Я всегда буду рядом

      Юный граф уже отходил ко сну, когда дверь в комнату со скрипом отворилась, пропуская маленькую девочку, что-то радостно щебечущую о завтрашнем дне. Сиэль до сих пор не мог привыкнуть к объятиям сестры и просьбам поцеловать её перед сном. Он всегда ограничивался лишь тем, что на секунду прижимал к себе и велел отправляться спать, после чего та обиженно надувала губки, говоря, что он её совсем не любит. Обычно хватало одного скептического взгляда, показывающего, что ни ситуация, ни его поведение не требуют никаких разъяснений, поэтому Кэтрин ничего не оставалось, как повиноваться и возвращаться к себе. — Сиэль, — позвала девочка, садясь на кровать. — Ложишься спать? — Да. Уже довольно поздно, Кэтрин, и тебе тоже стоит отправляться в постель, — фраза получилось довольно холодной, впрочем, как и всё, что говорил Фантомхайв. —  Я же просто пришла пожелать спокойной ночи!       Мальчик тяжело вздохнул и, сам не зная почему, попытался придать словам наиболее тёплый оттенок, на который он вообще способен. Вышло вполне сносно. — Спокойной ночи, Кэтти.       Она улыбнулась и уткнулась носиком в грудь брата, крепко обхватив его руками. — Я тоже люблю тебя, Сиэль.       Сиэль не знал, что ответить, и неловко молчал. Это, однако, длилось не больше трёх секунд, пока Кэтти не поднялась и вприпрыжку не понеслась к двери. Мальчик безрадостно усмехнулся и, забравшись под одеяло, повернулся на бок.       Его сестра ещё такая маленькая. Пережила смерть родителей, но всё равно не теряет жизнерадостности, по-прежнему весело улыбается и так же любит его самого, несмотря на то, что он никогда не говорит ей об этом. Наверное, в силу возраста, она всегда добра и каким-то шестым чувством замечает, когда кто-то из окружающих встревожен или озабочен чем-то. Только чем могла быть озабочена эта девушка, Роусфорд, оставалось только догадываться. Её поведение было очень странным, если не сказать подозрительным, она появилась неожиданно и непонятно с какой целью, но пока все было тихо, и даже Себастьян, с самого начала настроенный против неё, ещё не нашёл за ней никакой провинности. Он бы не стал молчать, если бы обнаружил что-то, что могло повредить молодому господину. Кроме того, завтра эта особа должна уехать и, хотелось надеяться, навсегда: оставаясь вежливой, она все же сумела довести его до раздражения. Мальчик совсем скоро заснул. Утром пришло письмо от Ее Величества, в котором она просила расследовать смерть какого-то мистера Рубенса, человека ему неизвестного, но, видимо, достаточно важного, если сама королева обратила на него внимание. Время ехать.

