглятся, а глазные яблоки нестерпимо горели. Что угодно, смерть, сделка, неизвестность, только не этот ад. Голова стала кружиться, глаза закрывались. Какие-то гулкие удары, которые оказались стуком собственного сердца, слышались всё реже. Конечности немели. Она не поняла, когда боль перестала ощущаться так явственно, ужасный жар сменил озноб, и единственное, чего хотелось, так это навсегда провалиться в сон. — Хватит! Довольно!       Она не осознавала, что кричала сама, голос словно исходил отовсюду. Мучения прекратились как по волшебству, тело, уже не поддерживаемое неизвестной силой, бесчувственно рухнуло на пол. Плечи ещё трясло — никогда прежде ей не доводилось испытывать такую боль. Руки отказывались повиноваться и крупно дрожали. — Вы почти такая же жалкая, как и большинство людей, — презрительно фыркнул демон. — Тогда, — простонала Эмили, — почему... вы остановились? — Демоны ещё никогда не заключали новый контракт, пока не выполнен предыдущий. Но, имея в качестве вознаграждения подобное, я вполне могу заставить себя ждать.       «Невозможно. Как он узнал, что я... была готова?»       Страх прошёл так же неожиданно, как и появился, даже нашлись силы подняться с колен, оправить одежду и заглянуть в светящиеся перед ней багровые глаза. — Итак? — Роусфорд снова надела извечную маску беспристрастности. Голубое смятое платье светлым пятном выделялось в кромешном мраке. — Я спрашиваю один раз: готовы ли вы заключить со мной договор? — На определённых условиях, разумеется. — И каких же? — эта игра начала его интересовать.       Ему редко попадались людишки, осмелившиеся с ним спорить, и сейчас Себастьян решил узнать, чем закончится эта партия. Он молча ждал ответа. — Знаете ли вы про печать Бельфегора*? Я хочу, чтобы вы поставили именно её. — Решили поиграть? — несмотря на удивление, овладевшее им при осознании того, что ей известно о печати, Себастьян улыбнулся. — В таком случае, вы должны дать мне взамен то, что получить возможно лишь при исключительной удаче, иными словами, должно случиться чудо. — Я постараюсь подарить вам чудо. Хотя вас устроит и мой проигрыш, правда? — Я хочу узнать, на что вы ставите. И, пожалуйста, не медлите, я очень нетерпелив. — Я дам вам то, чего вы так жаждете. Душа графа Фантомхайва. Я добавлю ей новый оттенок вкуса, благодаря чему вы сможете насладиться ею в полной мере, а если у меня не получится, вы сможете забрать мою душу в любой момент. Срок выполнения — до Рождества.       В помещении раздался громкий смех: — Вы необычайно самоуверенны, мисс! На вашем месте любой бы предпочёл быструю смерть. — Избавьте меня от нравоучений.       Чёрные перья вновь засвистели в воздухе. Лапа с острыми, как бритва, когтями полоснула по левому плечу, высекая на бледной коже идеально ровную пентаграмму, из-под контуров которой стекло несколько капель горячей крови. Договор был заключён.