Cassiopeia

      Было тяжело просыпаться: моя голова как будто наполнилась ватой, в ушах шумело, а всё тело неприятно болело, словно накануне я усиленно занималась физкультурой. К тому же, глаза жгло, и они постоянно пытались закрыться против моей воли. Я бы, наверное, ещё поспала, но рядом с кроватью, прямо на голом полу, сидела Лавгуд. Волшебную палочку она воткнула себе в сложенные волосы, таким странным способом удерживая их в устойчивом состоянии.       Я застонала:       — Что ты тут делаешь?       — Живу, — просто ответила Лавгуд.       — Нет, в данный момент.       — Жду, пока ты проснёшься, — как что-то само собой разумеющееся ответила она. Только теперь я заметила, что Полоумная мнёт что-то в руках. — Твой отец был странной личностью. Внешностью ты похожа на него.       — Что? — я вырвала из её рук фотографию. На ней улыбался Сириус. Я испуганно посмотрела на Лавгуд: — Откуда ты знаешь? Мне ведь самой про это недавно только сказали...       — Не очень давно... — пожала плечами она, — прошлым летом. Когда была с Гарри в Министерстве Магии. Я видела его мельком, но это не значит, что не смогу узнать черты лица. Да и фотографии... просто живая встреча подтвердила. А ты не знала, что ли?       Я начала сердиться. Скинула одеяло, спрыгнула на землю и подошла к шкафу, скрыв лицо в груде одежды. Теперь понятно, почему она так странно смотрела на меня весь этот год.       — Нет, — прохрипела, — не знала. А ты не могла мне сказать?       — Зачем говорить про очевидные вещи? — искренне удивилась Лавгуд.       — Да потому что очевидность — это самое прекрасное в мире! — наконец вспылила я, завязывая сине-серый галстук. Мерлин, если бы только не молчала, я бы могла узнать правду на год раньше...       Полумна хотела что-то сказать, но в комнату вошла староста Рейвенкло. Она испуганно смотрела на нас, её глаза были заплаканные и покрасневшие. Я постаралась не выдать страх или беспокойство, Лавгуд же моментально поднялась.       — Что-то случилось? — спросила она неожиданно серьёзно. Может быть, у этой девчонки интуиция лучше, чем у всех рейвенкловцев разом взятых.       — Девочки, — староста на минуту потеряла самообладание и опять заплакала, — девочки, профессор Дамблдор собирает всех нас в Большом зале.       Сказала это и, заплакав ещё хуже, выбежала из комнаты. Я вздохнула, так и не надела мантию поверх формы, пошла вслед за ней. Полоумная следовала рядом со мной, строя предположения. Каждая её версия была чудней другой. «Боже, — хотелось сказать мне, — успокойся. Всего лишь мёртв Герой всего магического мира». Но, конечно, я это не сделала, а просто кивала, со всем соглашаясь. Где-то внутри всё больше и больше рос страх.       Со всех коридоров к Большому залу стекались ученики. Вообще-то, в толпе я замечала и спины профессоров, и светящиеся силуэты призраков. Где-то наверху улюлюкал Пивз и никто даже не пытался выгнать его, чтоб он не мешал. Откуда-то со стороны долетали странные трубящие звуки, словно в какой-то комнате спрятали слона.       И пусть никто пока ещё не знал, что произошло, в воздухе всё равно витала напряжённая атмосфера. Скорбящая. Она давила на плечи и голову. Толпа занесла меня внутрь, и я на время потеряла Полумну из поля зрения. Не знаю, как, но я, даже не заметив этого, уселась на самом краю стола. Прямо напротив меня сидел Драко — он скучающим взглядом обводил всех вокруг, пока не увидел меня. Короткий кивок и опять тот же отсутствующий вид.       