***

«Послушай, малышка, послушай, Эмилия, — Сказала мне мама тогда. — Пускай хоть потоп — будь сильною, милая, И сможешь ты выжить всегда. Пускай хоть пожар — не сдавайся, дочурочка, И даже когда я умру…» Но я, не дослушав, заплакала, дурочка, Сквозь слезы сказав: «Не пущу». Я была глупою, я была слабою, Но все это в прошлом, поверь. Лишь церковь, насквозь пропахшая ладаном, В кошмарах мне снится теперь».       Девочка отложила перо в сторону и, устало вздохнув, поднялась из-за стола. Подбородок дрожал, но слез не было, стих был окончен. В который раз. Она не понимала, почему всегда пишет эти строчки снова и снова, а потом сминает лист в ладони и бросает в огонь. Так повелось с тех пор, когда ей становилось слишком одиноко у Алоиса, когда слишком давила позолота люстр, золотой орнамент на обоях, блеск тяжеловесных подсвечников. После этого стихотворения, придуманного давным-давно, больше не получалось написать ни одной строфы, а потому она выводила одни и те же буквы, раз за разом, от месяца к месяцу, потому что… это успокаивало. Странно, но это было так.       Неожиданный стук в дверь прервал ее уединение, и Эмили, наскоро спрятав исписанный лист, отрывисто бросила: «Войдите!» На пороге показался Сиэль, судя по одежде, он собирался в дорогу. Окинув ее внимательным взглядом, он, видимо, вспомнил цель своего прихода и, негромко прочистив горло, заговорил: — Я вынужден отправиться в Лондон по делам, не терпящим отлагательств. Если я не вернусь до вашего отъезда, надеюсь, это не станет проблемой. Всего доброго. — Благодарю за ваше гостеприимство, граф.       Прощание вышло сухим и коротким. Когда мальчик был в холле, а Себастьян уже накинул ему на плечи чёрное пальто, прибежала Кэтрин. — Сиэль! Ты даже не сказал, что сегодня уезжаешь! — возмутилась она. — У меня много дел в Лондоне, поэтому я могу задержаться, — ответил Сиэль, взял протянутую ему трость и отвернулся. — Можешь прогуляться по саду, если надоест играть в комнате. И да, Себастьян приготовил ужин на сегодня, когда проголодаешься, скажешь Барду. Надеюсь, он не спалит кухню на этот раз, — едва слышно прошипел он последнюю фразу. — Лааадно, — огорченно протянула девочка, поразмыслив несколько секунд и решив, что просить остаться бесполезно. — Возвращайся скорее.       Глядя вслед уже уходящему брату, она вздохнула. Почему ему приходится делать все это? Расследовать преступления, искать нарушителей закона, раскрывать странные происшествия по приказу королевы. Почему это нельзя поручить кому-то другому, взрослому человеку? Она еще не понимала всего смысла в словах долг, ответственность, честь, но знала, что Сиэль ценит их чрезвычайно высоко. Слишком высоко для своего возраста. Благодаря подобному различию между ними, он казался ей таким недосягаемым, холодным и храбрым, что нередко создавал впечатление маленького взрослого. Но она всегда верила, что за его маской скрывается добрый и любящий старший брат, который ни за что не позволит нанести своей сестренке хоть мало-мальский вред.       Кэтти, облегченно улыбнувшись, поднялась к себе в комнату и, взяв с полки плюшевого кролика, прижала его к себе. Его сшили специально для Рождества, а после, лишь через несколько дней, он вошел в продажу и стал неимоверно популярным. От зайчика пахло не так, как от обычных новых игрушек, а теплом и уютом, зимними снегопадами и карамельными леденцами. Тогда Сиэль был почти таким же, когда были живы их родители, но все празднество закончилось после двенадцати ударов часов. Словно по волшебству, мальчик вновь переменился и стал холодным и безрадостным. «Уже поздно, Кэтрин», — только и сказал он, прежде чем отправиться в свою комнату. Но все же это было чудесное Рождество…       Раннее утреннее солнце слабо освещало оживлённые улицы. Размеренный стук трости по булыжным мостовым терялся в шуме проезжающих карет и голосов продавцов на обочине, пытающихся вручить зазевавшемуся прохожему свой товар. — Фиалки, сэр! Купите фиалки, — предлагала невысокая женщина в сером накрахмаленном чепчике, протягивающая маленький букетик собранных цветов. — Угля, угля, кому угля! — зазывал крепкий коренастый мужчина, то и дело закручивая густые усы и потрясая коричневым холщовым мешком.       Торговцев мальчик миновал спешным шагом, за ним, не бросив на людей ни единого взгляда, следовал дворецкий. Цель их визита находилась в нескольких кварталах от центра города, куда они вскоре и прибыли. Ею оказалась невзрачная на вид лавка, если бы не несколько прислонённых к стене гробов и табличка «Undertaker», украшенная крупным черепом. Когда-то светло-коричневая краска потемнела от времени и кое-где слезла, в углах виднелась сетка паутины. Нисколько не смущённый представившимся зрелищем, Сиэль привычным движением отворил дверь и вошёл внутрь. В комнате царил полумрак, из темноты выступали похоронные венки и еще большее разнообразие гробов, на стене висело пособие по человеческой анатомии. Казалось, в помещении никого не было, но низкий раскатистый смех сразу разрушил это предположение. — Доброе утро, граф! — нараспев произнёс его источник, высокий человек в просторном чёрном балахоне, длинным седыми волосами и широкой улыбкой. — И что же привело вас сюда, куда мало кто заглядывает по собственному желанию? — У меня к тебе дело, Гробовщик, — спокойно ответил тот, снимая цилиндр и передавая его в руки слуге. — Мне нужна информация об убийстве на Холборн-стрит. — О-о-о, вы имеете в виду того бедного ювелира, который умер в нескольких шагах от своего дома? Увы, я мало что могу рассказать. Этот джентльмен возвращался из здания суда, когда на него было совершено нападение. На шее обнаружили две ранки, из которых не переставала течь кровь. Поговаривают, — он приблизился к самому лицу Фантомхайва и тихо прошептал, — что это был вампир.       Сиэль невозмутимо отошёл в сторону, чётко озвучив своё мнение на этот счёт: «Чушь. Наверняка убийца хотел ввести всех в заблуждение этим нелепым трюком». Мужчина лишь развёл руки в сторону: — Как знать, как знать? Но интересно другое… Недавно меня навестил один неприметный человечек, тот самый адвокат, к которому и обращался наш мистер Рубенс. Он интересовался тем же, чем и вы, и даже захотел взглянуть на тело. Довольно-таки странно, не находите? Он был бледен, словно мои завсегдашние посетители, ха-ха… А потом, — он на секунду остановился, решив взглянуть на бесстрастное лицо собеседника, но после резко продолжил, — просто свалился в обморок, когда увидел ту самую причину смерти.       В комнатушке воцарилось молчание, прерываемое тихим хрустом печенья, невесть откуда появившимся в руке этого странного высокого человека. Наконец, спустя минуты две-три, словно всё как следует обдумав, граф прочистил горло и, взяв из рук дворецкого шляпу и вежливо поблагодарив Гробовщика за предоставленную информацию, вышел из лавки. Солнце, уже успевшее подняться над крышами домов, слепило глаза, ветер трепал верхушки деревьев, как треплет хозяин любимую собаку. Лондон уже полностью очнулся от глубокого сна, улицы были полны людей. Мужчины в строгих серых костюмах и с кожаными дипломатами в руках шагали на работу, женшины в неброских хлопковых нарядах не отставали от своих мужей, сыновей, братьев. Были здесь и детишки, маленькими ладошками вцепившиеся в руки матерей и семенящие следом.       Фантомхайв гордо прошёл через галдящую толпу, изредка налетающие порывы воздуха развевали полы его чёрного плаща. Мысли его были встревожены недавним преступлением. Джейдон Линфорд Рубенс, местный ювелир и бывший военный врач. Из-за травмы, полученной на службе, правая нога мужчины была повреждена, вследствие чего он был отправлен в Лондон, где и занялся драгоценными камнями. Намётанный на войне глаз неплохо помог ему в подобном деле, а дружба с высокопоставленным чиновником обеспечила ему довольно-таки крупный доход. Но какой именно проступок, какая оплошность послужила причиной столь жестокой расправы? Это ему и предстояло выяснить. Королева не любит ждать… — Милорд, разве вы не желали зайти на обратном пути к мистеру Ларкинсу? — раздавшийся сзади осторожный голос мгновенно вернул мальчика в реальность. — Ах да… тот неприметный адвокатишка, — тон его не отличался особым воодушевлением. — Я помню. Пока я буду допрашивать его о том, что ему известно, выведай всю информацию от Скотланд-Ярда. И опроси свидетелей — нам нужны подозреваемые. — Как скажете, юный господин, — дворецкий поклонился, неизменным жестом приложив правую ладонь к груди, и исчез в толпе.       