Медленно заполнились все места, учителя восседали за своим столом, призраки расположились рядом с учениками своих факультетов. Я посмотрела на стол Гриффиндора — Джинни, Рона и Гермионы там не было. Как и Гарри Поттера. Остальные как никогда тихо сидели, даже не перешёптывались и не улыбались. На лицах сосредоточенность, на губах ни тени усмешки.       Я задержалась и на Колине. Он явно плохо себя чувствовал: бледный, с красными глазами, он вот-вот должен был упасть в обморок. Неужели Империус так сказывается на здоровье или всё же плохая новость, которая сегодня явно разлетится по всему миру? Гриффиндорец посмотрел на меня, и я сразу же отвела взгляд, словно только что и не пялилась на него. Рядом со мной села Рейчел, которая явно опоздала. Она растеряно смотрела на директора, но сохранила чувство такта — промолчала.       Из-за стола вышел Дамблдор. Сегодня он был одет в траурную чёрную мантию, его обычно серебристая борода словно потеряла всю свою яркость. Глаза под половинками-очками потускнели. В зале мгновенно воцарилась могильная тишина. Мне хотелось нервно хихикнуть из-за сравнения. О боже, надо успокоиться. Я впилась ногтями в ладонь, точно зная, что останутся следы-полумесяцы.       Слева от учительского стола опять донеслись странные трубные звуки. Там, в самом углу, сидел Хагрид — его огромные плечи каждую секунду вздрагивали, а звуки появлялись из-за того, что он постоянно сморкался в большой цветастый платок. Это вызвало у меня чувства жалости, отвращения и печали. На глаза навернулись слёзы.       — Приветствую вас, — тихо сказал Дамблдор, но его слова эхом разнеслись по залу. — В это утро вам пришлось пораньше подняться. Мы собрались тут отнюдь не для трапезы. Сегодня ночью произошло страшное, необратимое...       Позади него всхлипнула профессор Спраут. МакГонагалл неловко похлопала её по плечу, хотя у неё самой глаза странно поблёскивали из-под очков.       — Этой ночью, — продолжил Дамблдор громче, — был подло убит Гарри Джеймс Поттер. Во сне, в своей кровати, без попытки защититься и принять смерть в бою. Он умер не от палочки, а от яда.       Пару секунд тишина всё ещё стояла. А потом словно вздохнуло большое существо. Громкое «ах» пронеслось по залу, а потом звуки пошли вразнобой. Кто-то плакал, кто-то испуганно кричал; некоторые поднялись со своих мест, растерянные, неверующие в слова директора. За столом Гриффиндора все остались сидеть — просто тихо плакали или успокаивали друг друга.       Я опять посмотрела на Драко, зная, что он всё это время следил за моей реакцией. Наконец, отвечая на его не прозвучавший вопрос, я кивнула. И заплакала, даже не планируя этого. Крупные слёзы текли по моим щекам, на миг останавливаясь, чтобы потом упасть вниз. На мои плечи навалилась всхлипывающая Рейчел.       Я знала, что будет хаос. Но я не знала, что трагедия настолько вовлечёт всех. И ведь даже половина из присутствующих не раз очерняла честь Поттера. Мерлин, как же Тёмный Лорд прав. Мы — люди — такие двуличные.       Только когда все немного успокоились, Дамблдор смог опять говорить. По его морщинистым щекам тоже беззвучно катились слёзы.       — Министерство Магии — отчасти отдел мракоборцев — сегодня же прибудет в школу. Деканы факультетов проведут беседы с учениками младших классов. Работники министерства — со старшекурсниками. Я тоже буду допрашивать некоторых учеников. Это очень серьёзно. Если кто-то знает что-то или просто подозревает, прошу: не умалчивайте. Всё серьёзно. Убийство в стенах Хогвартса — это первый признак того, что Волдеморт всё больше и больше набирает силу. И только будучи вместе мы сможем его победить.