Сиэль свободно вздохнул, взглянув на лазурно-голубое небо, не омрачённое ни одним облаком, свернул с Шафтсбери-авеню и зашагал на восток. Несколько кварталов, и цель его путешествия будет достигнута. Теперь же, за многие месяцы ненастья и нехватки времени на подобное, он вполне мог уделить пару минут на то, чтобы насладиться пейзажем. Такого утра действительно давно не было в Лондоне, да и в Англии в целом, не считая уединённых южных деревушек, где воздух предельно чист и всё дышит сельским умиротворением. Солнце, набирая силу, посылало свои лучи в самые заброшенные переулки, преломляясь от разбитых стеклянных осколков и создавая игривые зайчики, бегающие по покрытым плесенью каменным стенам. Такой резкий контраст людской бедности с неоспоримой красотой и богатством природы навевал странные чувства. Эти рассуждения, впрочем, были вскоре прерваны шумом, звучавшим прямо за следующим поворотом. Судя по визгливому женскому голосу и резкому звону бившейся посуды, это была семейная ссора. Очень громкая семейная ссора.       Граф презрительно поморщился и вышел на Холборн-стрит. Развивавшийся супружеский конфликт исходил из дома с железной табличкой, гласившей: «Мистер и миссис Ларкинс. Дом 104». Одновременно с громким женским криком на влажную от ночного тумана землю полетела ещё одна тарелка, когда ругающиеся супруги наконец приметили раннего гостя. Сиэль спокойно стоял в стороне, держа в руках снятую чёрную шляпу и осматривая суровым для своего возраста взглядом то, что представилось его взору. На деревянном крыльце небогатого домика стояла довольно-таки высокая женщина в тёмно-сером накрахмаленном чепчике и клетчатом, уже выцветшем платье, и с мужем их разделяла только ветхая ольховая перегородка. Мистер Ларкинс казался полной противоположностью своей жене — он был низким, плотным человечком, с воскового лица которого градом катился пот. По выражению маленьких блестящих глаз можно было догадаться, что главой семьи являлся явно не он. Жена адвоката первая заметила, что за ними наблюдают, и сошла вниз, показав жестом мужу, что их разговор не окончен. — Чем могу помочь, милый мальчик? — спросила она, дружелюбно склонив голову набок. — Доброе утро, миссис Ларкинс, — Сиэль шагнул вперёд. — Я хотел бы разузнать кое-что об убийстве, произошедшем около пяти дней назад. Джейдон Линфорд Рубенс, местный ювелир и бывший военный, погиб в нескольких метрах от своего дома при крайне странных обстоятельствах, но перед этим он заходил в контору вашего мужа, держа в руках чёрный непрозрачный пакет. При осмотре на месте преступления он не был найден, из чего можно сделать вывод, что в настоящее время он находится у мистера Ларкинса, к которому я, собственно, и пришёл, чтобы задать несколько вопросов.       Услышав цель визита мальчика, оба побледнели, но совсем скоро женщина вновь обрела самообладание и любезно пригласила его войти и спокойно обсудить все дела за чашечкой горячего чая. Она привычными движениями пошла на кухню и, достав с полки красочную жестяную коробочку с зелёными молодыми листьями, заварила ароматный напиток.       Мальчик тем временем оглядывал маленькую, уютную гостиную, сидя на стареньком диване. Стены были увешаны дешёвыми картинами уличных художников, на столе красовалась конфетная вазочка из помутневшего хрусталя, на подоконнике стояло несколько колючих кактусов. Совершенно обычная комнатка среднестатистического государственного служащего, если бы не изящная фарфоровая статуэтка на прикроватном столике. Это была балерина, застывшая в неизвестном танце и сложившая руки на головой подобно лебедю. Слишком дороговато для такого заработка, но недостаточно для подозрений. Не дожидаясь вопроса, хозяин дома сбивчиво ответил, что эта вещица досталась им по наследству от тётушки и теперь бережно хранится в качестве последней памяти от неё.       «Настолько бережно, что любой вошедший без особых усилий может прикарманить её себе?» — пронеслась в голове ироничная мысль.       В следующую минуту зашла миссис Ларкинс, неся перед собой поднос с тремя чашками, и одним своим видом развеяла напряжённую атмосферу. Она уже успела переодеться из невзрачного серого платья в скромное, но обаятельное розовое, да и сама стала радушной хозяюшкой, предлагая отведать как можно больше свежих ореховых печений и миниатюрных шоколадных конфеток. Строгий пучок на голове сменила незамысловатая причёска, мгновенно омолодившая её лет на пять. На фоне этой молодой красивой женщины, как оказалось, привыкшей бывать в обществе, её муж совсем сник, растерянно перебирая пальцами. Наконец обмен приличиями закончился и можно было приступить к самому допросу. — Мистер Ларкинс, не будете ли вы так любезны рассказать чем вы занимались семнадцатого июля, начиная от визита сэра Рубенса? — Д-да, разумеется. Мы с Джейдом старые знакомые, поэтому когда у него возникают какие-то неприятности, он сразу идёт ко мне. И на той неделе у него появились проблемы… — И какие же? — О, пустяки, сэр, — с неловкой улыбкой ответил он. — Всего лишь нервная паранойя, он ведь сравнительно недавно прибыл из армии. — Говорите, все сказанное вами будет полезным. — Что ж, — Томас замялся и почти прошептал: — Он утверждал, будто за ним следят подозрительные люди. Н-но я сомневался, что это было правдой.       Сиэль на мгновение задумался. — Он говорил вам что-либо о своих врагах? — Мы не настолько близки, юный граф, чтобы я мог интересоваться такими вещами, — пальцы его нервно двигались, сбивая невидимые пылинки с одежды. — Я всего лишь выполняю свою работу, разве что иногда делаю для него небольшие уступки. Мне пришлось успокоить его и дать понять, что ему ничего не грозит, если он только не преступил закон или не перешёл дорогу кому-то из высшего света. Не в обиду вам будет сказано, граф, но он не сильно доверял всем этим лордам. Джейд сильно побледнел и на шатающихся ногах побрел из моей конторы. Если бы я знал, сэр, что он тогда говорил правду, если бы только знал!       Мистер Ларкинс теперь казался ещё более взволнованным, чем был несколько минут назад при ссоре с женой. Он сильно вспотел и то и дело утирал влажный широкий лоб дрожащей ладонью, глаза его покраснели. Супруга его держалась совсем иначе. На бледном аккуратном лице неподвижно застыли серебристые глаза, губы сжались в тонкую полоску, руки строго лежали на розовой парче. Заметив на себе пристальный взгляд, она тут же оживилась и со смущённой улыбкой извинилась за поведение мужа, сказав, что у него слабые нервы и что допрос, к сожалению, продолжен быть не может.       Фантомхайв кивнул, поблагодарив молодую семью за ценные сведения, и вышел из дома. Стало быть, мистер Рубенс вызвал недовольство какого-то высокопоставленного лица, а тот ему отомстил, отправив своих людей убить его. Вот только как надо было провиниться? А главное — перед кем? Ведь именно эту задачу — найти преступника — поставила ему королева… Дело не ново, такое случается едва ли не каждый месяц, когда неугодного человека сбрасывают с моста в Темзу или травят мышьяком, но почему именно этот случай Её Величество поручила ему? Во всём еще только предстояло разобраться.       Вдруг где-то слева промелькнула чёрная тень, через секунду затерявшись среди старых пустых ящиков. Мальчик внутренне напрягся, сжал пальцы на деревянной рукоятке пистолета и хотел уже его достать, но не успел. Откуда-то сверху обрушился удар, угодив прямо по основанию шеи, и вызвал целый сноп нервных импульсов. Примерно в это же время чья-то ладонь крепко зажала рот. В глазах помутнело, и через несколько мгновений тело юного графа рухнуло на землю.