***

      Нас собрали спустя пару часов. Старшекурсники со всех факультетов расселись в коридоре, перед дверью Большого зала, в который всё время кто-то входил или выходил. Было необычно тихо, несмотря на такое столпотворение: все просто перешёптывались, боясь повысить голос. Казалось, что Смерть всё ещё ходит между нами, выискивая новую жертву. Такое уже отличие в месте, где кто-то умер.       Рейчел положила голову мне на плечо и тяжело вздохнула. Она успела вымыть потёкшую косметику из лица, но не стала краситься во второй раз. Даже свои светлые волосы она заплела в простую косу. Я видела её такой последний раз на третьем курсе.       — Как думаешь, он мучился? — спросила Рейчел, ещё раз тяжело вздыхая. Такие стоны, деланные слёзы раздражали меня всё больше.       — Не знаю, — ответила я тихо.       Но я прекрасно знала: сначала были мучительные судороги. Его тело, скорее всего, выгибалось до хруста в костях. А потом приходило удушье — через пять-десять минут Гарри Поттер навсегда попрощался с жизнью. По моей коже пробежали мурашки, я поёжилась. Так спокойно думать про это! Но бояться уже не было сил. Я просто устала притворяться, строить планы и думать про то, что я испорченная личность. Зачем, если уже ничего не исправить?       К нам подошёл Колин. Он поставил рюкзак на пол и плюхнулся на него, неудачно поставив лодыжку. Лицо скривилось от боли, но гриффиндорец не проронил и звука. На щеках у него остались следы от слёз. Я боялась встречаться с ним взглядом: вдруг он вспомнит эту ночь. Но Колин только обнял себя руками и сказал:       — Всё это ужасно.       Мы с Рейчел согласились.       За окном медленно заходило солнце — день сменялся вечером. Коридор почти полностью опустел, и совсем скоро должна была подойти моя очередь. В Большом зале сидели четыре мракоборца: трое мужчин и одна женщина. С младшекурсниками говорили деканы факультетов, с некоторыми — кого позвал сам Дамблдор — директор.       Сегодня должен был быть учебный день, но мы его провели в коридорах. Какая ирония: выходной, который все возненавидят. Мои невесёлые мысли прервала Полоумная, которая только что вышла из зала.       — Следующие, — сказала она.       Я, Колин и Рейчел поднялись. Никто ничего не сказал, хотя все уже давно устали. В этой очереди было мало тех, кто рвался вперёд. Около самой двери нас догнал Драко, его бледное лицо необычно раскраснелось.       — Ты же вроде у директора был, — прошептала я ему.       — Он послал меня к мракоборцам, — мрачно ответил Малфой.       Первое, что мы увидели, — необычную пустоту. Исчезли четыре стола факультетов, сменились небольшими ширмами, которые отделяли работников Министерства. Я сглотнула. «Лишь бы не использовали сыворотку правды, — молила непонятно кого, — тогда мне точно конец». Колин и Драко пошли налево, Рейчел направо; мне оставалось идти к столу посередине, за которым сидела женщина.       Я знала, почему никто не захотел идти к ней: красивая, даже слишком, с искривлёнными в едкую усмешку ядовито-красными губами, она казалась слишком строгой и страшной. Я села на краешек стула и вопросительно посмотрела на неё, стараясь не выдавать страх или волнение. Женщина вытащила из стопки чистый пергамент, обмакнула перо в чернила и, поправив волосы, сказала:       — Добрый вечер. Меня зовут Джулия Эвермонд.       — Здравствуйте, — запинаясь, произнесла, — я Кассиопея Хорн.       — Не волнуйся, — женщина записала моё имя, — это не допрос. Простая беседа, вынужденная мера. Твой факультет?       Я выразительно посмотрела на свой галстук, но Эвермонд явно всё это игнорировала.       — Рейвенкло, — наконец ответила я. Беседа грозилась быть ужасно раздражающей. Чтобы не волноваться, я тихонько била себя пальцами по коленке, пытаясь отвлечься. За соседней ширмой сидел Колин, и я могла иногда слышать его ответы.       Женщина записала малозначительную информацию обо мне и, наконец, подошла к делу.       — Как хорошо ты была знакома с Гарри Джеймсом Поттером?       — Не очень хорошо. Кажется, мы даже ни разу не разговаривали.       — Были ли у него недоброжелатели?       — Конечно, у всех выдающихся личностей есть недоброжелатели, — я сдержала смешок. О Боже, Тот-Кого-Нельзя-Называть стоит всех врагов вместе. Разве его мало? Но Эвермонд явно думала по-другому. Она задавала вопрос за вопросом, а я перестала бояться. Чего опасаться: она задаёт вопросы, которые скорее запутают, чем смогут что-то открыть. Вместо этого я стала прислушиваться к разговору Колина.       — Я не знаю, сэр, — ответил он на предыдущий вопрос, который я пропустила, — честное слово.       — Вашу палочку проверил сам Альбус Дамблдор. Вполне ясно, что вы в тут ночь были в комнате Гарри. Магия вас выдала.       Моё сердце забилось быстрей. О нет. Нет-нет-нет.       — Я всю ночь провёл в своей постели.       — Ваши однокурсники говорят, что вы вернулись поздно, — парировал мракоборец.       — У меня были дела... — промямлил Колин. Он был не уверен, потому что в памяти сохранились большие провалы.       Даже сама Джулия, которая должна была допрашивать меня, начала прислушиваться.       — Я думаю, — продолжил мракоборец, — что нам с вами стоит посетить Министерство. Так, ради интереса.       Ножки стульев заскрежетали, послышались шаги. Колин что-то бормотал, но его уже, конечно, не слушали. Он теперь один из подозреваемых. Из-за меня.       Какая же я малодушная.